Забава монтажников

          Есть старая русская нерифмованная поговорка: первый апрель – никому не верь. И начинается: врут друг другу, рассказывают небылицы, придумывают байки-враки, да поинтереснее, чтобы выглядело правдоподобно, чтобы тебе обязательно поверили.
          В конце концов, приходит разоблачение, выясняется, что это был розыгрыш, чаще всего веселый, дружественный, все участники смеются, веселятся, друг на друга, как правило, не обижаются. Бывают розыгрыши остроумные, доброжелательные, бывают – злые, но реже, о них долго не помнят. А смешные истории-розыгрыши помнят долго, пересказывают годами, передают из поколения в поколение, их же переделывая и перевирая.
          В московском СМУ работал старый боевой летчик Аркадий Михайлович Тартаковский. В конце второй мировой войны перегонял самолеты из Америки в СССР через Аляску по лендлизу. Он работал старшим инженером по технике безопасности. В те далекие годы состояние техники безопасности было одним из главных показателей, по которому судили о строительной организации. Велась серьезная работа по обучению рабочих и инженерно-технических работников правилам техники безопасности. Любая травма на работе – это чрезвычайное происшествие, о каждом серьезном случае надо было в обязательном порядке докладывать в вышестоящие организации. Если травма стала причиной увечья рабочего (не дай бог, смертельный исход!), то на стройки приезжали комиссии сверху, профсоюзный контроль, местная прокуратура. Изучалась причина происшедшего, делались выводы, давались грозные указания по наведению порядка, устранению причин, которые привели к травматизму. Далее шли наказания: выговоры, лишение премий, снятие с работы, возбуждение уголовных дел, вплоть до лишения свободы – в зависимости от тяжести происшедшего.
          В период дикой перестройки все это рухнуло. А жизнь человека обесценилась настолько, что лишь смертельная травма могла привлечь внимание общественности и следственных органов.
          Сейчас дело начинает выправляться, с производственным травматизмом теперь ведут борьбу. (У нас всегда все в борьбе или в битве – то за урожай, то за достижения какие-либо, то за «догнать и перегнать Америку», то за здоровье трудящихся и так далее.) Сколько же лет еще потребуется, чтобы вернуть к жизни институт техники безопасности? Но даже в те благополучные с этой точки зрения времена нередко встречались руководители и исполнители программ по ТБ, которые относились к этому формально.
          Не таким был наш Аркадий Михайлович. Буквоед, в хорошем смысле слова, он работал по инструкциям, строгим, точно расписанным, максимальное выполнение которых вполне обеспечивало безопасный труд. Ему был выделен автомобиль¬фургон, оснащенный наглядными пособиями, плакатами, приборами, инструментом. Он ездил по всем объектам, где работали монтажники, читал им лекции, обучал приемам безопасной работы, принимал экзамены, был очень строг и делал свою работу терпеливо, скрупулезно и с офицерской настойчивостью.
          У нас он был самый уважаемый человек, намного нас старше, казался нам совсем стариком, хотя ему не было еще и шестидесяти. Толстый, килограммов сто пятьдесят весом, неуклюжий и всегда со смеющимися глазами. Добрый, умный, хохмач, анекдотист, всегда был с молодыми, был завсегдатаем всевозможных вечеринок. Вот здесь-то он был моложе нас! В душе – молодой человек и страстный любитель разыгрывать всех, кого уважал, в любое время года, суток, не дожидаясь первого апреля. Гордился тем, что он всю жизнь всех разыгрывает, а вот его никто никогда ни разу не смог разыграть. Он этим фактом хвастался и, издеваясь, рассказывал об очередном разоблачении попытки его «надуть» во Всероссийский день смеха – первого апреля.
          А я сам был любитель пошутить таким образом. И не мог мириться с тем, что нашего папулю, как его все ласково называли, все еще никто не одурачил.
В Московской области, в древнем городе Зарайске строился огромный элеватор, а монтажники московского СМУ, руководителем которого в то время я был, выполняли там все спецработы: монтаж технологического оборудования, энергоснабжение, автоматику и так далее. Я регулярно ездил на стройку, находился там два-три дня, выполняя свои функциональные обязанности начальника СМУ.
          Однажды я взял с собой в поездку нашего героя. Водитель рано утром посадил в «Волгу» Аркадия Михайловича и в шесть утра, зимой, на улице еще темно, подъехал к моему дому. А незадолго до этого ко мне заезжал мой старый знакомый с Украины и привез горилку, ужасно крепкую и ужасно вонючую. Она была в большой бутылке из-под польского вина «Мараска».
          Схватив в одну руку портфель, в другую – «Мараску», я выбежал из дома, подошел к машине, передал и то и другое Аркадию Михайловичу, а сам сел рядом с водителем, и мы поехали. Наш «пассажир» с трудом впотьмах вслух по слогам прочитал: «Ма-рас-ка…». «Что это в бутылке?». «Польское вино «Мараска», – отвечаю я. «А зачем Вы его везете?» «Ребят в Зарайске угостить». И тут Аркадия Михайловича понесло… «Да зачем им такое изысканное вино? Они же спирт неразведенный, самогон пьют с удовольствием, я это знаю, сам с ними пью. Но «Мараска!» Это невозможно! Александр Григорьевич, Вы же знаете, у меня через неделю званый ужин, собираются мои фронтовые друзья. Я уже подготовился, есть что выпить и закусить, но ведь в наших магазинах ни черта не купишь приличных напитков, и у меня в доме нет ничего оригинального. Отдайте мне эту «Мараску», я взамен куплю три бутылки водки, Вы угостите ею ребят, и всем будет хорошо. По рукам?» «По рукам», – согласился я.
          Командировка прошла как обычно: напряженный трудовой день, вечером ужин с водочкой, в том числе и с тремя бутылками, купленными взамен подаренной «Мараски». Я по секрету рассказал ребятам о моей «сделке», все знали, но все молчали.
          В последний день месяца, когда прорабы и мастера съезжались в Управление для сдачи нарядов, процентовок, материальных отчетов, это был понедельник, участники зарайского участка собрались в моем кабинете, где, как обычно, подводились итоги прошедшего месяца. А у Аркадия Михайловича в воскресенье был тот самый званый ужин… Я по селектору попросил его зайти и рассказать нам о том, как прошла встреча фронтовых друзей. Открывается дверь, появляется огромный живот, затем его краснощекий хозяин, который с порога говорит: «Ну, во-первых, хуже нашей. Во-вторых, ужасно крепкая зараза. И, в-третьих, у нее какой-то… специфический запах».
          В первое мгновение кабинет вздрогнул от грохочущего смеха, а во второе мгновение Аркадий Михайлович сразу понял, что он безжалостно разыгран. Он хохотал вместе со всеми, из глаз его от смеха текли слезы, он не мог говорить, икая, с трудом из себя выдавил: «Что же обо мне подумали мои фронтовые друзья?». Мы все с трудом успокоились, а Аркадий Михайлович долго еще всем рассказывал о том, как один единственный раз в жизни его разыграл начальник.
          Я уже рассказывал о том, как награждали строителей правительственными наградами. В нашем тресте было несколько строительно-монтажных управлений, в том числе Челябинское, где начальником был Николай Бесхлебный, и Волгоградское, где совсем молодой начальник – Владимир Панасик. Челябинскому начальнику присвоили звание «Заслуженный строитель РСФСР». Первого апреля я послал в Волгоград Панасику телеграмму: «Поздравляю с высокой Правительственной наградой – присвоением звания Заслуженный строитель РСФСР». Подпись: «Начальник Главка Николай Иосифович Негодайлов». Утром следующего дня главный инженер, парторг и профорг Волгоградского СМУ звонят в Москву управляющему трестом и говорят: «Вот мы получили телеграмму от начальника Главка такого-то содержания, сейчас думаем – как-то же надо это дело торжественно провести, поздравить и так далее…» После долгой паузы управляющий гневно говорит: «Ну и дураки же у нас в министерстве, надо же – наградили Челябинского Бесхлебного, а поздравляют Волгоградского Панасика. Подождите, сейчас все выясню и вам перезвоню». Выяснил, и оказалось, что министерство кого надо было поздравить, того и поздравило; кого не надо было поздравлять, того не поздравляло.
          В моем кабинете зазвенел телефон. Без предисловий, без вступления и разведки управляющий обрушил на меня поток, шквал, водопад брани, он рычал и визжал от негодования, хотя в его голосе я уже начал улавливать наигранность, заряд гнева, чувствую, утихал. Наконец, запал прошел, он отдышался и тихонечко мне говорит: «Ну ладно, начальник Главка завтра из командировки вернется и голову тебе оторвет. Но ты сам-то не понимаешь, что ты натворил?! Панасик принял от всех поздравления, от райкома партии, от райисполкома, а когда узнал, что это твоя дурацкая выходка и его никто не награждал – с ним случился инфаркт, и он лежит в больнице». Положил трубку. Я онемел, перепугался. Володя – замечательный парень, и наши отношения деловые, теплые, товарищеские…Что же делать?
          Я позвонил в Волгоград главному инженеру и так осторожненько его спрашиваю: «А где начальник?» – «Он в больнице». Спрашиваю: «Что с ним?» – «Да ничего страшного, радикулит у него, сегодня выписывается». У меня отлегло на сердце. Рабочий день продолжался, я понял, что управляющий сам включился в эту старинную русскую забаву – розыгрыш и опрокинул этот розыгрыш на меня. Потом он снова позвонил мне, наигранно давил на меня, стыдил за подрыв здоровья нашего товарища-коллеги. Но второй раз меня уже не прошибешь, я слушал его, молча, и посмеивался.

          Вот так мы разнообразили и украшали тяжелую и интересную, нужную и романтическую жизнь монтажника.