Адреналинщик

   «Параграф 19. Некоторые способы взаимодействия с «зомби».

   Многие читатели сталкивались с проблемой — у вас разболелся зуб и его нужно вырвать. Во времена Армагеддона всем стало понятно, что найти хорошего живого дантиста теперь так же сложно, как хорошее средство для наркоза. Однако вокруг много плохих «зомби», которые так и жаждут провести над вами какую-нибудь нехитрую хирургическую операцию. Воспользуйтесь этим, обратив зло во благо себе. Лучше всего выбрать для этой цели обычный дом на отшибе. Привлеките внимание зомби, заставив их начать штурм вашего временного убежища. Укрывшись в одной из комнат, закройте дверь, не запирая её на замок. Привяжите один конец крепкой длинной нити к ручке двери, а другой — к больному зубу. Дождитесь момента, когда зомби дёрнет за дверь, при этом выдернув и ваш зуб. Дело сделано — больной зуб удалён. Осталось удалить только злосчастных зомби, штурмующих ваш дом, конечно, если они до этого не удалят вас».

   Ефим Молич открыл глаза, но ничего не увидел — вокруг была кромешная тьма. Он не испугался, только удивился столь быстрой перемене декораций. Ещё совсем недавно он боксировал с живым мертвецом на ринге для избранных, зарабатывал на хлеб насущный, забавляя публику одной богатой коммуны, как вдруг он приходит в себя, лёжа с дикой головной болью неизвестно где. Молич пошарил рукой, обследуя пространство вблизи, и нащупал лишь холодный металлический пол. Воздух в тёмном помещении был спёртый, без запахов, по крайней мере, запаха живых трупаков в нём точно не было.
   Значит, он не в морге, подумал Молич. И он не умер. И он не «изгой». Впрочем, по поводу последнего, он мог себя только обнадёживать, ведь Ефим не знал, что ощущает эта разновидность зомби, к которой на время возвращается человеческая память, а чувствовал себя он, кстати, препаршиво, будто после тяжёлого похмелья. Или после той тяжелейшей фазы болезни, которую пережил не так давно, и о которой у него остались ещё очень свежие воспоминания.
   Неожиданно сверху быстро замигал и зажёгся свет — источником была единственная лампочка, подвешенная к потолку. Ефим прищурил один глаз; второй уже давно почти не видел, да и вообще нуждался в удалении. Привыкнув к свету, он рассмотрел наконец неизвестное помещение, которое оказалось железным кузовом большого грузовика. Молич встал на ноги и осмотрелся — вокруг не было ничего, что могло хоть как-то послужить орудием самообороны в случае надобности, и он впервые занервничал. Машина стояла на месте, но Ефим расслышал гул двигателя, а это могло означать то, что он очнулся, когда грузовик остановился, например, от резкого толчка после того, как его куда-то долго везли. Около пяти минут он боролся с дверью кузова, но она так и не поддалась.
   Ефим не был уверен, стоит ли ему лишний раз привлекать к себе внимание, но не сдержался и прокричал несколько проклятий, обращаясь к тому, кто запер его в кузове. Правда, он сразу пожалел об этом и мысленно пожурил себя за несдержанность. Ежу понятно, даже дохлому инфицированному ежу, что это — похищение! Наглое похищение средь бела дня, прямо из дому. Наглее могло быть только похищение с ринга из-под носа у зрителей, делавших ставки. Его отключили, оглушив чем-то тяжёлым по голове, что говорило о крайней бестактности похитителя. Впрочем, если бы он, Ефим, решил сейчас тоже кого-то похитить, то, скорее всего, действовал бы точно так же, старыми грубыми дедовскими методами. Согласитесь, ну где сейчас найти хлороформ, чтобы тихо усыпить жертву? Все наркотические и болеутоляющие средства давно выпотрошены со складов больниц, госпиталей и научных институтов. Эра Армагеддона в самом разгаре, и всем уже давно не до изысканных манер.
   Вопрос состоял в том, зачем его похитили? Какому кретину это было нужно? С целью выкупа?
   Ефиму стало смешно. Конечно, для братьев-жлобов, заправлявших рингом, он был по-своему ценным бойцом, можно сказать, даже «звездой» зомби-боксинга, привлекавшей массу игроков, но пойти на столь необдуманный рискованный шаг могли бы только сильные конкуренты клана, которых у него просто не было. Кровопролитные битвы кланов и мелких банд уже давно закончились, и победила семейка братьев Хильштейн, прославившихся редкой жестокостью даже на фоне глобальной войны между живыми и мёртвыми. По крайней мере, на том куске суши, где обитал клан, конкурентов точно быть не могло, — их уже давно не было в живых, а зомби не в счёт.
   Ефим усмехнулся: его похититель — зомби? Какой-нибудь «изгой», который вспомнил о том, что когда-то был бандитом и решил, так сказать, вспомнить молодость? Ну не смешите зомбарей! Это было бы новостью, достойной новостных лент ведущих телеканалов, если бы они выходили в эфир, и заголовков самых известных газет, если бы они издавались. Но в эту смутную эпоху такие новости никому не нужны, а если бы это и вызвало интерес, то в последнюю очередь у зомбаков. Нормальный уважающий себя шатун уже давно присосался бы к его горлу и начал пировать, отрывая от его тела самые вкусные куски, а не запер бы в грузовике.
   Нет, определённо, его похититель был натурой более интересной, чем «изгой». Молич начал перебирать в уме все возможные варианты, относившиеся к личности неизвестного. Были ли у Хильштейнов враги, не являвшиеся открытыми конкурентами? Тайные соперники, ждавшие своего часа, чтобы выкрасть Ефима, лучшего, да и если уж говорить начистоту, единственного бойца на ринге, приносившего хорошую прибыль, неубиваемого Ефима по прозвищу Кувалда, героя, легенду последних времён! Действительно, почему бы ему без ложной скромности не называть себя легендой при жизни? Сколько было таких же рисковых парней, адреналинщиков, сложивших головы на ринге?
   Право, несложно одним точным ударом ноги или руки на время оглушить и дезориентировать зомби, но очень непросто в течение боя, который может продолжаться целый час, увернуться от его зубов или грязных ногтей, под которыми тоже хватает смертоносных микробов. После этого боец был обречён. У каждого инкубационный период проходил по-разному: у кого-то быстрее и безболезненнее, у кого-то дольше и мучительнее. Но в итоге они все присоединились к армии зомби. А вот он, Ефим «Кувалда» Молич всегда выходил сухим из воды, хотя на его теле можно было видеть следы не от одного укуса. В каком-то смысле его тело было открытой книгой множества жестоких боёв, ведь в соперники ему часто доставались далеко не «медляки», а довольно быстрые, сильные и злобные зомбари, потому что братья Хильштейны никогда не задумывались о таких вещах, как несоответствие весовых категорий и соотношение сил. Их интересовала только прибыль — золото и драгоценности, которые лились к ним рекой. Молич был необходимым сотрудником в их бизнес-компании, он мог победить почти любого зомбаря, а мог по тайному сговору и лечь под него без всяких сомнений. Бойцов на ринге не отдавали на растерзание живому мертвецу, даже если тот одержал верх в рукопашной схватке, отчего многие ошибочно считали вступление в ряды гладиаторов не настолько опасным, чтобы не попытаться на этом хоть разок неплохо заработать.
   Хильштейны знали один секрет, который известен любому владельцу казино — шарик всегда займёт нужную ячейку на колесе игровой рулетки. Иногда Ефим задумывался о том, что он и есть тот самый шарик на «чёртовом колесе» его работодателей, и вёл с ними сложную игру, вытягивая за свою работу как можно больше, но при этом так, чтобы не восстановить их против себя. Жадность всегда сильнее, а Хильштейны были жадны и скупы до невозможности, и поэтому Молич старался не переходить грань, за которой его будущее было скрыто завесой плотного тумана.
   Чтобы заработать больше баллов в свою пользу и свести на нет урон по его репутации после последней вспышки ярости, Ефим постучал в перегородку, отделявшую кузов от кабины, и обратился к незнакомому похитителю уже более смирно и покладисто:
 — Эй, если ты там… Послушай, я не знаю, кто ты и зачем ты это сделал, но, кто бы ты ни был, Хильштейны не простят тебе моего похищения. Я — их лучшая беговая лошадка, а ты стащил её прямо с ипподрома. Подумай, как они теперь будут себе деньги зарабатывать? Уверен, за тобой уже выехал конвой на мотоциклах, вся их свора, весь клан.
   Молич прислушался, но за перегородкой было тихо, кроме всё того же глухого рокота двигателя. Однако какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что его слова услышаны, и он продолжил:
 — Не знаю, что у тебя на уме, но, может, мы сумеем договориться? Только для этого нам надо действовать сообща и быстро. Ты слышишь меня? — крикнул Ефим, снова с силой стукнув кулаком о перегородку.
   Внезапно взревел мотор, и машина резко тронулась с места, так что Молич еле удержался на ногах. Он быстро присел, прислонившись к стенке, и сделал это вовремя, потому что грузовик, видимо, начав развивать довольно высокую скорость, сделал крутой поворот. Лампочка на потолке погасла, и Молич снова оказался в полной темноте. Неожиданно спереди раздался удар, сотрясший весь корпус машины, затем несколько ударов чуть слабее. Похоже, грузовик наткнулся на какую-то преграду, во что-то врезался или что-то снёс, причём несколько раз, но не сбавил ход. Ефима мотало из стороны в сторону, и он беспомощно распластался на полу, чтобы получить как можно меньше ушибов от соприкосновения со стенами металлического кунга грузовика.
   Машину трясло и кидало в стороны ещё минут двадцать, пока наконец она не замедлила ход и не остановилась. Снова загорелась лампочка. Спустя несколько секунд с лязгом приоткрылась створка двери, и чья-то рука швырнула на пол к ногам пленника какой-то предмет, после чего снова захлопнулась. Молич с удивлением увидел, что это был большой молот на длинной толстой рукояти. Дар похитителя, подкинувшего ему не что иное, как кувалду, был поистине символичен. Это было его любимое холодное оружие, которое он использовал на ринге в боях против зомби и благодаря которому он и получил своё прозвище. Орудие, способное ненадолго вывести живого мертвеца из строя, но не способное его убить. Орудие, разрешённое правилами ближнего боя устава Хильштейнов.
   Неужели это всё-таки были они? Неужели жадные толстосумы придумали для него какое-то новое дьявольское испытание, чтобы разнообразить игру на ринге и привлечь к ней ещё большее число игроков?
   Молич поднял с пола кувалду, с удовлетворением отметив, что вес её как раз тот, к которому он привык (ещё одна деталь не в пользу Хильштейнов). Орудие ближнего боя было в меру тяжёлым, именно таким, чтобы удержать его в руках, нанеся сокрушительный удар. Бывают молотки раза в три тяжелее, которые практически невозможно применять в качестве оружия — они только отбирают силы, а не служат добрую службу, какую должен служить подходящий слесарный инструмент.
   Ефим подошёл к двери и попробовал открыть, но она не поддалась, хотя ему показалось, что дверь закрыта ненадёжно, будто не до конца. Он подёргал за рукоять двери и заметил небольшой зазор. Дверь держала одна защёлка снизу, которую, безусловно, сложно было бы взломать вручную. Но ведь теперь у него была кувалда! И, возможно, ему подкинули её неспроста. Догадаться, что делать дальше было легко, — Ефим размахнулся тяжёлым молотом и с грохотом опустил его в области нижнего замка.
   Дверь раскрылась, и Молич осторожно выглянул наружу. В глаза ему ударил яркий солнечный свет, лицо обдало потоком сухого горячего воздуха. Жара была нестерпимой, и у него на мгновение даже пропало желание покидать прохладный кузов грузовика. Однако он взломал дверь не для того, чтобы продолжать скрываться от судьбы. Ефим увидел асфальтированное полотно широкой дороги, потрескавшуюся ленту серого цвета с еле различимыми следами дорожной разметки, убегавшую вдаль посреди безжизненной степи. И, конечно, неизбежный атрибут всех дорог — останки скелетов, черепа и кости. Унылая и, к сожалению, привычная картина Апокалипсиса — провинциальные дороги, вымощенные человеческими костями. Намёка на присутствие зомби вроде бы не было, и Молич спрыгнул на шоссе.
   В тут же минуту грузовик, подняв столб черного дыма, валившего из выхлопной трубы, сорвался с места и вскоре был уже не различим в мареве, расплывшемся над дорогой, будто поднимавшемся от невидимого костра.
   «Оперативно сработано», — подумал Ефим, глядя вслед машине.
   Он осмотрелся, и от картины, открывшейся его взору, у него подкатил ком к горлу. Это была самая настоящая выжженная солнцем пустыня, по которой изредка пролетали диковинные растения «перекати-поле». Степь пересекало прямое шоссе. В стороне, куда умчался грузовик, виднелся каменный мост и до него было как минимум километров шесть или семь. В противоположной стороне, намного ближе находились развалины бензоколонки. И больше ничего и никого.
   Ефиму ужасно захотелось пить, и он зашагал в сторону близлежащих развалин, посчитав, что если у него и есть шанс найти завалявшуюся бутылку питьевой воды, то только там.
   Теперь он уже вообще ничего не понимал — логика в его похищении отсутствовала полностью. Даже если бы это задумали Хильштейны, они были не настолько милосердны, чтобы оставить его в живых. Нет, ему явно оставили шанс на выживание и даже обеспечили оружием. Но благодарить за это, конечно, Молич всё равно бы не стал. Как бы он хотел взглянуть сейчас в лицо этому «добряку», но, увы, это было невозможно — грузовик уже не догнать.
   Ефим вспомнил о тех нескольких ударах, пришедшихся по капоту машины, и сообразил, что по пути грузовик, видимо, сбил несколько жмуров, а, может, и помял какую-нибудь легковушку, из чего он сделал вывод, что похититель по любому был лихим парнем.
   На некотором расстоянии от бензоколонки Молич предусмотрительно пригнулся и проделал остаток пути, бесшумно и крадучись, отлично зная, что меры предосторожности никогда не бывают лишними даже в такой богом забытой дыре. На бензоколонке уцелел всего один заправочный аппарат — остальные были снесены подчистую, по-видимому, уже очень давно. Навесы над ними также почти везде отсутствовали, зато обломков железа и пластмассы хватало повсюду. Крыша над зданием провалилась, двери были сорваны, внутри царил полумрак. Молич часто задавался вопросом, почему большинство небольших зданий, таких, как это, выглядит так, будто они побывали в эпицентре урагана, тайфуна или цунами, хотя подобных природных катаклизмов тут никогда не было и в помине. Возможно, просто потому, что там, откуда уходили люди и приходили зомби, начинался полнейший хаос, и в эпицентре этого бедствия не было места таким заурядным и, казалось бы, необходимым вещам, как целые двери, окна и крыши. Нет, отныне в этом мире все жилые здания должны были выглядеть как дома с привидениями из старинных готических сказок, и никак иначе! От этого можно было приходить в бешенство, это можно было осуждать и критиковать, но справиться с этим было нельзя.
   Молич ещё раз придирчиво осмотрел окрестности. Вокруг всё было спокойно, только посредине асфальтированной площадки дрались за добычу несколько ворон. Эти птицы не погибали и не заражались во время Армагеддона, а наоборот усиленно размножались, как будто всеобщая разруха способствовала этому основному инстинкту. Приглядевшись, Ефим увидел, что добычей птиц была человеческая рука, ещё довольно свежая с виду. Он поднял с земли камень поувесистее и швырнул его в ворон, — те с гневным карканьем разлетелись, рассевшись по ближайшим столбам электропередач.
   Неожиданно какой-то звук со стороны здания привлёк внимание Ефима. Ему показалось, что он слышит человеческий голос или, скорее, плач. Он не сразу рассмотрел фигурку девушки, буквально вжавшуюся в боковую стену строения. Она сидела на земле, закрыв лицо руками и что-то бормоча.
   Молич поднял кувалду и сделал несколько осторожных шагов, когда девушка подняла голову и взглянула на него заплаканными глазами. Тушь была размазана по её лицу, выражение лица было растерянным, а глаза смотрели испуганно и затравленно.
   Заметив Ефима, она тут же вскочила на ноги, и её лицо озарила улыбка:
 — Вы… не зомби!
   Молич смерил её оценивающим взглядом. Девице можно было дать лет двадцать пять, она была стройна, одета по-походному — чёрный топ, скрывавший упругую грудь, пыльные джинсовые шорты и стоптанные кроссовки. Ефим нашёл, что она вполне себе ничего, блондинка с миловидным лицом и прямым открытым взглядом светлых глаз. По разумному рассуждению, она не могла быть зомби-изгоем, поскольку выглядела для этого слишком свежо, да и вдобавок размазанная тушь на её лице — это смотрелось так непривычно и женственно, что вначале Молич даже смутился. Ещё одна деталь поневоле также настроила его на дружелюбный лад — в руке девица сжимала пластиковую бутылку с водой.
 — Что случилось? — спросил Ефим.
 — Вы не зомби?
 — Да нет же!
 — О, слава Богу! Как я рада… — девушка шагнула к нему навстречу, как вдруг пошатнулась, закатив глаза.
   Она выглядела так, будто у неё закружилась голова, и Молич, забыв о предосторожности, импульсивно бросился ей на помощь, подхватил за тонкую талию и, надо сказать, без особого труда уложил её хрупкое тело на асфальт в тени уцелевшего навеса. Он плеснул немного воды из бутылки ей на лицо, отчего размазал её чёрную тушь ещё больше, а заодно приложился к бутылке и сам.
   Понемногу девушка пришла в себя, с удивлением посмотрев на Ефима.
 — Наверно, солнечный удар, — сказал Молич. — Скоро пройдёт. Выпейте воды, — он помог ей сделать глоток, приложив горлышко к её накрашенным алой помадой губам.
   В нём пробудился живой интерес — было так странно видеть молодую красивую женщину с макияжем на лице в такой глуши, вдали от закрытых крепостей-мегаполисов и прочих человеческих муравейников, что в голову ему даже закралась мысль, не является ли она, так же, как и он, жертвой похитителей?
 — Спасибо, — поблагодарила она, и Молич помог ей подняться.
   Отряхнувшись от пыли, девица с любопытством посмотрела на Ефима.
 — Что у вас с глазом? — спросила она.
   Молич смутился ещё больше:
 — С глазом? А что с ним?
 — Как, вы не знаете? Он у вас другого цвета, — и она протянула ему маленькое зеркальце, быстро вытянув его из кармана шорт.
   Молич глянул в зеркальце и осмотрел лицо так сосредоточенно, как будто видел его впервые. Да, левый глаз выглядел теперь намного хуже, чем четыре дня назад. Радужная оболочка приобрела насыщенный фиолетовый цвет, а зрачок заметно расширился, в то время как его здоровый правый глаз оставался таким же, как и при рождении — светло-серым.
 — Да, он другого цвета, — согласился Ефим.
   Девица улыбнулась:
 — Это, наверно, гетерохромия. Как у моей бывшей собаки, у неё глаза тоже отличались: один был карим, второй — голубым.
 — Да, это бывает, — пробормотал Молич. — У вас была собака…
 — Была. Она погибла. Всё хорошее когда-то было в нашей жизни, правда? Знаете, — сказала блондинка, помолчав, — вы похожи на моего отца. Он — военный. Только с этим молотком смотритесь как-то нелепо, не обижайтесь.
   Ефим кивнул и ещё раз подозрительно осмотрелся. Он вспомнил, зачем шёл сюда и указал в сторону полуразрушенного здания:
 — Вы там были?
 — Да.
 — Вода есть?
 — Нет… но я нашла одну бутылку, пейте.
   Пока Ефим утолял жажду большими жадными глотками, девушка отошла от него на несколько шагов и, вытащив из кармана смартфон, сделала несколько снимков.
 — Зачем это? — недовольно спросил Молич, покосившись на гаджет. — Заканчивайте, я этого не люблю.
 — Для истории, как вы не понимаете, — рассмеялась блондинка. — Вы мой спаситель, странствующий рыцарь, который теперь будет меня охранять от страшных демонов.
 — Бросьте, какой, к чёрту, я рыцарь! — рассвирепел Ефим. — Откуда вы вообще здесь взялись?
 — А вы?
   Он кивнул:
 — Хорошо, начнём с малого. Как тебя звать, малышка?
 — Настасья. А вас — Кувалда, верно?
   Молич с интересом посмотрел на девушку:
 — С чего ты взяла?
   Она улыбнулась:
 — Ну, это же видно. Вы с кувалдой, значит, и зовут вас так же.
   Ефим усмехнулся — либо у незнакомки сохранилось чувство юмора, либо она узнала его, что, впрочем, было и не удивительно с учётом шумихи, поднятой вокруг его имени. Великий Ефим «Кувалда», гроза живых мертвецов, неуязвимый для зомби-вируса, живая легенда, доказавшая, что зомбаки отнюдь не так страшны, как их малюют! И само собой, его должны были знать далеко за пределами владений клана Хильштейнов, а «соски» вроде этой вообще должны были мечтать о встрече с такой звездой, как он!
   Молич снова с недоверием посмотрел на развалины. Сказать по чести, ему не хотелось идти в покосившееся здание, которое в любой момент могло обвалиться полностью, но ему захотелось осмотреть его самому — вдруг он найдёт ещё воды. Кто знает, сколько времени им придётся провести в этой степи, пока кто-нибудь не подберёт их на попутной машине, конечно, если вообще удача улыбнётся им настолько, а проблема с питьевой водой — вопрос жизни и смерти. Возможно, в данном случае это даже серьёзнее, чем проблема с зомби. Поэтому Ефим направился к зданию заправки с твёрдым намерением перевернуть там всё вверх дном.

   «Параграф 24. Вопрос толерантности.

   Надо открыто признать раз и навсегда, что все мы живём в мире, где правит толерантность и мораль. Каждому уважающему себя законопослушному гражданину нового мира всегда нужно иметь при себе «комплект толерантности». В него входит: мясницкий тесак длиной не менее пятидесяти сантиметров, резиновые перчатки, осиновый кол, молоток и бутылка горючей смеси с запалом. Придя на встречу с инфицированным, будьте вежливы и тактичны, но держите чемоданчик с комплектом под рукой. Умейте выслушать зомбированного собеседника, проявляя интерес к тому, о чём он говорит, даже если это ваши аппетитные конечности. Для поддержания интимной обстановки зажгите ароматические свечи на обеденном столе и предложите инфицированному коктейль Молотова. Если он откажется, загоните осиновый кол в грудь зомби, подожгите запал от свечи и разбейте бутылку о его голову. Встреча закончится зрелищным фейерверком, подчёркивающим торжественность происходящего. Уходя, тихо прикройте за собой дверь. Сделайте всё это как можно более толерантно».
   
   Молич заглянул в проём двери, прислушался к тишине и, убедившись, что в здании никого нет, вошёл внутрь. На полу валялись, доски, обломки пластиковых панелей и осколки стекла от разбитых холодильников, разумеется, пустых. На стойке стоял кассовый аппарат, но даже если в нём и осталась какая-то мелочь, то она не представляла ценности. Ефим так увлёкся осмотром развороченных холодильников, что на время забыл о существовании девицы, пока она не напомнила ему об этом сама.
 — Эй, рыцарь-спаситель, — испуганно крикнула девушка. — Зомби идут!
   Крепко выругавшись, Молич вылетел через дверь, едва не сбив Настасью с ног, и осмотрелся. Вокруг — никого, шоссе по-прежнему было тихим и пустынным, но, прищурив здоровый глаз, Ефим разглядел далеко вдали несколько бредущих, слегка пошатывающихся фигур. Зомби как всегда шли толпой, и Молич смог рассмотреть пока только самых первых. Шатуны не отличались особой дальнозоркостью, и можно было надеяться, что они не заметили их под прикрытием развалин. Однако зомби шли по шоссе в их сторону и минут через двадцать должны были пройти мимо. Ефим знал, что если их заметит или учует хоть один зомбарь, то за ним без промедления ринется вся толпа.
 — Назад в дом, быстро! — скомандовал Молич.
   Они укрылись за стеной, и Ефим выразительным жестом приказал девушке не шевелиться.
 — У тебя есть оружие? — шёпотом спросил он.
 — Откуда?
   Молич сжал в руках кувалду. Если их заметят, дело запахнет жареным. Интересно, как долго он сможет отбиваться одним молотком от оравы зомбарей, которая неизбежно будет пополняться новыми монстрами?
 — Слушай внимательно, — сказал он. — Когда они начнут проходить мимо, мы не должны выдать своё присутствие ничем, даже вздохом. Эти твари очень чуткие и реагируют на малейший шум вблизи.
 — Я знаю, — ответила Настасья. — Не первый день замужем.
   Ефим усмехнулся:
 — Надеюсь, не за шатуном?
 — Нет, есть такая поговорка. А вообще-то у меня ещё никого нет. А у тебя?
   Молич отрицательно покачал головой, подивившись самообладанию девушки, которая могла говорить на столь праздную тему в такой момент. На несколько минут они застыли, прислушиваясь к звукам извне. Время тянулось мучительно долго, а зомби двигались неоправданно медленно. Ефим выглянул в проём окна и обнаружил, что живые мертвецы ещё на почтительном расстоянии от заправки.
 — Ползут, как черепахи, — прокомментировал он. — Знать бы заранее, так мы могли бы рвануть от них в сторону моста.
 — Знаешь, зачем они идут к мосту? — спросила Настасья.
 — Теряюсь в догадках.
 — Под этим мостом река. Только воды там нет, русло пересохло. Они спускаются туда и продолжают путь всем скопом по высохшему дну реки. Апокалиптическое зрелище!
 — Интересно, куда же они идут?
 — Все реки впадают в моря. Может, они идут к морю… чтобы утопиться?
   Молич ухмыльнулся:
 — Было бы хорошо, если так. Послушай, пока их нет… — Ефим пристально посмотрел на девушку, сидевшую в противоположном углу, обхватив голые колени руками. — Я бы хотел задать пару вопросов. Только подползи поближе, чтобы мне не кричать.
   Девушка послушно исполнила его просьбу, присев рядом с ним.
 — Скажи, детка, откуда ты здесь взялась? — шепнул ей на ухо Молич. — Если ты мне честно ответишь, тогда я расскажу свою историю.
   Она улыбнулась, отводя взгляд:
 — Ты знаешь, меня твоя история не интересует. Я знаю, что ты боец на ринге.
 — Откуда? — удивился Ефим.
 — Ну, мы, юные девушки из крепости знаем своих героев, интересуемся, собираем фотографии, обклеиваем ими стены, ну и так далее и тому подобное.
 — Ах, так ты из крепости, — хмуро произнёс Молич. — И каким ветром тебя сюда занесло?
   Девушка молчала, отведя взгляд. Внезапно Ефим положил свою огромную руку ей на шею, прикоснувшись к пряди светлых, оттенка золотой колосящейся пшеницы, волос.
 — Знаешь, крошка, я не люблю, когда меня игнорируют.
   Девица брезгливо отодвинулась подальше, сбросив его руку, и метнула в него яростный взгляд.
 — А я не люблю, когда меня лапает какое-то хамло, даже если он идол. Лучше расскажи что-нибудь весёлое, пока нет ходячих трупаков.
 — Весёлое? — переспросил Ефим.
   Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить что-то хоть мало-мальски забавное из своей не самой развесёлой жизни.
 — У нас на ринге был один зомбарь, — наконец сказал он. — Звали его Рыган Эвтаназиу. Поговаривали, что он румын. Перед тем, как выпустить его на ринг, перед боем ему всегда надевали слюнявчик. Это было смешно… А ещё я слышал историю о звезде сериала про ходячих мертвецов. Когда его заразили прямо на съёмках нового сезона, он превратился в зомби, а потом, обернувшись в «изгоя», вспомнил, кем он был в прошлой жизни и предложил режиссеру доиграть свою роль до конца… А ещё в Санкт-Петербург приехал финн-зомбарь. Он хотел напиться до чёртиков и заказал в ресторане ящик водки. Он пил рюмку за рюмкой, бутылку за бутылкой, но не пьянел. Он облился водкой с ног до головы, чтобы она вошла через поры, но всё было бесполезно. И тогда его обуял дьявол. Он искусал официанта, официант укусил бармена, бармен искусал вышибалу, вышибала укусил ресторатора, и так продолжалось всю ночь напролёт, пока ресторан не закрылся на вечный карантин.
   Настасья с грустью ответила:
 — Да, когда-то в самом начале зомбиапокалипсиса, многое доходило до абсурда.
 — К сожалению, — заметил Ефим, — абсурд никуда не делся. Вся наша жизнь — сплошной абсурд, и зомби правят миром… Тихо!
   Моличу показалось, что он расслышал отдалённый звук шагов. Они замерли, прижавшись к стене. Ефим заметил на лице Настасьи странную улыбку, которую можно было объяснить одним — девчонка на грани истерики. На какой-то миг он испугался, что она завизжит, но та сохраняла завидное спокойствие. Жестом она дала понять, что всё в порядке.
   Со стороны шоссе донёсся топот множества ног, бессвязное бормотанье, нечленораздельные возгласы ходячих мертвецов, тяжёлой поступью проходивших мимо автозаправки. Ефим больше не рисковал выглядывать, превратившись в неподвижную статую с кувалдой. Он взмок от пота, его сердце бешено колотилось в груди, но Молич ни разу не пошевелился. Однажды ему показалось, что звук шагов раздался совсем рядом от двери — какой-то чрезмерно любопытный зомби заглянул в пустой проём, но его интерес на этом ограничился, и живой мертвец присоединился к остальным.

   «Параграф 27. Зависимость от зомби.

   В последнее время мы всё чаще сталкиваемся с проблемой «зомбизависимости». Это явление начинает проникать в нашу жизнь, нанося ощутимый урон всему цивилизованному обществу. Некоторые психологи называют его главной проблемой социума эры Армагеддона. Но так ли она страшна, как нам её представляют? В большинстве случаев причиной является неспособность человека бороться с собственными психологическими проблемами в одиночку.
   Бывает, что зомби исчезают с улиц городов и долго не появляются в поле зрения. Человеку, привыкшему с ними сражаться изо дня в день, начинает казаться, что его жизнь теряет смысл. Нет зомби — нет смысла жизни. На этой почве зачастую возникают психозы, галлюцинации, всевозможные пограничные состояния рассудка. В результате человеку начинает казаться, что мирные люди, которые его окружают — это инфицированные. Он продолжает с ними бороться, не подозревая, что борется с такими же здоровыми членами общества, как и он сам. Устранить эту проблему локально несложно, намного сложнее устранить её повсеместно и навсегда».

   Очевидно, толпа была огромной, и прошло не менее пятнадцати минут, прежде чем топот ног и утробные стоны монстров начали стихать вдалеке.
 — Уходят, — прошептал Ефим.
   В этот момент выражение лица Настасьи сменилось с испуганного на недовольный, она вскочила с места и, к изумлению Молича, выбежала из здания наружу. Затем раздался её пронзительный и долгий крик. Не вопль ужаса, а скорее клич призыва — то, чего Ефим уж точно не мог ожидать. Он побелел от ужаса, выпрямился во весь рост и выглянул через проём двери.
   Настасья визжала что есть мочи в сторону уходящим мертвецам и размахивала руками, как будто только и хотела того, чтобы её заметили.
 — Ты что, свихнулась? — прорычал Ефим, бросаясь к ней.
   Он попытался затащить девицу обратно в дом, как вдруг получил такой удар в живот, от которого у него надолго пропала всякая охота продолжить попытки её вразумить. Когда он пришёл в себя, у него промелькнула в голове мысль вырубить чокнутую девицу кувалдой, но было уже поздно — несколько зомбированных уже заметили их и поворачивались обратно, привлекая внимание остальных. Эффект толпы срабатывал в таких случаях чётко, и вся орава постепенно разворачивалась в их сторону. Те шатуны, кто видел людей на автозаправке, ускоряли ход, остальные слепо шли за ними, как за поводырями, пока потенциальные жертвы не попадали и в их поле зрения.
 — Ну что, ты добилась своего, стерва? — крикнул Молич. — Что теперь будем делать?
  Девица с восторгом посмотрела на Ефима.
 — Вот это драйв! — взвизгнула она. — То, что было нужно. Что мы будем делать? Драться, Кувалда! Для этого мы тут.
   Молич оценивающе посмотрел на несколько ближайших фигур зомбарей, которые, прихрамывая, приближались к ним с выражением обычного остервенения на лицах и тусклым блеском в остекленевших глазах. Возможно, он бы совладал с первым десятком неповоротливых тварей — нужно было просто шевелиться, вовремя уворачиваясь от их рук и зубов, — но, если на них попрёт все сонмище, это было бы напрасной тратой времени и сил. Рано или поздно они задавят их числом и разорвут на куски.
   Ефим не заметил, как девушка проскользнула обратно в дом и вернулась на площадку с двуствольным обрезом и полным патронташем, перекинутым через плечо.
 — Где ты это взяла? — вне себя от удивления произнёс Молич.
 — На самом видном месте, за кассовым аппаратом, — подмигнув ему, ответила Настасья. — Там, куда ты не заглянул.
   Он не успел опомниться, как девица вскинула ружьё и выстрелила в одного из ближайших зомби, выведя того из смутного состояния подобия жизни на неопределённое время. Молич оценил точный выстрел и пожалел, что у него нет такой же игрушки. С другой стороны, он понял, что тут не обойтись и без кувалды. Конечно, можно наделать много «подранков» в толпе зомби, но это их не убьёт, а только задержит на короткое время, после чего они рванут вперёд ещё более ретиво, чем раньше, — уж это бывалый гладиатор хорошо знал. Он прекрасно владел своим любимым холодным оружием и знал, как нанести удар так, чтобы отключить зомбаря всерьёз и надолго. При точном и выверенном ударе даже таким тупым орудием, как молот, можно было снести шатуну голову, поскольку шейные позвонки у живых мертвецов были слабыми и не исполняли необходимой функции удержания безмозглой и злобной головы на плечах так, как надлежало.
   Для этого, решил Ефим, им с боевой девчонкой, нужно составить слаженный тандем.
   Настасья сделала ещё несколько выстрелов по трём зомбарям, заставив их остановиться. Молич крикнул девушке, чтобы она прекратила пальбу, и бросился вперёд, нанося кувалдой сокрушительные удары, после которых немногие из шатунов оставались стоять на ногах. В то же время волна нападающих зомби нарастала, окружая их со всех сторон. Быстро оглядевшись, Молич заметил, что зомби появились даже со стороны степи, вылезая из-за здания автозаправки, хотя ещё пять минут назад их там не было. Они возникали там, где их меньше всего можно было ожидать, почуяв близость жертв, доказывая тем самым свою дурную репутацию вездесущих тварей. Инфицированных не было, когда их ждёшь, но они появлялись, когда этого совсем не нужно.
   Ефим подумал, что дело плохо. Им даже некуда отступать — зомби везде, на шоссе и в степи. Они с девчонкой даже не смогли бы влезть на крышу автозаправки, потому что её попросту не было.
   «Что же делать, драться до последнего? — спросил себя Молич. — До последней капли крови, пока силы не оставят их, и они не смирятся со своей участью, или бежать, пока ещё есть остаток сил?»
 — Настя, — крикнул Ефим. — Их слишком много. Нужно рвать отсюда, пока ещё не поздно.
 — Вот уж нет, — со смехом отозвалась девушка. — Двадцать пять зомбарей мы уложим как минимум. А чего ты испугался? Ты ведь гладиатор, ты не можешь жить без риска. Посмотри, вот он — настоящий риск! Я давно хотела попробовать его на вкус.
   Молич сплюнул, и как следует заехал по шее молотом ещё одному зазевавшемуся зомбарю. Девица подошла почти вплотную к одному из шатунов и, хладнокровно приставив ему ствол ко лбу, выстрелила, снеся полчерепа. Это привело её в бешеный восторг, и Ефим изумился гримасе дикой радости, застывшей на её лице.
   В этот момент он всё понял. Его разыграли, причём как мальчишку. Когда Ефим впервые увидел её, она показалась ему заплаканной маленькой девочкой, попавшей в передрягу. Но ей даже не пришлось выдавливать слёзы, ведь у неё была вода, которой так просто смыть дешёвую косметику, а затем артистично размазать её по лицу с одной простой целью — закрасться в доверие. И доставили его сюда лишь затем, чтобы он помог поучаствовать в игре обычной избалованной девки из крепости, которой надоел привычный пир во время чумы, и которая, со свойственной её возрасту тягой к романтике, решилась на это приключение, или, возможно, выиграла его в какой-нибудь лотерее.
   Внезапно ему показалось, что он слышит рёв машины. Со стороны моста на бешеной скорости мчался тот самый грузовик, на котором его сюда привезли — большая военная машина, выкрашенная в защитный тёмно-зелёный цвет с огромным кенгурятником на бампере. Грузовик с лёгкостью снес несколько шатунов, попавшихся ему на пути, и притормозил у бензоколонки.
   Из кабины выпрыгнул грузный человек в камуфляжной униформе с автоматом и помахал девице.
 — Ещё чуть-чуть! — проныла она, поспешно перезаряжая обрез и стреляя уже наугад. — Ещё десять патронов.
   Человек в камуфляже выпустил очередь из автомата по толпе зомби, посеяв внутри неё временное смятение. Молич опустил кувалду на землю, глядя со смешанным чувством уважения и отвращения, как девушка по очерёдности расстреливает зомбарей, видимо, приходя в экстаз от картины простреленных черепов, изрешечённых дробью.
   Когда в патронташе осталось всего три патрона, она оглянулась на Ефима и сказала:
 — Слушай, боец! Ты мне понравился. Я возьму тебя с собой в крепость, там у тебя будет всё, что ты захочешь. Может быть, даже я… Мой отец — комендант, так что бери, пока дают.
   Ефим смерил её придирчивым взглядом. Что ж, она была недурна собой и вдобавок так похожа на него. Она тоже не могла обойтись без адреналина, это было видно даже его единственным здоровым невооружённым глазом. Девица искала риск, и что самое важное, добилась своего — она его нашла.
   Через минуту они вдвоём уже сидели в кузове, и Настасья выпустила последние три заряда в головы самым настырным шатунам, попытавшимся догнать разгоняющийся грузовик.
   Переезжая через мост, Ефим увидел ту апокалиптическую картину, о которой упоминала его спутница. Вдоль по пересохшему руслу реки медленно продвигался поток человеческих тел, бесцельно, по закону толпы направлявшихся неизвестно куда и неизвестно зачем.
 — Я всё-таки не пойму, боец, — сказала Настасья. — Почему ты ещё не стал одним из них?
 — В моём организме антитела, — спокойно ответил Молич. — Иммунитет, что непонятного?
 — Ого, ты выработал иммунитет против вируса! — в восхищении произнесла девушка. — Это круто!
   Ефим нахмурился, вспомнив, как четыре дня назад костоправ, осматривавший его после каждого боя, закрылся с ним в медицинском боксе, доверительно поведав о новой проблеме. Организм победил инфекцию, но не до конца. Глазное яблоко кишело ДНК вируса, — из-за этого преображался и глаз, и красивым преображением назвать это было нельзя. Врач сказал, что волноваться особо не о чем, но, скорее всего, его левый глаз придётся удалить, когда он окончательно ослепнет. И не следует забывать о том, что он, Ефим, всё ещё является носителем инфекции.
   
   Сидя в кабине своего бронированного «Хаммера», братья Хильштейны проводили взглядом уносящийся вдаль грузовик.
 — Жаль терять такого бойца, — сказал тот, что сидел за рулём. — Но против крепости не попрёшь. У них крылатые ракеты в бойницах.
   Второй насмешливо посмотрел на брата и возразил:
 — Ну почему, посмотрим, как скоро она падёт.
 — С чего бы это?
 — С того, что они везут к себе Ефима. Ты забыл, что сказал костоправ? Вирус никогда так просто не уходит.