Старатели

Юджин Дайгон            Старатели.
Джетро Таун заносило песком. Крупный, зернистый и серый, он был, как наждачная бумага. Он тер лица в местах, не прикрытых кислородными масками и стены домов, расписанные надписями, приветствующими еще один день в этом аду. Красный шар Аватары – местного солнца – висел высоко, над самой головой. Горизонта не было видно – серое небо сливалось своими тучами с такими же серыми холмами пустыни – праха Пепелища, всего, что осталось от городов и полей прежних жителей планеты, которые не были людьми и уничтожили себя в апокалепсисе ядерной войны.
Андерс поправил сбившуюся маску и тряхнул ранцем с баллонами. После этого он перекинул правую ногу и спрыгнул с трайка, поставленного на четыре телескопические опоры. Антигравитатор барахлил и давал мелкую тряску даже на ровном месте. Правая и центральная дюзы сдавали, поэтому при полете приходилось все время воротить влево – только так путь выходил прямым.
Андерс прошел мимо плаката, изображавшего длинноволосого мужика, раскрашенного, как шлюха, в белом подвенечном платье, держащего обоими руками двуручный меч без гарды с подписью: «Элис. Танец со смертью.» Улицы в Джетро Тауне, столице Пепелища, никто не мостил, потому что здесь был не в ходу колесный транспорт. Пустыня властвовала и в городе. Вся гидропоника пряталась в закрытых оранжереях.
Андерс подошел к раздвижной пластальной двери и нажал широкую пластину под неоновой надписью «Вход». Дверь скользнула влево, взвыли поглотители песка на входе, и он вошел внутрь.
Помещение походило на скелет динозавра – ребра балок и несущих стены опор, ряд колонн по центру, упирающийся в барную стойку, экраны между опорами, показывающие транслируемый снаружи вид – стены и крыши зданий Джетро Тауна и пустыню – однообразную панораму Пепелища, в которой дома по окрасу не отличались от неба и холмов.
Подойдя к стойке бара, Андерс сунул руку в карман, отстегнул магнитный клапан и достал две розовые жемчужины, которые протянул толстому лысому бармену, затянутому в черный пластик с блестящими пряжками пластальных магнитных замков. Такие костюмы не одевались, как нижняя одежда, а собирались, пристегиваясь к уже надетому по частям. Бармен взял две жемчужины и положил их в миксер. Миксер задрожал, загудел и смолк. Открыв его, бармен чихнул и надел на него вакуум-маску, всосавшую размолотый в пыль жемчуг. Нажав на маске кнопку, он снял ее с миксера и протянул Андерсу, одетому в такой же костюм, только красно-бурый. Андерс, сняв кислородную маску и повесив ее на магнитный порт на поясе, взял маску, снятую с миксера и глубоко вдохнул из нее.
Сразу же окружающее прояснилось, стало кристально чистым, а краски – более яркими. В голове, в мысленном амфитеатре внутри черепа, пронеслась поездка к лагерю старателей, куда его вызывали осмотреть перелом ноги свалившегося с трайка старателя. Старатель был смертельно пьян уже тогда, когда влез на своего летающего коня, чтобы погонять между окрестных холмов. Вколов обезболивающее и прикрепив к месту перелома резонансные заживители костей, Андерс позволил своему пациенту напиваться и дальше и взял в качестве оплаты две жемчужины, ходившие на Пепелище вместо мелких денег. Андерс пережил это снова, во всех деталях, каждую мелочь, каждое слово и ругательство своего пациента. За какие-то доли секунды все это, занявшее три  с половиной часа, пронеслось внутри него, отдаваясь эхом других таких же поездок, промелькнувших где-то на заднем плане сознания.
Андерс тряхнул головой и заказал себе кофе. Здесь, в баре, как и во многих заведениях города, которыми он пользовался (магазинах, аптеке, ремонтных мастерских) у него был кредит. Хороший врач, он имел хорошую репутацию. Все расчеты по кредитам производились раз в полгода – перед приходом корабля из Солнечной. И те, кто не мог заплатить, отдавались под суд, приговаривавший их к штрафным работам вроде чистки канализационных систем или, в особо рецидивных случаях, к высылке обратно в Солнечную.
Лампы, вмонтированные между потолочными панелями экранов, не горели. Внутренности бара со всеми, погребенными в брюхе динозавра, освещало транслируемое снаружи небо Пепелища.
За столиками у колонн сидела пара старателей и еще с полдюжины жителей Джетро Тауна.
Андерс вспомнил груду вскрытых раковин песчаных моллюсков, жемчужно-серых, с лапками снизу, как у черепах, с развороченными панцирями, открывающимися вперед и демонстрирующими после вскрытия свои потроха. Эти раковины, как и жемчуг, отправляли в Солнечную. Жемчуг шел на украшения и для употребления внутрь (он обострял скрытые экстрасенсорные способности – к телепатии, ясновидению и даже, у некоторых, к таким более редким вещам, как телекинез и левитация), а раковины, очищенные от требухи, которую скармливали живущим  в закрытых фермах свиньям – те шли на разные поделки вроде тех, что делают из слоновой кости и моржовых клыков. Вернее, на те антикварные поделки из этих материалов, что производились раньше – сейчас на Земле убивать этих животных было запрещено. И даже если они разводились искусственно, то только для того, чтобы выпускать их на волю. Одно время закрытие угрожало даже рыбным хозяйствам и животноводческим комплексам, но их оставили под тем предлогом, что в них разводят только генетически измененные, а значит, неестественные для земной фауны виды.Раковины и сейчас лежали перед ним – прямо на песке, внутри его головы. Если бы последние четыре часа он провел в городе, то сейчас его голова была бы полна улиц и помещений. А так он был наполнен холмами пустыни и небом, бывшим отражением этих холмов. Андерс присел на стул у стойки и стал пить свой кофе. Послышалось урчание. Бармен покосился под стойку и сказал:
-Это кот. Опять чего-то жрет.
-Как я к вам ни зайду, - сказал Андерс, - так все время застаю, что этот кот что-то жрет.
-Он все время что-то жрет, - сказал бармен. – Или кого-то. Или спит и жрет во сне.
В Джетро Тауне водились мелкие зверьки, похожие на помесь крысы с маленьким крокодилом. Питались они помоями и пищевыми отходами, а в канализации ели даже дерьмо. Они как-то ухитрялись прогрызать себе дыры в пластали и все дома в городе стояли на грунте, изрытом их норами. Вылуплялись они из яиц. Их называли крысодилами. По счастью, они оказались съедобными для кошек. И для собак, которых поэтому старались завести все. Не то, чтобы это особенно сказывалось на поголовье крысодилов, но по крайней мере, они не шастали прямо под ногами – их сразу же ловили четвероногие пришельцы, завезенные на Пепелище  пришельцами двуногими.
-А кто же жрет его какашки? – спросил Андерс.
-Крысодилы. Такой вот замкнутый цикл, - ответил бармен.
-Ты не думал что-нибудь из него приготовить?
-Когда-нибудь я его поймаю и съем сам.
Действие жемчуга постепенно проходило и стал сказываться другой, немного припоздненный эффект – Андерс почувствовал необычайный прилив мужских сил.
Допив кофе, Андерс покинул это заведение. Перед тем, как выйти, он надел кислородную маску. Многие пренебрегали этим в городе, быстро перебегая из одного здания с климатизатором в другое, но Андерс знал, что не отфильтрованная песчаная пыль в сочетании с парами редкоземельных элементов, которыми была насыщена атмосфера Пепелища, очень вредны для легких – попадая в них, они уже не выводятся. К тому же, мало кислорода.
Выйдя на улицу, Андерс посмотрел на красное солнце Пепелища и не торопясь двинулся к другому заведению. Там у него тоже был кредит.
Мимо него пробегали горожане. Они приветствовали его взмахом руки. Без маски, да еще на бегу, никто из них не говорил ни слова.
Андерс также махал рукой им в ответ. Приветливо смотрел он на своих пациентов – всем им рано или поздно придется прийти к нему с кашлем и сильной одышкой. Воздух Пепелища все-таки не был предназначен для людей. Так же, как и местные животные (хотя все они были немного грибы) не годились в пищу. Хотя животные их жрали, но все эти собаки и кошки умирали намного раньше, чем те, что остались на Земле.
Серые пепельные стены из пластали были покрыты яркими надписями, сделанными неоником, тут и там висели плакаты – реклама, постеры местных музыкантов и их коллег из Солнечной, чьи альбомы записывали за круглую сумму. Также таращились и ухмылялись со стен киногерои последних фильмов и спортсмены – спортивные передачи, так же, как и фильмы, привозились раз в полгода кораблем. Пепелище было маленькой колонией и прямой трансляции из Солнечной сюда еще не наладили.
Попадалась на стенах и работа местных любителей изобразительного искусства – они печатали свои картины и коллажи и развешивали их по всему Джетро Тауну. Ветер плескался песком.
Сейчас Андерс шел мимо малинового осьминога с зелеными человеческими глазами, сидящего на оранжевом песке, смотревшемся на Пепелище чрезвычайно экзотично. Серость ландшафта вызывала у пришельцев жажду ярких красок.
Наконец, Андерс дошел до «Баттерфляй». Это было такое же серое строение в три этажа, как и большинство в Джетро Тауне. Но над стандартной дверью висела вывеска – настоящая девушка, абсолютно голая. С большими грудями и роскошными многоцветными крыльями бабочки. Эдакий ангел, пьющий нектар из цветов.
Андерс нажал пластину и вошел. Поглотители песка всосали все, что успела намести пустыня и, сняв маску, состоявшую из очков, респиратора и кислородной трубки, он оказался, наконец, по-настоящему внутри. Затем он также снял шлем и огляделся. Шлем он положил на столик.
Он находился в просторном помещении, где все выступающие рамы стен, колонны и шпангоуты, балки и стулья, столы и стойка сутенера серебрились, а на экранах стен изгибались, демонстрируя себя, женщины далекой Солнечной – обнаженные и украшенные яркими, как правило, красными деталями – шляпками, туфельками, браслетами, шарфиками и бусами, клипсами или сережками, какими-то нелепыми сумочками, из которых они доставали фаллоимитаторы.
В Джетро Тауне было аналогичное заведение, в котором работали юноши, но там все было выкрашено в розовый цвет, а на экранах показывали гомосексуальные оргии. Андерсу пришлось однажды побывать там, когда один пьяный старатель нежному юному гею руку.
Сегодня здесь дежурил Карл. Он был одет в оранжевую блузу, а на шее у него висело коралловое ожерелье. Волосы Карл брил какими-то фигурными зигзагами, а за его спиной висела большая, в два квадратных метра, фотография всех сотрудниц фирмы, голышем выстроившихся в ряд под вывеской.
-Когда их фотографировали, прохожие были очень рады? – спросил Андерс.
-Безумно, - ответил Карл. – И половина тех, кто остановился поглазеть, тут же зашли к нам. Мы даже подумывали, может, раз в неделю так их и выстраивать под вывеской?
-И что же не выстраиваете?
-Решили, что это быстро всем надоест. Потом, не стоять же им в респираторах… А без них девчонки заболеют. А где же взять других? Городок то у нас не сказать, чтобы сильно большой, и желающих работать у нас  совсем не много. Да и профсоюз возражал даже против одного раза такой демонстрации бесплатных прелестей.
Одним из правил проституции в Джетро Тауне, содержащихся в соглашении работодателей с профсоюзом, заключалось в том, что увидеть работника сексуальных услуг без всего может только предварительно расплатившийся клиент. А иначе некоторые из потенциальных клиентов, что приходят только посмотреть, получали бы удовольствие бесплатно. В профсоюз работников сексуальных услуг входили также исполнительницы и исполнители стриптиза, который показывался в некоторых барах столицы Пепелища и нескольких поселений поменьше.
-Что, заходят к вам еще лесбиянки? – поинтересовался Андерс.
-Да, сегодня уже были две, из магистратуры и из полиции. Девочки их очень любят. Приятное разнообразие.
-А мужиков еще не завели?
-Пока нет желающих. Да и не так много наберется клиенток, чтобы делать для них отдельный вход. С обычными клиентами они встречаться не пожелают – пойдут разные сплетни…
Группа пожилых одиноких феминисток год назад устроила скандал, когда их не пустили в гей-заведение «Аполлон».
-А вы обслуживайте их на дому, - предложил Андерс. – Мужики ведь не девочки, их не придется потом разыскивать по дальним поселкам старателей.
Карл поморщился. Пару лет назад обслуживание по вызову практиковалось, но однажды одному из гостей-старателей на одной вечеринке так понравились две сотрудницы, что он похитил их и потом занялся нелицензированным сутенерством – возил их по удаленным приискам, как каких-то сбежавших из дому дур-малолеток. Полиция только разослала ориентировки шерифам и на этом практически успокоилась. Профсоюз настаивал на возвращении похищенных, угрожая забастовкой. И тогда Карлу, вместе с нанятыми частными детективами пришлось самим ездить по дальним волчьим углам, расспрашивая старателей, не видели ли они таких-то шлюх. Заодно они вернули домой нескольких дурочек-малолеток, уже надоевших своим дружкам, которые не знали, как от них избавиться. Малышки прошли уже через все возможные руки и все, кто мог, уже обменяли их на друг друга, жемчуг, запчасти для трайков, оружие, еду и выпивку. В общем, примелькались они там, куда попали. Сейчас большинство из них дожидается совершеннолетия, чтобы вступить в профсоюз и пополнить ряды сотрудниц «Баттерфляй» или барных одиночек. После трехмесячных (на Пепелище семнадцать месяцев, а в сутках двадцать сем часов) поисков похитителя и сотрудниц нашли и, после непродолжительной перестрелки, освободили, вернув на рабочее место.
Похитителя задержали и сейчас он отбывает семилетний срок на каторжных работах по ассенизации Джетро Тауна. Похищенные рассказали, что он держал их непрерывно на жемчуге, поэтому они делали все, что он им приказывал – к тому же жемчуг усиливает половое влечение и они не отказывались от обслуживания изголодавшихся старателей. Он перевозил их от одного поселка к другому и сдавал по часам за жемчуг. При себе у него обнаружили целый мешок жемчуга, который, когда его доставили в столицу Пепелища, был взят городской казной, а его стоимость была переведена на счет обоих пострадавших. По мнению профсоюза, это было честно ими заработано.
Сейчас холл заведения был пуст. Слишком рано – обычно клиенты приходили позже.
-Кто сейчас не спит? – спросил Андерс.
-Кристина. Изабель. Анджела, - ответил Карл.
-Давай Кристину и Изабель, - сказал Андерс, расстегнул магнитный замок на кармане и достал две жемчужины среднего размера.
Карл взял жемчужины, поднес их к глазам и внимательно осмотрел на предмет трещин и выбоин. Обе жемчужины были идеальны.Карл нажал кнопку внутренней связи и сказал:
-Изабель, иди к Кристине. У вас клиент. - Андерс направился мимо стойки сутенера к лестнице.
-Полегче с Изабель. Она за ночь обслужила семерых, - сказал ему вслед Карл.
Андерс поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь был узкий коридор с двумя рядами дверей, на каждой из которых висели большие, в полный рост, портреты обнаженных работниц пепелищенского секса. Снимки показывали все прелести девушек, выгодно подчеркивая их фигуры.Андерс подошел к двери с портретом высокой пышной блондинки.«Кристина» - значилось под снимком.
На снимке, как впрочем и в жизни, она была везде гладко выбрита, так что оставалось верить ее длинным вьющимся волосам, что блондинка она настоящая.
Еще одна дверь в коридоре открылась и из нее вышла высокая стройная брюнетка с широкими бедрами. Короткая красная юбка и розовый топ ничуть не скрывали ее великолепные формы.Она подошла к Андерсу и поцеловала его в щеку.
-Привет, - сказала она.
-Здравствуй, Изабель, - сказал Андерс.
-Ну, чего стоишь? Заходи, - сказала Изабель и взяла Андерса за руку, после чего толкнула дверь и ввела его в комнату. Так просто здесь входили в Рай.
Кристина, в белой коротенькой кофточке с глубоким вырезом, открывающим ее большие упругие груди, и в черных шортах, сидела на краю огромной кровати со сбитыми в угол одеялами. Все белье ее рабочего места изображало весенний луг – зеленые листья с цветочками.
-Здравствуй, Кристина, - сказал Андерс, все еще держа Изабель за руку.
-Здрасьте, - сказала Кристина. – Давно не виделись.
-Я слышал, - обратился Андерс к Изабель, - у тебя сегодня было семеро?
-Так не бесплатно же, - сказала Изабель. – Не волнуйся, на тебя еще осталось. - Андерс выпустил руку Изабель и взял ее за задницу, мягкую, как подушка.
Изабель прижалась к нему горячей грудью и поцеловала в губы, запустив язык ему в рот. На Пепелище не было предрассудков в отношении сотрудниц «Баттерфляй» из-за того, что те делали минет.
Андерс поглаживал ягодицы Изабель уже обеими руками, постепенно спуская их все ниже и ниже. Вскоре юбка закончилась и под его ладонями оказалась гладкая, словно шелк, кожа ляжек Изабель.Андерс почувствовал, как наливается кровью и твердеет его член.
Кристина вздохнула  и откинулась на постель, опершись на локти. Выпрямив одну из своих длинных босых ног, она потрогала подошвой бедро Андерса.
Андерс стал отстегивать детали своего костюма, складывая их на  низкий прикроватный столик.
Обе девушки разделись мгновенно – на дежурстве они не носили белья под одеждой. Они включили легкую музыку и поцеловались.
Через две минуты все трое были обнажены – последние секции костюма Андерса сотрудницы снимали с него сами, поглаживая те части его тела, что уже оголились.
Едва Андерс разулся, как Изабель, встав на колени, взяла его налившийся, с разбухшими венами, пенис в свой очаровательный ротик. В это время Кристина, прижавшись к Андерсу сзади, массировала ему грудью спину и руками гладила живот. Губы Изабель скользили по члену Андерса туда-сюда, она то полностью заглатывала член. То почти совсем выпускала его изо рта, касаясь губами только кончика головки.
Кристина сзади стала тереться промежностью о ногу Андерса. Промежность постепенно увлажнялась и скоро нога стала мокрой.
Андерс встал покрепче, раздвинул ноги, и тут рука Кристины скользнула к его анальному отверстию. Она погладила его, потом тоже встала на колени и стала его лизать. От ее шершавого языка анус Андерса потеплел и он кончил Изабель прямо в глотку.
Изабель закашлялась и рукой убрала волосы со лба. Обе девушки встали и стали целовать плечи и шею Андерса, не забывая тереться об него грудью и бедрами. Они мягко тянули его в постель, одна справа, другая слева, лаская его с обоих сторон. На его члене и яйцах их руки встречались, и тогда они гладили руки друг друга.
Член Андерса снова затвердел, и он привлек к себе Кристину, развернув ее спиной к себе и, когда она выгнулась влагалищем назад, глубоко вошел в нее. Она не стала нагибаться вперед, наоборот, она держала спину прямо, и Андерс обоими руками взялся за ее грудь, которая не умещалась в его ладонях. Теперь Изабель встала позади него, прижавшись своей грудью к его спине, одной рукой гладя его шею, а другой  - массируя его анус. Вскоре Андерс, всаживавший свой член в Кристину и почти полностью вынимавший его при каждом движении назад, кончил второй раз.После этого все трое повалились на постель и некоторое время просто лежали, отдыхая.Через некоторое время, когда все перевели дух, девушки продолжили свою работу.
Кристина, лежа на спине, развела в коленях согнутые ноги и Андерс вошел в нее. Изнутри она была упругой и влажной. Он всаживал в нее свой член, а она подавала навстречу свой таз, неистово, с громким стоном. Изабель гладила и целовала спину и шею Андерса, лежа рядом, на боку. Кристина скрестила ноги за спиной у Андерса и ее задница оторвалась от постели. Андерс просто скакал на ней, опираясь на локти. Изабель стала массировать ему яйца, отчего его член стал еще больше и тверже. Еще несколько рывков и он кончил снова, обессилено расслабившись и придавив своим отяжелевшим телом блондинку. Свой пенис он из нее так и не вынул. Она сама, смеясь, выскользнула из-под него, благо оба они были мокрыми от пота.Сев на краю постели, опираясь рукой на бедро брюнетки, Кристина запела:
-И до сих пор не знают губы поцелуя! И в одиночестве в постели вновь лежу я. И мне не нужен принц из сказки, пусть даже лилипут ушастый… Хоть кто-нибудь меня бы отимел!
Девушки звучно поцеловались и Изабель сказала низким голосом, как у простуженного горлом сиплого клиента:
-Имели мы красивых женщин… А некрасивых мы имели точно так же. Какая разница вообще нам, мужикам!
Андерс вспомнил, как Кристина делала у него аборт. Она не пользовалась контрацептивами, потому что вначале беременности, когда живот еще не успевал вырасти, несказанно хорошела и из холодной, как льдина, блондинки , превращалась в теплую, сияющую внутренним светом девушку-ангела. Сложись ее жизнь иначе, она бы нарожала с десяток детей. Когда она училась в школе, ее прозвище было «Снежная королева».
В основном Андерс относился к людям, как к говну. Неприятное явление, но неизбежно приходится с ним сталкиваться. Шлюхи были редким исключением. По крайней мере, эти, из «Баттерфляй». Они свое дело знали.
Не то, чтобы Андерс являлся прожженным циником. Просто он видел слишком много людей, похожих на говно. Когда он анализировал встретившегося ему человека, обычно это было похоже на клинический анализ кала. Народ на Пепелище зачастую был подлый, все время норовили обмануть. «Не обманешь – не проживешь» - вот какой девиз на Пепелище был одним из наиболее распространенных.
Андерс вспомнил последнее Рождество. Его отмечали безо всякой связи с земным Рождеством – время на Пепелище шло по-другому. Просто выбрали для этого день. Иногда корабль прилетал раньше этого дня и сообщали, что в Солнечной Рождество уже прошло, иногда – позже и тогда оказывалось, что в Солнечной Рождество еще впереди.
В это Рождество пропала девушка лет шестнадцати, из хорошей семьи. У нее был вшитый индикатор, по которому можно было определить, где она находится и жива ли она вообще. Оборудование для обнаружения индикаторов было только у полиции, сразу определившей, где находится пропавшая. Как только индикатор показал смерть девушки, полиция сразу прибыла на место. В одном из неприметных домов на окраине Джетро Тауна происходила оргия сатанистов. Это  они похитили девушку из-за того, что она была девственницей и натуральной блондинкой. Слуги дьявола повесили ее обнаженной, а на нее повесили рождественские гирлянды из лампочек и картона, к гирляндам прицепили разноцветные шары. Полиция нагрянула, когда они (мужчины и женщины), взявшись за руки, водили вокруг повешанной хоровод и пели: «Вот она, наша елочка, вот наш подарок Тебе, Отец». Все они были голыми – сразу после хоровода должно было начаться групповое совокупление. Позже в их крови обнаружили смесь из нескольких наркотических алкалоидов, добытых из редких растений, встречающихся в пустынях Пепелища. На главаре была огромная маска козла. Андерса позвали зафиксировать смерть. Он был единственным врачом в Джетро Тауне, не считая стоматолога и акушера.
Всего в Джетро Тауне жило две тысячи семьсот тринадцать человек. Многие пользовались медицинскими киберсистемами, но обращение с ними требовало знаний на уровне фельдшера или медсестры. Поэтому работы у Андерса хватало. В целом же на Пепелище насчитывалось тридцать восемь тысяч колонистов. Казалось бы, не так уж просто затеряться, но люди пропадали. Чаще всего они возвращались, реже их находили мертвыми. У многих были индикаторы, но жители Джетро Тауна в большинстве предпочитали обходиться без них, если им не было нужды выходить из города в пески.
У Андерса индикатор был. Он жил на Пепелище уже семь местных лет. А покинул Солнечную из-за того, что ему грозил суд за участие в операциях по пересадке нелегально клонированных органов. Официально лицензированные компании по клонированию держали слишком высокие цены, чтобы на это не прореагировал черный рынок. После долгой практики и тщательного изучения предмета доктор Андерс пришел к выводу, что все люди – говно. За редкими исключениями. И улетел на Пепелище, надеясь, что в этой удаленной от Солнечной колонии исключений будет больше. Но вот беда – большинство обитателей Пепелища прилетели оттуда же, откуда и он. Лишь немногие из них родились в этих песках. Пепелище открыли всего сто двадцать местных лет назад. В Солнечной у Андерса осталась бывшая жена. Детей у него не было. Он считал, что завести детей – это выше его сил. Зачастую (да почти всегда) родители уродуют своих детей и называют это воспитанием. С точки зрения Андерса размножаться нужно посредством клонирования, а обучение детей всему, что им потребуется во взрослой жизни, доверить профессионалам высокого уровня. Андерса считали странным ив Солнечной, и здесь, на Пепелище. Впрочем, вся его семья была странной. Сестра Андерса почему-то обожала запах и даже вкус потных мужских носков. Она постоянно таскала ношенные носки у своих братьев, а однажды, войдя к ней в комнату без стука (в поисках своих носков) Андерс обнаружил ее (ей тогда шел шестнадцатый год), сидящую на кровати в одних трусах и жующую его носок. Носок свешивался у нее изо рта, руками она опиралась на постель, а соски ее маленьких грудей торчали. Андерс взялся рукой за носок и дернул его. Но сестра крепко сжала носок зубами, изо рта у нее текла слюна, она что-то мычала. Потом она вышла замуж за полицейского. Полицейские привычны ко всякому дерьму. Даже к тому, что жена делает минет домашнему псу. Как-то раз Андерс застал сестру, когда она лизала письку у какой-то собаки, которую привела с улицы. Так же она развлекалась со всеми бродячими котами и кошками, которых ей удавалось затащить домой. После того, как она получала удовлетворение, она вышвыривала животных обратно на улицу. Братья часто шантажировали сестру тем, что расскажут об этом родителям. И заставляли ее сосать и у них. И трахали ее так часто, как им хотелось. Всего у Андерса было трое братьев и все – старше его. Сестра тоже была старше его – на два года. Благодаря ей Андерс стал мужчиной в четырнадцать лет и ему совсем не пришлось онанировать. Вот какую  семью оставил Андерс по адресу: Солнечная, Земля, Калифорния, Сан-Франциско.
Андерс вспомнил, как линчевали на площади сатанистов, повесивших девушку. Их было шестеро – трое парней и три девки. Напротив здания муниципалитета соорудили виселицу и всех шестерых поочередно повесили. Веселенькое получилось Рождество. Полиция, ввиду чудовищности преступления, передала преступников на суд общественности. Обычно убийц отсылали в Солнечную – отбывать срок в марсианской тюрьме. Казнимые кричали перед смертью: «Отец наш! Мы идем к Тебе в Ад, мы идем домой!» Они считали, что Сатана живет на Пепелище, глубоко под землей.
Есть существа, которые находятся на границе между Злом и Добром. Они там, где всегда война. В этой границе и Зло и Добро, как в зеркале, видят самих себя. А в Зазеркалье – враг. Граница бесконечно тонка и в то же время в ней сплетаются сразу две бесконечности. Андерс считал себя воплощением одного из таких зеркальных существ. Для него эта граница была похожа на лезвие скальпеля. Простого обычного древнего скальпеля, блестящего, как зеркало. Такими пользовались до сих пор – не в Солнечной. В иных мирах, там, где могли возникнуть сложности с подзарядкой современного лазерного скальпеля. Андерсу приходилось даже накладывать швы – в Солнечной же пользовались только биоэнергозаживителями.
Андерс был крещен – еще в детстве. Но в юности он разочаровался в христианстве. Он решил, что многих людей развращает возможность прощения и отпущения грехов – они делают все, что угодно, потом раскаиваются и считают, что все им должно проститься. Не понравилась ему и история с Войной Ангелов. Если Ангелы стали врагами Бога и воплощением Зла, то чего же ждать от людей? Люцифер был первым из Ангелов, в нем должно было быть полным-полно самого доброго и прекрасного – а кем он стал? И чем лучше те Ангелы, что остались с Богом? Может быть, в них тоже полно Зла? Да и сама история Иисуса Христа вызывала у Андерса негодование: какой-то парень требовал, чтобы его признали царем. Его, естественно придали мучительной смерти. Явная история неудачника. И это пример для подражания? Если уж кого избирать таким примером, то Моххамеда – он был никем, а стал основателем могучего государства, которое за сто лет завоевало множество земель, на которых многие сотни лет живут потомки его последователей. И род его продолжается до сих пор. И почитаем до сих пор. Вот подлинная история успеха. А вот история подлинного самопожертвования: у Гаутамы царство было, но он от него отказался и познал жизнь своего народа. Он стремился помогать людям, а законный престол его вовсе не интересовал.
Так что Андерс креста не носил и не каялся. Он просто не делал того, о чем бы мог потом пожалеть. Даже на Пепелище, далеко от Солнечной, где многие жили по жестоким звериным законам.
Впрочем, Андерс считал, что силу следует черпать с обоих сторон. Будучи врачем, ему, как в лодке, приходилось грести обоими веслами.

Ланс сидел на вершине песчаного холма. Внизу, у подножия, дрались два не поделивших улов старателя. Каждый хотел получить королевскую раковину, потому что в ней была королевская жемчужина. В отличие от обычных, белых, она была розовой. Еще она была намного больше. При употреблении внутрь она вызывала необычные, очень приятные эротические галлюцинации. Принявший ее словно оказывался в Раю, полном ласковых гурий. Ланс выковыривал жемчуг (обычный, более мелкий, чем королевский) из желтых раковин своей доли улова. Ковырял он песчаных моллюсков пластиковой ложечкой. Часть жемчуга шла на украшения. Носивший жемчуг чувствовал усиление экстрасенсорных способностей – телепатии, ясновидения, пророческого дара. В Солнечной жемчуг пользовался спросом и в этом качестве, поэтому его старались  не царапать ножами.
Внизу, между тем, уже пошли в ход именно ножи. Так что дело могло не ограничиться парой выбитых зубов, сломанными ребрами и отбитыми яйцами.
«Если они убьют друг друга, - думал Ланс, глядя на пурпурную королевскую раковину, лежащую у подножия холма, - то королева достанется мне».
Впрочем, перережут ли друг другу глотки вчерашние собутыльники, или выпустят они друг другу кишки, работа для врача из столицы уже была обеспечена – драчуны уже изрядно покромсали друг друга, так что и их самих, и их одежду придется подштопать. Да плюс обследование внутренних органов, подбитых глаз и мозгов… К здоровью на Пепелище относились серьезно – стать калекой никто не хотел. Калек отправляли обратно в Солнечную. А кто туда хотел? Старики, которым удавалось кое-что скопить. Да и те преимущественно оставались в Джетро Тауне, подальше от земного Бога. А уж те, что помоложе… Многие оказались на Пепелище из-за разных неприятностей – кого-то разыскивала в Солнечной полиция, а кого-то и мафия.
«Лучше бы они просто продали или обменяли на обычный жемчуг эту королеву и поделили барыш, - думал Ланс. – И угораздило же этих болванов наткнуться на нее одновременно».
Раковины, похожие скорее на черепах, у которых все ноги (вернее, щупальца) с одной стороны, вокруг рта, ползали по песку в поисках редкого мха и проросших семян кальмаровых кактусов – невысоких, вяло шевелящихся серых созданий, ловящих летающий планктон своими липкими ветвями, похожие на перевернутых осьминогов – не то растения, не то животные, а вернее всего просто грибы, старатели жарят их, как гарнир к консервам или варят из них суп.
Ярким и зловещим красным глазом на сером лице пустоты висела в небе Аватара. Внизу на серый песок падала красная кровь из порезов старателей. «Пожалуй, они оба истекут кровью, - думал Ланс. – Обоих мне до лагеря не дотащить».
Лагерь был разбит в трех часах пути от этого места. Палатки, трайки и дежурный, в чьи обязанности входило и приготовление пищи. Сегодня дежурным был Пол. Если бы он не дежурил, Ланс пошел бы на промысел с ним, а не с этими озверевшими от запаха крови, своей и противника, уродами.
Ланс задумался над классификацией полоумных, но не смог отнести шатающихся и тяжело дышащих от усталости и потери крови забияк ни к одной категории. На дураков они не походили – губа у них была не дура. Одна королева обменивалась на фунт белого жемчуга. На идиотов они не тянули – хватило же ума у них убраться из Солнечной. А походили они, пожалуй, на двух собак, сцепившихся из-за найденного на помойке куска мяса.
«Дьявольское все-таки место это Пепелище, - думал Ланс. – Поскорей бы кто-нибудь кого-нибудь прикончил. Победителя я как-нибудь вытяну отсюда. Четыре-пять часов – и, здравствуй, ужин. Если, конечно, он пообещает разделить свой приз пополам со мной. Слово, данное тому, кто спас тебе жизнь, нерушимо. Иначе, кто пойдет с тем, кто нарушил его, в другой раз? Стоит заявить на тинге – «он обещал мне и я его спас, а сейчас он отказывается давать мне обещанное», - и дальше не сдержавшему свое слово придется ходить на промысел одному. Конечно, есть и одиночки, но они часто пропадают в песках. Не много хищников на Пепелище, но они есть. И нападают только на одиночек. Или другие старатели решат поживиться твоим уловом. А всего оружия ведь на себе не унесешь – больше ноша, меньше улов. Поэтому лагерь и переносится через день. День ловим, день сворачиваемся, едем на новое место, разворачиваемся. В общем, ребята, давайте, домачивайтесь. Если вы оба здесь останетесь, угробив друг друга, или из-за жадности победителя, то королева, конечно, достанется мне. Но если я один вернусь, то тоже слава пойдет не очень полезная. Пол, конечно, меня не бросит… Но вот ходить, увешанным железом, если что, мне тоже ни к чему. С тяжелым грузом далеко не уйдешь и много не насобираешь… Так что, ребята, давайте уже, определяйтесь, кого мне тащить. Еще бы дотащить, кстати…» И тут один из старателей наконец-то перерезал другому глотку.
«Ну, наконец-то, - подумал Ланс. – Этот-то вроде, поздоровее будет, может и дотащу, не сдохнет по дороге. Если, конечно, не пожадничает. Сам-то он точно не дойдет – вон, на песок уже сел. Может, и договоримся».
Ланс вспомнил одну книжку, прочитанную им еще в Солнечной. Там дело происходило на краю пустыни, в которой жило Зло – легионы злых духов. А на краю этой пустыни стоял монастырь, охранявший земли своей страны от сил Зла, обитавших среди песков.
Пепелище очень напоминало Лансу эту пустыню. Вот только монастыря с монахами-чудотворцами на Пепелище не было.
Почему ему так понравилась эта книга? Вероятно, он подключился к тому энерго-информационному фантому, который родился – вернее, был выстроен  автором, писавшим эту книгу тогда, когда он ее писал. Или эта конструкция, созданная воображением автора, выросшая из его души, живущее в ином измерении существо, подпитываемое энергией тех, кто читал эту книгу в те часы, когда они ее читали, ставшие владениями этого существа в мироздании, словно земли – ведь в своем измерении это существо живет в ином, по-другому текущем времени, возможно даже, текущем в обратном направлении – туда, к Началу, к Рождению Мироздания… Вероятно, Ланс был одной породы с этим существом и с его создателем. Так или иначе, он подключился, вероятно, к этому духу, перевоссоздал его, читая книгу – земное, материальное воплощение этого духа и, если все это было действительно так, то они с ним друг другу понравились.
Ланс часто вспоминал эту книгу, «Монастырь на краю пустыни». И даже не как код доступа в иной, созданный ее автором мир, удобряемый сотнями, а может быть и миллионами читателей. Он вспоминал ее, как пророчество. Пепелище стало для него иллюстрацией этой книги. У Ланса возникало ощущение, что когда-то, давным-давно здесь шли бои, гремели битвы, не менее страшные, чем Рагнарек или Армагеддон. И то, что сейчас представляет из себя Пепелище – не просто пыль и песок, а пепел, прах сгоревших городов, садов и пастбищ. Совсем, как в той книге, где Зло обитало на месте уничтоженного царства,  где были плодородные поля, селения, леса. Там люди поклонялись темным силам, и боги сожгли всю их страну. А жители ее, сгорев, стали духами Зла, летающими над бескрайними песками.
Часто вспоминалось Лансу и то, что слово «Сатана» означает – «Дух пустыни». Он знал это, потому что его родители принадлежали к Вселенской Церкви.
«Ничего не осталось от храмов, домов, монументов. Только пыль. Гнев богов уничтожил деревни, дремучие чащи, иссушил даже реки. Осталась лишь пыль», - эти строки из любимой книги (а Ланс читал не так уж много книг) довольно часто вспоминались здесь, на Пепелище, где он оказался, скрываясь от правосудия. В Солнечной его объявили в системный розыск за убийство двух сутенеров его любимой девушки, которая была проституткой. Ланс тратил все свои деньги, выкупая свидания с ней, водил ее в рестораны и в театр, иногда даже не прикасаясь к ней. А потом он захотел ее выкупить. Но ее владельцы отказались предоставить ему рассрочку. «Здесь тебе кредита не будет. Это тебе не автосалон», - сказали они ему. И тогда Ланс (а он работал охранником) достал свой служебный лазерный кольт и пристрелил обоих ублюдков, с которыми вел переговоры. Он как раз вернулся с Лорой (так звали проститутку, в которую он влюбился) из похода в цирк. Поцеловав любимую, Ланс снял все деньги, отложенные им на первый взнос за Лору и купил себе билет до системы Сириуса. А потом уже оттуда добрался до Пепелища на корабле контрабандистов, которые, естественно, никакой информации о своих пассажирах галактической транспортной службе не предоставляли. Контрабандой жемчуг с Пепелища вывозили из-за высоких пошлин на импорт.
Недобрым красным глазом, большим, чем Солнце на Земле, на него смотрела Аватара. Пора было тащить истекающего кровью убийцу обратно в лагерь, предварительно договорившись о разделе улова.
«Хоть бы не сдох по дороге, - подумал Ланс. – Если вернусь один, бродяги меня не поймут». Ланс спустился с холма, увязая в песке и подошел к лежавшему в луже крови старателю.
-Ну и что вы наделали, Карл? – спросил Ланс.
-Так уж вышло, - прохрипел Карл. – Ты уж дотащи меня. Кровь, вроде, больше уже не идет.
-Все, что сегодня нашли, - сказал Ланс, - делим пополам. Идет?
-Идет, идет, - сипла ответил Карл и закашлялся.
-А что ты с ним не мог договориться?
-Так он вцепился в королеву, «Мое!» - кричит, - «Мое!» Как с ним договоришься? А дальше само пошло…
-Как будто черти в вас вселились!
-Не говори… Я уже жалею… Больше постараюсь до этого не доводить.
-Не говори «не», Карл. «Не» подсознанием не воспринимается. Когда кто-то говорит «я больше не буду», на самом деле он обещает, что будет еще больше. И поэтому ему не верят. Не будь, как маленький.
-Ты сам сказал «не», - ухмыльнулся Карл.
-Два раза сказал. Получилось «И поэтому ему верят. Будь, как маленький».
-Выходит, что ты, Ланс, меня одобряешь и подбиваешь замочить еще кого-нибудь.
-Меня-то ты точно сегодня не замочишь. Ато кто же тебя потащит?
-А я, - рассудительно сказал Карл, - подожду, пока ты не дотащишь меня почти до самого лагеря и замочу тебя. А дальше сам доползу, заору, услышат.
И Карл широко улыбнулся.
-Спасибо за предупреждение, - сказал Ланс. – А если кто-нибудь увидит? Да и объяснять…
-Скажу, ты хотел отнять мою королеву. На половину, скажу, не соглашался.
-И кто после этого с тобой пойдет?
-Других найду, таких же. Нет, Ланс, серьезно, дотащи. Половина всего – твоя.
Песок под Карлом был покрыт бурой свернувшейся кровью. Рядом лежало тело с перерезанным горлом и сломанным носом. От кожаной, шкуры песчаной змеи, куртки остались одни лохмотья, да и те были заляпаны, как котлета кетчупом. Одежда Карла выглядела не лучше.
-Ничего важного он мне вроде не задел. Руки-ноги шевелятся, - сказал Карл. – Чтоб ему в Аду жопой сесть на раскаленный хер.
-Ты уверен, что он отправился в Ад?
-Куда же ему еще деваться, Дьявол его побери?!
-Мне кажется, что место, которое называется – это то место, где мы сейчас находимся.
-Есть места и похуже, - сказал Карл и помрачнел.
-Ты был на Венере?
-Семь лет там ишачил. На нефтяной платформе. Хуже, чем там, быть не может. Тут хоть спокойно – ни кислотных штормов, ни плесени… Там плесень жрет металл, понимаешь?
-Здесь тоже может быть гораздо хуже, - сказал Ланс. – Единственное, чего здесь до сих пор не хватало до полной картины Ада, это демонов.
-Черт, Ланс, он мне систему охлаждения всю порезал. Жарко! Только голову не парит. И слабость такая…
-Голова, это главное. Ладно, давай поднимемся.
Ланс нагнулся и подставил плечо под руку Карла, обхватив его за спину. Карл притянул к себе сумку убитого, связал узлом разрезанный ремень и, кряхтя, встал.
-Аж в голове потемнело. Ничего, как-нибудь доковыляем. Ты королеву-то не забудь. Я вроде держусь на ногах.
Красная раковина лежала в трех шагах от ноги Ланса.
-Как же ее забудешь. Захочешь забыть – и то будет сниться, - сказал Ланс, поднимая раковину. – Вытащить ее величество?
-Ты что? Сама раковина тоже идет не по малу. Опять «не»… Ракушка тоже стоит хорошо. А из мякоти делают средство для повышения потенции. И крем для шлюх.
-Ладно, берем целиком, - сказал Ланс и положил раковину, красную, как глаз Аватары в небе, в свою сумку, подошел к Карлу и снова подставил ему плечо.
И они потащились обратно в лагерь, причем по дороге Карл выпил всю воду, которая у них была.
«Хорошо еще, что мы без масок», - подумал Ланс, когда впереди показался лагерь – они как раз взобрались на очередной песчаный холм. Старатели не носили масок, хотя воздух Пепелища считался ядовитым. Адаптация (два месяца) к нему была чудовищной – постоянное удушье, кашель, но потом ничего, кроме легкой убаюкивающей эйфории. Вроде, как все время курить слабую марихуану – дерет сначала горло, а то и ноги отнимаются. А что до накопления яда в организме, то никто из старателей не собирался жить вечно эту гребаную жизнь.

-Скажи мне, Карл, как у тебя с математикой?
-Да, вроде, неплохо.
-Тогда скажи мне, сколько будет пять плюс минус пять?
-Ноль.
-Вовсе нет. Ноль – это то, чего нет. Получается, что и пять и минус пять куда-то деваются. А этого быть не может.
-Они взаимоуничтожаются.
-Вовсе нет. Представь себе линию, на которой есть твой любимый ноль, с одной стороны (то есть справа, по-янски), пять, с другой (по-иньски) – минус пять. Если мы эту линию сложим пополам, ровно по нулю, то получится ровно пять. Вот как они взаимоуничтожаются. Хотя, если честно, пять плюс минус пять будет от нуля до десяти. И даже, если мы ничего складывать из этой линии не будем, а просто посчитаем, сколько будет, если сложить пять и минус пять – по расстоянию от нуля (например, пять метров, или, как здесь принято, футов) – то получится десять. Заметь, что ноль мы пока не трогали. Если мы по этой линии будем ездить от плюс пяти (пятого метра) до минус пяти (минус пятого метра), то получится десять раз по сколько угодно. Мы также можем передвинуть начало координат (это твой любимый ноль, твое Зеро) и получится опять-таки десять, или минус десять – если двигать его на пять метров вправо или влево. Если двигать на три метра, получим (двигая от десяти) – семь и минус три, то есть, по-твоему, четыре. Или минус семь и три, то есть минус четыре. Или любое другое число от девяти до минус девяти (если мы ограничимся целыми метрами). Мы также можем передвинуть твое Зеро куда угодно, к Чертовой Матери и тогда получится сколько угодно.
-Мы ведь уже получили десять раз по сколько угодно!
-Так то же будет одними десятками. А теперь – любое число из сколько угодно, любое число из всего. Я не рассматриваю дробные числа, потому что их, как и ноля, вообще нет.
-Как это нет?
-Ты видел где-нибудь одну десятую человека? А три четвертых собаки? Или семь восьмых – одну целую и сто двадцать пять тысячных кошки? Поверь мне, такое можно увидеть только в самых навороченных галлюцинациях. А если еще и поверить в это, то это будет самый настоящий бред.
-А как же математики? А инженеры, которые на эту самую математику опираются, когда делают компьютеры и корабли?
-Математика существует для того, чтобы с великой важностью пудрить мозги. А на самом деле все подчиняется законам магии и только на ней и работает.
-И как же ты тогда считаешь деньги?
-А я их не считаю. Они сами растут. А я их не глядя обрываю. Но пойдем дальше… Сколько, по-твоему, будет пять плюс минус пять фунтов?
-Минус пять фунтов это уже антигравитация… Хоть сколько будет. И десять раз по хоть сколько.
-А вот и нет. Во-первых. Ноль фунтов – это не вес. А минус пяти фунтов вообще не бывает. Так что математика вся – это бред и галлюцинации. Как можно представить ноль? Как можно вообразить ничего? Только если ничего не воображаешь. А такого не бывает. Мы не в состоянии ничего не воображать. Мы всегда что-нибудь воображаем. Аесли ничего не воображаешь, значит, не можешь вообразить и ничего. Так что твоего любимого Зеро вообще нет. Ну не бывает так, чтобы вообще ничего не было. Всегда что-нибудь есть. Хоть пара атомов, хоть кварки какие-нибудь или нейтроны. Кстати, а как заряжен нейтрон?
-Никак не заряжен.
-Вздор. Никак он не заряжен для тех. Кто не умеет определять его заряд.
-Подожди, насчет ноля… Я где-то читал, что ноль – это проекция бесконечности на бесконечно малую, идеальную точку. И на самом деле эта проекция – ноль, может быть от любого числа. Даже от целого измерения.
-Вздор, вздор это, Карл. Ноля ведь нет. И точка твоя идеальная хоть какую-то площадь, да имеет. Более того, она имеет еще и толщину. А измерение твое может проецироваться в любое число. Любое число на самом деле может оказаться каким угодно другим числом – вернее, его проекцией в зависимости от глубины того другого измерения, о котором ты говорил. В смысле, насколько мы глубоко в него погрузимся. То есть развернем его из состояния, свернутого в проекцию. Что касается того, с чего мы начали, от минус пяти до пяти (вернее, правильнее будет сказать, от пяти до минус пяти, так как начинать надо с янского – оно всегда впереди, по определению) – то это, в общем, диапазон…
-Чего диапазон?
-Того, чего нет – твоего любимого ноля. Того, что мы считаем началом координат. Границы проекции твоего измерения. Они могут быть как угодно велики, то есть они бесконечны, где бы ни находилось начало координат, твое любимое Зеро. И этому есть объяснение. Самый наглядный пример – Вселенная, имеет диапазон от Бога до Сатаны – от одной бесконечности до другой. А ведь это уже не одна, это две бесконечности. И все, кто есть во Вселенной, имеют свой диапазон – такой, какой могут себе позволить. А если есть две бесконечности. То почему бы не быть  и третьей – бесконечности твоего любимого измерения, которое проецируется в начало координат (туда, откуда мы считаем, или в того, от кого мы считаем), как бы ни было оно мало, пусть даже настолько, что его принимают за ничего, ничто и нечто несуществующее, а значит, несущественное.
-Совсем ты меня запутал, Густав.
-Я знаю. Дело в том, что если ты в этой реальности ноль, то можешь быть сколь угодно велик в том измерении, проекцией которого являешься в этой реальности. Поэтому важно сохранять равновесие. Если ты ровно продвинут в плюсе и в минусе, то ты просто занимаешь какое-то место в реальности. Твое любимое измерение проистекает через начало координат направо и налево, увеличивая свою проекцию  в этой реальности. И проекция эта стремится к тому, чтобы стать симметричной. Но чем больше ты занимаешь места в этой реальности, чем тебя больше от твоего Зеро, тем меньше ты в том самом измерении. Там ты хотя и бесконечен, но все же, если тебя больше в реальности, то Там ты уменьшаешься.
-Совсем ты меня запутал, Густав. Разве может бесконечность уменьшаться?
-Выходит, что может. Потому что бесконечности тоже нет. Все конечно. Бесконечно только то, что не сумели подсчитать. Собственно, в твоем любимом измерении весь твой потенциал. Для чего он тебе, ты не знаешь. Но когда ты превращаешь его в энергию, раздвигая свои границы в этой реальности, он уменьшается – там, в том, другом измерении. Если же ты здесь свои границы уменьшаешь, то Там твой потенциал увеличивается.
-А зачем мне Там потенциал, если я не могу его потратить здесь?
-Сам не знаю. Но очевидно – зачем-то он нужен. Есть даже мнение, что этот потенциал – самое важное в этой жизни.
-Почему?
-Потому что он растет из Этой жизни. А твои границы, в метрах – это дина корней.
-А начало координат?
-Зеро – это что-то вроде зерна. Как будто кто-то засевает Эту жизнь из твоего любимого измерения. Я вижу, ты уже совсем обалдел. Я просто тебя перегрузил. Вот так-то, Карл – все науки базируются на математике, а сама она вырастает из философии, бесполезной по мнению многих сфере деятельности.
-Знаешь, Густав, что меня сейчас начинает беспокоить?
-Что?
-Сколько мне нужно выпить, чтобы промыть свои мозги от того, чем ты их засеял. Но… что. Если корни не симметричны? Если один из них доминирует?
-В таком случае тот, у кого один корень доминирует, в реальности, здесь, не удерживается. Его уносит, он исчезает. И он не успевает нарастить свой потенциал.
-А тогда что делать?
-Я бы рекомендовал только одно средство – передвинуть начало координат так, чтобы все было симметрично. Вообще, передвигать его в ту сторону, где больше прирост. Это очень сложно, но это гораздо легче, чем наращивать вторую границу для равновесия. У каждого есть свой предел, до которого можно расширять диапазон.
Карл отхлебнул из стакана, затянутого сверху марлей (крышки с клапаном, открываемым языком, часто ломались и тогда содержимое стаканов от песка и пыли приходилось закрывать содержимым перевязочных пакетов) и сказал:
-Отличное пойло, Густав. Как раз то, что нужно, чтобы восстановить потерю жидкости. Ты, похоже, и правда был учителем.
-Да, - сказал Густав. – Математики и физики в средних классах.
-И что тебя сюда занесло?
Они сидели в палатке дежурного по лагерю, где располагались системы коммуникации (искусственных спутников у Пепелища не было – не позволял бюджет колонии), которые по своей примитивности и надежности восходили чуть ли не к первому веку космической эры.
Густав был дежурным по лагерю, и когда Ланс сдал ему на руки раненного, то стал оказывать ему медицинскую помощь, как она понималась на Пепелище. Раны были промыты антисептиком, закрыты губкой регенерата-абсорбента и повязками. Были сделаны уколы обезболивающего и антибиотиков. Вместо внутривенного введения жидкости Густав поил пострадавшего виски местного производства «Хелл Трейн». Немного помолчав, Густав ответил:
-Я очень любил ставить отличные оценки четырнадцатилетним девочкам. А они любили меня. Все они были очень умными, или, по крайней мере, хитрыми. Но одна оказалась идиоткой. Проболталась сестре о наших дополнительных занятиях. А та обо всем рассказала родителям.
Карл посмотрел на руку Густава – прямо на татуировку креста, обвитого розами и поинтересовался, что это. Густав ответил в том духе, что роза – символ вселенской любви, а крест – это символ страдания.
-Крест, - сказал Карл, - это приспособление для пыток. Для долгой. Мучительной и жестокой казни беспомощного человека. Крест – это символ неизбежной предсмертной агонии. - И спросил Густава, не еврей ли он.
Густав ответил, что где-то, пожалуй, в каком-то роде, возможно и может считаться евреем, поскольку его дедушка…
Карл спросил Густава (опрокинув еще пол стакана «Хелл Трейн» - старатели называли двухлитровые цилиндрические упаковки этой отравы, сделанные из пластмассы, цистернами) – как евреи относятся к Иисусу Христу, из-за убийства которого их народ столько всего перетерпел.
-Вот ведь был посланник к народу Израиля – испытал их, как один из наиболее достойных народов! И они не прошли этого испытания (в отличие, к примеру, от арабов). И только жертвы лагерей Третьего Рейха смогли искупить то, что сделали они с Иисусом Христом.
Густав заметил, что у евреев говорить об Иисусе Христе вообще-то не принято. Он вне сферы их интересов, насколько знает Густав. Они даже избегают говорить о нем. Хотя сам Густав, не будучи полноценным, чистокровным евреем, может судить и ошибочно и много по этому поводу не знать. Кто он для Великого Сионистского Подполья? Информатор, внедренный в будущее своим дедушкой. Возможно, агент влияния. Полукровка. И того жиже.
-Вот и представь себе, Густав, изощренное издевательство – не только знать, что тебя ждет мучительная смерть от истощения, когда ты беспомощен и ничего не можешь сделать – даже убить себя, чтобы оборвать свои муки. Надеясь на чудо? Возможно. Но издевательство в том, что, представь себе, Густав, тебя еще и заставляют тащить на себе к месту пыток и казни орудие твоего унижения – то, чем тебя будут убивать. Это еще большее унижение. Я бы ни за что не потащил. Отказался бы. Бросился бы на солдат, чтобы они убили меня быстро, без мучений.
На это Густав заметил, что Иисус надеялся на чудо, и это чудо произошло – он ведь воскрес.
-Что, какая-нибудь сверхъестественная регенерация восстановила его плоть, сердце почти не билось, пока он был в коме, а потом запустилось на полную мощность? А дальше что? Прилетел корабль с Альфа-Центавра и ангелы забрали назад своего биоробота-миссионера? Клонированного гибрида альфа-центаврянина и человека, который имел свободный выход к великим вселенским силам, что для альфа-центаврян вполне естественно и обычно – иначе их корабли бы не смогли летать?
На это Густав заметил, что вредно в таком состоянии говорить и думать на подобные темы и что он уже связался с врачом. Часа четыре – и врач приедет. А пока Карлу нужно поберечь силы – ведь ему предстоит, по всей видимости, серьезная операция. И что Аллах его знает, что там задел ему Том, когда они друг друга резали.
На это Карл заметил, что крест – это символ смерти, а также и зла и дальше очень надолго задумался.
Ланс стоял за стеной палатки и, когда речь зашла  о христианстве, вспомнил один рассказ ужасов. Там речь шла о юноше, который был послан Небом в одно первобытное племя. Он был великолепным охотником и мог излечивать больных и раненых прикосновением руки. А иногда он во сне исчезал во вспышке света. То есть пропадал совсем. В это время ему снилось, что он где-то в другом месте – в каком-то городе, на Небесах или в Аду (в Подземном Мире, Мире Мертвых). Но чаще всего он не запоминал этих снов. Важно, что он появлялся так же, как и исчезал – во вспышке света. И просыпался. Иногда он рассказывал свои сны соплеменникам. Эти сны затем, из поколения в поколение, рассказывали детям в качестве волшебных сказок. Однажды, на охоте, его убил тигр. Но он воскрес – появился снова в такой же вспышке света и ничего не помнил. Их тогда было двое – мертвый и живой. Мертвого съел голодный тигр, а вернувшийся, воскресший вернулся к остальным охотникам. И ничего никому не рассказал, потому что ничего не помнил. Только видел, как кого-то, похожего на него, ел тигр. Было понятно, что после смерти вождя он станет вождем. Сам он знал о своих исчезновениях во сне. И предположил, что в лесу произошло нечто подобное – там, где он оказался один на один с тигром. Непонятно было только. Кого же съел тигр. Но позже он это понял. Случилась великая засуха. Дичи не было. И хищники убивали охотников – произошло несколько таких случаев и племя сильно ослабело от голода и утраты сильных мужчин. Погиб вождь. Только огонь у входа в пещеру удерживал ночью голодных хищников. И тогда юноша, Сын Небес (а так и называлась эта страшная история – «Сын Небес») вспомнил случай с тигром. И убил себя ночью, когда дежурил один у костра, что горел у входа в пещеру. Он пронзил себе сердце копьем. А он оставался последним охотником в племени – остальные были женщинами и детьми. Когда он убил себя, то все спавшие внезапно проснулись и горе их было велико. Он был их последней надеждой на выживание.
«Но внезапно вспыхнул свет, яркий. Как молния. И Сын Небес появился над собственным трупом – такой же. И в тех же шкурах, но живой.
-Вот ваша пища, - сказал он племени своему. И показал на свой собственный труп.» На этом рассказ кончался.
Лансу подумалось – а сколько же раз Сын Небес убивал себя, пока не кончилась засуха и не вернулись (родились, выросли новые) животные? И что племя делало с трупами охотников, погибших на охоте в схватках с дикими зверями? Тоже ели? Хотя этих охотников, скорее всего съедали эти самые, победившие их дикие звери.

-Ты – человек?
-Нет, я – крокодил. Просто очень хорошо замаскированный. Я – очень хорошо замаскированный крокодил.
-Ну, если ты – крокодил, то ответь, пожалуйста, на один вопрос. Ведь среди людей бытует мнение, что крокодилы знают все…
-Пожалуйста, пожалуйста и еще тридцать три раза пожалуйста.
-Почему в Солнечной и за ее пределами среди людей так много жестокости? Все эти войны, преступления и так далее…
-Ну, не везде. Ведь есть же и оазисы…
-Ну, все-таки?
-Потому что Вселенскому Разуму нужны души бойцов. Там, где войны, жестокость, насилие, эти бойцы выращиваются. А когда они умирают, их души используются в следующей жизни этих душ, там, где Вселенскому Разуму нужны Бойцы – бойцы от рождения. Раньше, когда на Земле были зоны влияния, курировавшиеся разными цивилизациями, где-то такие бойцы выращивались культурно, а где-то – экстремально. В разных Зонах – по-разному. А зачастую методы «выращивания» менялись на одной территории по мере развития (или деградации) ее культуры и цивилизации. Простой пример – некоторые из «небесных покровителей» (или внеземных цивилизаций) просто записывали энергетические профили душ погибших бойцов в «банки данных» и затем использовали эту информацию при одушевлении клонов, биороботов, киборгов.
-Зачем?
-Без одушевления субъект, полученный искусственно, не может использовать Силу – Вселенскую Энергию (а это – телепатия, телекинез, ясновидение, предвидение и прочее). То есть – как не заправленная машина. Киборг может связаться с другими машинами, компьютерами и другой техникой, если оснащен соответствующими средствами связи, но не с живыми организмами или стихийными силами. Вообще. Все это очень сложно. На Земле, да и сейчас. Среди людей, специально разводятся Звери. Генетические программы, инкарнация в людей душ хищников, «исчадия Ада» - воплощенные в земном облике демоны. Они нужны, чтобы бойцам было с кем бороться – по необходимости. Это все вопрос подготовки душ для дальнейшего воплощения. Это – глобальный план. Можешь считать, что «Создателя». Гены жестокости переводят потенциал хищника или демона в биохимические реакции мозга и константы организма – отсюда животная тяга к жестокости или прямая связь с темными силами Вселенной – «Тенью Создателя»… Все это сложно, очень сложно…
-Знаешь что, Крокодил… Хорошо, что гашиш здесь дорог. Иначе мне пришлось бы часто слышать то, что ты сейчас наговорил.
-Да, еще вот что… В прежние времена, когда в головы людей не вживляли железо, работающее от мозгового электричества, и люди не могли управлять машинами дистанционно, человеческая цивилизация Первого Века Космической Эры находилась ниже некоторых иных цивилизаций… Как цивилизация домашних собак (если бы такая была) – ниже цивилизации людей.
-У меня и сейчас нет никакой железяки в моей голове.
-У меня тоже. Но некоторым гуманоидам и такие железяки  не нужны. Им не надо транслировать мысли в машинные коды. Они просто управляют своей техникой телепатически – их техника улавливает мысли. Их мысленные команды, запросы и так далее. А наши пилоты еще не одну сотню лет будут использовать железо… Улавливаешь, что я имею в  виду?
-Ты имеешь в виду, что ты – Крокодил. И полет твоей крокодильей мысли для меня почти неуловим.
-Я имею в виду, что описанная мною ситуация продолжается. Некие, более развитые цивилизации выращивают в людях души бойцов. Как на ферме свиней. Или, как помидоры на огороде. Плюс заставляют нас выполнять в Галактике то, что им нужно – строить новые фермы.
-Как свиньи могут строить собственные фермы?
-Могут и строят. И еще мы для них – инструмент воздействия.
-На что?
-На другие фермы. Одни мы закрываем. Другие перестраиваем, ремонтируем. Все это очень сложно, даже для такого крокодила, как я. А знаешь, через кого эти Высшие Силы контролируют свои фермы?
-Нет.
-Через своих посланников. Которые все – биороботы, зачастую – тайно или явно превосходящие обычных свиней на ферме.
-«Фермеры»?
-Да, но внешне ничем не отличающиеся от свиней.
-И сколько их, этих «фермеров» или «садовников»?
-Никогда не вычислишь их всех. И подсчитать их невозможно. Они – всегда среди нас. У них разные специализации. Некоторые заботятся о бойцах. А некоторые – о тех, с кем бойцы вынуждены сражаться, чтобы выжить. Своеобразно, конечно – так, чтобы в них проявилось то, что в них заложено. Трудное детство, мелкие пакости, крупное издевательство… И ведь души зверей и демонов «очеловеченных», вернее, «огуманоиденных» - тоже… «Другие Садовники» очень темны.
-Что, тоже?
-Выращивают. Также для следующих воплощений.
-В кого?
-В «Других Садовников». И для одушевления клонов, биороботов, киборгов… Землю раньше и людей сейчас по всему космосу курируют, опекают, пасут разные силы. Иногда они даже черезчур слишком разные…
-Вот что – хоть ты и Крокодил, но больше я курить с тобой не буду. Ты так меня перегрузил, что я аж надорвался.
-Все это было бы смешно, когда бы не было так страшно.
-Ладно. Но почему именно «свиньи»?
-В каждой Зоне Влияния – своя порода (или породы) на своей ферме. И, соответственно, свои Небесные Покровители. Которые, кстати, эти породы и выводят. Бывают зоны совместного влияния. Где-то берегут своих питомцев – там особо ценные сорта душ. А где-то их все время стравливают специально – между собой, внутри одной породы и разные породы. В борьбе формируется нужный дух.
-У тебя все вроде борьбы Добра со Злом.
-Грубо говоря, похоже на это. Но каждая порода считает Добром себя, а Злом – своих врагов. Даже если те – души от того же самого Добра, но другой породы. Разумеется, Исчадия Зла есть тоже. Но и у них бывают одни Покровители с теми, кто от Добра. А есть еще и Третьи. Они – вроде «судей» или «ветеринаров» для этих «фермеров». Они всегда между «породами». Защищают одних от других – неважно, кого от кого.
-Вроде пограничников?
-Или шерифов. Они, разумеется, тоже разводят  своих подопечных. Они, по-моему, от какой-то вселенской структуры, созданной Покровителями совместно, для урегулирования разногласий. Своеобразная «санитарная инспекция». Они проводят разные усовершенствования, следят за «правами животных», квотируют «производство», спасают «вымирающие виды», даже регулируют «поголовье». Они вообще больше связаны с Прогрессом, чем со Светом или Тьмой. Они не от Добра и не от Зла. Они – от Границы (между Добром и Злом, между Светом и Тьмой). И могут меняться, быть похожими и на тех, и на этих. По сути, они – Холодное Рацио. Именно их призывают бояться посланники-«фермеры». И к ним же «фермеры»  обращаются за помощью и арбитражем. Услуга за услугу и так далее.
-Слушай, Крокодил, ты уже сожрал весь мой мозг. Теперь мне все это приснится. Все эти страшные истории.
-А я тут ни при чем. Просто именно так все устроено. И на Земле, и в Солнечной, и здесь. «Фермеры» среди нас! И что самое страшное – эти Третьи тоже выводят свои породы, будущих Хамелеонов, следующие воплощения Слуг Границы. Наемников, иногда даже – карателей или охотников, свою смену в этом и в иных мирах.
-Как это? Я уже не соображаю.
-Представь себе, что вероятности-реальности – как реки. С протоками, притоками и островами. В одной протоке-реальности  кто-то не может себя проявить в одной части русла. Все, что ему принадлежит, весь его «заряд» течет по другой протоке, проявляя там себя, как «вдруг откуда ни возьмись». В своей же протоке он тих, как мышь. И внезапно протоки соединяются и все, что его – вдруг, внезапно (или просто снова) – при нем. Как будто все это свое он переправил по параллельному пути.
-А что происходит с тем, «параллельным» ему?
-Он уходит. Его реальность обрывается. Или просто его протока становится уже. И теперь уже «параллельный» тих, как мышь. А тот, кто «не мог себе позволить» - орел орлом. Так вот у них, у «фермеров».
-А у «хамелеонов»? Тоже «река»?
-У них вообще – «водопровод». Сколько «труб» надо, столько поставят. И на каждой – по «крану». «Хамелеонов» часто используют при смене режимов – по воле контролирующих ту или иную Зону Влияния. С более светлого на более темный или наоборот. Или при передаче Зоны Влияния от одних Небесных Покровителей другим. «Хамелеоны»-каратели уничтожают прежний режим, чтобы он не мешал установлению нового порядка. Они – как «терминаторы». Или «судьи» («и заодно «судебные исполнители») при спорах «фермеров». Иногда «фермеры» теряют свои права на владение своими стадами. Или стаями. Тогда «хамелеоны» их устраняют.
-А мы в чьей Зоне Влияния?
-Мы- в Зоне Драконов. В Зоне Драконов.
-Знаешь, меня пытались воспитывать в русле христианских ценностей. Все это как-то с ними не согласуется…
-В нашем обществе – и здесь, и в Солнечной, преобладают антихристианские, волчьи ценности. Слишком многие паразитируют на христианских ценностях – поэтому следовать им опасно. Следовать им – значит, становиться жертвой. А вокруг всегда много хищников. Да и помимо них, зачастую быть христианином – значит приносить себя в жертву Богу. Я вот категорически против того, чтобы приносить себя в жертву. Да и ты, видимо, тоже. Христианство – садомазохистская религия. И многие, протестуя против него, впадают в сатанизм. Есть более разумные и уравновешенные, я бы даже сказал – адекватные пути.
-Хорошо, когда есть выбор…
-К тому же, христианство – это вообще не для людей.
-А для кого?
-Для «садовников». Для «фермеров». Для тех. Кто не является животным.
-Для киборгов? Хреновых биороботов?
-Да. Заложена в него программа ограничений – и он четко ее выполняет. Разумеется, там есть и исключения. Особые случаи. А вне особых случаев – они, посланцы Агнцев, в сущности – святые. Но и среди них есть те, кто пестует Зло. Звери нужны всем Домам Небесных Покровителей.
-Агнцев?
-Овнов, Баранов, Козлов – какая разница? На своих языках они называют себя иначе. Пауки – это тоже они.
-Это они создали людей?
-Людей создавали все Дома. По своему подобию. Духовному, энергетическому, ментальному. А внешне – по подобию Обезьян. Мы, люди, вообще-то относимся к этому Дому. Как и все гуманоиды.
-А кто такие Волки?
-Это темная, звериная часть Дома Собаки. Поэтому нам ничего не остается, кроме как наблюдать этот волшебный карнавал танцующих свеч. Понять меня, наверное, невозможно. Я сам себе с трудом понятен. Даю ответы на вопросы, которых мне никто не задавал.
Хелл и Дик сидели на вершине песчаного холма и по очереди курили кальян. Внезапно склон под ними провалился вниз. Из образовавшейся ямы вылез ящер, похожий на кенгуру. В руках этот ящер держал  какое-то странное, нечеловеческое оружие. Похоже было, что он собирался выстрелить.Дик потянулся к поясу, за пистолетом.
Но ящер оказался быстрее. Из его оружия вырвался узкий зеленый луч и прожег Дика насквозь. Дик осел на песок. Теперь он был мертв.
Хелл поднял вверх обе руки и покосился на трайки – те, на которых они с Диком прилетели сюда, подальше от всех остальных. Среди старателей часто попадались типы со скверным характером и от таких иногда хотелось отдохнуть. Серый ящер, похожий на кенгуру, вылез из своей ямы. Следом за ним показались еще двое.
-Здравствуйте, Драконы, - сказал Хелл, не опуская рук.
«Здравствуй, Обезьяна», - раздался скрипучий голос у него в голове. Никто из ящеров и рта не раскрыл.
-Много вас там, внизу? – спросил Хелл.
«Все меньше и меньше», - ответили ему.
Хелл чувствовал себя совершенно спокойно. Ведь с ним был кальян.
Все трое вылезших из ямы устроились рядом с ним и стали пожирать еще теплый труп Дика, содрав с него одежду. «Обезьяны – это еда», - сказали они Хеллу.«Раньше мы разводили Обезьян на мясо и молоко. Как вы выжили в Пожаре Солнц?»
-Мы прилетели, - ответил Хелл. – Издалека прилетели. Мы думали, что никого здесь нет.
«Раньше, - ящеры ели печень Дика, распотрошив его острыми когтями четырехпалых рук, - здесь были города и сады. Но мы повздорили – разные наши роды. Вожди уничтожили друг друга и почти всех своих подданных, взорвав множество солнц, свет которых сжег все на поверхности нашего мира. Уцелели  лишь те, кто спрятался внизу, в Убежищах».
Хелл понял, что это было. Ядерная война. Весь этот песок разных цветов на поверхности Пепелища, вся эта пыль - зола и пепел прежнего мира Драконов. Еще он чувствовал странное родство с этими тварями. Ему вообще всегда нравились рептилии. Он почитал их, как свой тотем. Возможно, что его самого послали в мир людей такие же серые ящеры, только с другой, не уничтоженной планеты. Подменили его, когда он перестал расти – лет  в четырнадцать. Того. Прежнего Хелла, переписали в память андроида, его двойника. Но куда девался настоящий Хелл, Хелл-человек? Конечно же. Его съели!
«Там, внизу, мы голодаем, - сказали серые ящеры в мозгу Хелла. – Внизу только грибы и лишайники. Мы давно не ели мяса».
Ели они очень быстро. От Дика уже остались только кости и обрывки одежды, да заляпанное кровью снаряжение.
Хелл ощущал нечто вроде экстаза. Разведчики на дальних космических рубежах, конечно, встречали Драконов, но он их видел впервые. А ведь он всегда в них верил.
Драконы слизали последнюю кровь с костей Дика и сели рядом с Хеллом. Он передал им кальян и они по очереди его раскурили. Хелл и сам любил курить кальян после сытного обеда. «Много здесь Обезьян?» - спросили Драконы.
-Достаточно. В основном, почти все живут в одном месте – столице этой колонии, - ответил Хелл. Дик был туповат и вообще временами походил на свинью, так что Хелл о нем не сожалел. Как и не сожалел бы ни о ком из колонистов, исключая, возможно, шлюх и остальных мало-мальски симпатичных девушек. Если Драконы там, внизу, проголодались, если они привыкли к человечине – то это проблема людей. Всех этих сраных ублюдков. Хелл не ощущал людей, как свой биологический вид. Своим биологическим видом он считал крокодилов. Да и эти вылезшие на поверхность разведчики Драконов сразу же вызвали у него глубокую симпатию.
«Невидимый свет, - сказали Хеллу его новые друзья. – Мы не чувствуем его здесь. А в других местах он есть?»
-Слабая радиация кое-где встречается, - ответил Хелл. – Но это безопасно, если только не поселиться в таком месте.
«Думай про Обезьян. Где он есть, сколько их и как до них добраться. Как они вооружены и на чем передвигаются. Все, что помнишь. Думай, быстро».
И Хелл стал вспоминать. Тщательно, подробно. Он вспоминал все поселения и временные лагеря старателей, Джетро Таун. Он вспоминал корабль, прилетающий раз в полгода, вспоминал войну из-за приисков, когда две ватаги старателей сражались, одновременно найдя  богатую жемчугом долину. Вспоминал, что на Пепелище еще нет персональной связи и что пропажу в песках нескольких десятков человек никто не заметит. Вспоминал все о полиции Пепелища, обо всех видах оружия, что было у колонистов.
Драконы тщательно запоминали все его мысли. Они не издавали никаких звуков. Их мощные челюсти и длинные языки вообще не предназначались для разговоров. Они общались мысленно. Наконец, Хелл вспомнил все, что знал. Если бы он рассказывал это, то ушло бы много времени. Но телепатическая коммуникация заняла от силы полчаса.
«Мы сохраним тебе жизнь, - сказали Драконы внутри мозга Хелла. – Тебе и всем молодым обезьяньим самкам, которые захотят остаться в живых, став нашим скотом. Мы будем снова разводить Обезьян. Ваша порода, похоже, беспокойная, но следующее поколение будет таким, как нам надо. А сейчас ты пойдешь с нами вниз. Иначе наверху кто-нибудь тебя случайно убьет во время Охоты».
Хелл с сожалением посмотрел на свой трайк и кивнул. Что ж, неплохо. Самец-производитель, вожак стада. В мире людей ему такое не светило. В мире Драконов, похоже, он обретет все среди людей, пусть даже они станут Обезьянами.
Затем все четверо полезли в яму, которая, после того, как за ними закрылся люк, сама засыалась песком. Наверху, на оранжевой дюне остались только два трайка, кости Дика и потухший кальян.
Как Дик попал на Пепелище, где так славно окончилась его жизнь? Очень просто. Когда он был маленьким мальчиком, у него был старший брат, извращенец. И этот старший брат трахал его в задницу. И в рот. И заставлял его есть свое дерьмо, после того, как срал в унитаз. Маленькому Дику приходилось вылавливать дерьмо своего старшего брата в унитазе и есть его. Но Дик вырос крепким подростком и однажды перерезал своему старшему брату горло. После этого ему пришлось оказаться на Пепелище. Сначала он работал в публичном доме для таких же извращенцев, как его покойный старший брат, а потом так сдружился с одним из них, старателем, что тот взял его с собой.
Но все это было до того, как им пообедали вылезшие из катакомб Драконы – истинные хозяева Пепелища. Которые вскоре появятся снизу, словно из бездны, возле дома терпимости «Гобелен», обслуживающего гомосексуалистов и там съедят (сожрут, захавают, слопают) большую часть гомосеков этой земной колонии. А что – они парни видные, мясистые, ухоженные. Вот только в новом порядке, который решили установит на Пепелище Драконы, места им не было. В этом новом (вернее, восстановленном старом) порядке гомосекам отводилась роль однократного ужина, дичи, охотничьего трофея. Чего не скажешь о работницах предприятия «Баттерфляй». Их Драконы есть не собирались. По крайней мере, пока те не состарятся и не выйдут из детородного возраста. Рожать им предстояло много. Драконы любили маленький детей так же, как люди любят молочных поросят. Драконы долго живут, дольше, чем люди. И многие из них помнили сладкий вкус человеческого мяса. В особенности – свежего человеческого мяса.

Шаман Хан преодолевал искушение Света – искушение быть лучше всех. Всю жизнь он камлал Темным Духам, и, с их помощью, он это искушение преодолел. Духи-молнии не запугали его, а Светлые Духи не смогли обольстить Благодатью. Он видел, что Время Тьмы приближается и, может быть даже, уже наступило.
У шамана были длинные черные волосы и бледное лицо. Он ходил всегда в черном. Обычно шаманы обвешиваются железом – еще с тех времен, когда железо было дороже золота, но на снаряжении жителя Пепелища железа хватало и так – пряжки, замки, оружие. К тому же Хану никак не пришлось до сих пор повторить подвиг шаманов прошлого – отрыгнут кусочки железа, а именно это ценилось больше всего. И этими кусочками шаманы украшали свое одеяние, передавая их по наследству. Получил такой кусочек и Хан – от своего деда. Он хранил этот кусочек в нагрудном кармане. Это была обезьяна. Она охраняла сердце Хана.
На Пепелище Хан оказался из-за кошек. Общество защиты прав животных начало его судебное преследование из-за того, что он убил (и пытал перед этим) триста кошек и котов. Он приносил их в жертву – в жертву Темным Духам. За это ему грозило пожизненное заключение.
На Пепелище Хан снимал и насылал порчу, ворожил и устраивал встречи с душами умерших. В Джетро Тауне Хан пользовался популярностью. А в жертву он приносил песчаных гадов. Обезьяна была одним из его помошников. Еще он хранил души маленьких детей. Души детей жили в Детской в его квартире – в погремушках, плюшевых медвежатах и пластмассовых зайцах, которые ему приносили родители детей. Как правило. Это были первые или самые любимые игрушки их малышей.
Хан знал, что души, что всю жизнь готовятся к новой жизни после смерти, имеют право выбора. Они идут туда, куда они готовы пойти. Вернее, их берут те, кому они пригодны. Просто записывают, как радиопередачи, отбирая те, что удовлетворяют определенным критериям, по которым эти души измеряются. Так его, Хана, душу измерят и возьмут к себе Небесные Обезьяны. Ему дадут новое тело. Он будет  в этом теле служить Тьме. Обезьяньей Тьме. А другим, например, Небесным Свиньям, его душа не пригодится. Просто не подойдет. Потому что всю жизнь его воспитывала Обезьяна. Да. Его запишут. Он будет сразу в двух видах – один Хан возродится у Небесных Обезьян, а второй Хан будет летать по Космосу, пока не найдет новорожденного, в котором ему придется начать следующую жизнь. Возможно, ему придется летать до этого долго. Возможно, он окажется в Черной Дыре – именно там после смерти оказываются души Темных. Чаще всего именно там.
Хан знал, что скоро ему предстоит умереть. Он даже знал, как именно умрет – его убьют и съедят Драконы. После этого он окажется у Обезьян.
Души Светлых находят пристанище в звездах. Души Темных – в Черных Дырах и недрах планет. Силы Света и Тьмы всю жизнь перетягивают душу человека, как канат. Хан твердо держался Темной Половины. Обезьяна вела его по пути, который был предназначен ему.
Возможно, в следующей жизни он будет гориллой или шимпанзе. И что в этом плохого? Хан любил Обезьян.
Однажды Хану пришлось выехать в отдаленный поселок старателей – на похороны одного монгола. Там пили виски из кактусов. Стаканы были сверху покрыты марлей, сквозь которую проходила соломинка. Иначе в виски попадал песок. Там Хану пришлось снять маску – старатели масок не носили. Хан тогда почувствовал, что смерть близка и нет смысла беречь легкие. Ему было видение – ящеры, выползающие из песка. Серые ящеры, похожие на кенгуру. Ящеры с пастью, полной хищных зубов. Хозяева этой планеты, прятавшиеся в глубоких убежищах с тех пор. Как поверхность Пепелища превратилась в пустыню – давно, еще до того, как Пепелище было открыто людьми и стало Пепелищем.
Хан смотрел на пляски бразильских шаманов и прикидывал, что из их опыта можно было бы использовать на Пепелище. Духи здесь были другие, совершенно не те, что на Земле или на Марсе. Они походили на духов-кайманов или духов-аллигаторов. Фильм кончился и Хан переключил мультисистему на радио. Телевидения на Пепелище не было – все фильмы и вся телепродукция, все новые сайты доставлялись раз в полгода кораблем. Собственный Интернет Джетро Тауна был скудным, а остальные поселения обходились вообще без него. Надежной межсистемной связи еще не существовало, и все колонии за пределами Солнечной находились в культурной изоляции. Если в одной системе располагалось несколько колоний, то они устанавливали собственную сеть. Зато в Джетро Тауне был театр.
Хан просмотрел на сайте единственной радиостанции (принимаемой по всему Пепелищу) новые анекдоты. По радиоканалу шло комик-шоу:
-Ты – гомосек?
-Нет, что вы, я порядочный гей!
-Да? А я-то думал, что ты – наглый гомосек. Но если ты не гомосек, тогда ладно.
Не все, кто оказался на Пепелище, одинаково хорошо владели единым языком. Ведь здесь были не самые образованные представители человеческой цивилизации, многие происходили из стран с автономной культурой, где единый язык не был распространен повсеместно – Ирана, Малайзии, Китая. Особенно много таких было среди старателей. Их словарный запас часто не превыщал тысячи, а то и пятисот слов. Разумеется, главным героем анекдотов на Пепелище был старатель, слабо знающий единый язык.
По мнению Хана, разноязыкость людей их сильно разобщала. Вот духи, те везде говорили на одном языке. Ведь они говорили молча.
Шаман всегда живет на дне колодца, полного духов. Сверху, оттуда, где этот колодец открывается в Небеса, Высшие Духи черпают Силу шамана. Оттуда  же льется Сила в колодец, когда в Небесах ее скапливается слишком много. Тогда она низвергается вниз ливнем, водопадом, снегом. У Хана этот колодец, темный на дне, светлел, приближаясь к своим краям.
Все эти духи все время смотрели на Хана. И разговаривали с ним. Поэтому Хан всегда старался быть достойным этой дружбы и этого покровительства.
Сила поступала в колодец Хана и снизу, из Глубины, оттуда, где текут потоки Силы. Вместе с Силой приплывали другие духи. Некоторые из них задерживались в колодце Хана, иные – довольно надолго. На Пепелище снизу приплывали духи-рептилии.
Хану доводилось камлать в различных мирах. И духи везде были разные. Кроме Высших Духов – те везде были одни и те же. Именно они и вырыли его колодец. Несмотря на то, что Хан работал с Темными Духами, тенями Высших Духов, те, кто создал его колодец, были Духами Света. Этот колодец был жизнью Хана. И скоро ему предстояло расплескать всю Силу, что удалось ему накопить. Когда его съедят Драконы, его колодец высохнет. Ему придется покинуть Средние Миры. Его колодец занесет песком. Хан чувствовал, что случится это скоро.
Но шаман остается шаманом до самого конца. Ведь именно ему предстоит отправить души всех, кого съедят Драконы туда, где эти души будут превращаться дальше.
Со второго этажа, где размещалась его квартира, шаман видел пустыню – серый прах Пепелища и серое небо с кровавым пятном Аватары.
Еще он видел, как в эту пустыню, держась за руки, уходили двое – парень и девушка. Шаман знал их. Это были двое подростков.

Диана шла, держась за руку Виктора. Под шлем она надела очки-проектор, поэтому шла она по яркому весеннему лугу, полному разных цветов. А вокруг нее пархали бабочки, которые были ярче, чем цветы.
Виктор шел по пустыне. Пустыня всегда успокаивала его. Сейчас он совсем не думал о том, что они оба – девственники и о том, как им этой девственности лишиться.
Впереди (а они зашли уже довольно далеко, окраины было не видно) показались трайки. Они летели низко, но почти не поднимали пыль. Их было около десятка. На них восседали пьяные и обдолбанные старатели, уже сдавшие свой жемчуг и успевшие основательно это дело отметить.
Трайки летели прямо на подростков. Диана их не видела – только бабочек. А Виктору вдруг захотелось оказаться далеко отсюда.
Трайки замедлили свой полет и взяли парочку в кольцо. На них приехали хмыри неопределенного возраста, прожженные жизнью всеми возможными способами.
-Смотри, какие хорошенькие!
-Да, котята – что надо.
-Люблю молоденьких. - Старатели ржали и ухмылялись.
-А ты кого больше любишь – мальчиков или девочек?
-А мне по фиг, кого трахать!
Стоя в этой пустыне, в кольце недобрых и похожих на обезьян людей, Виктор чувствовал, что смерть его близка. А возможно, что не только смерть.
-Ну что стоим, чего ждем? - Диана выключила свой проектор и из сказки попала в реальность.
Старатели поставили на песок свои трайки и спешились. Они подошли к подросткам и с гоготом, надавав затрещин Виктору, стали срывать с них одежду и снаряжение. А потом повалили их на песок.
Диана и Виктор лежали рядом, голые, оба на животе и ветер посыпал их песком. Потом сдувал песок и снова посыпал, словно шлифуя их юные тела.
Юные влюбленные потеряли свою невинность. Старатели  по очереди изнасиловали их в задницу. С гоготом обсуждая их крики и стоны. Стоя вокруг и мочась на свои истерзанные, в синяках от крепких рук, жертвы (все-таки они изрядно приняли пива), они сравнивали достоинства анусов Дианы и Виктора.
Когда подростки пытались подняться и вырваться, их били и вновь бросали на песок. И снова насиловали. От пряжек костюмов старателей оставались глубокие царапины, в которые попадал мокрый от мочи песок и жег их, словно огнем. Мужики куражились вовсю.
Через час, когда анусы влюбленных стали гореть (несмотря на вазелин, которым насильники смазывали свои члены), они перестали сопротивляться и взялись за руки. Так они потеряли девственность.
А через полтора часа (как будто пара взрослой жизни подошла к концу) после встречи старателей с юными любителями помечтать о долгой счастливой жизни, песок на склоне ближайшего холма поднялся фонтаном, открыв ворота, ведущие в подземелье Драконов.
Старатели ничего не заметили. Они были слишком заняты, насилуя подростков, которым было по четырнадцать лет. И вообще стали походить на стаю гамадрилов.
Но Драконы вышли из своего подземелья. И напали на старателей и, застав их врасплох, содрали одежду и с них. И всех их сожрали. «Сладкое мясо с приправой».
Алкоголь и конопля придали крови людей вкус нектара. И Драконы выпили этот нектар. И обглодали мясо – до самой последней косточки. Потому что были очень голодны.
Аватара радостно взирал на их пиршество. Аватара был рад возвращению своих детей, Драконов, под алый свет. Виктора съели последним. А Диану утащили с собой, вниз.
Когда же ворота в подземелье Драконов закрылись, склон холма содрогнулся и снова засыпал створки песком.
Остались только трайки, стоящие кольцом вокруг белых костей и песка, политого кровью, потемневшего, словно обосранного кем-то, страдающим поносом. И клочья одежды – серой, коричневой, старой. Потертой. И много железок – ножи и пистолеты, так и не пошедшие в дело из-за того, что серые кенгуру парализовали своей волей беспечных и бесхвостых обезьян. И шлемы, круглые. Как яйца, снесенные гигантским динозавром. В общем, Драконы встретились с людьми и остались сыты и довольны.

«Смех сквозь ужас», - подумал Питер.
Он до сих пор не мог прийти в себя от того, что оказался в этом месте, на Пепелище. В Солнчной он был наркокурьером – перевозил гашиш, кокаин и опиум с Земли на Марс. И когда его хозяина накрыла полиция, Питер не стал дожидаться, когда придут и за ним.
Питер провел здесь всего один стандартный земной год («два корабля» назад он прибыл сюда, факт) и все еще ужасался местной жизни. Ибо Пепелище было похоже на Ад.
Все здесь было допотопным и многое напоминало двадцать первый (а то и двадцатый) век по старому летоисчислению.
Даже собак сюда привозили контрабандой. Причем исключительно ротвейлеров. Со сбытом щенков проблем не возникало.
Вот и сейчас Питер (здесь он поступил в полицию) делал обход Джетро Тауна вместе с Кингом – здоровенным четырехлетним кобелем. Смотрелись они вместе живописно – оба в черном, оба с бляхами и оба вооружены – Кинг зубами, а Питер  - бластером модели «Кольт».
Сейчас им встретились Люси и Бетти. Люси была двадцатилетней миниатюрной девушкой, а Бетти – ее ротвейлером.
На пыльной серой улице с пятнами граффити на стенах домов Кинг и Бетти обнюхали друг друга, а Питер и Люси поздоровались. Люси была официанткой. Еще она была серийной маньячкой – убивала во Франции богатых мужчин, хотевших стать ее любовниками. Принимала ухаживания и подарки, а потом убивала – годика эдак четыре подряд. Но на Пепелище она начала новую жизнь.
Питер пожалел. Что из-за маски не видно лица Люси, но удовольствовался созерцанием стройной фигурки в облегающем комбинезоне цвета Бордо.
Завтра им обоим предстояло умереть и вовсе не от любви. Их обоих сожрут Драконы (Люси почему-то забракуют как производительницу, вероятно, прочитав ее память) – Питера в патруле, а Люси во время пробежки.
Кинг и Бетти будут бросаться на страшных зубастых серых кенгуру, стараясь защитить своих хозяев, но это будет тщетно. Им даже не удастся никого укусить. Их прожгут насквозь зелеными лучами из своего оружия Драконы, так что даже обвыть умерших хозяев им не удастся.
Кинг чихнул и Питер пожалел, что на Пепелище нет масок для собак – собаки здесь жили недолго. Песок забивал им легкие и они не доживали до старости. Так что собак все время приходилось завозить новых.
Теневые воротилы Пепелища навели справки о Люси и ее строго предупредили, чтобы в этом мире она не вздумала начать развлекаться так, как она это делала во Франции. А наблюдение за ней возложили на Питера. Так что он встречался с Люси раз в три дня, когда она выгуливала свою подругу. Питер и Люси не закрутили романа. За них это сделали Кинг и Бетти. Вот и сейчас, вдоволь нанюхавшись, они стали друг друга облизывать – носы, лбы, уши.
Питер наблюдал за этими собачьими нежностями с участием. Ему и его поднадзорной регулярно приходилось производить случку (это происходило в ее скромной однокомнатной квартирке, пока полицейский с маньячкой на кухне пили кофе) и скоро должна была наступить очередная беременность.
Вот и сейчас все дело шло к тому же. Хозяева были не в силах разлучит своих питомцев. Предстояло Питеру и Кингу пойти в гости к Люси и Бетти (законом Пепелища запрещалось спаривать собак на улице).
Питер поправил свой «Кольт» (бластеры разрешались на Пепелище только полиции) и подмигнул Люси.
-Пошли, - сказала она.
И он почувствовал, как где-то под маской она улыбнулась. Ее глаза сияли сквозь очки. Она была рада за Бетти. Хоть кто-то встретил свою любовь в этом проклятом городишке. Все четверо поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в квартиру Люси.
Через некоторое время, отведя собак в  комнату и оставив их наедине, хозяева уединились на кухне, сняв маски, шлемы и очки. Люси была хорошенькой, обесцвеченной и коротко подстриженной. Питер был обрит наголо, а больше у него особых примет не имелось.Люси приготовила кофе. Питер сидел за столом.
-Не тянет за старое взяться? – спросил он.
-Пока нет, - ответила Люси и лучезарно улыбнулась. Она была девственницей и лесбиянкой. Мужчин она ненавидела.
-Скольких ты убила? – спросил Питер.
-Считая тараканов?
-Нет, считая людей.
-Тридцать шесть. Пока – тридцать шесть.
Питер помолчал и заметил, что не собирается быть следующим. После чего осведомился, нет ли других кандидатур в жертвы.
-Нет, - сказала Люси. – На меня никто не обращает внимания. Здесь любят пошлых телок с сиськами и задницей, с мясистыми ляжками, а я слишком худенькая.
-Даже для педофилов? – спросил Питер.
-Педофилы к нам не ходят, - сказала Люси и вздохнула. С педофилами на Пепелище было строго – все они были наперечет и также на строгом предупреждении. Не считая старателей. Но ресторан «Максим» посещало высшее общество Джетро Тауна. Люси любила внимание. Она обожала кокетничать.
Питер был настроен серьезно. Он посмотрел на часы наручной рации и заметил, что собаки, пожалуй, все свои проблемы уже порешали. Допил кофе и постучал кулаком в стену. Кинг ответил троекратным лаем. Люси пожала плечами и сказала:
-Пора, так пора. Заходите еще. Всегда вам рады. - После чего Питер и Кинг продолжили патрулирование.

По всему Джетро Тауну выли собаки. Они предчувствовали скорую беду – смерть своих хозяев. И спешили обвыть эту смерть заранее, зная, что немногим из них удастся это сделать потом. Обвыть смерть хозяина – важное собачье дело.
Но Тильду это не волновало. Она была телепаткой, и, что особенно ценно, могла внушать свои эмоции другим. Что делало ее замечательной актрисой. Или замечательной брачной аферисткой, выкачивавшей деньги из многочисленных мужей, бросая их, когда их деньги заканчивались. Эти деньги Тильда называла «самцовые». Неудивительно, что при таком раскладе она оказалась на Пепелище. Потом, во время спектакля она услышит Драконов – еще до того, как в театре «Алая роза» провалится пол и на зрителей набросятся Драконы – и внизу, в провале, и наверху, в уцелевшем партере.
Болт тоже не волновался из-за воя собак. Мало ли, кто сходит с ума. Вот и у собак массовая истерия. Болт был парапсихологом и изучал телепатов. Однажды, в Солнечной, он перекормил своих подопытных стимуляторами и двое из них умерли от разрыва сердца. В тюрьму ему не хотелось и он подался, куда подальше. На Пепелище он встретил Тильду и стал изучать ее. Она замечательно умела завести публику. Любая старинная пьеса с ней в главной роли могла вызвать у жизнелюбивых жителей Джетро Тауна (и у забредавших в театр в наркотическом угаре старателей) и смех, и слезы, и целое море сентиментов. Даже если речь в этой  пьесе шла о совершенно дурацких вещах. Какая-нибудь сумасшедшая принцесса в ее исполнении могла влюбить в себя зал. А когда она была королевой, то все ей поклонялись. Ее Золушка или Красная Шапочка могли заставить любого пройдоху почувствовать себя ребенком. А ее ведьмы вызывали неподдельный ужас.
-Скажи мне, Тиль, - говорил частенько Тильде Болт, - как это у тебя выходит?
-Я просто расцветаю, - отвечала Тильда (частенько это происходило у нее дома, глубокой ночью, за бутылочкой вина, в перерывах между бурным сексом). – Я превращаюсь в бутон и этот бутон распускается. А лепестки долетают до зрителей – когда я облетаю, но чаща до них просто доходит мой аромат. Как будто дует легкий ветерок от меня к ним.
-А что бывает, когда этот ветерок становится ураганом? – допытывался Болт.
-Да, было и такое пару раз. Тогда у кого-то в ложе начались судороги, а еще несколько человек упало в обморок, - отвечала Тильда.
-А откуда этот ветер берется, Тиль? – спрашивал Болт.
-Из Бездны, - отвечала Тильда. – Это дует Князь Тьмы. Все мы, артисты – его свирели. Все мы, артисты – флейты Дьявола. Не мы играем, а Он играет на нас. Мы – Его инструменты. Мы – как марионетки, а Он – наш кукловод. Чем больше нитей тянется от нас к Его пальцам, тем больше наш талант. Чем сильнее Он дует, тем мы громче звучим. И все аплодисменты публики – Ему, не нам. Все мы, артисты, нежимся в лучах Его славы. Когда играем мы, Он наполняет нас собой. Мы, лицедеи, все – оборотни, и наш Хозяин – Он, Дьявол. За это многие нас ненавидят. За это же и обожают нас. Мы все – пустые дудки без Него. Так через нас Он  развлекается, играет с этим миром. Или мирами. Даже здесь, не на Земле. Он в пустоте живет, между мирами. И – в сердце каждого из них.
-Так где же Ад тогда? Он в небе, в космосе, среди комет и пыли, или под ногами? – так спрашивал у Тильды Болт.
-Ад в людях, дурачок. Ад – в сердце у людей. И там. Куда они его приносят. А если в сердце Рай, тогда приносят Рай. Одно и то же место может и Раем быть и Адом. Во что угодно люди могут превратить лагуну, окруженную атоллом – ведь часто есть и каннибалы там, где сущий Рай Земной. И могут сделать из пустыни сад – оазис, рукотворный Рай. И Духи Света могут предпочесть суровые и скудные места, а Духи Тьмы – места комфорта и круглосуточного праздника, где жизнь бурлит ключом. Вопрос лишь в том, кого предпочитают люди. Кого они предпочитают, тот и рисует им картину, ставит декорации и свет. Одно и тоже место может быть Раем для одних и Адом для других. Кто сильнее дует, тот и выбирает краски. А дует тот, кого призвал на помощь человек.
Так Тильда отвечала Болту. Беседы все записывались парапсихологом, который брал с собой аппаратуру на все встречи с Тильдой.
-Так можно Дьявола призвать на помощь? – спрашивал Болт.
-Конечно,  - отвечала Тильда. – Если только ты имеешь склонность опираться на помощь Темных Сил. Иначе как бы я в сорок четыре года могла играть молоденьких девиц? Когда играю я Джульетту, все видят, что мне шестнадцать еще не минуло. А когда играю я старуху – злобную колдунью – все видят, что мне сто лет и что лежит в моей избушке под лавкой гроб. Давно лежит и плесневеет крышка, а смерти нет и нет. Могла ли я сама такого вот успеха добиться от людей? О, нет. Я не самодовольна. Просто тот, кто дует, превращает меня в глазах людей то в ведьму старую, а то – в девчонку. И я хромаю или прыгаю козой. А все благодаря Ему. Я благодарна Дьяволу. Не раз Он спасал меня от многих бед.
-Но как тогда ты оказалась здесь? – Болт спрашивал и Тильда отвечала:
-Здесь ближе я к Нему, чем на Земле. - Но Тильду все равно съедят – она уже весьма немолода.
И снова сексом занимались исследователь паранормальных феноменов и этот самый феномен. Особенно удачно тогда, когда в земном эквиваленте было между тремя часами ночи и шестью утра – на Пепелище в сутках было вовсе не двадцать четыре часа, и все часы были, соответственно, настроены на местное время – по меридиану, проходящему через Джетро Таун. Это было самое лучшее время суток для Тильды – время, когда она была особенно очаровательна. Из-за этого иногда устраивались ночные спектакли – тогда театр «Алая роза» открывался в полночь – середину ночи в столице Пепелища. Тильда блистала, но остальные актеры сильно уставали. Поэтому такое случалось не часто. Но публика была в восторге. И Болт ревновал Тильду. Ревновал ко всем.
-Когда ты зол, то ты похож на черта, - говорила Тильда своему любовнику-парапсихолгу. – Тогда и черти Ада даже посимпатичнее тебя.
И все бы было хорошо у них. Но Болт страдал. У него был сифилис прямой кишки. Его мучила ректальная абстиненция. Поэтому последние две недели Тильда вызывала у него раздражение. Впрочем, скор его сожрут, не обращая внимания на сифилис. Драконы были нечувствительны к человеческим микробам. Максимум, что им угрожало – это легкий понос. Еще Болта мучило нехорошее предчувствие. Из-за этого он чувствовал себя болваном.
Но в этом не было ничего страшного. С точки зрения Тильды все мужики делились на говнюков, болванов и гомосеков. Говнюки всегда командовали, болваны подчинялись и за что-то боролись, а гомосеки проскакивали между траханных (скользкими типами они были, скользкими). Жизнь Тильда воспринимала как бесконечный сериал, в котором она играет главную роль. Она по жизни была примадонной. Последнее время она играла в жизни так, что у нее наступила бессонница. Она обратилась к врачу и тот назвал ее истеричкой. Явный болван!  Но таблетки все-таки выписал. От этих таблеток Тильда стала странной  и загадочной. Сукой, в общем, была эта Тильда. Но, как актрисе, цены ей не было. Особенно на Пепелище. Она вообще пользовалась популярностью – та еще шлюха была. Спала она преимущественно днем, а вечером и ночью – играла и трахалась. Чаще всего ее партнером по постели был Болт. Так он ее изучал.
Впрочем, Тильде все было по фиг. Она была прирожденной менетчицей. Да хоть бы и  так – все равно Болт большую часть времени проводил в гомосексуальном угаре. Когда-то он хотел стать врачом, но потом решил – зачем надрывать свою жопу, спасая тех, кому лучше умереть? Люди были ему омерзительны. Обычные люди. Болт искал выдающихся личностей. С ними он и работал.
Почему Болт стал таким? Во всем была виновата его мать. Подлая была тварь. Да и была ли она ему настоящей матерью? Может быть, она была всего лишь нянькой, приставленной к необычному ребенку пожизненно, на роль матери? Определили, скажем, экстрасенсы из спецслужб, что ребенок родился особый, да и изъяли его у родителей. А то и просто клонировали кого-то из выдающихся личностей. Или кто-то из Высших Цивилизаций подменил реального младенца на усовершенствованного – идеального агента, саморазвивающегося по человеческой программе киборга. Выяснили это спецслужбы и стали вести наблюдение. А лучший наблюдатель – это «родная мать». Заодно и внесли в процесс «воспитания» помехи в программу пришельца. А кто же лучше покалечит психику, душу и нейрофизиологию агента, как не «родная мать»? С четырех лет она развращала его, делая ему минет, пока он был в гипнотическом трансе. А чуть он подрос, приобщила его и ко всему остальному. А также постарались педофилы, с которыми «мать» сводила своего»сынка» - разумеется, погружая его в транс. Педофилы были обоего пола и самого разного возраста. Вне транса она также вела себя, как шлюха. Разные мужики, с которыми она трахалась, не стесняясь ребенка, также травмировали Болта. У него не было отца, а значит, ему не на что было опереться, ни с кого брать пример он не мог. Он знал только подлость – его «мать» имели какие-то мужики, зачастую один другого хлеще. Это не вызывало в нем ревности – только презрение. Обращалась эта шлюха с ним в зависимости от самочувствия ее влагалища. Все это должно было сделать Болта истеричным психопатом – такие более всего внушаемы. Программу нужно было сбить любой ценой. Но он все равно пытался следовать своему предназначению. А его предназначением являлось изучение выдающихся, может быть, даже лучших представителей человечества. Из тех, кто оказывался ему доступен. Болт как можно скорее распрощался со своею недостойною «мамашей» и никаких отношений с ней не поддерживал. Что же касается женщин, то он связывался исключительно со шлюхами – общаться с ними было для него привычней. Впрочем, свобода нравов в Солнечной открывала ему большое поле для деятельности. Но если встречалась ему мало-мальски порядочная особь, эдакий «чистый ангел», то вот таких как раз он избегал, понимая, что сам уже испорчен и что из дерьма ему уже не вылезти. Постепенно он стал холоден и подозрителен – программа боролась с помехами, отсекая все лишнее. Хотя, конечно, те, кто за ним наблюдал, периодически оказывали влияние на его жизнь, ломая все его успехи, превращая его в неудачника. Одно время они даже пытались его «перенастроить», сделав его тайным (даже для себя) агентом-зомби, делающим все (и существующим) только в трансе. И чтобы удержать его в этом русле, они пытали его, насиловали и накачивали наркотиками – чтобы транс был прочным от кнута («катастрофически не в силах вспомнить») и пряника («все достижимо только в трансе»). Болт был убежденным, истовым холостяком, но его зомби был женат. Болт месяцами мог обходиться без женщин и наркотиков, но его зомби мог (после успешной работы) купаться в разврате и ширяться всей таблицей Менделеева.
Кто же был способен так обходиться с человеком? А Те, Кто Был Способен, его за человека не считали. Его считали (и самому ему внушали это) – Зверем, роботом, даже инкарнацией Люцифера (а кое-кто считал совсем наоборот, при этом уповая на Его прощение, или, чисто по-христиански, что «Он должен нести свой…») Любая спецслужба временами ведет себя настолько запредельно, что иногда напоминает банду гомосеков. Хотя, возможно, у них там тоже всем заправляют пришельцы, к которым с человеческой меркой не подойдешь. Да и есть ли эта мерка, или есть только воля и борьба каких-то Высших Сил? Как бы то ни было, Болт свою роль кое-как выполнял, решая, зачастую, проблемы тех самых выдающихся личностей, многие из которых, не встреться он им в нужный момент, попросту наложили бы на себя руки. Так что, вскрыв тайны собственного подсознания и множественности своего «Я», он на все это дело благополучно забил. И даже закалился по своей программе.
Но здесь, на Пепелище, путь его в начале пятого десятка по земному подходил к концу. Точный возраст всех в системе Аватары определялся с трудом, потому что время тут текло иначе, чем в Солнечной – с другой хрональной константой. Болту предстояло быть съеденным Драконами на премьере «Дракулы». Работал он в мери, простым психологом, но все спектакли посещал, поскольку был еще и театральным критиком – последнее ему организовала Тильда, которая вообще ничем ему не напоминала его развратную «мамашу».
Что же касается того спектакля, который для многих стал последним, что они видели в этой жизни, то для Болта он явился актуальным. Поскольку он прекрасно обходился без посредничества Иисуса Христа.
Тильда исполняла роль Невесты. По ней и сказать было нельзя, что она – баба с луженой женской радостью. Женщины (не все, конечно, но некоторые – точно) часто считают, что с возрастом они, как женщины становятся только лучше. Болт считал (как и большинство таких же козлов, как он), что только что сорванное яблоко всяко лучше гнилья; хотя, конечно, по части всяких проститутских хитростей с возрастом мастерство возрастает. Тильда относилась к категории самоуверенных. Она могла убедить других, что ей «немного меньше тридцати».
И когда жертвы собрались в театре (разумеется, в полночь) она была готова удивить всех  своей порядочно поизносившейся «невинностью». В общем, зал оказался полон.
Основной предпосылкой замысла режиссера (более-менее порядочного человека, поэтому мы его не рассматриваем) являлось то, что Дьявола как ноосферную автономную программу («дух» в старых терминах) создали христиане – до них его просто не существовало. Просто они решили считать Темные Силы абсолютным Злом, им нужен был Враг, с которым можно бороться (что вообще типично для болванов – по мужской классификации Тильды). И все поколения христиан лепили из Тьмы Дьявола. Он сам затем ими в этом и руководил – когда осознал, что он уже есть. И он же зачастую направлял слуг Бога в их стремлении упрочить его культ. А потом уже у него появились собственные слуги и почитатели. Зачастую к нему обращались из чувства протеста те, кого обидел или унизил христианский Бог (главная программа. Созданная христианами из Света или родственные ей второстепенные программы, в которые оформились те, кто существовал задолго до людей и тем более задолго до христиан) или его земные слуги. Одним из обратившихся из протеста был Дракула (которого, кстати, правильно называть Драконом, потому что именно так он и переводится). Дракула принял в себя (или растворил себя) одного из древних духов (или программ), отнесенных христианами к злым. Они так сильно верили в то. Что этот дух злой, что он и стал злым – в той реальности, которую они себе построили. Или они просто его разозлили. Имени этого духа нигде не упоминается, поэтому его называют по имени того, кто стал его добровольным земным воплощением – Дракулой. Сам же принявший его изменил свою природу и стал Богом. В другой реальности ему необязательно было бы быть злым. Но этот дух был зол на христиан за то, каким они его вылепили (предположив, что этим Врагом был сам Сатана). Все свое Зло люди отдали ему, и он преисполнился Зла. То есть Дракула был Дьяволом на земле. А это работа очень тяжелая. И кровь он пил, потому что в ней больше всего энергии.
В целом получалось немного бессвязно и иррационально, как и во всех первоисточниках – но это потому, что природа Дракулы относится к сфере Непостижимого. Не для человеческих, в общем, мозгов. Тем более, что он был Дракон.
Кстати говоря, христианский Бог поступил с Болтом так, словно его ненавидел. Возможно, оттого, что Болт не был Его созданием. Болт (на котором кое-что держится в человеческих мирах) был чужаком. А тот Бог, который являлся локальной вселенской программой в ноосфере Земли терпеть не мог, когда чужие вмешивались в Его дела и дела тех, кого Он создавал. Болт от рождения был противен христианскому Богу. И жизнь среди людей его изрядно поимела. Но его душа не питала собой христианского Бога.
Сам Болт считал. Что он принадлежит к чему-то Высшему, чем христианский Бог. И, учитывая такое отношение к себе, вполне естественно, что его симпатии склонялись к тому же, к чему пришел граф Дракула в своей кровавой и жестокой. Волшебной драматической игре. Всегда вокруг него была суета – за ним следили, им манипулировали, его ломали, с ним боролись. Словно Болту пришлось быть фигурой, отвлекающей внимание спецслужб – го от кого? Наверное. От таких же, как он сам, засланных младенцами чужаков, оставшихся нераскрытыми и делающих свое  прогрессорское дело без помех.
Неудивительно, что от всего этого Болт был слегка мудаковат. И еще он любил потешить свой жопный зад.

Вольф бежал на Пепелище, скрываясь от секты «Вечная молодость», располагавшейся в нескольких деревнях южной Московии. Члены секты добились поразительных успехов в продлении своей жизни – безо всякого клонирования органов и нанопротезов. Они жили в среднем до ста шестидесяти лет. А все потому, что отбирали особо одаренных жизненной энергией детей и, выполняя магические ритуалы с использованием древних православных таинств и церковнославянского языка, посвящали таких детей, как доноров, в жертву своим старейшинам, священным старцам. С самого младенчества дите  обитало у того, кому было посвящено. И вся старость, вся немощь и все болезни переходили от старика  к ребенку. А все жизненные силы ребенка – к старику. И в сто лет у всех священных старцев была отменная потенция, а мускулы у них были, как у сорокалетних. Старейший из них дожил до четырехсот шестидесяти лет. А все потому, что жить хотел. Другим то после ста пятидесяти лет все опостылевало. Разумеется, в доноры отбирали только мальчиков – старикам ведь нужны были и новые, молодые жены. Детей усыновляли в бедных регионах, даже попросту похищали. У священных старцев было чутье на Силу и талант. За сотни километров чуяли они нужного им младенца. Почему же они так долго не попадались с этими своими похищениями? Все священные старцы были телепатами, провидцами и ясновидящими и вместе, внутри каждой общины, образовывали единый общинный разум.
Вольфа украли в Лейпциге. Заклинания старцев должны были сделать его рабом, покорной жертвой энергетического вампиризма, но было в нем что-то от «белокурой бестии», что-то исконно арийское. Он даже был натуральным платиновым блондином. И глаза у него были голубые, ясные. Рос он, как и все доноры, больным и чахлым, даром, что в деревне. И вот исполнилось ему тринадцать лет, и жить ему оставалось всего года два или три, а дальше – быстрая смерть от иссушающей старости… Но Вольф восстал – ведь из крокодила собаки не выйдет. Не было в его крови того, чтобы быть рабом. Во сне он зарезал старца Тихона и сразу же исцелился от всех болезней – и астма у него прошла, и гипертоническая болезнь, и язва. И даже начальная стадия рака простаты. Глаза его стали отлично видеть, уши – отлично слышать, руки и ноги налились силой, а все морщины расправились сами собой. И стал он выглядеть на свои тринадцать лет – а то был похож на пожилого человека. И бежал Вольф ночью, пешком, через болта и чуть ли не босиком. К слову сказать, благодетеля своего, старца Тихона, его воспитавшего, отца и мать ему заменившего и иногда его в задницу потрахивавшего, он не только убил, перерезав одним ловким движением горло, словно свиное, но еще и ограбил. Ибо старец Тихон копил деньги на свадьбу с тринадцатилетней в ту пору девочкой, похищенной в пятилетнем возрасте из Кракова, жившей у предпоследней жены Тихона, дряхлой старухи, с которой Тихон разошелся лет сорок назад. После смерти Вольфа Тихон и собирался свадьбу справить, аккурат после похорон своего донора. К слову сказать, смерть донора давала старцам священный запас сил лет на десять-двенадцать. Так что можно было и собственных детей завести, а из них. Глядишь, какого-нибудь мальца и в доноры отобрать. Детей-то у священных старцев много было. С деньгами Вольф добрался до Твери, а оттуда – и до лунного галактического порта.
Почему же старцам, сразу почувствовавшим и смерть Тихона, и ее обстоятельства. Не удалось поймать сбежавшего донора? А молодец он был. Вот и не поймали. Чувствовал он их. Как они его когда то почуяли. Знал он, где и когда они его ловить будут и шел всегда не там, где собирался, а там, где их не было. Ну и духи предков ему помогали – те. Кто в свое время дошел и до Санкт-Петербурга, и до Москвы, и до Сталинграда. И быть бы ему, кабы не старцы эти, олимпийским чемпионом, великим знаменитым музыкантом, властвующим над стадионами, или актером, но в результате оказался он на Пепелище сборщиком мусора, почти что бомжом. И, разумеется. После детства, полного унижений и боли, в доме. Полном икон православных, отвернулся Вольф от Иисуса Христа. Песнопения церковные стали для него, как барабанный бой для галерного раба. Отверг Вольф христианского Бога, а поскольку других богов он не знал, то пришлось ему стать сатанистом. Он заключил с Сатаной договор – если тот поможет ему ускользнуть от цепких лап священных старцев, топосвятит он, Вольф, себя ему, Сатане. И станет служить ему, где бы не пришлось оказаться ему, Вольфу. Старцы-то живьем его сжечь собирались, после того. Как прошлись бы тремя дюжинами своих священных членов по его, Вольфа, заднице.
Так и стал Вольф сатанистом. И множество чудес ему открылось в общении с Демонами Тьмы. А уж на шабашах он оторвался!
К слову сказать, Вольфу удалось сбежать с Пепелища. Его не сожрали Драконы. Его спас Сатана.
Вольф оказался в числе тех. Кто улетел из Джетро Тауна на единственном корабле. Посещавшем систему Аватары раз в полгода.

-Белая Невеста – это Смерть. Она прекрасна. Леди в красном – это Роза, символ крови, жизни и мук кровавого рождения живородящих. Леди в черном – это Ночь, символ Тьмы, что разлилась между мирами во Вселенной, она – Ничто, в котором все равны и вещи все не выглядят никак, они невидимы – там, где нет Света, что раскрашивает вещи во все цвета, как бы рождая их сознанию. Так говорил безумный Элис.
Элис был дилером в одном из лунных мегаполисов. Он торговал жемчугом. И сам его употреблял. Он всегда мечтал оказаться там, где рождается жемчуг – на Пепелище. И прилетел на место скупщика контрабандистов – его предшественнику разнесли череп крупнокалиберной пулей в пьяной ссоре из-за какой-то малолетней шлюшки. Корабли контрабандистов прилетали нерегулярно – пять или шесть раз в год. А год на Пепелище чуть отличался от земного, так же как и лень. Но время течет значительно иначе – намного медленнее, чем в Солнечной. Возможно, это вызвано ядовитой пылью в атмосфере, которая сокращает жизнь и быстро старит – сознание пытается растянуть ту жизнь, что отведена на Пепелище до размеров обычной. А возможно, это просто дыхание Вечности, наступившей на Пепелище задолго до появления на ней людей, но после того, как были выжжены цветущие сады Драконов, итогом их Золотого Века.
Корабли контрабандистов были небольшими и возили товара немного, но в Солнечной этот товар был дорог, а вне ее еще дороже. Пассажиров эти корабли не брали вовсе и снабжением Пепелища они не занимались – за исключением поставок всех остальных наркотиков Вселенной и, иногда, рабынь для старателей. Элис был членом теневой корпорации и прибыл на Пепелище нелегально – но и ему пришлось лететь в трюме, в компании кокаина, пейотля и марихуаны различных сортов. Корабль, что привез Элиса, сел далеко от порта Джетро Таун, в пустыне, полной лимонных от плесени холмов, за тысячу километров от столицы Пепелища.
Легкие наркотики были разрешены, все, что посерьезней – отпускалось по рецептам, а вот самое интересное, в том числе и то, что изготовлялось из генетически модифицированного мака, конопли, грибов и кактусов – было под строгим запретом. Новая, усовершенствованная марихуана, например, за пять земных лет доводила торчка до третьей стадии зависимости и была посильнее старого доброго героина. На ее основе готовили для инъекций такой препарат, что он убивал здорового парня за полгода. Зависимости. Правда. Это средство в первые приемы не вызывало, но оно активизировало мозговые и энергетические центры, отвечающие за левитацию. Принявший это снадобье, называвшееся «Ариэль», мог летать – прыгать с крыши небоскреба на тротуар и не разбиваться, а опускаться медленно, плавно. И даже наоборот, запрыгивать на крышу того же небоскреба – и так же плавно, медленно. И это при первой дозе, а дальше левитация нарастала. На сотый день ежедневного приема можно было летать в облаках, купаться в них, парить в волшебном лунном свете, заглядывая в окна и иллюминаторы, поднимаясь так высоко, как позволяет плотность воздуха. Ходила легенда, что один герой в скафандре долетел до орбитальной станции Спейс Манхеттен, а потом так же вернулся обратно на Землю и тут же умер. «Ариэль» очень сильно истощал энергетику всех меридианов человека, но редко кто был способен отказаться от следующей дозы, зная. Что можно стать ангелом и познать полет – все более высокий. Все более долгий. Отказаться был способен разве что тот, кто страдал боязнью высоты. Действие «Ариэля» продолжалось двенадцать часов – и способность к контролю левитации и скорость полета от дозы к дозе возрастали. Сознание обучалось этому нелегкому делу – полету. Можно было даже спать, левитируя над полом, или зависнув где-нибудь под открытым небом. В последнем случае возникала угроза быть обнаруженным полицией.
«Ариэль» применялся боевиками мафии и агентами спецслужб, когда они шли на дело. Но если боевики, наращивая дозу. Действительно умирали через полгода (зато какие это были полгода!), то агенты, обладая тренированной волей и зажатые в железных тисках дисциплины, могли использовать «Ариэль» исключительно, как спецсредство. Впрочем, и у них случались срывы.
Разумеется, «Ариэль» был самым дорогим наркотиком. На Пепелище никто бы не смог  его себе позволить.
Элису приходилось несколько раз доставать его наиболее обеспеченным клиентам и каждый такой клиент оказывался золотой жилой – но только на полгода. Сам он никогда не принимал «Ариэль», потому что был типом рассудительным и очень осторожным. Он хотел прожить долгую жизнь, наблюдая за сменой эпох, приливами и отливами моды. Элис по природе был наблюдателем рода человеческого. Он даже проучился два года на антрополога и год на историка в университете имени Сирано де Бержерака и, вполне вероятно, из него получился бы антрополог – специалист по до сих пор диким папуасам, или историк, специализирующийся на богатом событиями первом веке Космической Эры, но друзья познакомили его с жемчугом – и это оказалось делом всей его жизни. Возможно, они разглядели в нем будущего профессора, а кто-то из них сам собирался стать профессором-антропологом и устранил будущего конкурента, подсовывая холявные первые дозы… В самом деле, сколько может быть профессоров антропологии в одном университете?
Так или иначе, Элис оказался на Пепелище в качестве, сравнимом с занятием антропологией – в ее первичном, коммерческом виде, когда первооткрыватели других культур обменивали безделушки и всякую чепуху на драгоценный для них товар. И заодно он изучал старателей – их быт, их сленг, их нравы. По правде сказать, они все были отщепенцами Солнечной, изгоями и маргиналами человеческой культуры и по степени развития находились недалеко от все еще диких папуасов – даже человечину ели, когда жрать было больше нечего. Цивилизация отторгла их, но, тем не менее, они оказались пристроены к делу, раздвигая ее пределы и обеспечивая Солнечную, космическую метрополию, необходимым ей сырьем.
Прожив на Пепелище около года, Элис понял, что здесь обитает Бог Жемчуга. И этот Бог Жемчуга скоро явит своих слуг. Чтобы умилостивить  их, Элис стал приносить человеческие жертвы. Слуги жили  в недрах Пепелища, под слоем песка. Жемчуг развил у Элиса способность к телепатии и слуги (он сразу понял, что они не являлись людьми) стали разговаривать с ним. Он слышал их мысли – они были голодны и требовали человеческого мяса. Они указали ему место в пустыне и пообещали, что если он будет приносить туда свежие трупы, то, когда они выйдут на поверхность, чтобы вернуть себе власть над планетой и восславить Бога Жемчуга, то они его не тронут.
И Элис  стал похищать людей, предпочитая молоденьких красивых девушек. Чаще он выбирал себе жертвы в поселениях старателей, удаленных от столицы Пепелища – там и так часто пропадали люди. Он старался давать слугам Бога Жемчуга лучшее. Похищенных он привозил в указанное место и душил металлопластовым тросом. Слуги просиле его не проливать зря драгоценную кровь. Потом он покидал это место, оставляя там трупы.
Однажды он не успел покинуть место жертвоприношения. Песок взмыл фонтаном, открыв большой круглый люк. Из люка вылезли слуги Бога Жемчуга, и Элис понял, что Этот День настал.
Слуги разодрали жертву (блондинку восемнадцати лет, рабыню, доставленную на Пепелище контрабандой полгода назад и выигранную им в покер – ему не было ее жалко, ведь здесь красота быстро увядала и надоевших рабынь убивали, не давая им превратиться в старух) когтями и зубами, лакая текущую кровь и сожрали нежное мясо человеческой самки. Их было пятеро. Элис узнал их по мыслям – они поздоровались с ним. «Здравствуй, Приносящий Жертвы», - сказали слуги Бога Жемчуга. «Здравствуйте, слуги», - сказал Элис.
Они беседовали молча. Слуги, похожие на помесь кенгуру и крокодила, поедали то, что преподнес им Элис, а он наблюдал за ними. «Благодарим тебя», - сказали слуги, не отрываясь от еды. «Вы обманули меня насчет Бога Жемчуга? - спросил их Элис. – Вы внушили мне…»
«Нет, жемчуг – слезы нашего Бога, - сказали слуги. – Их раньше не было – когда здесь были сады. Потом сады сгорели и Бог рассердился. И пустыня наполнилась Его Слезами. Носящие Раковины плачут Его Слезами. И эти Слезы превращаются в камень. Вы едите Его Слезы и Он открывается вам. А раньше в раковинах не было Слез. Но мы зажгли слишком яркий Свет и он превратился в Огонь. Огонь сжег цветущие сады, все сжег… Почти в одно мгновение. Это расстроило Бога и Он стал плакать. Носящие Раковины – Его глаза. В них раньше не было Слез».
«Может быть эти Слезы появились из-за яркого Света и из-за того света, что был невидим?. Этот невидимый свет научил ваши раковины плакать Каменными Слезами. Может такое быть?» «Лучше бы ты думал так, как сказали тебе мы. Ведь мы голодны. Мы очень голодны». «Вы обманули меня! Вы придумали этого Бога Жемчуга, чтобы я приносил вам еду!»
«Как жаль, что ты не веришь больше в Бога Жемчуга», - сказали слуги и набросились на Элиса, служившего богу, которого не было.
Они разорвали его и, выпив его кровь, закусили его мясом. В его крови было многожемчуга, так что они даже опьянели с непривычки. Ведь они раньше никогда не употребляли жемчуг.
Теперь они поняли, как им получать удовольствие, не изведанное ранее. Нужно молоть жемчуг в пыль, заставлять Обезьян вдыхать ее через нос и потом пить их кровь. Для них это было важным открытием, и сделали они его благодаря Элису, познакомившись с ним сначала дистанционно и узнав его мысли, а потом познакомившись с ним намного ближе и узнав вкус его крови.

-Христиане – лицемеры. Они с удовольствием делают все то, что им вроде бы нельзя, а потом каются и изображают саму невинность. Видимо, христианство было порочно изначально. Идол христиан родился в самое темное время года, когда все рожденные естественным образом подвержены влиянию Сил Тьмы. И кто избрал христианство в качестве идеологии? Те, кто убил главного христианского идола – римляне. А главные священные места христиан стали ареной кровавых войн, в которых убивали тысячи невинных. Потом на базе первоначального учения наворотили столько лжи, что, пожалуй, досконально его извратили. Поди теперь разберись, что там было вначале, учитывая подготовку мессии в тибетских монастырях и индийских ашрамах. Да и было таких парней десятки, если не сотни – и более успешных, учитывая, что народ, к которому пришел Иисус. Его учение отверг и до сих пор живет без этого учения припеваючи. Пропаганда, насильственное обращение в эту веру, лютая жестокость последователей, приносивших Христу кровавые жертвы – все это может вызвать отвращение и даже ужас. Чем силен этот парень сейчас? Всеми жертвами, принесенными ему и во имя его, энергией, выбитой из многих сотен миллионов обманутых, запуганных, замученных. Да и сейчас он – фантом, на этой энергии выращенный. А тот, настоящий, неузнаваем и так же обманут всеми, кто нагрел руки не его Силе и на его имени.
Именно так. И никак иначе, звучала проповедь в секте Галактических Атеистов, поклонявшихся Працивилизации, создавшей жизнь на Земле. Как старатели, перемывали они тонны лжи и иллюзий, добывая золото Истины. Они изучали все земные ( и не только) культы, критически анализируя их в поисках Изначального. Так по всходам и плодам изучают зерна, продираясь сквозь поколения мутаций с одной целью – найти первоначальный материал. Первого Предка, пришедшего Извне, чтобы заселить мир своими потомками.
Джек тоже принадлежал к этому братству – но к темной его стороне. Он жил в темноте, а днем появлялся только как пришелец из Мира Ночи. На Земле он переезжал из южной полярной ночи в северную – пять лет он прожил в одном времени года – бесконечно долгой зиме. Потом он долго путешествовал по мирам, в которых царила Тьма, посещая планеты, одной половиной постоянно находящиеся во мраке. Жил он и на внешних планетах и планетоидах Солнечной. Если же он и оказывался там, где есть день, то днем он спал.
Ведь Джек был вампиром и каннибалом. Он убивал людей, кромсал их на части и впитывал энергию, исходящую от свежей крови, еще теплой и полной жизни. А потом он ел сырую плоть, начиная с печени. Разумеется, он предпочитал молодежь, детей и полных.
Джек считал себя фактором естественного отбора. Уничтожителем слабых. Он играл со своими жертвами, сильным давал уйти.
Джек думал, что является рукою Высших Сил, принимающих решение, что тому или иному человеку пришло время умереть, чтобы перейти к следующей, иной жизни. Скажем. Человек выполнил свою задачу в этом мире и больше этому человеку в этой жизни делать нечего. А в следующей жизни у него полно дел, и эти дела ждут его, не дождутся.  Джек убивал. Когда чувствовал. Что должен убить именно этого человека. Джек говорил некоторым, что они должны сделать, если хотят жить дальше, передавая Волю Высших Сил. И убивал. Если его не слушались и Волю эту не исполняли. И Джек убивал просто так, считая себя частью конвейера жизни, производящего энергию, питающую Духов Высших Сил. Кем-то вроде инспектора по кадрам.
Свет был для Джека неприятным раздражителем. Но, будучи представителем Темных Сил, Джек считал, что служит Третьей Силе – Прогрессу, Разуму, Цивилизации. Он одинаково отправлял в следующую жизнь и святых и одержимых демонами. Джек верил в трезвый, холодный расчет огромной фабрики страха – жизни. То, что жизнь является фабрикой страха, Джек понял еще в детстве, когда его изнасиловал отчим – священник. Высшие Силы создали жизнь, чтобы она производила тонкие энергии, а разумную жизнь – чтобы она производила нектар, витамины для Высших Сил – Веру. Если есть Боги, то кто-то должен им поклоняться, кормить их своей Верой. Разум был нужен для того, чтобы не только чувствовать и осознавать Богов, но и пытаться понять Их. Богам ведь тоже нужно с кем-то общаться. Им нужны обожатели. Им нужно кого-то пугать (ведь Страх, а тем более Ужас – это тоже энергия, еще один витамин для Богов). И, разумеется, Богам нужны игрушки, похожие на них. И непохожие на них.
Рассматривая различные цивилизации как произведения искусства Богов – тех самых представителей Працивилизации, когда-то также кем-то созданной, кем-то давным-давно исчезнувшим или еще не родившимся в той жизни, когда он Их создаст, Джек понял, что Разум, вооруженный Орудием (Оружием, Инструментом) стал Третьей Силой, равной энергиям Света и Тьмы, порожденной их слиянием, границей между ними – Великим Пределом. И сутью этой Третьей Силы была Истина, как Знание Того, Что Объективно Существует. Короче, Знание – Сила, воплощенная в идее Терминатора – и той границы между Светом и Тьмой, и отсекающего лезвия Науки, препарирующей факты и того киборга, который олицетворяет слияние разумной жизни с Инструментом.
Разумеется, по образованию Джек был философом. Но он не создавал теорий жизни человеческой. Нет, Джек был философом-практиком. Он заменил себе часть костей (самые хрупкие) и связок (самых слабых) сталью и пластиком, а в мозг его был имплантирован компьютер. Разумеется, на это были затрачены немалые средства. Джек грабил свои жертвы, забирая то, что в этой жизни им было уже не нужно.
А на Пепелище Джек оказался просто – его направили Высшие Силы. Кто-то же должен будет вести корабль с уцелевшими после того, как команду сожрут Драконы. В компьютере Джека (на всякий случай, из уважения к Искусству) была программа управления всеми основными типами космических кораблей человеческой цивилизации и еще двенадцати основных галактических культур, с которыми человечество делило космос. Джеку приходилось часто перемещаться с планеты на планету, из системы в систему и космическая техника его восхищала. Она напоминала ему тех представителей Працивилизации, которые перестроили свои тела так, что могли перемещаться меж звезд. А может быть, они и изначально были таковы и жили в космосе, как в море, а потом уже перебрались на планеты и населили их, изменяя ДНК своих потомков. Если так, то эти Прародители Жизни жили миллионы лет. И Разум в этой Вселенной впервые возник у них. Души этих Прародителей стали Богами и вся жизнь (произошедшая от них) принадлежит им. Одни из них предпочли Тьму, другие избрали Стихию Света. А третьи остались верны себе, сохраняя баланс и преумножая во Вселенной различные цивилизации.
Все это Джек выяснил еще в юности, когда. Обучаясь в одном из марсианских университетов, вступил в секту Галактических Атеистов.
Звериный оскал гуманизма. Впрочем, в зеркальном лезвии Великого Предела отражение всего сущего, всей Тьмы Вещей виделось Джеку совершенно четко и ясно, словно в безмолвной глади Кристального Озера.
Джек любил тишину. В тишине он слышал шепот Вселенной и ощущал себя ее малой, но важной частью.
Его любимым героем был Джейсон, а любимым праздником – Пятница, 13-е. И где бы он ни был, он на любой планете отмечал эту ночь по времени Нью Йорка – центра человеческой цивилизации. Разумеется, убивал он и в другие ночи, но в ночь на Пятницу, 13-е он собирал урожай смерти, гораздо более богатый, чем в другое время. Вероятно, его посещало Вдохновение и то, что он делал, становилось исполненным особого смысла, словно он приносил жертвы тем силам, которые сделали его таким, каким он стал, а возможно, и послали его в человеческие миры с особой миссией – нести людям смерть.
Джек никогда не убивал животных. И даже не ел никакого мяса – кроме свежей человечины. Видимо, было в нем некоторое родство с Драконами, потому что впоследствии они позволили ему улететь с Пепелища, забрав с собой немногих уцелевших.
Драконы исповедовали то же, что и Джек и знали, чей путь не должен кончиться на их планете. Древняя вера была распространена на Земле во времена разумных динозавров. И Боги были те же. Что касается тех, кто прибыл на Пепелище, чтобы умереть, то их судьба была предопределена еще во времена Большого Взрыва. Как и судьба тех, кому предстояло стать мясомолочным скотом Драконов. Пройдет всего лишь несколько  поколений и этот скот разучится говорить. Они будут только жрать грибы и лишайники, трахаться, толстеть, беременеть, рожать и умирать молодыми. Никакого мяса их хозяева давать им не будут, чтобы не повышать их агрессивность – разве что лишь самцам бойцовых пород, стравливая их для потехи. Возможно, у этого скота разовьется телепатия – тем более, зачем им говорить, зачем им слова. И даже думать они будут только теми понятиями, которые им вложат Драконы. И жить в каких-нибудь загонах, сколоченных из сухих кактусовых бревен. Но, чему быть, тому не миновать. Тем более, что это уже было. Это Драконы в  пору своего расцвета развели на Земле людей, чтобы на них охотиться и даже создали примитивные цивилизации, чтобы скот плодился лучше. На Пепелище скот был почти тот же, разве что более тупой, на уровне австралопитеков каких-нибудь. В самом деле, зачем скоту Разум. Но Богам нужны витамины и игрушки и они сподвигли Драконов вывести разумную породу самоуправляемого скота. Только прилетай и забирай столько Обезьян, сколько понадобится, возможно, даже ловить никого по лесам не нужно – сели ночью в городе и взяли, кого надо, хоть постных, хоть жирных, хоть помясистей, хоть понежней. И любой породы, на любителя. А то еще самоуправление само жертв соберет и передаст с большим почтением.
Жизнь – это фабрика страха. И главный страх – это страх смерти. Те, кто создал жизнь, создали и смерть. Самый простой способ победить свой страх смерти – это убивать самому, читая смерть в глазах жертвы – перед убийством, во время убийства и после убийства. Джек стал причиною многих смертей, он отождествлял себя со смертью. Это в крови  всех охотников и на примере человечества видно, что во все времена находились те, кто, понимая природу человека как скотскую, восставал против нее, сам становясь охотником, забойщиком скота, хищником. На таких Драконы, прилетая на Землю. Охотились с особым удовольствием, как на хищных зверей – такая охота была им интересна. Ведь победить того, кто сеет смерть – это все равно, что победить саму смерть.
Часть земных территорий выкупалась (а может, и всегда принадлежала им) другими цивилизациями и они модифицировали своих людей так, как считали нужным, проводя социальные и антропологические эксперементы и выращивая паству для своих Богов, развивая своих подопечных по специально разработанным программам, целью которых в конечном итоге было – получение душ, подготовленных для следующей жизни. Ведь для клонов надо где-то выращивать души, иначе они становятся похожими на биороботов. Души. Как энергетические формы жизни, можно записать, как любую информацию и загрузить ее, скажем, в киборга или в того же клона (чаще всего киборгов создают на базе клонов).
Клоуны тоже очень нравились Джеку – нелепые, яркие фрики, явные отклонения от нормы, пожилые дети. Именно так видят себя изнутри многие маньяки, ведь смерть – это весело! Они просто играют чужой жизнью и чужой смертью, уподобляясь некоторым Богам, которые играют ими самими, входя в их тела своим Духом и отпечатываясь в их личности, оставляя после себя свое подобие, прорастающее глубоко в душе того, кого они таким образом отметили. Так дети играют солдатиками, заставляя их сражаться и часто притворяются, что один из этих солдатиков – сам игрок. Играют себе подобными. Уж Джек-то, безусловно, был маньяком. Любой человек признал бы его носителем Зла, исчадием Ада, порождением Ада и одним из детей Сатаны, как, кстати, и любого из маньяков, посвятивших свою жизнь убийствам.
Жизнь – штука запутанная и объяснить ее, даже в двух словах, очень сложно. Джек посвятил свою юность изучению этих объяснений, а когда он их изучил, то сразу же взялся за дело. Первую свою жертву он убил в день выпускного бала, едва получив диплом философа. Это была снятая им по пьяному делу однокурсница, тоже выпускница. Он вонзил ей нож в сердце в тот момент, когда у нее наступил оргазм, после чего вынул из нее свой член и вскрыл ей брюшную полость. И философски отметил, что она умерла счастливой.
Джек всю жизнь играл в одну игру – игра эта называлась «Дракула». Это была разновидность игры «Какой ужас!» В нее играют все убийцы – воины, киллеры и серийные маньяки. В этой игре они уподобляются диким зверям, становясь беспощадными хищниками, таким образом побеждая свой собственный страх смерти. Можно сказать, им просто нравится убивать, они от этого в восторге. На самом деле. Они просто в ужасе от самих себя – от того дочеловеческого, что в них пробудилось. Зверь в них одолевает человека. И это так – у Зверя больше опыта в кошмарном театре жизни, он дольше был на его сцене. А человек на этой сцене совсем недавно и опыта у него мало. Если ты прожил семьдесят жизней в облике диких зверей и семь – в человеческом, то даже если ты сейчас человек, все равно ты на девяносто процентов Зверь. Лишь немногим дано победить в себе Зверя. Гораздо чаще Зверь оказывается сильнее человека. И даже идеальная машина разрушения, похожий на робота тип в глубине полон дикой звериной жестокости и именно поэтому он – идеальная машина разрушения. Если ты жив, если ты – организм, то Зверь всегда в твоих генах. Если, конечно, ты не одержим каким-нибудь воинственным духом, а ДНК твоя не очищена от генов зверей, насекомых, всех плотоядных тварей, убивающих, чтобы выжить. Во время каждой агонии жертвы насилия выделяется много энергии – страх, страдание, ненависть. Ею питаются духи. Они же вселяются в хищников, заставляя их убивать не просто для того, чтобы пожрать, а для того, чтобы получить свою жертву.
И Джек был хорошо знаком с этими духами Зла, которое всегда в природе жизни. Даже травоядные убивают растения. Обезьяны опускают друг друга, чтобы доминировать над другими самцами. Есть множество примеров того. Как жестока жизнь.
Поэтому Джек хотел хоть немного очиститься от этого и, служа Вселенскому Прогрессу, постепенно заменял свои части тела искусственными. Почки, сердце. Желудок, мочевой пузырь и толстая кишка, кости. Связки, часть проводящих нервных путей к конечностям, даже часть мозга – все, что могло его подвести. Так постепенно он превращался в машину. И все больше становилось в нем холодного чистого расчета. Он делался сильнее и быстрее. Даже мышцы он заменял генномодифицированными трансплантантами. Он стал киборгом, превратился в адепта Третьей Силы. Но он не мог обойтись и без того, от чего он бежал. Ведь Тьма покровительствовала ему. Тьма направляла его. Тьма открылась ему во всей своей красе. Мудрость Тьмы позволила ему идти тем новым, избранным им путем. И этот путь был прекрасен. Джек верил, что однажды найдет тех, кто сможет переписать его сознание и душу в новое тело, полное свежей энергии – одну из сверхцивилизаций, тех, что до сих пор направляют людей на подконтрольных им участках Солнечной Цивилизации. Джек верил, что он не умрет. Что его будут переписывать из тела в тело, стирая стрессовые воспоминания, что он будет жить вечно и все помнить, вернее – помнить лучшее.
Так обещали ему Высшие Силы. Но поиск тех, кто ближе всего из живых поднялся до уровня Богов, предстоял долгий. Когда-нибудь Джек найдет их.
Он вовсе не собирался провести несколько следующих жизней каким-нибудь койотом, тигром или даже акулой. Или кем-то из хищников иных планет. Не хотел он быть ни кактусом, ни папоротником, ни сосной. И ни червем, и ни оленем. Даже человеком или другим гуманоидом. Джек хотел быть собой. Таким, каким он сам себя устраивал.

Металл – единственная стихия, созданная искусственно. Вся техника принадлежит к этой стихии. И человеческая цивилизация тоже. С древнейших пор ее символы делались из металла – оружие, деньги, украшения.
К этой же стихии принадлежат и космические корабли. Они – самое мощное, грандиозное и великолепное проявление этой стихии. Все живое внутри них принадлежит к стихии Дерева. Живое контролирует неживое. Верно и обратное. Но на том уровне развития, на котором находятся корабли, они сами себя контролируют. Команда нужна только для непредвиденных ситуаций, и она немногочисленна. Другие цивилизации могут иметь живые. Выращенные, органические корабли, но Цивилизации Солнечной Системы до этого еще далеко. Генераторы гравитации и телепортационные установки люди выращивать еще не научились. До уровня производства роботов-насекомых еще десятки тысяч лет развития. До восстановления технологии воспроизводства металлоорганических существ люди могут вообще никогда не добраться. А ведь эти существа были первыми живыми созданиями во Вселенной – воплощениями Духов-Демиургов, материализованными идеями равновесия Света и Тьмы.
Когда корабль оказался в системе Аватары, на пути к Пепелищу, где его ожидало сборище отморозков-беглецов и немногие урожденные на Пепелище невинные граждане Федерации, Амаль задался вопросом – почему так жесток человеческий род? И решил, что во многом причина кроется в травматичном живорождении, когда ребенок из безопасных условий выталкивается насильственно во внешний мир, омытый часто кровью матери. Ни у клонов, ни у яйцекладущих такой травмы нет и насилия в начале жизненного пути над ними никто не производит. Человек предназначен для мук и насилия от рождения. И многие из детей подсознательно ненавидят своих матерей за предательство, за отторжение во внешний, полный опасностей мир. Но ведь и клон, генетически запрограммированный на жестокость, и какой-нибудь крокодил могут быть довольно опасны для всех окружающих. Но это для них нормально – они совершенно здоровы. А многие люди получают болезнь при рождении и опасны для окружающих потому что нездоровы. Видимо, это было просчитано при создании человечества – чтобы среди людей было много больных и от рождения жестоких. Своеобразный балласт и тормоз, помехи на пути развития человечества. В космосе и так полно конкурентов – зачем же новые? Гораздо удобней иметь партнера, развивавшегося подконтрольно, с внедренными извне иллюзиями и со сниженной эффективностью, вынужденного заботиться о балласте (наследственные заболевания также закладывались в генетический код человека извне – засылались клоны с человеческой внешностью и соответствующими модификациями ДНК) и разбираться с разными маргиналами и отморозками, невротиками и безумцами. Такой  партнер никогда не станет доминировать – он дефективен изначально. Так поступили многие из контролирующих Землю цивилизаций, создавая народы Земли. Их разборки и передел сфер влияния отражались на возвышении и падении земных государств. Эта стратегия оказалась общеизвестной для людей, когда Солнечная вступила в официальный, почти дипломатический контакт с некоторыми наиболее гуманными галактическими культурами. Другие же продолжали прежнюю политику, пользуясь своим превосходством над молодой цивилизацией. С этим стали бороться, агентов выявлять, а с чужими кораблями устраивать настоящие бои.
Амаль был инспектором из агентства, занимающегося этими проблемами. И все бы было хорошо, но все эти операции и контроперации велись не только в пространстве, но и во времени. А это было совсем уже темным делом. Впрочем, на Луне функционировало представительство структуры, подобной той, к членам которой принадлежал Амаль, но образованной в далеком будущем. Они давали советы (более похожие на указания) правительству Солнечной Системы – по самым различным вопросам, предупреждали о катаклизмах и катастрофах. Из-за войны во времени реальность постоянно менялась и регулярно возникали различные новые события в истории этого далекого Завтра, менялось и оно само. То, что должно было произойти, не происходило, а происходило то, чего не было раньше. История менялась. И обо всех изменениях лунный филиал информировал своих коллег из прошлого. Кого убить, кого поддержать и продвинуть. Вели они и свои спецоперации во времени – и в том настоящем, которое мы исследуем. Собственно будущее было изолировано (одна оптимальная реальность, решившая сохранить себя от изменений со стороны прошлого), но ряд ключевых для него настоящих им курировался.
Одной из их рекомендаций было – направить инспектора на Пепелище в виду возможного контакта с представителями прошлой цивилизации этой планеты, которые, оказывается, выжили.
Чаще воздействие на прошлое оказывалось не напрямую оперативниками, а путем засылки в нужную реальность (время, вариант настоящего, прошлое) модифицированных клонов – агентов влияния. Ими подменялись реальные исторические фигуры или вообще фигуры заурядные. Сами агенты помнили то, что помнил тот, кого они заменяли. Во всяком случае, на уровне сознания. Но имели четкую программу – Миссию.
Например, стать чьим-то врагом. Или убить кого-нибудь. Осуществить кардинальный поворот истории. Внедрить какую-то технологию. То же делали и Оппоненты, используя свое прошлое в качестве базы. Такие агенты влияния или агенты действия засылались Великими Цивилизациями друг к другу еще многие миллионы лет назад – как в пространстве, так и во времени. Иногда – как отвлекающий маневр. Иногда – чтобы создать параллельную реальность – союзника, настоящее-камикадзе. Тема это была сложная и Амаль ориентировался в ней лишь отчасти. Впрочем, он и сам являлся одним из таких агентов. Лунный филиал раскрыл его властям в связи с изменившейся тактической обстановкой в хроносе – стихии, в которой шла война во времени, непрекращавшаяся со времен самых первых цивилизаций Вселенной, передававших ее по наследству тем, кого они выращивали себе на смену – другим цивилизациям, своим выпестованным союзникам по этой войне, захватившей пространство, время, другие измерения и все ветвистое древо параллельных реальностей, ветви которого имели склонность срастаться, образуя новые стволы или русла, если рассматривать хронос как Реку Вселенной..
Как бы то ни было, Амаля, суфийского проповедника, приняли на службу с наилучшими рекомендациями и обучили его тому, к чему он имел призвание по запасному варианту его использования – оперативно-следственной работе.
Что же касается тех, кого заменяли клоны (часто в самом раннем детстве, как Амаля), то их забирали в одну из достаточно комфортных реальностей. Это был гуманный вариант и Амаль чувствовал связь с тем, кого он заменил. ДНК-то их было очень схоже.
Оппоненты же предпочитали заменяемых уничтожать. Те, кто относился к менее жестоким культурам, также забирали заменяемых к себе – в резервации или в зоопарки. Не все из них были гуманоидами.
Зачастую противоборствующие стороны многократно заменяли своими клонами одну и ту же ключевую фигуру. Бывало, что души этих клонов после замены не уходили, а поселялись в новом теле, которое было так похоже на их прежнее, формируя множественную личность. После нескольких замен такой исторический персонаж становился не только противоречивым, но и никому не подконтрольным. Ибо посылавшие агентов, безусловно, могли на них влиять. Например, телепатически. И даже сквозь хронос – из каких-нибудь параллельных реальностей или измерений, отличных от этого. Обычно шла борьба между посылавшими различных агентов за влияние на этого персонажа. Он мог сам принять чью-то сторону. Его могли и просто устранить.
К счастью. Амаль к такому случаю не относился. Борьба душ за власть над телом, жизнью и судьбой, столкновение Миссий и перспектива параллельного существования  в нем нескольких агентов различных сторон его не коснулась. Не был он Джекилом-гуманистом, подвижником науки и Хайдом – истребителем чужих агентов. Вообще, в иные времена засылка таких агентов приобретала массовый характер. Инквизиция и Красный Террор были способами от них избавиться. Были и двойные агенты – как раз те случаи многократной замены.
Но Амаль всего этого избежал. Пославшие его вовремя его раскрыли. Так что ему не пришлось интегрировать свои личности-души к их Миссии. А в истории была масса таких прецидентов. Были и те, кто становился самостоятельной фигурой, подчиняющейся только Высшим Силам, создавшим Вселенную.
Наиболее продвинутые цивилизации могли перестраивать психоэнергетику нужного им существа (скажем, собаки или кота, человека – кого угодно) на расстоянии, переписывая информацию в центральную нервную систему, особенно если в ней были электроды или процессор. Но такой метод требовал постоянной поддержки и ведения объекта. Зато и следов никаких после получения нужных результатов (действие, деятельность, просто изменение приоритетов) не оставлял. И все-таки клоны использовались чаще – агенты с Миссиями были надежней.
Случалось, что разные стороны упорно заменяли одного и того же человека (предположим, епископа или инквизитора) одной и той же личностью – через клоны и в нем прочно удерживались два и более противных друг другу типа (истовый христианин и столь же истовый сатанист) и он бросался из крайности в крайность, в зависимости от того, кем он был заменен в конкретный момент. Замены, естественно, производились и в хроноперспективе. Так великий завоеватель в конечном варианте нашей истории стал Буддой. А первоначально он создал империю, не меньшую. Чем империя Чингис Хана.
Амаль был адептом Светлых Сил, но те, кто жил на Пепелище, по большей части Света не заслуживали. Даже дети, уже изуродованные своими родителями, вдобавок с дурной наследственностью. Они заслуживали Тьму. Предполагалось, что эта Тьма на Пепелище скоро наступит и поглотит эту колонию. Амаль не был послан спасать там кого бы то ни было. Его послали наблюдать.
Еще Амаль любил играть в Месть. Эта игра называлась «Монте-Кристо». А на Пепелище был один подлец, которому Амаль считал необходимым отомстить. Один крутой гомосек, избивший Амаля в одном из притонов Лос-Анжелеса, куда Амаль, молодой выпускник медресе, зашел в своих исследованиях порока. Амаль сразу же вызвал в здоровом боксере жгучую ненависть – тот не любил «чистеньких», то есть Чистых Духом. А ведь Амаль мог там спасти души нескольких шлюх, купив их и вместо секса занявшись с ними техникой духовного очищения, состоявшей почти исключительно из беседы и малой толики экстрасенсорного воздействия, обратив их в результате в Правоверных. Но подонок избил Амаля и шлюхи так и остались шлюхами. Амаль тяжело переживал унижение и больше по притонам не ходил.
А на новой работе он проследил путь обидчика. И теперь летел на Пепелище в том числе удостовериться, что крутой гомосек (Амаль выяснил всю его поднаготную) не спасется от зубов Драконов. Все корабли контрабандистов находились на негласном учете и, когда пришла информация из лунного филиала, их задержали. Так что выбраться с Пепелища возможно было только на том единственном корабле, которым официальное сообщение с колонией и исчерпывалось. Амалю не составило бы труда добиться на нем в момент отлета отсутствия кого-то нежелательного. Самого Амаля уверили в его собственном благополучном возвращении. Он знал дату своей смерти и до нее было еще далеко. Судьбы собственных агентов прослеживались и уточнялись лунным филиалом довольно педантично. О грозном гомосеке история никакой информации не сохранила. Истории не интересны мелкие гомосеки, пусть даже гориллоподобного сложения.
В голове у Амаля был процессор с программами специальных навыков, связанный с большим лунным компьютером внепространственным каналом. Это было надежней телепатической связи и все данные выводились на экран третьего глаза.
Когда-то. В Первом Веке Космической Эры, требовался еще и оператор. Компьютеры тогда не помещались в резервных зонах мозга и вся информация вводилась оператором через чипы и электроды. Имплантированные в центральную нервную систему. Операторами были зомби – вторые, скрытые личности, создаваемые под гипнозом у владеющих нужными знаниями людей. Зомби помнили все, что происходило с их базовой личностью (или не помнили, по выбору тех, кто их гипнотизировал) и знали, что они – секретные агенты и отзывались на свои секретные, другие имена. Базовые личности о их существовании ничего не знали. Зомби жили, пока их базовые личности спали. И даже влияли на эти свои настоящие Я, определяя их интересы – хотя чаще всего человек готовился к тому, что делает его зомби, в результате постгипнотической установки. Тогда часто использовался шоковый гипноз – боль, наркотики, унижение. Человек засыпал и получал кодовый сигнал (пароль, имя, укол иглой в определенную часть тела, даже член в задницу) – а просыпался уже как зомби. Выполнив свое задание (вернувшись с работы) зомби засыпал и просыпался человек. Таких специальных личностей можно было создать у одного субъекта до тридцати – и даже другого пола и другого возраста. Зомби даже учились чему-нибудь – взрывным работам, например или виртуозному владению каким-нибудь музыкальным инструментом, а базовая личность об этом и понятия не имела. Так создавали шпионов, убийц, операторов. У здорового человека мог быть зомби-наркоман, существующий только в наркотрансе.
Потом компьютер стал помещаться в мозг и операторы стали не нужны. И ночные заведения, полные прогуливающих свои вознаграждения зомби, стали не нужны в том количестве, в котором требовались раньше.
То, что у Амаля в голове был процессор, не делало его машиной. Он сам считал себя человеком, просто не вполне естественно произошедшим на свет и усовершенствованным. Череп ему вскрыли после того, как изменилась реальность  и в его прежней Миссии отпала надобность – тогда его перевели в другой режим деятельности, легализовали и все ему объяснили. Все оперативники, да и вообще все, кто работал в технической или медицинской сфере деятельности были усовершенствованы таким же образом. Информация поступала с суперкомпьютеров прямо в мозг. Протез мозга контролировал сложные действия во время работы и анализировал данные, поступающие от органов чувств.
У оперативников на задании компьютер работал постоянно, потому что рабочее время распространялось даже на краткий сон. На время выходных, отпусков и часов отдыха суперкомпьютер отключал процессор в голове, но всегда мог включить его в случае чрезвычайной необходимости. Так произошло и с Амалем – его отозвали из отпуска. Реальность изменилась, и в новой хронологии он летал на Пепелище наблюдать за выходом Драконов из катакомб и уничтожением колонии. Как только это выяснилось, его отозвали из отпуска и отправили в систему Аватары.
В силу своей чистоты Амаль был нетерпим к человеческим слабостям – трусости, подлости, двуличию. Он был внутренне совершенен. И человеческое несовершенство он рассматривал как людскую ненадежность. Люди были для него сырьем, пустыми кувшинами, которые нужно было наполнить Светом. Единственным предназначением человека он полагал Джихад – борьбу со Злом и человеческой слабостью.
Машинная, электронная составляющая делала Амаля идеальным инструментом Вселенского Джихада. Компьютер и нанотехнологические модули нервных узлов-чакр делали Амаля теократом. Он мог видеть будущее и прошлое, иные реальности и измерения и их взаимосвязь. Подключаясь к единому информационному полю Вселенной (как правило, его погружал в сакральный транс компьютер, когда ситуация того требовала), Амаль был способен посещать своим сознанием иные миры и делаться всеведающим. Все его трансы в виде многомерных кодов записывались и хранились в лунном суперкомпьютере. Он мог левитировать, перемещать и поджигать предметы. Он мог что угодно сделать с любой душой. Он стал реальным богочеловеком. При его создании в структуру ДНК включили фрагменты генетического кода Первородных Существ. Его подлинное имя было Амальгамматон. Посылая себя сквозь Вселенную, он мог входить в тела других существ и заставлять их служить Вселенскому Джихаду. Он видел сквозь стены, даже спиной и руками. Он сражался с демонами и изгонял их из одержимых. Он оживлял умерших людей и животных. И он был скромен, хотя и безмерно велик. Он управлял погодой, вызывал извержение вулканов и сходы ледников, мог заставить взорваться любой реактор, и иногда, в самом глубоком трансе – телепортироваться. Но в этом состоянии он уже не являлся человеком – тогда он был Первородным. Если его убивали, он мог сам воссоздать себя из той первичной материи, что вечно существует в начале Вселенной. Его любовь и ненависть были безграничны. Первоначально он должен был стать аятоллой. Но теперь его судьбою стало, через какое-то время, пройдя все ступени карьеры, возглваить то агентство, в котором он начал простым оперативником. Амаль все время рос. И силы его прибывали с годами.
Он был ужасен – гораздо более ужасен, чем любой из демонов. Ведь он убивал людей и животных, просто подумав о том, что кто-то должен умереть – и для этого ему не нужно было знать объекты своего воздействия, ни лиц, ни имен, ничего. Он просто видел их души. И решал, кому пора отправиться в Ад внутри своей планеты, а кому – в Рай внутри своей звезды. Он также переселял жизнь из одного умирающего тела в другое, нарождающееся – даже если эти тела находились на разных концах Галактики. Правда, его могущество ограничивалось нашей Вселенной. Но в ней для него не было преград – ни в пространстве, ни во времени, нив их вариантах. Он постоянно общался с Великими – и с уже мертвыми, летающими по космосу эманациями Созданного Ими, и с ними живыми – там, где они находились в этой его жизни и в том Тогда, когда они жили, Создавая то, что сделало их Великими.
Он был немногословен – ведь ему не нужно было ничего слышать. Он и так все Знал о том, с кем сталкивался, выделяя существенное для определенной ситуации. Зато, когда он говорил, то был красноречив – ибо Знал, Что Сказать. Говорил он, кстати, на любом языке (даже на том, который никогда не учил), но, как правило, не раскрывая рта. Его прекрасно слышали. И только одержимые Злом могли перечить ему – но и то недолго. Вся его жизнь была Джихадом.

Чем отличаются Гиены от Волчиц? Тем, что Гиены паразитируют на Львах, отбирая добытое ими и тем, что унижают собственных самцов. В клане Гиен самец всегда находится в подчиненном положении. Еще Гиены истерично смеются, одновременно плача. Они вообще скорее кошки с собачьей головой – уродливый гибрид. Вообще, они подлые твари.
Джозеф не тянул на Льва – не хватало ему благородства. Воспитанный Гиенами, он мстил им. Он на них охотился. Как только он распознавал в женщине Гиену, он ее убивал. Гиены были для Джозефа воплощением Зла и Зло это имело женское лицо. Первой, кого он убил, избавив мир от Зверя, была его мать. Она постоянно предавала его и высмеивала все, в чем он мог добиться успеха. С детства она приучала его к наркотикам, подмешивая их ему в еду. И Джозеф рос послушным мальчиком. Мать сделала из него проститутку – опиум, а потом первитин и у парня возникал превосходный стояк. Все ее пожилые подруги потерлись своими гнилыми влагалищами о его член. Водка с любым нейролептиком – и юный спортсмен становился пассивным телом. И его жопа была в полном распоряжении любого желающего. И самое главное – он ничего не помнил. Максимум – кошмарный сон. А то, что голова болит – так это и у отца было (никчемный, разумеется, был человек и негодяй, ты очень на него похож). А так, вне этих бизнес-интересов, мать Джозефа была заботливой и ласковой, немного властной. Ну так ведь мальчик тормоз, приходится думать за него. У Джозефа были хорошие способности к математике, прекрасное абстрактное мышление – его загнали в медицину. Хотели сделать из него гинеколога, чтобы он всю жизнь копался в вонючих гнилых влагалищах. Но Джозеф проявил характер и стал хирургом. Изучая наркологию, он понял, что с ним что-то неладное. А, изучив психиатрию, он понял, что его мать больна. И все ее подруги, все, кто окружал его с детства – тоже. Они не растили из него Льва – ведь они были не Львицами, а Гиенами, презирающими самцов и гордящимися бедами в своей семье. Ублюдки-алкаши и наркоманы – их мужья и сыновья доказывали превосходство Гиен нал самцами. Домашние скандалы с детства сделали из Джозефа убежденного холостяка.
Обнаружив, что за занавеской феминизма скрывается первобытный кошмар матриархата, Джозеф пронзил матери сердце большим кухонным ножом. И шестьдесят девять раз ударил этим ножом ее в грудь и в живот. Потом он прошелся по домам ее подруг, истребив всех, кого застал. Весь клан Гиен. Даже детей.
После чего, собрав все ценное, что смог найти во время этого похода, покинул родной Альбион. И начал свое большое путешествие по Галактике, перебираясь из одной колонии в другую. Хирурги были нужны везде. Тем более, что Джозеф был нейрохирургом – удаление нервных центров у психов и наркоманов, имплантация железа и нанопроцессоров, модификация нервных узлов и путей. И везде он убивал Гиен.
На Пепелище Джозеф оказался исключительно с экскурсионными целями. Он любил пустыни. Он обожал песок. Полгода он исследовал ландшафты Пепелища. Они показались ему превосходными. И жемчуг, жемчуг заинтересовал его особенно. Он напоминал старинную Ангельскую Пыль. К тому же, на Пепелище не было Гиен – они не любили Темных Мест. Они старались казаться белыми и пушистыми. А на Пепелище было сложно скрывать свою истинную природу – те, кто употреблял жемчуг, видели всех насквозь, иные и мысли читали и сразу же узнавали все прошлое тех, с кем сталкивались. Подлые души избегают тех мест, где их природа становится заметна. Исчадия Зла открещивались от Сил Тьмы. А Пепелище являлось состредоточением Сил Тьмы.
Так что на Пепелище Джозеф отдыхал. На Пепелище не было Гиен и ему было некого убивать. Даже рьяный охотник иногда нуждается в отдыхе от охоты.. А Джозеф был охотником – он искоренял в человеческом мире Зло. И это Зло имело женское лицо. Джозеф был истребителем Гиен.
Он повстречается с Драконами, и даже убьет двоих из них. Ведь, как охотник, Джозеф был всегда вооружен. Старинный коллекционный Магнум с разрывными пулями и оточенная сотней охот реакция помогут Джозефу пробиться к кораблю, а звериное чутье (любой охотник Зверь не менее, чем те, на кого он охотится) позволит ему избежать скопления других охотников – Драконов. Лишь двое из Драконов, охотящиеся в одиночку, столкнутся с ним – и он с ними расправится, получив лишь ожег руки от выстрела из лучемета. Словно Джозеф лишь только для того и посетил Пепелище, это кладбище прежней цивилизации Драконов, чтобы принять участие в их охоте на людей, побыть в шкуре жертвы и выжить. Посостязаться с древней расой в мастерстве убийства и победить.
И продолжить свой крестовый поход против Зла, имеющего женское лицо – лицо его матери.

«И столкнулся Он с Белым Злом и вино Его превратилось в яд». Так было написано. И так многократно случалось с тех пор, как это было написано, да и до того, конечно, тоже – иначе никто бы ничего подобного не написал. Но в Здании, построенном Великим Архитектором, есть много темных чуланов, в которых заперты узники – узники Света и узники Тьмы. Всю жизнь блуждают они в четырех стенах судьбы, как замурованные и даже если ищут выход, то не находят его. Ибо выхода нет. А если есть, то заперт. Один лишь выход есть для них – выход вверх, или выход вниз. Так Великий Архитектор играет в шахматы с своею тенью и все твари – даже ангелы и демоны – фигуры на многоярусной доске мироздания.
-Алилуйя! – сказал Альберт и нажал на поршень антикварной машины из стекла и стали. Игла уже была в вене.
-Старый добрый героин. Погоня за Драконом. Даст ли он поймать себя за хвост?
Альберт вещал, когда ширялся. Он был своего рода Гуру. И слышал (как и Блейк) множество сказок про диких собак.
-Мы ищем Зверя. И то, что позволяет его найти в глубинах нашего мозга, это нектар. А первым Зверем был Дракон. И от него уже произошли все твари, каждый Зверь – как упрощенные версии. Кто-то вышел из лапы Дракона, кто-то – из глаза Дракона, а кто-то – из хвоста Дракона…
-А кто-то вышел из драконьей задницы, - заметил Блейк, вынимая машину из вены впадающего в экстаз Альберта.
Они работали в космическом порту Джетро Тауна – один инженером по кибернетике, другой инженером по связи. Все в порту делали компьютеры и управляемые ими роботы, но за ними нужен был присмотр.
Сейчас они перестали бить баклуши и перепроверяли все свое хозяйство, готовясь к приему корабля, прибывающего по своему обычному расписанию.
Героин был разрешен в колониях Солнечной, как и все опиаты. По сравнению с наркотиками нового поколения вреда от того, что росло на старушке Земле естественным образом, было немного.
Но, тем не менее, с записью о наркозависимости в личном деле в военно-космических силах место находилось только на самой глухой периферии, там, куда и обычный героин поставляли только контрабандой, минуя акцизные сборы.
Оба приятеля родились наркозависимыми – их матерями были наркоманки. Поэтому обоих приняли на службу, но для продвижения необходима была нейрохирургическая коррекция, а оба от нее отказывались и по весьма законной причине – после такой коррекции многие вещи в жизни теряли свой кайф, секс, например. Поэтому карьера им не светила. Но они привыкли  к роли аутсайдеров – ведь с младенчества им вкалывали опиаты. Потом их лечили и заменяли им органы, изношенные этим витамином из драконьего рациона, и продолжали колоть их дальше, периодически переводя их на заменители вроде Метадона или Дойля. В общем, со своими функциями ребята справлялись.
С рождения оба были заперты, каждый в своем чулане, и ключей у них не было. Выход был только в новую жизнь, в Ад или в Рай. Не факт, что им бы там пришлось бы лучше.
Альберт на вселенском шахматном поле был фигурой черной, а Блейк – фигурой белой. И оба они были пешками в бесконечной партии жизни. Оба были мелкими злодеями – таковой оказалась их карма.
Корабль уже связался с портом и сообщил, что подлетает к планете. Скоро произойдет главное событие в жизни колонии – Прибытие Корабля Из Метрополии.
Перед тем, как оказаться на Пепелище, Альберт похоронил свою мать (отца он своего не знал). На ее могиле он установил простой четырехконечный перевернутый крест из черного камня. Его мать принадлежала к адептам Церкви Сатаны. Но о  своем ребенке заботилась так, что многим христианкам было до нее далеко. Никакого экстремала в детстве Альберта не было – не считая нескольких распятых кошек. У Альберта был легкий характер.
Блейк, наоборот, принадлежал к семье католиков. Его мать и отец оба сидели на игле, но каялись и получали отпущение грехов. Единственным шансом Блейка стал дедушка-генерал, пристроивший его в академию. Блейк постоянно дрался и был жесток – нервное детство, скандалы в семье и полное пренебрежение к ребенку. Блейк рос, как сорняк – пока ему не исполнилось тринадцать и дедушка не пристроил его в кадетскую школу.
Альберт, наоборот, пользовался внимательнейшим уходом – мать чувствовала свою вину и старалась его поднять. Альберт очень хорошо учился – только любил злые шутки вроде: «Привет, Джон, я вчера трахнул твою Мери». А в целом придраться к нему было не за что. Его взяли в академию, как сироту – последние классы школы его мать стала совсем плоха и невменяема, так что ее лишили родительских прав и заперли в дешевый дурдом, в который попадают шлюхи из дешевых публичных домов (его мать была проституткой). Альберт ее там навещал, пока она не сдохла.
Как бы то ни было, результатом усилий и Альберта и Блейка оказалось одно и то же – чертова дыра в системе Аватары, единственным продуктом, поставляемым которой был жемчуг. Они оба принимали этот дар природы. И оба сочли его восхитительным. Но ни один из них не изменил своему старому другу – героину (ну и всему. Что там к опиатам относится). Оба они являлись жертвами недосмотра со стороны общества и поэтому ширялись совершенно легально – по медицинским показаниям. И обоих такая жизнь устраивала – хотя оба происходили из полярных слоев и то, что было для сына шлюхи достижением, для внука генерала являлось позором. Но они были равноценны, хотя с детства один молился Иисусу, а другой – Люциферу. Они друг друга дополняли и порт при их работе не развалился. Да и то – машины сами себя контролируют и ремонтируют. Люди в этом деле нужны на всякий случай непредвиденных обстоятельств – высадки представителей другой цивилизации или восстания живых мертвецов. Так что даже при желании особого вреда эти парни принести не могли.
Блейк предложил уколоться Наташе, но она отказалась, сославшись на то, что ей еще работать до утра. Наташа была проституткой, заказанной в «Баттерфляй». Приятели закончили подготовку к приему корабля, протестировали все системы и у них оставалось еще два часа времени. Блейку нужно было снять стресс от работы – после полугодового безделья любая работа вызывает стресс, а Альберт просто любил общество проституток – среди них прошло его детство и это было счастливое время. Все его баловали, а мужчиной он стал в двенадцать и совершенно бесплатно. Он даже подумывал о карьере сутенера, но отказался от этого – сутенерам порою приходится быть жестокими со шлюхами, особенно с полувменяемыми наркоманками, а Альберт был на это не способен.
Пока Блейк пил женьшеневый ликер, готовя свой организм к полуторачасовой эрекции, Наташа быстренько сделала Альберту минет, и дальше они увлеченно обсуждали, сколько шлюх может перетрахать сержант за ночь на холяву.
-Двенадцать, - утверждал Альберт.
-Максимум восемь, и то под первитином, - говорила Наташа. – Вот так. Волчьи морды.
Опыт наблюдений по этой части у обоих был богатый, но обе стороны соглашались, что половые возможности сержанта превосходят таковые офицера, поскольку сержант более туп и по физиологии ближе к человекообразным обезьянам. Блейк с этим не соглашался, потому что, как и Альберт, был лейтенантом.
-Офицер, - говорил Блейк, - существо гораздо более тупое, чем сержант, поскольку вынужден держать в голове больше руководящих документов.
-Сразу видно, что у тебя дед генерал, - сказал Альберт. – Ты службу рубишь будь здоров.
-Дед у меня молодец. А родителей, когда они умрут – и я надеюсь, что они скопытятся в один день, эти скоты – сдам медикам на препараты и пособия.
-Сейчас же все медицинские пособия делают из клонированных тканей, даже кости и мозги, - возразил ему Алберт.
-А я их сдам патологам. Пусть изучают, какие они были уроды, - ответил Блейк, взял Наташу за руку и повел ее из диспетчерской в комнату отдыха.
Там он разложил ее на диване и целый час трахал во все отверстия. Это было похоже не то на шейпинг, не то на тренировку по борьбе. Альберт выждал час, а затем также проследовал в комнату отдыха.
И еще полчаса они вместе трахали ее во все отверстия, под мышками и между бедер, но с появлением Альберта обстановка стала менее спортивной, и скорее уже напоминала дансинг. Особенно, когда они брали Наташу стоя, под музыку «Спейси», Алберт по-джентельменски спереди, а Блейк по-садистски сзади, слившись в одно шестиногое и шестирукое существо, ритмично следуя саунду, исполняя «Танго втроем».
Когда они закончили, то обнаружили, что немного устали, прекрасно размялись, и что корабль уже входит в атмосферу – об этом сообщил искусственный интеллект порта.
Отпустив проститутку с щедрыми чаевыми, господа офицеры торопливо облачились в форму и бегом помчались в диспетчерскую. Там все было о,кей. Но они не знали, что их скоро съедят.

Все остальные семь планет системы Аватары были оборудованы автоматическими планетарными станциями для изучения их параметров, а также по различным орбитам вокруг этих планет, их семнадцати спутников и всяких комет и астероидов болталось полторы тысячи единиц сложной космической техники, полностью автономной и рассчитанной на века эксплуатации. Всю информацию с этих автоматов собрал прилетевший корабль. С него же передавались изменения программ работы. Изучением системы Аватары на Луне занимался один из НИИ, специализирующийся на звездах такого типа.
В первом веке космической эры спецслужбы наплодили множество Волков. Стаи отмороженных собак постепенно выходили из-под контроля и не подчинялись больше никому – они жили по своим, волчьим законам. Когда закончилась Холодная Война, нужда в таком многомиллионном количестве бойцов и наблюдателей отпала. Волчьи Стаи стали пожирать породившие их системы. И на обнаглевших собак устроили охоту. Спецслужбы расплодили Волкодавов, в основном довольно законопослушных типов – в отличие от Волков, молившихся великому богу Криминалу. Но были Волкодавы-камикадзе – зомби, замаскированные под серийных убийц. Убивали они по четкой программе и исключительно Волков.
Родриго был как раз из последних. С детства воспитанный в традиции кальвинизма, в изобилии наслушавшись историй об Аде, демонах и Сатане, и чувствуя потребность избавить мир людей от адских тварей (а Волки все, конечно, сатанисты, особенно те, что в овечьих шкурах), он понял, что должен убивать. И понял, кого. Штанга, бокс, дзюдо и кендо сделали его машиной для убийства. Ему нравились мирные обыватели, живущие простой стадной жизнью. Родриго вырос в семье швейцарских полицейских и был отменным стрелком. Но для того, чтобы служить простым полицейским, он оказался слишком крут. Хотя свои пять лет в убойном отделе он оттарабанил. Дальше был частным детективом, а затем ушел в Бои Без Правил. В промежутках между боями он скитался по всем человеческим мирам по наитию (то есть по четкой программе), находя и уничтожая элитных киллеров, аналитиков и наблюдателей, достигших определенных карьерных высот. Волчьи стаи, давно уже никем не контролируемые, воспроизводили сами себя в череде поколений, вербуя собственных детей и всяких отморозков, более-менее поддающихся дрессировке, еще в подростковом возрасте.
Свои убийства Родриго маскировал под ритуальные сатанинские жертвоприношения. Ведь, как известно, только Ритуал отличает Людей от Зверей. Родриго любил Людей. Но сам он был Зверем. И весь этот кровавый карнавал его. Он уже стал одержим кровью. Где-то в Швейцарии у него оставалась семья и трое детей, прижитых от двух лесбиянок. Но конец его шоу был уже близок – и он это чувствовал. Те, кто послал Амаля, послали и Родриго. На Пепелище Родриго должен был умереть.
Родриго был дисциплинированным парнем. И если голос, что вкладывал ему в уши Откровения Бога, говорил. Что он должен умереть от зубов Зверей, более страшных, чем Волки В Человеческом Обличье, да еще и нарядившиеся в овечьи шкуры… Родриго понимал, что и Драконам нужно показать, что есть по-настоящему сильные Люди. Родриго был запрограммирован убить как можно больше Драконов – чтобы оставить у них память о том, что и за одну человеческую жизнь может быть отдано много жизней Драконов. Процессор в его мозгу должен был записать последний бой гладиатора модных арен, и все данные по наступлению клинической смерти передать Амалю. Далее эти данные будут тщательно изучены для выработки тактики ведения боя при дальнейших столкновениях с Драконами. В отличие от Амаля, Родриго не мог  воскреснуть. Он был Волкодавом-камикадзе, он был обычным зомби. Он сделал много полезного, но еще чуть-чуть и тоже вышел бы из-под контроля. Его пора было уничтожать, как бешенного пса. И ему дали шанс уйти честно, принеся пользу в последний раз.
Родриго знал, что не вернется с Пепелища. Информация просачивается с одного уровня сознания на другой. Родриго считал, что просто ему захотелось на неделю слетать на родину жемчуга, посмотреть, нет ли там каких-нибудь Волков – ведь славный парень был на них натаскан. Родриго чувствовал, что эта охота на Зверей будет последней. Родриго чувствовал, что встретится с Демонами Во Плоти – и даже на это надеялся. Он понимал, что его история идет к своему концу. Единственное, о чем он мечтал – встретить достойного противника, который сможет его убить. Рефлексы не позволяли ему поддаться в какой-нибудь пьяной драке, а убеждения не позволяли покончить с собой. Родриго нужен был Последний Бой. Корабль скользил по антигравитационному полю, словно фигурист по льду.
Корабль заходил на посадку над городом, полузанесенном песком среди песчаных же холмов. И холмы и небо были серыми. И только алым глазом горел в зените Аватара.
Внезапно Родриго оцепенел в кресле своей каюты. Он вспомнил смуглого длинноволосого араба с бородой, летевшего президентским классом. И понял, что это был Бог. Амаль на самом деле был Живым Богом.
Как перед смертью один из Псов Господних увидел Бога. Вся предыдущая жизнь приобрела высший смысл, а будущая смерть стала преисполненной Значения. Ведь Бог был рядом и он узнает о том, как погибнет один из Его Псов.
Юджин Дайгон            Старатели.
Джетро Таун заносило песком. Крупный, зернистый и серый, он был, как наждачная бумага. Он тер лица в местах, не прикрытых кислородными масками и стены домов, расписанные надписями, приветствующими еще один день в этом аду. Красный шар Аватары – местного солнца – висел высоко, над самой головой. Горизонта не было видно – серое небо сливалось своими тучами с такими же серыми холмами пустыни – праха Пепелища, всего, что осталось от городов и полей прежних жителей планеты, которые не были людьми и уничтожили себя в апокалепсисе ядерной войны.
Андерс поправил сбившуюся маску и тряхнул ранцем с баллонами. После этого он перекинул правую ногу и спрыгнул с трайка, поставленного на четыре телескопические опоры. Антигравитатор барахлил и давал мелкую тряску даже на ровном месте. Правая и центральная дюзы сдавали, поэтому при полете приходилось все время воротить влево – только так путь выходил прямым.
Андерс прошел мимо плаката, изображавшего длинноволосого мужика, раскрашенного, как шлюха, в белом подвенечном платье, держащего обоими руками двуручный меч без гарды с подписью: «Элис. Танец со смертью.» Улицы в Джетро Тауне, столице Пепелища, никто не мостил, потому что здесь был не в ходу колесный транспорт. Пустыня властвовала и в городе. Вся гидропоника пряталась в закрытых оранжереях.
Андерс подошел к раздвижной пластальной двери и нажал широкую пластину под неоновой надписью «Вход». Дверь скользнула влево, взвыли поглотители песка на входе, и он вошел внутрь.
Помещение походило на скелет динозавра – ребра балок и несущих стены опор, ряд колонн по центру, упирающийся в барную стойку, экраны между опорами, показывающие транслируемый снаружи вид – стены и крыши зданий Джетро Тауна и пустыню – однообразную панораму Пепелища, в которой дома по окрасу не отличались от неба и холмов.
Подойдя к стойке бара, Андерс сунул руку в карман, отстегнул магнитный клапан и достал две розовые жемчужины, которые протянул толстому лысому бармену, затянутому в черный пластик с блестящими пряжками пластальных магнитных замков. Такие костюмы не одевались, как нижняя одежда, а собирались, пристегиваясь к уже надетому по частям. Бармен взял две жемчужины и положил их в миксер. Миксер задрожал, загудел и смолк. Открыв его, бармен чихнул и надел на него вакуум-маску, всосавшую размолотый в пыль жемчуг. Нажав на маске кнопку, он снял ее с миксера и протянул Андерсу, одетому в такой же костюм, только красно-бурый. Андерс, сняв кислородную маску и повесив ее на магнитный порт на поясе, взял маску, снятую с миксера и глубоко вдохнул из нее.
Сразу же окружающее прояснилось, стало кристально чистым, а краски – более яркими. В голове, в мысленном амфитеатре внутри черепа, пронеслась поездка к лагерю старателей, куда его вызывали осмотреть перелом ноги свалившегося с трайка старателя. Старатель был смертельно пьян уже тогда, когда влез на своего летающего коня, чтобы погонять между окрестных холмов. Вколов обезболивающее и прикрепив к месту перелома резонансные заживители костей, Андерс позволил своему пациенту напиваться и дальше и взял в качестве оплаты две жемчужины, ходившие на Пепелище вместо мелких денег. Андерс пережил это снова, во всех деталях, каждую мелочь, каждое слово и ругательство своего пациента. За какие-то доли секунды все это, занявшее три  с половиной часа, пронеслось внутри него, отдаваясь эхом других таких же поездок, промелькнувших где-то на заднем плане сознания.
Андерс тряхнул головой и заказал себе кофе. Здесь, в баре, как и во многих заведениях города, которыми он пользовался (магазинах, аптеке, ремонтных мастерских) у него был кредит. Хороший врач, он имел хорошую репутацию. Все расчеты по кредитам производились раз в полгода – перед приходом корабля из Солнечной. И те, кто не мог заплатить, отдавались под суд, приговаривавший их к штрафным работам вроде чистки канализационных систем или, в особо рецидивных случаях, к высылке обратно в Солнечную.
Лампы, вмонтированные между потолочными панелями экранов, не горели. Внутренности бара со всеми, погребенными в брюхе динозавра, освещало транслируемое снаружи небо Пепелища.
За столиками у колонн сидела пара старателей и еще с полдюжины жителей Джетро Тауна.
Андерс вспомнил груду вскрытых раковин песчаных моллюсков, жемчужно-серых, с лапками снизу, как у черепах, с развороченными панцирями, открывающимися вперед и демонстрирующими после вскрытия свои потроха. Эти раковины, как и жемчуг, отправляли в Солнечную. Жемчуг шел на украшения и для употребления внутрь (он обострял скрытые экстрасенсорные способности – к телепатии, ясновидению и даже, у некоторых, к таким более редким вещам, как телекинез и левитация), а раковины, очищенные от требухи, которую скармливали живущим  в закрытых фермах свиньям – те шли на разные поделки вроде тех, что делают из слоновой кости и моржовых клыков. Вернее, на те антикварные поделки из этих материалов, что производились раньше – сейчас на Земле убивать этих животных было запрещено. И даже если они разводились искусственно, то только для того, чтобы выпускать их на волю. Одно время закрытие угрожало даже рыбным хозяйствам и животноводческим комплексам, но их оставили под тем предлогом, что в них разводят только генетически измененные, а значит, неестественные для земной фауны виды.Раковины и сейчас лежали перед ним – прямо на песке, внутри его головы. Если бы последние четыре часа он провел в городе, то сейчас его голова была бы полна улиц и помещений. А так он был наполнен холмами пустыни и небом, бывшим отражением этих холмов. Андерс присел на стул у стойки и стал пить свой кофе. Послышалось урчание. Бармен покосился под стойку и сказал:
-Это кот. Опять чего-то жрет.
-Как я к вам ни зайду, - сказал Андерс, - так все время застаю, что этот кот что-то жрет.
-Он все время что-то жрет, - сказал бармен. – Или кого-то. Или спит и жрет во сне.
В Джетро Тауне водились мелкие зверьки, похожие на помесь крысы с маленьким крокодилом. Питались они помоями и пищевыми отходами, а в канализации ели даже дерьмо. Они как-то ухитрялись прогрызать себе дыры в пластали и все дома в городе стояли на грунте, изрытом их норами. Вылуплялись они из яиц. Их называли крысодилами. По счастью, они оказались съедобными для кошек. И для собак, которых поэтому старались завести все. Не то, чтобы это особенно сказывалось на поголовье крысодилов, но по крайней мере, они не шастали прямо под ногами – их сразу же ловили четвероногие пришельцы, завезенные на Пепелище  пришельцами двуногими.
-А кто же жрет его какашки? – спросил Андерс.
-Крысодилы. Такой вот замкнутый цикл, - ответил бармен.
-Ты не думал что-нибудь из него приготовить?
-Когда-нибудь я его поймаю и съем сам.
Действие жемчуга постепенно проходило и стал сказываться другой, немного припоздненный эффект – Андерс почувствовал необычайный прилив мужских сил.
Допив кофе, Андерс покинул это заведение. Перед тем, как выйти, он надел кислородную маску. Многие пренебрегали этим в городе, быстро перебегая из одного здания с климатизатором в другое, но Андерс знал, что не отфильтрованная песчаная пыль в сочетании с парами редкоземельных элементов, которыми была насыщена атмосфера Пепелища, очень вредны для легких – попадая в них, они уже не выводятся. К тому же, мало кислорода.
Выйдя на улицу, Андерс посмотрел на красное солнце Пепелища и не торопясь двинулся к другому заведению. Там у него тоже был кредит.
Мимо него пробегали горожане. Они приветствовали его взмахом руки. Без маски, да еще на бегу, никто из них не говорил ни слова.
Андерс также махал рукой им в ответ. Приветливо смотрел он на своих пациентов – всем им рано или поздно придется прийти к нему с кашлем и сильной одышкой. Воздух Пепелища все-таки не был предназначен для людей. Так же, как и местные животные (хотя все они были немного грибы) не годились в пищу. Хотя животные их жрали, но все эти собаки и кошки умирали намного раньше, чем те, что остались на Земле.
Серые пепельные стены из пластали были покрыты яркими надписями, сделанными неоником, тут и там висели плакаты – реклама, постеры местных музыкантов и их коллег из Солнечной, чьи альбомы записывали за круглую сумму. Также таращились и ухмылялись со стен киногерои последних фильмов и спортсмены – спортивные передачи, так же, как и фильмы, привозились раз в полгода кораблем. Пепелище было маленькой колонией и прямой трансляции из Солнечной сюда еще не наладили.
Попадалась на стенах и работа местных любителей изобразительного искусства – они печатали свои картины и коллажи и развешивали их по всему Джетро Тауну. Ветер плескался песком.
Сейчас Андерс шел мимо малинового осьминога с зелеными человеческими глазами, сидящего на оранжевом песке, смотревшемся на Пепелище чрезвычайно экзотично. Серость ландшафта вызывала у пришельцев жажду ярких красок.
Наконец, Андерс дошел до «Баттерфляй». Это было такое же серое строение в три этажа, как и большинство в Джетро Тауне. Но над стандартной дверью висела вывеска – настоящая девушка, абсолютно голая. С большими грудями и роскошными многоцветными крыльями бабочки. Эдакий ангел, пьющий нектар из цветов.
Андерс нажал пластину и вошел. Поглотители песка всосали все, что успела намести пустыня и, сняв маску, состоявшую из очков, респиратора и кислородной трубки, он оказался, наконец, по-настоящему внутри. Затем он также снял шлем и огляделся. Шлем он положил на столик.
Он находился в просторном помещении, где все выступающие рамы стен, колонны и шпангоуты, балки и стулья, столы и стойка сутенера серебрились, а на экранах стен изгибались, демонстрируя себя, женщины далекой Солнечной – обнаженные и украшенные яркими, как правило, красными деталями – шляпками, туфельками, браслетами, шарфиками и бусами, клипсами или сережками, какими-то нелепыми сумочками, из которых они доставали фаллоимитаторы.
В Джетро Тауне было аналогичное заведение, в котором работали юноши, но там все было выкрашено в розовый цвет, а на экранах показывали гомосексуальные оргии. Андерсу пришлось однажды побывать там, когда один пьяный старатель нежному юному гею руку.
Сегодня здесь дежурил Карл. Он был одет в оранжевую блузу, а на шее у него висело коралловое ожерелье. Волосы Карл брил какими-то фигурными зигзагами, а за его спиной висела большая, в два квадратных метра, фотография всех сотрудниц фирмы, голышем выстроившихся в ряд под вывеской.
-Когда их фотографировали, прохожие были очень рады? – спросил Андерс.
-Безумно, - ответил Карл. – И половина тех, кто остановился поглазеть, тут же зашли к нам. Мы даже подумывали, может, раз в неделю так их и выстраивать под вывеской?
-И что же не выстраиваете?
-Решили, что это быстро всем надоест. Потом, не стоять же им в респираторах… А без них девчонки заболеют. А где же взять других? Городок то у нас не сказать, чтобы сильно большой, и желающих работать у нас  совсем не много. Да и профсоюз возражал даже против одного раза такой демонстрации бесплатных прелестей.
Одним из правил проституции в Джетро Тауне, содержащихся в соглашении работодателей с профсоюзом, заключалось в том, что увидеть работника сексуальных услуг без всего может только предварительно расплатившийся клиент. А иначе некоторые из потенциальных клиентов, что приходят только посмотреть, получали бы удовольствие бесплатно. В профсоюз работников сексуальных услуг входили также исполнительницы и исполнители стриптиза, который показывался в некоторых барах столицы Пепелища и нескольких поселений поменьше.
-Что, заходят к вам еще лесбиянки? – поинтересовался Андерс.
-Да, сегодня уже были две, из магистратуры и из полиции. Девочки их очень любят. Приятное разнообразие.
-А мужиков еще не завели?
-Пока нет желающих. Да и не так много наберется клиенток, чтобы делать для них отдельный вход. С обычными клиентами они встречаться не пожелают – пойдут разные сплетни…
Группа пожилых одиноких феминисток год назад устроила скандал, когда их не пустили в гей-заведение «Аполлон».
-А вы обслуживайте их на дому, - предложил Андерс. – Мужики ведь не девочки, их не придется потом разыскивать по дальним поселкам старателей.
Карл поморщился. Пару лет назад обслуживание по вызову практиковалось, но однажды одному из гостей-старателей на одной вечеринке так понравились две сотрудницы, что он похитил их и потом занялся нелицензированным сутенерством – возил их по удаленным приискам, как каких-то сбежавших из дому дур-малолеток. Полиция только разослала ориентировки шерифам и на этом практически успокоилась. Профсоюз настаивал на возвращении похищенных, угрожая забастовкой. И тогда Карлу, вместе с нанятыми частными детективами пришлось самим ездить по дальним волчьим углам, расспрашивая старателей, не видели ли они таких-то шлюх. Заодно они вернули домой нескольких дурочек-малолеток, уже надоевших своим дружкам, которые не знали, как от них избавиться. Малышки прошли уже через все возможные руки и все, кто мог, уже обменяли их на друг друга, жемчуг, запчасти для трайков, оружие, еду и выпивку. В общем, примелькались они там, куда попали. Сейчас большинство из них дожидается совершеннолетия, чтобы вступить в профсоюз и пополнить ряды сотрудниц «Баттерфляй» или барных одиночек. После трехмесячных (на Пепелище семнадцать месяцев, а в сутках двадцать сем часов) поисков похитителя и сотрудниц нашли и, после непродолжительной перестрелки, освободили, вернув на рабочее место.
Похитителя задержали и сейчас он отбывает семилетний срок на каторжных работах по ассенизации Джетро Тауна. Похищенные рассказали, что он держал их непрерывно на жемчуге, поэтому они делали все, что он им приказывал – к тому же жемчуг усиливает половое влечение и они не отказывались от обслуживания изголодавшихся старателей. Он перевозил их от одного поселка к другому и сдавал по часам за жемчуг. При себе у него обнаружили целый мешок жемчуга, который, когда его доставили в столицу Пепелища, был взят городской казной, а его стоимость была переведена на счет обоих пострадавших. По мнению профсоюза, это было честно ими заработано.
Сейчас холл заведения был пуст. Слишком рано – обычно клиенты приходили позже.
-Кто сейчас не спит? – спросил Андерс.
-Кристина. Изабель. Анджела, - ответил Карл.
-Давай Кристину и Изабель, - сказал Андерс, расстегнул магнитный замок на кармане и достал две жемчужины среднего размера.
Карл взял жемчужины, поднес их к глазам и внимательно осмотрел на предмет трещин и выбоин. Обе жемчужины были идеальны.Карл нажал кнопку внутренней связи и сказал:
-Изабель, иди к Кристине. У вас клиент. - Андерс направился мимо стойки сутенера к лестнице.
-Полегче с Изабель. Она за ночь обслужила семерых, - сказал ему вслед Карл.
Андерс поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь был узкий коридор с двумя рядами дверей, на каждой из которых висели большие, в полный рост, портреты обнаженных работниц пепелищенского секса. Снимки показывали все прелести девушек, выгодно подчеркивая их фигуры.Андерс подошел к двери с портретом высокой пышной блондинки.«Кристина» - значилось под снимком.
На снимке, как впрочем и в жизни, она была везде гладко выбрита, так что оставалось верить ее длинным вьющимся волосам, что блондинка она настоящая.
Еще одна дверь в коридоре открылась и из нее вышла высокая стройная брюнетка с широкими бедрами. Короткая красная юбка и розовый топ ничуть не скрывали ее великолепные формы.Она подошла к Андерсу и поцеловала его в щеку.
-Привет, - сказала она.
-Здравствуй, Изабель, - сказал Андерс.
-Ну, чего стоишь? Заходи, - сказала Изабель и взяла Андерса за руку, после чего толкнула дверь и ввела его в комнату. Так просто здесь входили в Рай.
Кристина, в белой коротенькой кофточке с глубоким вырезом, открывающим ее большие упругие груди, и в черных шортах, сидела на краю огромной кровати со сбитыми в угол одеялами. Все белье ее рабочего места изображало весенний луг – зеленые листья с цветочками.
-Здравствуй, Кристина, - сказал Андерс, все еще держа Изабель за руку.
-Здрасьте, - сказала Кристина. – Давно не виделись.
-Я слышал, - обратился Андерс к Изабель, - у тебя сегодня было семеро?
-Так не бесплатно же, - сказала Изабель. – Не волнуйся, на тебя еще осталось. - Андерс выпустил руку Изабель и взял ее за задницу, мягкую, как подушка.
Изабель прижалась к нему горячей грудью и поцеловала в губы, запустив язык ему в рот. На Пепелище не было предрассудков в отношении сотрудниц «Баттерфляй» из-за того, что те делали минет.
Андерс поглаживал ягодицы Изабель уже обеими руками, постепенно спуская их все ниже и ниже. Вскоре юбка закончилась и под его ладонями оказалась гладкая, словно шелк, кожа ляжек Изабель.Андерс почувствовал, как наливается кровью и твердеет его член.
Кристина вздохнула  и откинулась на постель, опершись на локти. Выпрямив одну из своих длинных босых ног, она потрогала подошвой бедро Андерса.
Андерс стал отстегивать детали своего костюма, складывая их на  низкий прикроватный столик.
Обе девушки разделись мгновенно – на дежурстве они не носили белья под одеждой. Они включили легкую музыку и поцеловались.
Через две минуты все трое были обнажены – последние секции костюма Андерса сотрудницы снимали с него сами, поглаживая те части его тела, что уже оголились.
Едва Андерс разулся, как Изабель, встав на колени, взяла его налившийся, с разбухшими венами, пенис в свой очаровательный ротик. В это время Кристина, прижавшись к Андерсу сзади, массировала ему грудью спину и руками гладила живот. Губы Изабель скользили по члену Андерса туда-сюда, она то полностью заглатывала член. То почти совсем выпускала его изо рта, касаясь губами только кончика головки.
Кристина сзади стала тереться промежностью о ногу Андерса. Промежность постепенно увлажнялась и скоро нога стала мокрой.
Андерс встал покрепче, раздвинул ноги, и тут рука Кристины скользнула к его анальному отверстию. Она погладила его, потом тоже встала на колени и стала его лизать. От ее шершавого языка анус Андерса потеплел и он кончил Изабель прямо в глотку.
Изабель закашлялась и рукой убрала волосы со лба. Обе девушки встали и стали целовать плечи и шею Андерса, не забывая тереться об него грудью и бедрами. Они мягко тянули его в постель, одна справа, другая слева, лаская его с обоих сторон. На его члене и яйцах их руки встречались, и тогда они гладили руки друг друга.
Член Андерса снова затвердел, и он привлек к себе Кристину, развернув ее спиной к себе и, когда она выгнулась влагалищем назад, глубоко вошел в нее. Она не стала нагибаться вперед, наоборот, она держала спину прямо, и Андерс обоими руками взялся за ее грудь, которая не умещалась в его ладонях. Теперь Изабель встала позади него, прижавшись своей грудью к его спине, одной рукой гладя его шею, а другой  - массируя его анус. Вскоре Андерс, всаживавший свой член в Кристину и почти полностью вынимавший его при каждом движении назад, кончил второй раз.После этого все трое повалились на постель и некоторое время просто лежали, отдыхая.Через некоторое время, когда все перевели дух, девушки продолжили свою работу.
Кристина, лежа на спине, развела в коленях согнутые ноги и Андерс вошел в нее. Изнутри она была упругой и влажной. Он всаживал в нее свой член, а она подавала навстречу свой таз, неистово, с громким стоном. Изабель гладила и целовала спину и шею Андерса, лежа рядом, на боку. Кристина скрестила ноги за спиной у Андерса и ее задница оторвалась от постели. Андерс просто скакал на ней, опираясь на локти. Изабель стала массировать ему яйца, отчего его член стал еще больше и тверже. Еще несколько рывков и он кончил снова, обессилено расслабившись и придавив своим отяжелевшим телом блондинку. Свой пенис он из нее так и не вынул. Она сама, смеясь, выскользнула из-под него, благо оба они были мокрыми от пота.Сев на краю постели, опираясь рукой на бедро брюнетки, Кристина запела:
-И до сих пор не знают губы поцелуя! И в одиночестве в постели вновь лежу я. И мне не нужен принц из сказки, пусть даже лилипут ушастый… Хоть кто-нибудь меня бы отимел!
Девушки звучно поцеловались и Изабель сказала низким голосом, как у простуженного горлом сиплого клиента:
-Имели мы красивых женщин… А некрасивых мы имели точно так же. Какая разница вообще нам, мужикам!
Андерс вспомнил, как Кристина делала у него аборт. Она не пользовалась контрацептивами, потому что вначале беременности, когда живот еще не успевал вырасти, несказанно хорошела и из холодной, как льдина, блондинки , превращалась в теплую, сияющую внутренним светом девушку-ангела. Сложись ее жизнь иначе, она бы нарожала с десяток детей. Когда она училась в школе, ее прозвище было «Снежная королева».
В основном Андерс относился к людям, как к говну. Неприятное явление, но неизбежно приходится с ним сталкиваться. Шлюхи были редким исключением. По крайней мере. Эти. Из «Баттерфляй». Они свое дело знали.
Не то, чтобы Андерс являлся прожженным циником. Просто он видел слишком много людей, похожих на говно. Когда он анализировал встретившегося ему человека, обычно это было похоже на клинический анализ кала. Народ на Пепелище зачастую был подлый, все время норовили обмануть. «Не обманешь – не проживешь» - вот какой девиз на Пепелище был одним из наиболее распространенных.
Андерс вспомнил последнее Рождество. Его отмечали безо всякой связи с земным Рождеством – время на Пепелище шло по-другому. Просто выбрали для этого день. Иногда корабль прилетал раньше этого дня и сообщали, что в Солнечной Рождество уже прошло, иногда – позже и тогда оказывалось, что в Солнечной Рождество еще впереди.
В это Рождество пропала девушка лет шестнадцати, из хорошей семьи. У нее был вшитый индикатор, по которому можно было определить, где она находится и жива ли она вообще. Оборудование для обнаружения индикаторов было только у полиции, сразу определившей, где находится пропавшая. Как только индикатор показал смерть девушки, полиция сразу прибыла на место. В одном из неприметных домов на окраине Джетро Тауна происходила оргия сатанистов. Это  они похитили девушку из-за того, что она была девственницей и натуральной блондинкой. Слуги дьявола повесили ее обнаженной, а на нее повесили рождественские гирлянды из лампочек и картона, к гирляндам прицепили разноцветные шары. Полиция нагрянула, когда они (мужчины и женщины), взявшись за руки, водили вокруг повешанной хоровод и пели: «Вот она, наша елочка, вот наш подарок Тебе, Отец». Все они были голыми – сразу после хоровода должно было начаться групповое совокупление. Позже в их крови обнаружили смесь из нескольких наркотических алкалоидов, добытых из редких растений, встречающихся в пустынях Пепелища. На главаре была огромная маска козла. Андерса позвали зафиксировать смерть. Он был единственным врачом в Джетро Тауне, не считая стоматолога и акушера.
Всего в Джетро Тауне жило две тысячи семьсот тринадцать человек. Многие пользовались медицинскими киберсистемами, но обращение с ними требовало знаний на уровне фельдшера или медсестры. Поэтому работы у Андерса хватало. В целом же на Пепелище насчитывалось тридцать восемь тысяч колонистов. Казалось бы, не так уж просто затеряться, но люди пропадали. Чаще всего они возвращались, реже их находили мертвыми. У многих были индикаторы, но жители Джетро Тауна в большинстве предпочитали обходиться без них, если им не было нужды выходить из города в пески.
У Андерса индикатор был. Он жил на Пепелище уже семь местных лет. А покинул Солнечную из-за того, что ему грозил суд за участие в операциях по пересадке нелегально клонированных органов. Официально лицензированные компании по клонированию держали слишком высокие цены, чтобы на это не прореагировал черный рынок. После долгой практики и тщательного изучения предмета доктор Андерс пришел к выводу, что все люди – говно. За редкими исключениями. И улетел на Пепелище, надеясь, что в этой удаленной от Солнечной колонии исключений будет больше. Но вот беда – большинство обитателей Пепелища прилетели оттуда же, откуда и он. Лишь немногие из них родились в этих песках. Пепелище открыли всего сто двадцать местных лет назад. В Солнечной у Андерса осталась бывшая жена. Детей у него не было. Он считал, что завести детей – это выше его сил. Зачастую (да почти всегда) родители уродуют своих детей и называют это воспитанием. С точки зрения Андерса размножаться нужно посредством клонирования, а обучение детей всему, что им потребуется во взрослой жизни, доверить профессионалам высокого уровня. Андерса считали странным ив Солнечной, и здесь, на Пепелище. Впрочем, вся его семья была странной. Сестра Андерса почему-то обожала запах и даже вкус потных мужских носков. Она постоянно таскала ношенные носки у своих братьев, а однажды, войдя к ней в комнату без стука (в поисках своих носков) Андерс обнаружил ее (ей тогда шел шестнадцатый год), сидящую на кровати в одних трусах и жующую его носок. Носок свешивался у нее изо рта, руками она опиралась на постель, а соски ее маленьких грудей торчали. Андерс взялся рукой за носок и дернул его. Но сестра крепко сжала носок зубами, изо рта у нее текла слюна, она что-то мычала. Потом она вышла замуж за полицейского. Полицейские привычны ко всякому дерьму. Даже к тому, что жена делает минет домашнему псу. Как-то раз Андерс застал сестру, когда она лизала письку у какой-то собаки, которую привела с улицы. Так же она развлекалась со всеми бродячими котами и кошками, которых ей удавалось затащить домой. После того, как она получала удовлетворение, она вышвыривала животных обратно на улицу. Братья часто шантажировали сестру тем, что расскажут об этом родителям. И заставляли ее сосать и у них. И трахали ее так часто, как им хотелось. Всего у Андерса было трое братьев и все – старше его. Сестра тоже была старше его – на два года. Благодаря ей Андерс стал мужчиной в четырнадцать лет и ему совсем не пришлось онанировать. Вот какую  семью оставил Андерс по адресу: Солнечная, Земля, Калифорния, Сан-Франциско.
Андерс вспомнил, как линчевали на площади сатанистов, повесивших девушку. Их было шестеро – трое парней и три девки. Напротив здания муниципалитета соорудили виселицу и всех шестерых поочередно повесили. Веселенькое получилось Рождество. Полиция, ввиду чудовищности преступления, передала преступников на суд общественности. Обычно убийц отсылали в Солнечную – отбывать срок в марсианской тюрьме. Казнимые кричали перед смертью: «Отец наш! Мы идем к Тебе в Ад, мы идем домой!» Они считали, что Сатана живет на Пепелище, глубоко под землей.
Есть существа, которые находятся на границе между Злом и Добром. Они там, где всегда война. В этой границе и Зло и Добро, как в зеркале, видят самих себя. А в Зазеркалье – враг. Граница бесконечно тонка и в то же время в ней сплетаются сразу две бесконечности. Андерс считал себя воплощением одного из таких зеркальных существ. Для него эта граница была похожа на лезвие скальпеля. Простого обычного древнего скальпеля, блестящего, как зеркало. Такими пользовались до сих пор – не в Солнечной. В иных мирах, там, где могли возникнуть сложности с подзарядкой современного лазерного скальпеля. Андерсу приходилось даже накладывать швы – в Солнечной же пользовались только биоэнергозаживителями.
Андерс был крещен – еще в детстве. Но в юности он разочаровался в христианстве. Он решил, что многих людей развращает возможность прощения и отпущения грехов – они делают все, что угодно, потом раскаиваются и считают, что все им должно проститься. Не понравилась ему и история с Войной Ангелов. Если Ангелы стали врагами Бога и воплощением Зла, то чего же ждать от людей? Люцифер был первым из Ангелов, в нем должно было быть полным-полно самого доброго и прекрасного – а кем он стал? И чем лучше те Ангелы, что остались с Богом? Может быть, в них тоже полно Зла? Да и сама история Иисуса Христа вызывала у Андерса негодование: какой-то парень требовал, чтобы его признали царем. Его, естественно придали мучительной смерти. Явная история неудачника. И это пример для подражания? Если уж кого избирать таким примером, то Моххамеда – он был никем, а стал основателем могучего государства, которое за сто лет завоевало множество земель, на которых многие сотни лет живут потомки его последователей. И род его продолжается до сих пор. И почитаем до сих пор. Вот подлинная история успеха. А вот история подлинного самопожертвования: у Гаутамы царство было, но он от него отказался и познал жизнь своего народа. Он стремился помогать людям, а законный престол его вовсе не интересовал.
Так что Андерс креста не носил и не каялся. Он просто не делал того, о чем бы мог потом пожалеть. Даже на Пепелище, далеко от Солнечной, где многие жили по жестоким звериным законам.
Впрочем, Андерс считал, что силу следует черпать с обоих сторон. Будучи врачем, ему, как в лодке, приходилось грести обоими веслами.

Ланс сидел на вершине песчаного холма. Внизу, у подножия, дрались два не поделивших улов старателя. Каждый хотел получить королевскую раковину, потому что в ней была королевская жемчужина. В отличие от обычных, белых, она была розовой. Еще она была намного больше. При употреблении внутрь она вызывала необычные, очень приятные эротические галлюцинации. Принявший ее словно оказывался в Раю, полном ласковых гурий. Ланс выковыривал жемчуг (обычный, более мелкий, чем королевский) из желтых раковин своей доли улова. Ковырял он песчаных моллюсков пластиковой ложечкой. Часть жемчуга шла на украшения. Носивший жемчуг чувствовал усиление экстрасенсорных способностей – телепатии, ясновидения, пророческого дара. В Солнечной жемчуг пользовался спросом и в этом качестве, поэтому его старались  не царапать ножами.
Внизу, между тем, уже пошли в ход именно ножи. Так что дело могло не ограничиться парой выбитых зубов, сломанными ребрами и отбитыми яйцами.
«Если они убьют друг друга, - думал Ланс, глядя на пурпурную королевскую раковину, лежащую у подножия холма, - то королева достанется мне».
Впрочем, перережут ли друг другу глотки вчерашние собутыльники, или выпустят они друг другу кишки, работа для врача из столицы уже была обеспечена – драчуны уже изрядно покромсали друг друга, так что и их самих, и их одежду придется подштопать. Да плюс обследование внутренних органов, подбитых глаз и мозгов… К здоровью на Пепелище относились серьезно – стать калекой никто не хотел. Калек отправляли обратно в Солнечную. А кто туда хотел? Старики, которым удавалось кое-что скопить. Да и те преимущественно оставались в Джетро Тауне, подальше от земного Бога. А уж те, что помоложе… Многие оказались на Пепелище из-за разных неприятностей – кого-то разыскивала в Солнечной полиция, а кого-то и мафия.
«Лучше бы они просто продали или обменяли на обычный жемчуг эту королеву и поделили барыш, - думал Ланс. – И угораздило же этих болванов наткнуться на нее одновременно».
Раковины, похожие скорее на черепах, у которых все ноги (вернее, щупальца) с одной стороны, вокруг рта, ползали по песку в поисках редкого мха и проросших семян кальмаровых кактусов – невысоких, вяло шевелящихся серых созданий, ловящих летающий планктон своими липкими ветвями, похожие на перевернутых осьминогов – не то растения, не то животные, а вернее всего просто грибы, старатели жарят их, как гарнир к консервам или варят из них суп.
Ярким и зловещим красным глазом на сером лице пустоты висела в небе Аватара. Внизу на серый песок падала красная кровь из порезов старателей. «Пожалуй, они оба истекут кровью, - думал Ланс. – Обоих мне до лагеря не дотащить».
Лагерь был разбит в трех часах пути от этого места. Палатки, трайки и дежурный, в чьи обязанности входило и приготовление пищи. Сегодня дежурным был Пол. Если бы он не дежурил, Ланс пошел бы на промысел с ним, а не с этими озверевшими от запаха крови, своей и противника, уродами.
Ланс задумался над классификацией полоумных, но не смог отнести шатающихся и тяжело дышащих от усталости и потери крови забияк ни к одной категории. На дураков они не походили – губа у них была не дура. Одна королева обменивалась на фунт белого жемчуга. На идиотов они не тянули – хватило же ума у них убраться из Солнечной. А походили они, пожалуй, на двух собак, сцепившихся из-за найденного на помойке куска мяса.
«Дьявольское все-таки место это Пепелище, - думал Ланс. – Поскорей бы кто-нибудь кого-нибудь прикончил. Победителя я как-нибудь вытяну отсюда. Четыре-пять часов – и, здравствуй, ужин. Если, конечно, он пообещает разделить свой приз пополам со мной. Слово, данное тому, кто спас тебе жизнь, нерушимо. Иначе, кто пойдет с тем, кто нарушил его, в другой раз? Стоит заявить на тинге – «он обещал мне и я его спас, а сейчас он отказывается давать мне обещанное», - и дальше не сдержавшему свое слово придется ходить на промысел одному. Конечно, есть и одиночки, но они часто пропадают в песках. Не много хищников на Пепелище, но они есть. И нападают только на одиночек. Или другие старатели решат поживиться твоим уловом. А всего оружия ведь на себе не унесешь – больше ноша, меньше улов. Поэтому лагерь и переносится через день. День ловим, день сворачиваемся, едем на новое место, разворачиваемся. В общем, ребята, давайте, домачивайтесь. Если вы оба здесь останетесь, угробив друг друга, или из-за жадности победителя, то королева, конечно, достанется мне. Но если я один вернусь, то тоже слава пойдет не очень полезная. Пол, конечно, меня не бросит… Но вот ходить, увешанным железом, если что, мне тоже ни к чему. С тяжелым грузом далеко не уйдешь и много не насобираешь… Так что, ребята, давайте уже, определяйтесь, кого мне тащить. Еще бы дотащить, кстати…» И тут один из старателей наконец-то перерезал другому глотку.
«Ну, наконец-то, - подумал Ланс. – Этот-то вроде, поздоровее будет, может и дотащу, не сдохнет по дороге. Если, конечно, не пожадничает. Сам-то он точно не дойдет – вон, на песок уже сел. Может, и договоримся».
Ланс вспомнил одну книжку, прочитанную им еще в Солнечной. Там дело происходило на краю пустыни, в которой жило Зло – легионы злых духов. А на краю этой пустыни стоял монастырь, охранявший земли своей страны от сил Зла, обитавших среди песков.
Пепелище очень напоминало Лансу эту пустыню. Вот только монастыря с монахами-чудотворцами на Пепелище не было.
Почему ему так понравилась эта книга? Вероятно, он подключился к тому энерго-информационному фантому, который родился – вернее, был выстроен  автором, писавшим эту книгу тогда, когда он ее писал. Или эта конструкция, созданная воображением автора, выросшая из его души, живущее в ином измерении существо, подпитываемое энергией тех, кто читал эту книгу в те часы, когда они ее читали, ставшие владениями этого существа в мироздании, словно земли – ведь в своем измерении это существо живет в ином, по-другому текущем времени, возможно даже, текущем в обратном направлении – туда, к Началу, к Рождению Мироздания… Вероятно, Ланс был одной породы с этим существом и с его создателем. Так или иначе, он подключился, вероятно, к этому духу, перевоссоздал его, читая книгу – земное, материальное воплощение этого духа и, если все это было действительно так, то они с ним друг другу понравились.
Ланс часто вспоминал эту книгу, «Монастырь на краю пустыни». И даже не как код доступа в иной, созданный ее автором мир, удобряемый сотнями, а может быть и миллионами читателей. Он вспоминал ее, как пророчество. Пепелище стало для него иллюстрацией этой книги. У Ланса возникало ощущение, что когда-то, давным-давно здесь шли бои, гремели битвы, не менее страшные, чем Рагнарек или Армагеддон. И то, что сейчас представляет из себя Пепелище – не просто пыль и песок, а пепел, прах сгоревших городов, садов и пастбищ. Совсем, как в той книге, где Зло обитало на месте уничтоженного царства,  где были плодородные поля, селения, леса. Там люди поклонялись темным силам, и боги сожгли всю их страну. А жители ее, сгорев, стали духами Зла, летающими над бескрайними песками.
Часто вспоминалось Лансу и то, что слово «Сатана» означает – «Дух пустыни». Он знал это, потому что его родители принадлежали к Вселенской Церкви.
«Ничего не осталось от храмов, домов, монументов. Только пыль. Гнев богов уничтожил деревни, дремучие чащи, иссушил даже реки. Осталась лишь пыль», - эти строки из любимой книги (а Ланс читал не так уж много книг) довольно часто вспоминались здесь, на Пепелище, где он оказался, скрываясь от правосудия. В Солнечной его объявили в системный розыск за убийство двух сутенеров его любимой девушки, которая была проституткой. Ланс тратил все свои деньги, выкупая свидания с ней, водил ее в рестораны и в театр, иногда даже не прикасаясь к ней. А потом он захотел ее выкупить. Но ее владельцы отказались предоставить ему рассрочку. «Здесь тебе кредита не будет. Это тебе не автосалон», - сказали они ему. И тогда Ланс (а он работал охранником) достал свой служебный лазерный кольт и пристрелил обоих ублюдков, с которыми вел переговоры. Он как раз вернулся с Лорой (так звали проститутку, в которую он влюбился) из похода в цирк. Поцеловав любимую, Ланс снял все деньги, отложенные им на первый взнос за Лору и купил себе билет до системы Сириуса. А потом уже оттуда добрался до Пепелища на корабле контрабандистов, которые, естественно, никакой информации о своих пассажирах галактической транспортной службе не предоставляли. Контрабандой жемчуг с Пепелища вывозили из-за высоких пошлин на импорт.
Недобрым красным глазом, большим, чем Солнце на Земле, на него смотрела Аватара. Пора было тащить истекающего кровью убийцу обратно в лагерь, предварительно договорившись о разделе улова.
«Хоть бы не сдох по дороге, - подумал Ланс. – Если вернусь один, бродяги меня не поймут». Ланс спустился с холма, увязая в песке и подошел к лежавшему в луже крови старателю.
-Ну и что вы наделали, Карл? – спросил Ланс.
-Так уж вышло, - прохрипел Карл. – Ты уж дотащи меня. Кровь, вроде, больше уже не идет.
-Все, что сегодня нашли, - сказал Ланс, - делим пополам. Идет?
-Идет, идет, - сипла ответил Карл и закашлялся.
-А что ты с ним не мог договориться?
-Так он вцепился в королеву, «Мое!» - кричит, - «Мое!» Как с ним договоришься? А дальше само пошло…
-Как будто черти в вас вселились!
-Не говори… Я уже жалею… Больше постараюсь до этого не доводить.
-Не говори «не», Карл. «Не» подсознанием не воспринимается. Когда кто-то говорит «я больше не буду», на самом деле он обещает, что будет еще больше. И поэтому ему не верят. Не будь, как маленький.
-Ты сам сказал «не», - ухмыльнулся Карл.
-Два раза сказал. Получилось «И поэтому ему верят. Будь, как маленький».
-Выходит, что ты, Ланс, меня одобряешь и подбиваешь замочить еще кого-нибудь.
-Меня-то ты точно сегодня не замочишь. Ато кто же тебя потащит?
-А я, - рассудительно сказал Карл, - подожду, пока ты не дотащишь меня почти до самого лагеря и замочу тебя. А дальше сам доползу, заору, услышат.
И Карл широко улыбнулся.
-Спасибо за предупреждение, - сказал Ланс. – А если кто-нибудь увидит? Да и объяснять…
-Скажу, ты хотел отнять мою королеву. На половину, скажу, не соглашался.
-И кто после этого с тобой пойдет?
-Других найду, таких же. Нет, Ланс, серьезно, дотащи. Половина всего – твоя.
Песок под Карлом был покрыт бурой свернувшейся кровью. Рядом лежало тело с перерезанным горлом и сломанным носом. От кожаной, шкуры песчаной змеи, куртки остались одни лохмотья, да и те были заляпаны, как котлета кетчупом. Одежда Карла выглядела не лучше.
-Ничего важного он мне вроде не задел. Руки-ноги шевелятся, - сказал Карл. – Чтоб ему в Аду жопой сесть на раскаленный хер.
-Ты уверен, что он отправился в Ад?
-Куда же ему еще деваться, Дьявол его побери?!
-Мне кажется, что место, которое называется – это то место, где мы сейчас находимся.
-Есть места и похуже, - сказал Карл и помрачнел.
-Ты был на Венере?
-Семь лет там ишачил. На нефтяной платформе. Хуже, чем там, быть не может. Тут хоть спокойно – ни кислотных штормов, ни плесени… Там плесень жрет металл, понимаешь?
-Здесь тоже может быть гораздо хуже, - сказал Ланс. – Единственное, чего здесь до сих пор не хватало до полной картины Ада, это демонов.
-Черт, Ланс, он мне систему охлаждения всю порезал. Жарко! Только голову не парит. И слабость такая…
-Голова, это главное. Ладно, давай поднимемся.
Ланс нагнулся и подставил плечо под руку Карла, обхватив его за спину. Карл притянул к себе сумку убитого, связал узлом разрезанный ремень и, кряхтя, встал.
-Аж в голове потемнело. Ничего, как-нибудь доковыляем. Ты королеву-то не забудь. Я вроде держусь на ногах.
Красная раковина лежала в трех шагах от ноги Ланса.
-Как же ее забудешь. Захочешь забыть – и то будет сниться, - сказал Ланс, поднимая раковину. – Вытащить ее величество?
-Ты что? Сама раковина тоже идет не по малу. Опять «не»… Ракушка тоже стоит хорошо. А из мякоти делают средство для повышения потенции. И крем для шлюх.
-Ладно, берем целиком, - сказал Ланс и положил раковину, красную, как глаз Аватары в небе, в свою сумку, подошел к Карлу и снова подставил ему плечо.
И они потащились обратно в лагерь, причем по дороге Карл выпил всю воду, которая у них была.
«Хорошо еще, что мы без масок», - подумал Ланс, когда впереди показался лагерь – они как раз взобрались на очередной песчаный холм. Старатели не носили масок, хотя воздух Пепелища считался ядовитым. Адаптация (два месяца) к нему была чудовищной – постоянное удушье, кашель, но потом ничего, кроме легкой убаюкивающей эйфории. Вроде, как все время курить слабую марихуану – дерет сначала горло, а то и ноги отнимаются. А что до накопления яда в организме, то никто из старателей не собирался жить вечно эту гребаную жизнь.

-Скажи мне, Карл, как у тебя с математикой?
-Да, вроде, неплохо.
-Тогда скажи мне, сколько будет пять плюс минус пять?
-Ноль.
-Вовсе нет. Ноль – это то, чего нет. Получается, что и пять и минус пять куда-то деваются. А этого быть не может.
-Они взаимоуничтожаются.
-Вовсе нет. Представь себе линию, на которой есть твой любимый ноль, с одной стороны (то есть справа, по-янски), пять, с другой (по-иньски) – минус пять. Если мы эту линию сложим пополам, ровно по нулю, то получится ровно пять. Вот как они взаимоуничтожаются. Хотя, если честно, пять плюс минус пять будет от нуля до десяти. И даже, если мы ничего складывать из этой линии не будем, а просто посчитаем, сколько будет, если сложить пять и минус пять – по расстоянию от нуля (например, пять метров, или, как здесь принято, футов) – то получится десять. Заметь, что ноль мы пока не трогали. Если мы по этой линии будем ездить от плюс пяти (пятого метра) до минус пяти (минус пятого метра), то получится десять раз по сколько угодно. Мы также можем передвинуть начало координат (это твой любимый ноль, твое Зеро) и получится опять-таки десять, или минус десять – если двигать его на пять метров вправо или влево. Если двигать на три метра, получим (двигая от десяти) – семь и минус три, то есть, по-твоему, четыре. Или минус семь и три, то есть минус четыре. Или любое другое число от девяти до минус девяти (если мы ограничимся целыми метрами). Мы также можем передвинуть твое Зеро куда угодно, к Чертовой Матери и тогда получится сколько угодно.
-Мы ведь уже получили десять раз по сколько угодно!
-Так то же будет одними десятками. А теперь – любое число из сколько угодно, любое число из всего. Я не рассматриваю дробные числа, потому что их, как и ноля, вообще нет.
-Как это нет?
-Ты видел где-нибудь одну десятую человека? А три четвертых собаки? Или семь восьмых – одну целую и сто двадцать пять тысячных кошки? Поверь мне, такое можно увидеть только в самых навороченных галлюцинациях. А если еще и поверить в это, то это будет самый настоящий бред.
-А как же математики? А инженеры, которые на эту самую математику опираются, когда делают компьютеры и корабли?
-Математика существует для того, чтобы с великой важностью пудрить мозги. А на самом деле все подчиняется законам магии и только на ней и работает.
-И как же ты тогда считаешь деньги?
-А я их не считаю. Они сами растут. А я их не глядя обрываю. Но пойдем дальше… Сколько, по-твоему, будет пять плюс минус пять фунтов?
-Минус пять фунтов это уже антигравитация… Хоть сколько будет. И десять раз по хоть сколько.
-А вот и нет. Во-первых. Ноль фунтов – это не вес. А минус пяти фунтов вообще не бывает. Так что математика вся – это бред и галлюцинации. Как можно представить ноль? Как можно вообразить ничего? Только если ничего не воображаешь. А такого не бывает. Мы не в состоянии ничего не воображать. Мы всегда что-нибудь воображаем. Аесли ничего не воображаешь, значит, не можешь вообразить и ничего. Так что твоего любимого Зеро вообще нет. Ну не бывает так, чтобы вообще ничего не было. Всегда что-нибудь есть. Хоть пара атомов, хоть кварки какие-нибудь или нейтроны. Кстати, а как заряжен нейтрон?
-Никак не заряжен.
-Вздор. Никак он не заряжен для тех. Кто не умеет определять его заряд.
-Подожди, насчет ноля… Я где-то читал, что ноль – это проекция бесконечности на бесконечно малую, идеальную точку. И на самом деле эта проекция – ноль, может быть от любого числа. Даже от целого измерения.
-Вздор, вздор это, Карл. Ноля ведь нет. И точка твоя идеальная хоть какую-то площадь, да имеет. Более того, она имеет еще и толщину. А измерение твое может проецироваться в любое число. Любое число на самом деле может оказаться каким угодно другим числом – вернее, его проекцией в зависимости от глубины того другого измерения, о котором ты говорил. В смысле, насколько мы глубоко в него погрузимся. То есть развернем его из состояния, свернутого в проекцию. Что касается того, с чего мы начали, от минус пяти до пяти (вернее, правильнее будет сказать, от пяти до минус пяти, так как начинать надо с янского – оно всегда впереди, по определению) – то это, в общем, диапазон…
-Чего диапазон?
-Того, чего нет – твоего любимого ноля. Того, что мы считаем началом координат. Границы проекции твоего измерения. Они могут быть как угодно велики, то есть они бесконечны, где бы ни находилось начало координат, твое любимое Зеро. И этому есть объяснение. Самый наглядный пример – Вселенная, имеет диапазон от Бога до Сатаны – от одной бесконечности до другой. А ведь это уже не одна, это две бесконечности. И все, кто есть во Вселенной, имеют свой диапазон – такой, какой могут себе позволить. А если есть две бесконечности. То почему бы не быть  и третьей – бесконечности твоего любимого измерения, которое проецируется в начало координат (туда, откуда мы считаем, или в того, от кого мы считаем), как бы ни было оно мало, пусть даже настолько, что его принимают за ничего, ничто и нечто несуществующее, а значит, несущественное.
-Совсем ты меня запутал, Густав.
-Я знаю. Дело в том, что если ты в этой реальности ноль, то можешь быть сколь угодно велик в том измерении, проекцией которого являешься в этой реальности. Поэтому важно сохранять равновесие. Если ты ровно продвинут в плюсе и в минусе, то ты просто занимаешь какое-то место в реальности. Твое любимое измерение проистекает через начало координат направо и налево, увеличивая свою проекцию  в этой реальности. И проекция эта стремится к тому, чтобы стать симметричной. Но чем больше ты занимаешь места в этой реальности, чем тебя больше от твоего Зеро, тем меньше ты в том самом измерении. Там ты хотя и бесконечен, но все же, если тебя больше в реальности, то Там ты уменьшаешься.
-Совсем ты меня запутал, Густав. Разве может бесконечность уменьшаться?
-Выходит, что может. Потому что бесконечности тоже нет. Все конечно. Бесконечно только то, что не сумели подсчитать. Собственно, в твоем любимом измерении весь твой потенциал. Для чего он тебе, ты не знаешь. Но когда ты превращаешь его в энергию, раздвигая свои границы в этой реальности, он уменьшается – там, в том, другом измерении. Если же ты здесь свои границы уменьшаешь, то Там твой потенциал увеличивается.
-А зачем мне Там потенциал, если я не могу его потратить здесь?
-Сам не знаю. Но очевидно – зачем-то он нужен. Есть даже мнение, что этот потенциал – самое важное в этой жизни.
-Почему?
-Потому что он растет из Этой жизни. А твои границы, в метрах – это дина корней.
-А начало координат?
-Зеро – это что-то вроде зерна. Как будто кто-то засевает Эту жизнь из твоего любимого измерения. Я вижу, ты уже совсем обалдел. Я просто тебя перегрузил. Вот так-то, Карл – все науки базируются на математике, а сама она вырастает из философии, бесполезной по мнению многих сфере деятельности.
-Знаешь, Густав, что меня сейчас начинает беспокоить?
-Что?
-Сколько мне нужно выпить, чтобы промыть свои мозги от того, чем ты их засеял. Но… что. Если корни не симметричны? Если один из них доминирует?
-В таком случае тот, у кого один корень доминирует, в реальности, здесь, не удерживается. Его уносит, он исчезает. И он не успевает нарастить свой потенциал.
-А тогда что делать?
-Я бы рекомендовал только одно средство – передвинуть начало координат так, чтобы все было симметрично. Вообще, передвигать его в ту сторону, где больше прирост. Это очень сложно, но это гораздо легче, чем наращивать вторую границу для равновесия. У каждого есть свой предел, до которого можно расширять диапазон.
Карл отхлебнул из стакана, затянутого сверху марлей (крышки с клапаном, открываемым языком, часто ломались и тогда содержимое стаканов от песка и пыли приходилось закрывать содержимым перевязочных пакетов) и сказал:
-Отличное пойло, Густав. Как раз то, что нужно, чтобы восстановить потерю жидкости. Ты, похоже, и правда был учителем.
-Да, - сказал Густав. – Математики и физики в средних классах.
-И что тебя сюда занесло?
Они сидели в палатке дежурного по лагерю, где располагались системы коммуникации (искусственных спутников у Пепелища не было – не позволял бюджет колонии), которые по своей примитивности и надежности восходили чуть ли не к первому веку космической эры.
Густав был дежурным по лагерю, и когда Ланс сдал ему на руки раненного, то стал оказывать ему медицинскую помощь, как она понималась на Пепелище. Раны были промыты антисептиком, закрыты губкой регенерата-абсорбента и повязками. Были сделаны уколы обезболивающего и антибиотиков. Вместо внутривенного введения жидкости Густав поил пострадавшего виски местного производства «Хелл Трейн». Немного помолчав, Густав ответил:
-Я очень любил ставить отличные оценки четырнадцатилетним девочкам. А они любили меня. Все они были очень умными, или, по крайней мере, хитрыми. Но одна оказалась идиоткой. Проболталась сестре о наших дополнительных занятиях. А та обо всем рассказала родителям.
Карл посмотрел на руку Густава – прямо на татуировку креста, обвитого розами и поинтересовался, что это. Густав ответил в том духе, что роза – символ вселенской любви, а крест – это символ страдания.
-Крест, - сказал Карл, - это приспособление для пыток. Для долгой. Мучительной и жестокой казни беспомощного человека. Крест – это символ неизбежной предсмертной агонии. - И спросил Густава, не еврей ли он.
Густав ответил, что где-то, пожалуй, в каком-то роде, возможно и может считаться евреем, поскольку его дедушка…
Карл спросил Густава (опрокинув еще пол стакана «Хелл Трейн» - старатели называли двухлитровые цилиндрические упаковки этой отравы, сделанные из пластмассы, цистернами) – как евреи относятся к Иисусу Христу, из-за убийства которого их народ столько всего перетерпел.
-Вот ведь был посланник к народу Израиля – испытал их, как один из наиболее достойных народов! И они не прошли этого испытания (в отличие, к примеру, от арабов). И только жертвы лагерей Третьего Рейха смогли искупить то, что сделали они с Иисусом Христом.
Густав заметил, что у евреев говорить об Иисусе Христе вообще-то не принято. Он вне сферы их интересов, насколько знает Густав. Они даже избегают говорить о нем. Хотя сам Густав, не будучи полноценным, чистокровным евреем, может судить и ошибочно и много по этому поводу не знать. Кто он для Великого Сионистского Подполья? Информатор, внедренный в будущее своим дедушкой. Возможно, агент влияния. Полукровка. И того жиже.
-Вот и представь себе, Густав, изощренное издевательство – не только знать, что тебя ждет мучительная смерть от истощения, когда ты беспомощен и ничего не можешь сделать – даже убить себя, чтобы оборвать свои муки. Надеясь на чудо? Возможно. Но издевательство в том, что, представь себе, Густав, тебя еще и заставляют тащить на себе к месту пыток и казни орудие твоего унижения – то, чем тебя будут убивать. Это еще большее унижение. Я бы ни за что не потащил. Отказался бы. Бросился бы на солдат, чтобы они убили меня быстро, без мучений.
На это Густав заметил, что Иисус надеялся на чудо, и это чудо произошло – он ведь воскрес.
-Что, какая-нибудь сверхъестественная регенерация восстановила его плоть, сердце почти не билось, пока он был в коме, а потом запустилось на полную мощность? А дальше что? Прилетел корабль с Альфа-Центавра и ангелы забрали назад своего биоробота-миссионера? Клонированного гибрида альфа-центаврянина и человека, который имел свободный выход к великим вселенским силам, что для альфа-центаврян вполне естественно и обычно – иначе их корабли бы не смогли летать?
На это Густав заметил, что вредно в таком состоянии говорить и думать на подобные темы и что он уже связался с врачом. Часа четыре – и врач приедет. А пока Карлу нужно поберечь силы – ведь ему предстоит, по всей видимости, серьезная операция. И что Аллах его знает, что там задел ему Том, когда они друг друга резали.
На это Карл заметил, что крест – это символ смерти, а также и зла и дальше очень надолго задумался.
Ланс стоял за стеной палатки и, когда речь зашла  о христианстве, вспомнил один рассказ ужасов. Там речь шла о юноше, который был послан Небом в одно первобытное племя. Он был великолепным охотником и мог излечивать больных и раненых прикосновением руки. А иногда он во сне исчезал во вспышке света. То есть пропадал совсем. В это время ему снилось, что он где-то в другом месте – в каком-то городе, на Небесах или в Аду (в Подземном Мире, Мире Мертвых). Но чаще всего он не запоминал этих снов. Важно, что он появлялся так же, как и исчезал – во вспышке света. И просыпался. Иногда он рассказывал свои сны соплеменникам. Эти сны затем, из поколения в поколение, рассказывали детям в качестве волшебных сказок. Однажды, на охоте, его убил тигр. Но он воскрес – появился снова в такой же вспышке света и ничего не помнил. Их тогда было двое – мертвый и живой. Мертвого съел голодный тигр, а вернувшийся, воскресший вернулся к остальным охотникам. И ничего никому не рассказал, потому что ничего не помнил. Только видел, как кого-то, похожего на него, ел тигр. Было понятно, что после смерти вождя он станет вождем. Сам он знал о своих исчезновениях во сне. И предположил, что в лесу произошло нечто подобное – там, где он оказался один на один с тигром. Непонятно было только. Кого же съел тигр. Но позже он это понял. Случилась великая засуха. Дичи не было. И хищники убивали охотников – произошло несколько таких случаев и племя сильно ослабело от голода и утраты сильных мужчин. Погиб вождь. Только огонь у входа в пещеру удерживал ночью голодных хищников. И тогда юноша, Сын Небес (а так и называлась эта страшная история – «Сын Небес») вспомнил случай с тигром. И убил себя ночью, когда дежурил один у костра, что горел у входа в пещеру. Он пронзил себе сердце копьем. А он оставался последним охотником в племени – остальные были женщинами и детьми. Когда он убил себя, то все спавшие внезапно проснулись и горе их было велико. Он был их последней надеждой на выживание.
«Но внезапно вспыхнул свет, яркий. Как молния. И Сын Небес появился над собственным трупом – такой же. И в тех же шкурах, но живой.
-Вот ваша пища, - сказал он племени своему. И показал на свой собственный труп.» На этом рассказ кончался.
Лансу подумалось – а сколько же раз Сын Небес убивал себя, пока не кончилась засуха и не вернулись (родились, выросли новые) животные? И что племя делало с трупами охотников, погибших на охоте в схватках с дикими зверями? Тоже ели? Хотя этих охотников, скорее всего съедали эти самые, победившие их дикие звери.

-Ты – человек?
-Нет, я – крокодил. Просто очень хорошо замаскированный. Я – очень хорошо замаскированный крокодил.
-Ну, если ты – крокодил, то ответь, пожалуйста, на один вопрос. Ведь среди людей бытует мнение, что крокодилы знают все…
-Пожалуйста, пожалуйста и еще тридцать три раза пожалуйста.
-Почему в Солнечной и за ее пределами среди людей так много жестокости? Все эти войны, преступления и так далее…
-Ну, не везде. Ведь есть же и оазисы…
-Ну, все-таки?
-Потому что Вселенскому Разуму нужны души бойцов. Там, где войны, жестокость, насилие, эти бойцы выращиваются. А когда они умирают, их души используются в следующей жизни этих душ, там, где Вселенскому Разуму нужны Бойцы – бойцы от рождения. Раньше, когда на Земле были зоны влияния, курировавшиеся разными цивилизациями, где-то такие бойцы выращивались культурно, а где-то – экстремально. В разных Зонах – по-разному. А зачастую методы «выращивания» менялись на одной территории по мере развития (или деградации) ее культуры и цивилизации. Простой пример – некоторые из «небесных покровителей» (или внеземных цивилизаций) просто записывали энергетические профили душ погибших бойцов в «банки данных» и затем использовали эту информацию при одушевлении клонов, биороботов, киборгов.
-Зачем?
-Без одушевления субъект, полученный искусственно, не может использовать Силу – Вселенскую Энергию (а это – телепатия, телекинез, ясновидение, предвидение и прочее). То есть – как не заправленная машина. Киборг может связаться с другими машинами, компьютерами и другой техникой, если оснащен соответствующими средствами связи, но не с живыми организмами или стихийными силами. Вообще. Все это очень сложно. На Земле, да и сейчас. Среди людей, специально разводятся Звери. Генетические программы, инкарнация в людей душ хищников, «исчадия Ада» - воплощенные в земном облике демоны. Они нужны, чтобы бойцам было с кем бороться – по необходимости. Это все вопрос подготовки душ для дальнейшего воплощения. Это – глобальный план. Можешь считать, что «Создателя». Гены жестокости переводят потенциал хищника или демона в биохимические реакции мозга и константы организма – отсюда животная тяга к жестокости или прямая связь с темными силами Вселенной – «Тенью Создателя»… Все это сложно, очень сложно…
-Знаешь что, Крокодил… Хорошо, что гашиш здесь дорог. Иначе мне пришлось бы часто слышать то, что ты сейчас наговорил.
-Да, еще вот что… В прежние времена, когда в головы людей не вживляли железо, работающее от мозгового электричества, и люди не могли управлять машинами дистанционно, человеческая цивилизация Первого Века Космической Эры находилась ниже некоторых иных цивилизаций… Как цивилизация домашних собак (если бы такая была) – ниже цивилизации людей.
-У меня и сейчас нет никакой железяки в моей голове.
-У меня тоже. Но некоторым гуманоидам и такие железяки  не нужны. Им не надо транслировать мысли в машинные коды. Они просто управляют своей техникой телепатически – их техника улавливает мысли. Их мысленные команды, запросы и так далее. А наши пилоты еще не одну сотню лет будут использовать железо… Улавливаешь, что я имею в  виду?
-Ты имеешь в виду, что ты – Крокодил. И полет твоей крокодильей мысли для меня почти неуловим.
-Я имею в виду, что описанная мною ситуация продолжается. Некие, более развитые цивилизации выращивают в людях души бойцов. Как на ферме свиней. Или, как помидоры на огороде. Плюс заставляют нас выполнять в Галактике то, что им нужно – строить новые фермы.
-Как свиньи могут строить собственные фермы?
-Могут и строят. И еще мы для них – инструмент воздействия.
-На что?
-На другие фермы. Одни мы закрываем. Другие перестраиваем, ремонтируем. Все это очень сложно, даже для такого крокодила, как я. А знаешь, через кого эти Высшие Силы контролируют свои фермы?
-Нет.
-Через своих посланников. Которые все – биороботы, зачастую – тайно или явно превосходящие обычных свиней на ферме.
-«Фермеры»?
-Да, но внешне ничем не отличающиеся от свиней.
-И сколько их, этих «фермеров» или «садовников»?
-Никогда не вычислишь их всех. И подсчитать их невозможно. Они – всегда среди нас. У них разные специализации. Некоторые заботятся о бойцах. А некоторые – о тех, с кем бойцы вынуждены сражаться, чтобы выжить. Своеобразно, конечно – так, чтобы в них проявилось то, что в них заложено. Трудное детство, мелкие пакости, крупное издевательство… И ведь души зверей и демонов «очеловеченных», вернее, «огуманоиденных» - тоже… «Другие Садовники» очень темны.
-Что, тоже?
-Выращивают. Также для следующих воплощений.
-В кого?
-В «Других Садовников». И для одушевления клонов, биороботов, киборгов… Землю раньше и людей сейчас по всему космосу курируют, опекают, пасут разные силы. Иногда они даже черезчур слишком разные…
-Вот что – хоть ты и Крокодил, но больше я курить с тобой не буду. Ты так меня перегрузил, что я аж надорвался.
-Все это было бы смешно, когда бы не было так страшно.
-Ладно. Но почему именно «свиньи»?
-В каждой Зоне Влияния – своя порода (или породы) на своей ферме. И, соответственно, свои Небесные Покровители. Которые, кстати, эти породы и выводят. Бывают зоны совместного влияния. Где-то берегут своих питомцев – там особо ценные сорта душ. А где-то их все время стравливают специально – между собой, внутри одной породы и разные породы. В борьбе формируется нужный дух.
-У тебя все вроде борьбы Добра со Злом.
-Грубо говоря, похоже на это. Но каждая порода считает Добром себя, а Злом – своих врагов. Даже если те – души от того же самого Добра, но другой породы. Разумеется, Исчадия Зла есть тоже. Но и у них бывают одни Покровители с теми, кто от Добра. А есть еще и Третьи. Они – вроде «судей» или «ветеринаров» для этих «фермеров». Они всегда между «породами». Защищают одних от других – неважно, кого от кого.
-Вроде пограничников?
-Или шерифов. Они, разумеется, тоже разводят  своих подопечных. Они, по-моему, от какой-то вселенской структуры, созданной Покровителями совместно, для урегулирования разногласий. Своеобразная «санитарная инспекция». Они проводят разные усовершенствования, следят за «правами животных», квотируют «производство», спасают «вымирающие виды», даже регулируют «поголовье». Они вообще больше связаны с Прогрессом, чем со Светом или Тьмой. Они не от Добра и не от Зла. Они – от Границы (между Добром и Злом, между Светом и Тьмой). И могут меняться, быть похожими и на тех, и на этих. По сути, они – Холодное Рацио. Именно их призывают бояться посланники-«фермеры». И к ним же «фермеры»  обращаются за помощью и арбитражем. Услуга за услугу и так далее.
-Слушай, Крокодил, ты уже сожрал весь мой мозг. Теперь мне все это приснится. Все эти страшные истории.
-А я тут ни при чем. Просто именно так все устроено. И на Земле, и в Солнечной, и здесь. «Фермеры» среди нас! И что самое страшное – эти Третьи тоже выводят свои породы, будущих Хамелеонов, следующие воплощения Слуг Границы. Наемников, иногда даже – карателей или охотников, свою смену в этом и в иных мирах.
-Как это? Я уже не соображаю.
-Представь себе, что вероятности-реальности – как реки. С протоками, притоками и островами. В одной протоке-реальности  кто-то не может себя проявить в одной части русла. Все, что ему принадлежит, весь его «заряд» течет по другой протоке, проявляя там себя, как «вдруг откуда ни возьмись». В своей же протоке он тих, как мышь. И внезапно протоки соединяются и все, что его – вдруг, внезапно (или просто снова) – при нем. Как будто все это свое он переправил по параллельному пути.
-А что происходит с тем, «параллельным» ему?
-Он уходит. Его реальность обрывается. Или просто его протока становится уже. И теперь уже «параллельный» тих, как мышь. А тот, кто «не мог себе позволить» - орел орлом. Так вот у них, у «фермеров».
-А у «хамелеонов»? Тоже «река»?
-У них вообще – «водопровод». Сколько «труб» надо, столько поставят. И на каждой – по «крану». «Хамелеонов» часто используют при смене режимов – по воле контролирующих ту или иную Зону Влияния. С более светлого на более темный или наоборот. Или при передаче Зоны Влияния от одних Небесных Покровителей другим. «Хамелеоны»-каратели уничтожают прежний режим, чтобы он не мешал установлению нового порядка. Они – как «терминаторы». Или «судьи» («и заодно «судебные исполнители») при спорах «фермеров». Иногда «фермеры» теряют свои права на владение своими стадами. Или стаями. Тогда «хамелеоны» их устраняют.
-А мы в чьей Зоне Влияния?
-Мы- в Зоне Драконов. В Зоне Драконов.
-Знаешь, меня пытались воспитывать в русле христианских ценностей. Все это как-то с ними не согласуется…
-В нашем обществе – и здесь, и в Солнечной, преобладают антихристианские, волчьи ценности. Слишком многие паразитируют на христианских ценностях – поэтому следовать им опасно. Следовать им – значит, становиться жертвой. А вокруг всегда много хищников. Да и помимо них, зачастую быть христианином – значит приносить себя в жертву Богу. Я вот категорически против того, чтобы приносить себя в жертву. Да и ты, видимо, тоже. Христианство – садомазохистская религия. И многие, протестуя против него, впадают в сатанизм. Есть более разумные и уравновешенные, я бы даже сказал – адекватные пути.
-Хорошо, когда есть выбор…
-К тому же, христианство – это вообще не для людей.
-А для кого?
-Для «садовников». Для «фермеров». Для тех. Кто не является животным.
-Для киборгов? Хреновых биороботов?
-Да. Заложена в него программа ограничений – и он четко ее выполняет. Разумеется, там есть и исключения. Особые случаи. А вне особых случаев – они, посланцы Агнцев, в сущности – святые. Но и среди них есть те, кто пестует Зло. Звери нужны всем Домам Небесных Покровителей.
-Агнцев?
-Овнов, Баранов, Козлов – какая разница? На своих языках они называют себя иначе. Пауки – это тоже они.
-Это они создали людей?
-Людей создавали все Дома. По своему подобию. Духовному, энергетическому, ментальному. А внешне – по подобию Обезьян. Мы, люди, вообще-то относимся к этому Дому. Как и все гуманоиды.
-А кто такие Волки?
-Это темная, звериная часть Дома Собаки. Поэтому нам ничего не остается, кроме как наблюдать этот волшебный карнавал танцующих свеч. Понять меня, наверное, невозможно. Я сам себе с трудом понятен. Даю ответы на вопросы, которых мне никто не задавал.
Хелл и Дик сидели на вершине песчаного холма и по очереди курили кальян. Внезапно склон под ними провалился вниз. Из образовавшейся ямы вылез ящер, похожий на кенгуру. В руках этот ящер держал  какое-то странное, нечеловеческое оружие. Похоже было, что он собирался выстрелить.Дик потянулся к поясу, за пистолетом.
Но ящер оказался быстрее. Из его оружия вырвался узкий зеленый луч и прожег Дика насквозь. Дик осел на песок. Теперь он был мертв.
Хелл поднял вверх обе руки и покосился на трайки – те, на которых они с Диком прилетели сюда, подальше от всех остальных. Среди старателей часто попадались типы со скверным характером и от таких иногда хотелось отдохнуть. Серый ящер, похожий на кенгуру, вылез из своей ямы. Следом за ним показались еще двое.
-Здравствуйте, Драконы, - сказал Хелл, не опуская рук.
«Здравствуй, Обезьяна», - раздался скрипучий голос у него в голове. Никто из ящеров и рта не раскрыл.
-Много вас там, внизу? – спросил Хелл.
«Все меньше и меньше», - ответили ему.
Хелл чувствовал себя совершенно спокойно. Ведь с ним был кальян.
Все трое вылезших из ямы устроились рядом с ним и стали пожирать еще теплый труп Дика, содрав с него одежду. «Обезьяны – это еда», - сказали они Хеллу.«Раньше мы разводили Обезьян на мясо и молоко. Как вы выжили в Пожаре Солнц?»
-Мы прилетели, - ответил Хелл. – Издалека прилетели. Мы думали, что никого здесь нет.
«Раньше, - ящеры ели печень Дика, распотрошив его острыми когтями четырехпалых рук, - здесь были города и сады. Но мы повздорили – разные наши роды. Вожди уничтожили друг друга и почти всех своих подданных, взорвав множество солнц, свет которых сжег все на поверхности нашего мира. Уцелели  лишь те, кто спрятался внизу, в Убежищах».
Хелл понял, что это было. Ядерная война. Весь этот песок разных цветов на поверхности Пепелища, вся эта пыль - зола и пепел прежнего мира Драконов. Еще он чувствовал странное родство с этими тварями. Ему вообще всегда нравились рептилии. Он почитал их, как свой тотем. Возможно, что его самого послали в мир людей такие же серые ящеры, только с другой, не уничтоженной планеты. Подменили его, когда он перестал расти – лет  в четырнадцать. Того. Прежнего Хелла, переписали в память андроида, его двойника. Но куда девался настоящий Хелл, Хелл-человек? Конечно же. Его съели!
«Там, внизу, мы голодаем, - сказали серые ящеры в мозгу Хелла. – Внизу только грибы и лишайники. Мы давно не ели мяса».
Ели они очень быстро. От Дика уже остались только кости и обрывки одежды, да заляпанное кровью снаряжение.
Хелл ощущал нечто вроде экстаза. Разведчики на дальних космических рубежах, конечно, встречали Драконов, но он их видел впервые. А ведь он всегда в них верил.
Драконы слизали последнюю кровь с костей Дика и сели рядом с Хеллом. Он передал им кальян и они по очереди его раскурили. Хелл и сам любил курить кальян после сытного обеда. «Много здесь Обезьян?» - спросили Драконы.
-Достаточно. В основном, почти все живут в одном месте – столице этой колонии, - ответил Хелл. Дик был туповат и вообще временами походил на свинью, так что Хелл о нем не сожалел. Как и не сожалел бы ни о ком из колонистов, исключая, возможно, шлюх и остальных мало-мальски симпатичных девушек. Если Драконы там, внизу, проголодались, если они привыкли к человечине – то это проблема людей. Всех этих сраных ублюдков. Хелл не ощущал людей, как свой биологический вид. Своим биологическим видом он считал крокодилов. Да и эти вылезшие на поверхность разведчики Драконов сразу же вызвали у него глубокую симпатию.
«Невидимый свет, - сказали Хеллу его новые друзья. – Мы не чувствуем его здесь. А в других местах он есть?»
-Слабая радиация кое-где встречается, - ответил Хелл. – Но это безопасно, если только не поселиться в таком месте.
«Думай про Обезьян. Где он есть, сколько их и как до них добраться. Как они вооружены и на чем передвигаются. Все, что помнишь. Думай, быстро».
И Хелл стал вспоминать. Тщательно, подробно. Он вспоминал все поселения и временные лагеря старателей, Джетро Таун. Он вспоминал корабль, прилетающий раз в полгода, вспоминал войну из-за приисков, когда две ватаги старателей сражались, одновременно найдя  богатую жемчугом долину. Вспоминал, что на Пепелище еще нет персональной связи и что пропажу в песках нескольких десятков человек никто не заметит. Вспоминал все о полиции Пепелища, обо всех видах оружия, что было у колонистов.
Драконы тщательно запоминали все его мысли. Они не издавали никаких звуков. Их мощные челюсти и длинные языки вообще не предназначались для разговоров. Они общались мысленно. Наконец, Хелл вспомнил все, что знал. Если бы он рассказывал это, то ушло бы много времени. Но телепатическая коммуникация заняла от силы полчаса.
«Мы сохраним тебе жизнь, - сказали Драконы внутри мозга Хелла. – Тебе и всем молодым обезьяньим самкам, которые захотят остаться в живых, став нашим скотом. Мы будем снова разводить Обезьян. Ваша порода, похоже, беспокойная, но следующее поколение будет таким, как нам надо. А сейчас ты пойдешь с нами вниз. Иначе наверху кто-нибудь тебя случайно убьет во время Охоты».
Хелл с сожалением посмотрел на свой трайк и кивнул. Что ж, неплохо. Самец-производитель, вожак стада. В мире людей ему такое не светило. В мире Драконов, похоже, он обретет все среди людей, пусть даже они станут Обезьянами.
Затем все четверо полезли в яму, которая, после того, как за ними закрылся люк, сама засыалась песком. Наверху, на оранжевой дюне остались только два трайка, кости Дика и потухший кальян.
Как Дик попал на Пепелище, где так славно окончилась его жизнь? Очень просто. Когда он был маленьким мальчиком, у него был старший брат, извращенец. И этот старший брат трахал его в задницу. И в рот. И заставлял его есть свое дерьмо, после того, как срал в унитаз. Маленькому Дику приходилось вылавливать дерьмо своего старшего брата в унитазе и есть его. Но Дик вырос крепким подростком и однажды перерезал своему старшему брату горло. После этого ему пришлось оказаться на Пепелище. Сначала он работал в публичном доме для таких же извращенцев, как его покойный старший брат, а потом так сдружился с одним из них, старателем, что тот взял его с собой.
Но все это было до того, как им пообедали вылезшие из катакомб Драконы – истинные хозяева Пепелища. Которые вскоре появятся снизу, словно из бездны, возле дома терпимости «Гобелен», обслуживающего гомосексуалистов и там съедят (сожрут, захавают, слопают) большую часть гомосеков этой земной колонии. А что – они парни видные, мясистые, ухоженные. Вот только в новом порядке, который решили установит на Пепелище Драконы, места им не было. В этом новом (вернее, восстановленном старом) порядке гомосекам отводилась роль однократного ужина, дичи, охотничьего трофея. Чего не скажешь о работницах предприятия «Баттерфляй». Их Драконы есть не собирались. По крайней мере, пока те не состарятся и не выйдут из детородного возраста. Рожать им предстояло много. Драконы любили маленький детей так же, как люди любят молочных поросят. Драконы долго живут, дольше, чем люди. И многие из них помнили сладкий вкус человеческого мяса. В особенности – свежего человеческого мяса.

Шаман Хан преодолевал искушение Света – искушение быть лучше всех. Всю жизнь он камлал Темным Духам, и, с их помощью, он это искушение преодолел. Духи-молнии не запугали его, а Светлые Духи не смогли обольстить Благодатью. Он видел, что Время Тьмы приближается и, может быть даже, уже наступило.
У шамана были длинные черные волосы и бледное лицо. Он ходил всегда в черном. Обычно шаманы обвешиваются железом – еще с тех времен, когда железо было дороже золота, но на снаряжении жителя Пепелища железа хватало и так – пряжки, замки, оружие. К тому же Хану никак не пришлось до сих пор повторить подвиг шаманов прошлого – отрыгнут кусочки железа, а именно это ценилось больше всего. И этими кусочками шаманы украшали свое одеяние, передавая их по наследству. Получил такой кусочек и Хан – от своего деда. Он хранил этот кусочек в нагрудном кармане. Это была обезьяна. Она охраняла сердце Хана.
На Пепелище Хан оказался из-за кошек. Общество защиты прав животных начало его судебное преследование из-за того, что он убил (и пытал перед этим) триста кошек и котов. Он приносил их в жертву – в жертву Темным Духам. За это ему грозило пожизненное заключение.
На Пепелище Хан снимал и насылал порчу, ворожил и устраивал встречи с душами умерших. В Джетро Тауне Хан пользовался популярностью. А в жертву он приносил песчаных гадов. Обезьяна была одним из его помошников. Еще он хранил души маленьких детей. Души детей жили в Детской в его квартире – в погремушках, плюшевых медвежатах и пластмассовых зайцах, которые ему приносили родители детей. Как правило. Это были первые или самые любимые игрушки их малышей.
Хан знал, что души, что всю жизнь готовятся к новой жизни после смерти, имеют право выбора. Они идут туда, куда они готовы пойти. Вернее, их берут те, кому они пригодны. Просто записывают, как радиопередачи, отбирая те, что удовлетворяют определенным критериям, по которым эти души измеряются. Так его, Хана, душу измерят и возьмут к себе Небесные Обезьяны. Ему дадут новое тело. Он будет  в этом теле служить Тьме. Обезьяньей Тьме. А другим, например, Небесным Свиньям, его душа не пригодится. Просто не подойдет. Потому что всю жизнь его воспитывала Обезьяна. Да. Его запишут. Он будет сразу в двух видах – один Хан возродится у Небесных Обезьян, а второй Хан будет летать по Космосу, пока не найдет новорожденного, в котором ему придется начать следующую жизнь. Возможно, ему придется летать до этого долго. Возможно, он окажется в Черной Дыре – именно там после смерти оказываются души Темных. Чаще всего именно там.
Хан знал, что скоро ему предстоит умереть. Он даже знал, как именно умрет – его убьют и съедят Драконы. После этого он окажется у Обезьян.
Души Светлых находят пристанище в звездах. Души Темных – в Черных Дырах и недрах планет. Силы Света и Тьмы всю жизнь перетягивают душу человека, как канат. Хан твердо держался Темной Половины. Обезьяна вела его по пути, который был предназначен ему.
Возможно, в следующей жизни он будет гориллой или шимпанзе. И что в этом плохого? Хан любил Обезьян.
Однажды Хану пришлось выехать в отдаленный поселок старателей – на похороны одного монгола. Там пили виски из кактусов. Стаканы были сверху покрыты марлей, сквозь которую проходила соломинка. Иначе в виски попадал песок. Там Хану пришлось снять маску – старатели масок не носили. Хан тогда почувствовал, что смерть близка и нет смысла беречь легкие. Ему было видение – ящеры, выползающие из песка. Серые ящеры, похожие на кенгуру. Ящеры с пастью, полной хищных зубов. Хозяева этой планеты, прятавшиеся в глубоких убежищах с тех пор. Как поверхность Пепелища превратилась в пустыню – давно, еще до того, как Пепелище было открыто людьми и стало Пепелищем.
Хан смотрел на пляски бразильских шаманов и прикидывал, что из их опыта можно было бы использовать на Пепелище. Духи здесь были другие, совершенно не те, что на Земле или на Марсе. Они походили на духов-кайманов или духов-аллигаторов. Фильм кончился и Хан переключил мультисистему на радио. Телевидения на Пепелище не было – все фильмы и вся телепродукция, все новые сайты доставлялись раз в полгода кораблем. Собственный Интернет Джетро Тауна был скудным, а остальные поселения обходились вообще без него. Надежной межсистемной связи еще не существовало, и все колонии за пределами Солнечной находились в культурной изоляции. Если в одной системе располагалось несколько колоний, то они устанавливали собственную сеть. Зато в Джетро Тауне был театр.
Хан просмотрел на сайте единственной радиостанции (принимаемой по всему Пепелищу) новые анекдоты. По радиоканалу шло комик-шоу:
-Ты – гомосек?
-Нет, что вы, я порядочный гей!
-Да? А я-то думал, что ты – наглый гомосек. Но если ты не гомосек, тогда ладно.
Не все, кто оказался на Пепелище, одинаково хорошо владели единым языком. Ведь здесь были не самые образованные представители человеческой цивилизации, многие происходили из стран с автономной культурой, где единый язык не был распространен повсеместно – Ирана, Малайзии, Китая. Особенно много таких было среди старателей. Их словарный запас часто не превыщал тысячи, а то и пятисот слов. Разумеется, главным героем анекдотов на Пепелище был старатель, слабо знающий единый язык.
По мнению Хана, разноязыкость людей их сильно разобщала. Вот духи, те везде говорили на одном языке. Ведь они говорили молча.
Шаман всегда живет на дне колодца, полного духов. Сверху, оттуда, где этот колодец открывается в Небеса, Высшие Духи черпают Силу шамана. Оттуда  же льется Сила в колодец, когда в Небесах ее скапливается слишком много. Тогда она низвергается вниз ливнем, водопадом, снегом. У Хана этот колодец, темный на дне, светлел, приближаясь к своим краям.
Все эти духи все время смотрели на Хана. И разговаривали с ним. Поэтому Хан всегда старался быть достойным этой дружбы и этого покровительства.
Сила поступала в колодец Хана и снизу, из Глубины, оттуда, где текут потоки Силы. Вместе с Силой приплывали другие духи. Некоторые из них задерживались в колодце Хана, иные – довольно надолго. На Пепелище снизу приплывали духи-рептилии.
Хану доводилось камлать в различных мирах. И духи везде были разные. Кроме Высших Духов – те везде были одни и те же. Именно они и вырыли его колодец. Несмотря на то, что Хан работал с Темными Духами, тенями Высших Духов, те, кто создал его колодец, были Духами Света. Этот колодец был жизнью Хана. И скоро ему предстояло расплескать всю Силу, что удалось ему накопить. Когда его съедят Драконы, его колодец высохнет. Ему придется покинуть Средние Миры. Его колодец занесет песком. Хан чувствовал, что случится это скоро.
Но шаман остается шаманом до самого конца. Ведь именно ему предстоит отправить души всех, кого съедят Драконы туда, где эти души будут превращаться дальше.
Со второго этажа, где размещалась его квартира, шаман видел пустыню – серый прах Пепелища и серое небо с кровавым пятном Аватары.
Еще он видел, как в эту пустыню, держась за руки, уходили двое – парень и девушка. Шаман знал их. Это были двое подростков.

Диана шла, держась за руку Виктора. Под шлем она надела очки-проектор, поэтому шла она по яркому весеннему лугу, полному разных цветов. А вокруг нее пархали бабочки, которые были ярче, чем цветы.
Виктор шел по пустыне. Пустыня всегда успокаивала его. Сейчас он совсем не думал о том, что они оба – девственники и о том, как им этой девственности лишиться.
Впереди (а они зашли уже довольно далеко, окраины было не видно) показались трайки. Они летели низко, но почти не поднимали пыль. Их было около десятка. На них восседали пьяные и обдолбанные старатели, уже сдавшие свой жемчуг и успевшие основательно это дело отметить.
Трайки летели прямо на подростков. Диана их не видела – только бабочек. А Виктору вдруг захотелось оказаться далеко отсюда.
Трайки замедлили свой полет и взяли парочку в кольцо. На них приехали хмыри неопределенного возраста, прожженные жизнью всеми возможными способами.
-Смотри, какие хорошенькие!
-Да, котята – что надо.
-Люблю молоденьких. - Старатели ржали и ухмылялись.
-А ты кого больше любишь – мальчиков или девочек?
-А мне по фиг, кого трахать!
Стоя в этой пустыне, в кольце недобрых и похожих на обезьян людей, Виктор чувствовал, что смерть его близка. А возможно, что не только смерть.
-Ну что стоим, чего ждем? - Диана выключила свой проектор и из сказки попала в реальность.
Старатели поставили на песок свои трайки и спешились. Они подошли к подросткам и с гоготом, надавав затрещин Виктору, стали срывать с них одежду и снаряжение. А потом повалили их на песок.
Диана и Виктор лежали рядом, голые, оба на животе и ветер посыпал их песком. Потом сдувал песок и снова посыпал, словно шлифуя их юные тела.
Юные влюбленные потеряли свою невинность. Старатели  по очереди изнасиловали их в задницу. С гоготом обсуждая их крики и стоны. Стоя вокруг и мочась на свои истерзанные, в синяках от крепких рук, жертвы (все-таки они изрядно приняли пива), они сравнивали достоинства анусов Дианы и Виктора.
Когда подростки пытались подняться и вырваться, их били и вновь бросали на песок. И снова насиловали. От пряжек костюмов старателей оставались глубокие царапины, в которые попадал мокрый от мочи песок и жег их, словно огнем. Мужики куражились вовсю.
Через час, когда анусы влюбленных стали гореть (несмотря на вазелин, которым насильники смазывали свои члены), они перестали сопротивляться и взялись за руки. Так они потеряли девственность.
А через полтора часа (как будто пара взрослой жизни подошла к концу) после встречи старателей с юными любителями помечтать о долгой счастливой жизни, песок на склоне ближайшего холма поднялся фонтаном, открыв ворота, ведущие в подземелье Драконов.
Старатели ничего не заметили. Они были слишком заняты, насилуя подростков, которым было по четырнадцать лет. И вообще стали походить на стаю гамадрилов.
Но Драконы вышли из своего подземелья. И напали на старателей и, застав их врасплох, содрали одежду и с них. И всех их сожрали. «Сладкое мясо с приправой».
Алкоголь и конопля придали крови людей вкус нектара. И Драконы выпили этот нектар. И обглодали мясо – до самой последней косточки. Потому что были очень голодны.
Аватара радостно взирал на их пиршество. Аватара был рад возвращению своих детей, Драконов, под алый свет. Виктора съели последним. А Диану утащили с собой, вниз.
Когда же ворота в подземелье Драконов закрылись, склон холма содрогнулся и снова засыпал створки песком.
Остались только трайки, стоящие кольцом вокруг белых костей и песка, политого кровью, потемневшего, словно обосранного кем-то, страдающим поносом. И клочья одежды – серой, коричневой, старой. Потертой. И много железок – ножи и пистолеты, так и не пошедшие в дело из-за того, что серые кенгуру парализовали своей волей беспечных и бесхвостых обезьян. И шлемы, круглые. Как яйца, снесенные гигантским динозавром. В общем, Драконы встретились с людьми и остались сыты и довольны.

«Смех сквозь ужас», - подумал Питер.
Он до сих пор не мог прийти в себя от того, что оказался в этом месте, на Пепелище. В Солнчной он был наркокурьером – перевозил гашиш, кокаин и опиум с Земли на Марс. И когда его хозяина накрыла полиция, Питер не стал дожидаться, когда придут и за ним.
Питер провел здесь всего один стандартный земной год («два корабля» назад он прибыл сюда, факт) и все еще ужасался местной жизни. Ибо Пепелище было похоже на Ад.
Все здесь было допотопным и многое напоминало двадцать первый (а то и двадцатый) век по старому летоисчислению.
Даже собак сюда привозили контрабандой. Причем исключительно ротвейлеров. Со сбытом щенков проблем не возникало.
Вот и сейчас Питер (здесь он поступил в полицию) делал обход Джетро Тауна вместе с Кингом – здоровенным четырехлетним кобелем. Смотрелись они вместе живописно – оба в черном, оба с бляхами и оба вооружены – Кинг зубами, а Питер  - бластером модели «Кольт».
Сейчас им встретились Люси и Бетти. Люси была двадцатилетней миниатюрной девушкой, а Бетти – ее ротвейлером.
На пыльной серой улице с пятнами граффити на стенах домов Кинг и Бетти обнюхали друг друга, а Питер и Люси поздоровались. Люси была официанткой. Еще она была серийной маньячкой – убивала во Франции богатых мужчин, хотевших стать ее любовниками. Принимала ухаживания и подарки, а потом убивала – годика эдак четыре подряд. Но на Пепелище она начала новую жизнь.
Питер пожалел. Что из-за маски не видно лица Люси, но удовольствовался созерцанием стройной фигурки в облегающем комбинезоне цвета Бордо.
Завтра им обоим предстояло умереть и вовсе не от любви. Их обоих сожрут Драконы (Люси почему-то забракуют как производительницу, вероятно, прочитав ее память) – Питера в патруле, а Люси во время пробежки.
Кинг и Бетти будут бросаться на страшных зубастых серых кенгуру, стараясь защитить своих хозяев, но это будет тщетно. Им даже не удастся никого укусить. Их прожгут насквозь зелеными лучами из своего оружия Драконы, так что даже обвыть умерших хозяев им не удастся.
Кинг чихнул и Питер пожалел, что на Пепелище нет масок для собак – собаки здесь жили недолго. Песок забивал им легкие и они не доживали до старости. Так что собак все время приходилось завозить новых.
Теневые воротилы Пепелища навели справки о Люси и ее строго предупредили, чтобы в этом мире она не вздумала начать развлекаться так, как она это делала во Франции. А наблюдение за ней возложили на Питера. Так что он встречался с Люси раз в три дня, когда она выгуливала свою подругу. Питер и Люси не закрутили романа. За них это сделали Кинг и Бетти. Вот и сейчас, вдоволь нанюхавшись, они стали друг друга облизывать – носы, лбы, уши.
Питер наблюдал за этими собачьими нежностями с участием. Ему и его поднадзорной регулярно приходилось производить случку (это происходило в ее скромной однокомнатной квартирке, пока полицейский с маньячкой на кухне пили кофе) и скоро должна была наступить очередная беременность.
Вот и сейчас все дело шло к тому же. Хозяева были не в силах разлучит своих питомцев. Предстояло Питеру и Кингу пойти в гости к Люси и Бетти (законом Пепелища запрещалось спаривать собак на улице).
Питер поправил свой «Кольт» (бластеры разрешались на Пепелище только полиции) и подмигнул Люси.
-Пошли, - сказала она.
И он почувствовал, как где-то под маской она улыбнулась. Ее глаза сияли сквозь очки. Она была рада за Бетти. Хоть кто-то встретил свою любовь в этом проклятом городишке. Все четверо поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в квартиру Люси.
Через некоторое время, отведя собак в  комнату и оставив их наедине, хозяева уединились на кухне, сняв маски, шлемы и очки. Люси была хорошенькой, обесцвеченной и коротко подстриженной. Питер был обрит наголо, а больше у него особых примет не имелось.Люси приготовила кофе. Питер сидел за столом.
-Не тянет за старое взяться? – спросил он.
-Пока нет, - ответила Люси и лучезарно улыбнулась. Она была девственницей и лесбиянкой. Мужчин она ненавидела.
-Скольких ты убила? – спросил Питер.
-Считая тараканов?
-Нет, считая людей.
-Тридцать шесть. Пока – тридцать шесть.
Питер помолчал и заметил, что не собирается быть следующим. После чего осведомился, нет ли других кандидатур в жертвы.
-Нет, - сказала Люси. – На меня никто не обращает внимания. Здесь любят пошлых телок с сиськами и задницей, с мясистыми ляжками, а я слишком худенькая.
-Даже для педофилов? – спросил Питер.
-Педофилы к нам не ходят, - сказала Люси и вздохнула. С педофилами на Пепелище было строго – все они были наперечет и также на строгом предупреждении. Не считая старателей. Но ресторан «Максим» посещало высшее общество Джетро Тауна. Люси любила внимание. Она обожала кокетничать.
Питер был настроен серьезно. Он посмотрел на часы наручной рации и заметил, что собаки, пожалуй, все свои проблемы уже порешали. Допил кофе и постучал кулаком в стену. Кинг ответил троекратным лаем. Люси пожала плечами и сказала:
-Пора, так пора. Заходите еще. Всегда вам рады. - После чего Питер и Кинг продолжили патрулирование.

По всему Джетро Тауну выли собаки. Они предчувствовали скорую беду – смерть своих хозяев. И спешили обвыть эту смерть заранее, зная, что немногим из них удастся это сделать потом. Обвыть смерть хозяина – важное собачье дело.
Но Тильду это не волновало. Она была телепаткой, и, что особенно ценно, могла внушать свои эмоции другим. Что делало ее замечательной актрисой. Или замечательной брачной аферисткой, выкачивавшей деньги из многочисленных мужей, бросая их, когда их деньги заканчивались. Эти деньги Тильда называла «самцовые». Неудивительно, что при таком раскладе она оказалась на Пепелище. Потом, во время спектакля она услышит Драконов – еще до того, как в театре «Алая роза» провалится пол и на зрителей набросятся Драконы – и внизу, в провале, и наверху, в уцелевшем партере.
Болт тоже не волновался из-за воя собак. Мало ли, кто сходит с ума. Вот и у собак массовая истерия. Болт был парапсихологом и изучал телепатов. Однажды, в Солнечной, он перекормил своих подопытных стимуляторами и двое из них умерли от разрыва сердца. В тюрьму ему не хотелось и он подался, куда подальше. На Пепелище он встретил Тильду и стал изучать ее. Она замечательно умела завести публику. Любая старинная пьеса с ней в главной роли могла вызвать у жизнелюбивых жителей Джетро Тауна (и у забредавших в театр в наркотическом угаре старателей) и смех, и слезы, и целое море сентиментов. Даже если речь в этой  пьесе шла о совершенно дурацких вещах. Какая-нибудь сумасшедшая принцесса в ее исполнении могла влюбить в себя зал. А когда она была королевой, то все ей поклонялись. Ее Золушка или Красная Шапочка могли заставить любого пройдоху почувствовать себя ребенком. А ее ведьмы вызывали неподдельный ужас.
-Скажи мне, Тиль, - говорил частенько Тильде Болт, - как это у тебя выходит?
-Я просто расцветаю, - отвечала Тильда (частенько это происходило у нее дома, глубокой ночью, за бутылочкой вина, в перерывах между бурным сексом). – Я превращаюсь в бутон и этот бутон распускается. А лепестки долетают до зрителей – когда я облетаю, но чаща до них просто доходит мой аромат. Как будто дует легкий ветерок от меня к ним.
-А что бывает, когда этот ветерок становится ураганом? – допытывался Болт.
-Да, было и такое пару раз. Тогда у кого-то в ложе начались судороги, а еще несколько человек упало в обморок, - отвечала Тильда.
-А откуда этот ветер берется, Тиль? – спрашивал Болт.
-Из Бездны, - отвечала Тильда. – Это дует Князь Тьмы. Все мы, артисты – его свирели. Все мы, артисты – флейты Дьявола. Не мы играем, а Он играет на нас. Мы – Его инструменты. Мы – как марионетки, а Он – наш кукловод. Чем больше нитей тянется от нас к Его пальцам, тем больше наш талант. Чем сильнее Он дует, тем мы громче звучим. И все аплодисменты публики – Ему, не нам. Все мы, артисты, нежимся в лучах Его славы. Когда играем мы, Он наполняет нас собой. Мы, лицедеи, все – оборотни, и наш Хозяин – Он, Дьявол. За это многие нас ненавидят. За это же и обожают нас. Мы все – пустые дудки без Него. Так через нас Он  развлекается, играет с этим миром. Или мирами. Даже здесь, не на Земле. Он в пустоте живет, между мирами. И – в сердце каждого из них.
-Так где же Ад тогда? Он в небе, в космосе, среди комет и пыли, или под ногами? – так спрашивал у Тильды Болт.
-Ад в людях, дурачок. Ад – в сердце у людей. И там. Куда они его приносят. А если в сердце Рай, тогда приносят Рай. Одно и то же место может и Раем быть и Адом. Во что угодно люди могут превратить лагуну, окруженную атоллом – ведь часто есть и каннибалы там, где сущий Рай Земной. И могут сделать из пустыни сад – оазис, рукотворный Рай. И Духи Света могут предпочесть суровые и скудные места, а Духи Тьмы – места комфорта и круглосуточного праздника, где жизнь бурлит ключом. Вопрос лишь в том, кого предпочитают люди. Кого они предпочитают, тот и рисует им картину, ставит декорации и свет. Одно и тоже место может быть Раем для одних и Адом для других. Кто сильнее дует, тот и выбирает краски. А дует тот, кого призвал на помощь человек.
Так Тильда отвечала Болту. Беседы все записывались парапсихологом, который брал с собой аппаратуру на все встречи с Тильдой.
-Так можно Дьявола призвать на помощь? – спрашивал Болт.
-Конечно,  - отвечала Тильда. – Если только ты имеешь склонность опираться на помощь Темных Сил. Иначе как бы я в сорок четыре года могла играть молоденьких девиц? Когда играю я Джульетту, все видят, что мне шестнадцать еще не минуло. А когда играю я старуху – злобную колдунью – все видят, что мне сто лет и что лежит в моей избушке под лавкой гроб. Давно лежит и плесневеет крышка, а смерти нет и нет. Могла ли я сама такого вот успеха добиться от людей? О, нет. Я не самодовольна. Просто тот, кто дует, превращает меня в глазах людей то в ведьму старую, а то – в девчонку. И я хромаю или прыгаю козой. А все благодаря Ему. Я благодарна Дьяволу. Не раз Он спасал меня от многих бед.
-Но как тогда ты оказалась здесь? – Болт спрашивал и Тильда отвечала:
-Здесь ближе я к Нему, чем на Земле. - Но Тильду все равно съедят – она уже весьма немолода.
И снова сексом занимались исследователь паранормальных феноменов и этот самый феномен. Особенно удачно тогда, когда в земном эквиваленте было между тремя часами ночи и шестью утра – на Пепелище в сутках было вовсе не двадцать четыре часа, и все часы были, соответственно, настроены на местное время – по меридиану, проходящему через Джетро Таун. Это было самое лучшее время суток для Тильды – время, когда она была особенно очаровательна. Из-за этого иногда устраивались ночные спектакли – тогда театр «Алая роза» открывался в полночь – середину ночи в столице Пепелища. Тильда блистала, но остальные актеры сильно уставали. Поэтому такое случалось не часто. Но публика была в восторге. И Болт ревновал Тильду. Ревновал ко всем.
-Когда ты зол, то ты похож на черта, - говорила Тильда своему любовнику-парапсихолгу. – Тогда и черти Ада даже посимпатичнее тебя.
И все бы было хорошо у них. Но Болт страдал. У него был сифилис прямой кишки. Его мучила ректальная абстиненция. Поэтому последние две недели Тильда вызывала у него раздражение. Впрочем, скор его сожрут, не обращая внимания на сифилис. Драконы были нечувствительны к человеческим микробам. Максимум, что им угрожало – это легкий понос. Еще Болта мучило нехорошее предчувствие. Из-за этого он чувствовал себя болваном.
Но в этом не было ничего страшного. С точки зрения Тильды все мужики делились на говнюков, болванов и гомосеков. Говнюки всегда командовали, болваны подчинялись и за что-то боролись, а гомосеки проскакивали между траханных (скользкими типами они были, скользкими). Жизнь Тильда воспринимала как бесконечный сериал, в котором она играет главную роль. Она по жизни была примадонной. Последнее время она играла в жизни так, что у нее наступила бессонница. Она обратилась к врачу и тот назвал ее истеричкой. Явный болван!  Но таблетки все-таки выписал. От этих таблеток Тильда стала странной  и загадочной. Сукой, в общем, была эта Тильда. Но, как актрисе, цены ей не было. Особенно на Пепелище. Она вообще пользовалась популярностью – та еще шлюха была. Спала она преимущественно днем, а вечером и ночью – играла и трахалась. Чаще всего ее партнером по постели был Болт. Так он ее изучал.
Впрочем, Тильде все было по фиг. Она была прирожденной менетчицей. Да хоть бы и  так – все равно Болт большую часть времени проводил в гомосексуальном угаре. Когда-то он хотел стать врачом, но потом решил – зачем надрывать свою жопу, спасая тех, кому лучше умереть? Люди были ему омерзительны. Обычные люди. Болт искал выдающихся личностей. С ними он и работал.
Почему Болт стал таким? Во всем была виновата его мать. Подлая была тварь. Да и была ли она ему настоящей матерью? Может быть, она была всего лишь нянькой, приставленной к необычному ребенку пожизненно, на роль матери? Определили, скажем, экстрасенсы из спецслужб, что ребенок родился особый, да и изъяли его у родителей. А то и просто клонировали кого-то из выдающихся личностей. Или кто-то из Высших Цивилизаций подменил реального младенца на усовершенствованного – идеального агента, саморазвивающегося по человеческой программе киборга. Выяснили это спецслужбы и стали вести наблюдение. А лучший наблюдатель – это «родная мать». Заодно и внесли в процесс «воспитания» помехи в программу пришельца. А кто же лучше покалечит психику, душу и нейрофизиологию агента, как не «родная мать»? С четырех лет она развращала его, делая ему минет, пока он был в гипнотическом трансе. А чуть он подрос, приобщила его и ко всему остальному. А также постарались педофилы, с которыми «мать» сводила своего»сынка» - разумеется, погружая его в транс. Педофилы были обоего пола и самого разного возраста. Вне транса она также вела себя, как шлюха. Разные мужики, с которыми она трахалась, не стесняясь ребенка, также травмировали Болта. У него не было отца, а значит, ему не на что было опереться, ни с кого брать пример он не мог. Он знал только подлость – его «мать» имели какие-то мужики, зачастую один другого хлеще. Это не вызывало в нем ревности – только презрение. Обращалась эта шлюха с ним в зависимости от самочувствия ее влагалища. Все это должно было сделать Болта истеричным психопатом – такие более всего внушаемы. Программу нужно было сбить любой ценой. Но он все равно пытался следовать своему предназначению. А его предназначением являлось изучение выдающихся, может быть, даже лучших представителей человечества. Из тех, кто оказывался ему доступен. Болт как можно скорее распрощался со своею недостойною «мамашей» и никаких отношений с ней не поддерживал. Что же касается женщин, то он связывался исключительно со шлюхами – общаться с ними было для него привычней. Впрочем, свобода нравов в Солнечной открывала ему большое поле для деятельности. Но если встречалась ему мало-мальски порядочная особь, эдакий «чистый ангел», то вот таких как раз он избегал, понимая, что сам уже испорчен и что из дерьма ему уже не вылезти. Постепенно он стал холоден и подозрителен – программа боролась с помехами, отсекая все лишнее. Хотя, конечно, те, кто за ним наблюдал, периодически оказывали влияние на его жизнь, ломая все его успехи, превращая его в неудачника. Одно время они даже пытались его «перенастроить», сделав его тайным (даже для себя) агентом-зомби, делающим все (и существующим) только в трансе. И чтобы удержать его в этом русле, они пытали его, насиловали и накачивали наркотиками – чтобы транс был прочным от кнута («катастрофически не в силах вспомнить») и пряника («все достижимо только в трансе»). Болт был убежденным, истовым холостяком, но его зомби был женат. Болт месяцами мог обходиться без женщин и наркотиков, но его зомби мог (после успешной работы) купаться в разврате и ширяться всей таблицей Менделеева.
Кто же был способен так обходиться с человеком? А Те, Кто Был Способен, его за человека не считали. Его считали (и самому ему внушали это) – Зверем, роботом, даже инкарнацией Люцифера (а кое-кто считал совсем наоборот, при этом уповая на Его прощение, или, чисто по-христиански, что «Он должен нести свой…») Любая спецслужба временами ведет себя настолько запредельно, что иногда напоминает банду гомосеков. Хотя, возможно, у них там тоже всем заправляют пришельцы, к которым с человеческой меркой не подойдешь. Да и есть ли эта мерка, или есть только воля и борьба каких-то Высших Сил? Как бы то ни было, Болт свою роль кое-как выполнял, решая, зачастую, проблемы тех самых выдающихся личностей, многие из которых, не встреться он им в нужный момент, попросту наложили бы на себя руки. Так что, вскрыв тайны собственного подсознания и множественности своего «Я», он на все это дело благополучно забил. И даже закалился по своей программе.
Но здесь, на Пепелище, путь его в начале пятого десятка по земному подходил к концу. Точный возраст всех в системе Аватары определялся с трудом, потому что время тут текло иначе, чем в Солнечной – с другой хрональной константой. Болту предстояло быть съеденным Драконами на премьере «Дракулы». Работал он в мери, простым психологом, но все спектакли посещал, поскольку был еще и театральным критиком – последнее ему организовала Тильда, которая вообще ничем ему не напоминала его развратную «мамашу».
Что же касается того спектакля, который для многих стал последним, что они видели в этой жизни, то для Болта он явился актуальным. Поскольку он прекрасно обходился без посредничества Иисуса Христа.
Тильда исполняла роль Невесты. По ней и сказать было нельзя, что она – баба с луженой женской радостью. Женщины (не все, конечно, но некоторые – точно) часто считают, что с возрастом они, как женщины становятся только лучше. Болт считал (как и большинство таких же козлов, как он), что только что сорванное яблоко всяко лучше гнилья; хотя, конечно, по части всяких проститутских хитростей с возрастом мастерство возрастает. Тильда относилась к категории самоуверенных. Она могла убедить других, что ей «немного меньше тридцати».
И когда жертвы собрались в театре (разумеется, в полночь) она была готова удивить всех  своей порядочно поизносившейся «невинностью». В общем, зал оказался полон.
Основной предпосылкой замысла режиссера (более-менее порядочного человека, поэтому мы его не рассматриваем) являлось то, что Дьявола как ноосферную автономную программу («дух» в старых терминах) создали христиане – до них его просто не существовало. Просто они решили считать Темные Силы абсолютным Злом, им нужен был Враг, с которым можно бороться (что вообще типично для болванов – по мужской классификации Тильды). И все поколения христиан лепили из Тьмы Дьявола. Он сам затем ими в этом и руководил – когда осознал, что он уже есть. И он же зачастую направлял слуг Бога в их стремлении упрочить его культ. А потом уже у него появились собственные слуги и почитатели. Зачастую к нему обращались из чувства протеста те, кого обидел или унизил христианский Бог (главная программа. Созданная христианами из Света или родственные ей второстепенные программы, в которые оформились те, кто существовал задолго до людей и тем более задолго до христиан) или его земные слуги. Одним из обратившихся из протеста был Дракула (которого, кстати, правильно называть Драконом, потому что именно так он и переводится). Дракула принял в себя (или растворил себя) одного из древних духов (или программ), отнесенных христианами к злым. Они так сильно верили в то. Что этот дух злой, что он и стал злым – в той реальности, которую они себе построили. Или они просто его разозлили. Имени этого духа нигде не упоминается, поэтому его называют по имени того, кто стал его добровольным земным воплощением – Дракулой. Сам же принявший его изменил свою природу и стал Богом. В другой реальности ему необязательно было бы быть злым. Но этот дух был зол на христиан за то, каким они его вылепили (предположив, что этим Врагом был сам Сатана). Все свое Зло люди отдали ему, и он преисполнился Зла. То есть Дракула был Дьяволом на земле. А это работа очень тяжелая. И кровь он пил, потому что в ней больше всего энергии.
В целом получалось немного бессвязно и иррационально, как и во всех первоисточниках – но это потому, что природа Дракулы относится к сфере Непостижимого. Не для человеческих, в общем, мозгов. Тем более, что он был Дракон.
Кстати говоря, христианский Бог поступил с Болтом так, словно его ненавидел. Возможно, оттого, что Болт не был Его созданием. Болт (на котором кое-что держится в человеческих мирах) был чужаком. А тот Бог, который являлся локальной вселенской программой в ноосфере Земли терпеть не мог, когда чужие вмешивались в Его дела и дела тех, кого Он создавал. Болт от рождения был противен христианскому Богу. И жизнь среди людей его изрядно поимела. Но его душа не питала собой христианского Бога.
Сам Болт считал. Что он принадлежит к чему-то Высшему, чем христианский Бог. И, учитывая такое отношение к себе, вполне естественно, что его симпатии склонялись к тому же, к чему пришел граф Дракула в своей кровавой и жестокой. Волшебной драматической игре. Всегда вокруг него была суета – за ним следили, им манипулировали, его ломали, с ним боролись. Словно Болту пришлось быть фигурой, отвлекающей внимание спецслужб – го от кого? Наверное. От таких же, как он сам, засланных младенцами чужаков, оставшихся нераскрытыми и делающих свое  прогрессорское дело без помех.
Неудивительно, что от всего этого Болт был слегка мудаковат. И еще он любил потешить свой жопный зад.

Вольф бежал на Пепелище, скрываясь от секты «Вечная молодость», располагавшейся в нескольких деревнях южной Московии. Члены секты добились поразительных успехов в продлении своей жизни – безо всякого клонирования органов и нанопротезов. Они жили в среднем до ста шестидесяти лет. А все потому, что отбирали особо одаренных жизненной энергией детей и, выполняя магические ритуалы с использованием древних православных таинств и церковнославянского языка, посвящали таких детей, как доноров, в жертву своим старейшинам, священным старцам. С самого младенчества дите  обитало у того, кому было посвящено. И вся старость, вся немощь и все болезни переходили от старика  к ребенку. А все жизненные силы ребенка – к старику. И в сто лет у всех священных старцев была отменная потенция, а мускулы у них были, как у сорокалетних. Старейший из них дожил до четырехсот шестидесяти лет. А все потому, что жить хотел. Другим то после ста пятидесяти лет все опостылевало. Разумеется, в доноры отбирали только мальчиков – старикам ведь нужны были и новые, молодые жены. Детей усыновляли в бедных регионах, даже попросту похищали. У священных старцев было чутье на Силу и талант. За сотни километров чуяли они нужного им младенца. Почему же они так долго не попадались с этими своими похищениями? Все священные старцы были телепатами, провидцами и ясновидящими и вместе, внутри каждой общины, образовывали единый общинный разум.
Вольфа украли в Лейпциге. Заклинания старцев должны были сделать его рабом, покорной жертвой энергетического вампиризма, но было в нем что-то от «белокурой бестии», что-то исконно арийское. Он даже был натуральным платиновым блондином. И глаза у него были голубые, ясные. Рос он, как и все доноры, больным и чахлым, даром, что в деревне. И вот исполнилось ему тринадцать лет, и жить ему оставалось всего года два или три, а дальше – быстрая смерть от иссушающей старости… Но Вольф восстал – ведь из крокодила собаки не выйдет. Не было в его крови того, чтобы быть рабом. Во сне он зарезал старца Тихона и сразу же исцелился от всех болезней – и астма у него прошла, и гипертоническая болезнь, и язва. И даже начальная стадия рака простаты. Глаза его стали отлично видеть, уши – отлично слышать, руки и ноги налились силой, а все морщины расправились сами собой. И стал он выглядеть на свои тринадцать лет – а то был похож на пожилого человека. И бежал Вольф ночью, пешком, через болта и чуть ли не босиком. К слову сказать, благодетеля своего, старца Тихона, его воспитавшего, отца и мать ему заменившего и иногда его в задницу потрахивавшего, он не только убил, перерезав одним ловким движением горло, словно свиное, но еще и ограбил. Ибо старец Тихон копил деньги на свадьбу с тринадцатилетней в ту пору девочкой, похищенной в пятилетнем возрасте из Кракова, жившей у предпоследней жены Тихона, дряхлой старухи, с которой Тихон разошелся лет сорок назад. После смерти Вольфа Тихон и собирался свадьбу справить, аккурат после похорон своего донора. К слову сказать, смерть донора давала старцам священный запас сил лет на десять-двенадцать. Так что можно было и собственных детей завести, а из них. Глядишь, какого-нибудь мальца и в доноры отобрать. Детей-то у священных старцев много было. С деньгами Вольф добрался до Твери, а оттуда – и до лунного галактического порта.
Почему же старцам, сразу почувствовавшим и смерть Тихона, и ее обстоятельства. Не удалось поймать сбежавшего донора? А молодец он был. Вот и не поймали. Чувствовал он их. Как они его когда то почуяли. Знал он, где и когда они его ловить будут и шел всегда не там, где собирался, а там, где их не было. Ну и духи предков ему помогали – те. Кто в свое время дошел и до Санкт-Петербурга, и до Москвы, и до Сталинграда. И быть бы ему, кабы не старцы эти, олимпийским чемпионом, великим знаменитым музыкантом, властвующим над стадионами, или актером, но в результате оказался он на Пепелище сборщиком мусора, почти что бомжом. И, разумеется. После детства, полного унижений и боли, в доме. Полном икон православных, отвернулся Вольф от Иисуса Христа. Песнопения церковные стали для него, как барабанный бой для галерного раба. Отверг Вольф христианского Бога, а поскольку других богов он не знал, то пришлось ему стать сатанистом. Он заключил с Сатаной договор – если тот поможет ему ускользнуть от цепких лап священных старцев, топосвятит он, Вольф, себя ему, Сатане. И станет служить ему, где бы не пришлось оказаться ему, Вольфу. Старцы-то живьем его сжечь собирались, после того. Как прошлись бы тремя дюжинами своих священных членов по его, Вольфа, заднице.
Так и стал Вольф сатанистом. И множество чудес ему открылось в общении с Демонами Тьмы. А уж на шабашах он оторвался!
К слову сказать, Вольфу удалось сбежать с Пепелища. Его не сожрали Драконы. Его спас Сатана.
Вольф оказался в числе тех. Кто улетел из Джетро Тауна на единственном корабле. Посещавшем систему Аватары раз в полгода.

-Белая Невеста – это Смерть. Она прекрасна. Леди в красном – это Роза, символ крови, жизни и мук кровавого рождения живородящих. Леди в черном – это Ночь, символ Тьмы, что разлилась между мирами во Вселенной, она – Ничто, в котором все равны и вещи все не выглядят никак, они невидимы – там, где нет Света, что раскрашивает вещи во все цвета, как бы рождая их сознанию. Так говорил безумный Элис.
Элис был дилером в одном из лунных мегаполисов. Он торговал жемчугом. И сам его употреблял. Он всегда мечтал оказаться там, где рождается жемчуг – на Пепелище. И прилетел на место скупщика контрабандистов – его предшественнику разнесли череп крупнокалиберной пулей в пьяной ссоре из-за какой-то малолетней шлюшки. Корабли контрабандистов прилетали нерегулярно – пять или шесть раз в год. А год на Пепелище чуть отличался от земного, так же как и лень. Но время течет значительно иначе – намного медленнее, чем в Солнечной. Возможно, это вызвано ядовитой пылью в атмосфере, которая сокращает жизнь и быстро старит – сознание пытается растянуть ту жизнь, что отведена на Пепелище до размеров обычной. А возможно, это просто дыхание Вечности, наступившей на Пепелище задолго до появления на ней людей, но после того, как были выжжены цветущие сады Драконов, итогом их Золотого Века.
Корабли контрабандистов были небольшими и возили товара немного, но в Солнечной этот товар был дорог, а вне ее еще дороже. Пассажиров эти корабли не брали вовсе и снабжением Пепелища они не занимались – за исключением поставок всех остальных наркотиков Вселенной и, иногда, рабынь для старателей. Элис был членом теневой корпорации и прибыл на Пепелище нелегально – но и ему пришлось лететь в трюме, в компании кокаина, пейотля и марихуаны различных сортов. Корабль, что привез Элиса, сел далеко от порта Джетро Таун, в пустыне, полной лимонных от плесени холмов, за тысячу километров от столицы Пепелища.
Легкие наркотики были разрешены, все, что посерьезней – отпускалось по рецептам, а вот самое интересное, в том числе и то, что изготовлялось из генетически модифицированного мака, конопли, грибов и кактусов – было под строгим запретом. Новая, усовершенствованная марихуана, например, за пять земных лет доводила торчка до третьей стадии зависимости и была посильнее старого доброго героина. На ее основе готовили для инъекций такой препарат, что он убивал здорового парня за полгода. Зависимости. Правда. Это средство в первые приемы не вызывало, но оно активизировало мозговые и энергетические центры, отвечающие за левитацию. Принявший это снадобье, называвшееся «Ариэль», мог летать – прыгать с крыши небоскреба на тротуар и не разбиваться, а опускаться медленно, плавно. И даже наоборот, запрыгивать на крышу того же небоскреба – и так же плавно, медленно. И это при первой дозе, а дальше левитация нарастала. На сотый день ежедневного приема можно было летать в облаках, купаться в них, парить в волшебном лунном свете, заглядывая в окна и иллюминаторы, поднимаясь так высоко, как позволяет плотность воздуха. Ходила легенда, что один герой в скафандре долетел до орбитальной станции Спейс Манхеттен, а потом так же вернулся обратно на Землю и тут же умер. «Ариэль» очень сильно истощал энергетику всех меридианов человека, но редко кто был способен отказаться от следующей дозы, зная. Что можно стать ангелом и познать полет – все более высокий. Все более долгий. Отказаться был способен разве что тот, кто страдал боязнью высоты. Действие «Ариэля» продолжалось двенадцать часов – и способность к контролю левитации и скорость полета от дозы к дозе возрастали. Сознание обучалось этому нелегкому делу – полету. Можно было даже спать, левитируя над полом, или зависнув где-нибудь под открытым небом. В последнем случае возникала угроза быть обнаруженным полицией.
«Ариэль» применялся боевиками мафии и агентами спецслужб, когда они шли на дело. Но если боевики, наращивая дозу. Действительно умирали через полгода (зато какие это были полгода!), то агенты, обладая тренированной волей и зажатые в железных тисках дисциплины, могли использовать «Ариэль» исключительно, как спецсредство. Впрочем, и у них случались срывы.
Разумеется, «Ариэль» был самым дорогим наркотиком. На Пепелище никто бы не смог  его себе позволить.
Элису приходилось несколько раз доставать его наиболее обеспеченным клиентам и каждый такой клиент оказывался золотой жилой – но только на полгода. Сам он никогда не принимал «Ариэль», потому что был типом рассудительным и очень осторожным. Он хотел прожить долгую жизнь, наблюдая за сменой эпох, приливами и отливами моды. Элис по природе был наблюдателем рода человеческого. Он даже проучился два года на антрополога и год на историка в университете имени Сирано де Бержерака и, вполне вероятно, из него получился бы антрополог – специалист по до сих пор диким папуасам, или историк, специализирующийся на богатом событиями первом веке Космической Эры, но друзья познакомили его с жемчугом – и это оказалось делом всей его жизни. Возможно, они разглядели в нем будущего профессора, а кто-то из них сам собирался стать профессором-антропологом и устранил будущего конкурента, подсовывая холявные первые дозы… В самом деле, сколько может быть профессоров антропологии в одном университете?
Так или иначе, Элис оказался на Пепелище в качестве, сравнимом с занятием антропологией – в ее первичном, коммерческом виде, когда первооткрыватели других культур обменивали безделушки и всякую чепуху на драгоценный для них товар. И заодно он изучал старателей – их быт, их сленг, их нравы. По правде сказать, они все были отщепенцами Солнечной, изгоями и маргиналами человеческой культуры и по степени развития находились недалеко от все еще диких папуасов – даже человечину ели, когда жрать было больше нечего. Цивилизация отторгла их, но, тем не менее, они оказались пристроены к делу, раздвигая ее пределы и обеспечивая Солнечную, космическую метрополию, необходимым ей сырьем.
Прожив на Пепелище около года, Элис понял, что здесь обитает Бог Жемчуга. И этот Бог Жемчуга скоро явит своих слуг. Чтобы умилостивить  их, Элис стал приносить человеческие жертвы. Слуги жили  в недрах Пепелища, под слоем песка. Жемчуг развил у Элиса способность к телепатии и слуги (он сразу понял, что они не являлись людьми) стали разговаривать с ним. Он слышал их мысли – они были голодны и требовали человеческого мяса. Они указали ему место в пустыне и пообещали, что если он будет приносить туда свежие трупы, то, когда они выйдут на поверхность, чтобы вернуть себе власть над планетой и восславить Бога Жемчуга, то они его не тронут.
И Элис  стал похищать людей, предпочитая молоденьких красивых девушек. Чаще он выбирал себе жертвы в поселениях старателей, удаленных от столицы Пепелища – там и так часто пропадали люди. Он старался давать слугам Бога Жемчуга лучшее. Похищенных он привозил в указанное место и душил металлопластовым тросом. Слуги просиле его не проливать зря драгоценную кровь. Потом он покидал это место, оставляя там трупы.
Однажды он не успел покинуть место жертвоприношения. Песок взмыл фонтаном, открыв большой круглый люк. Из люка вылезли слуги Бога Жемчуга, и Элис понял, что Этот День настал.
Слуги разодрали жертву (блондинку восемнадцати лет, рабыню, доставленную на Пепелище контрабандой полгода назад и выигранную им в покер – ему не было ее жалко, ведь здесь красота быстро увядала и надоевших рабынь убивали, не давая им превратиться в старух) когтями и зубами, лакая текущую кровь и сожрали нежное мясо человеческой самки. Их было пятеро. Элис узнал их по мыслям – они поздоровались с ним. «Здравствуй, Приносящий Жертвы», - сказали слуги Бога Жемчуга. «Здравствуйте, слуги», - сказал Элис.
Они беседовали молча. Слуги, похожие на помесь кенгуру и крокодила, поедали то, что преподнес им Элис, а он наблюдал за ними. «Благодарим тебя», - сказали слуги, не отрываясь от еды. «Вы обманули меня насчет Бога Жемчуга? - спросил их Элис. – Вы внушили мне…»
«Нет, жемчуг – слезы нашего Бога, - сказали слуги. – Их раньше не было – когда здесь были сады. Потом сады сгорели и Бог рассердился. И пустыня наполнилась Его Слезами. Носящие Раковины плачут Его Слезами. И эти Слезы превращаются в камень. Вы едите Его Слезы и Он открывается вам. А раньше в раковинах не было Слез. Но мы зажгли слишком яркий Свет и он превратился в Огонь. Огонь сжег цветущие сады, все сжег… Почти в одно мгновение. Это расстроило Бога и Он стал плакать. Носящие Раковины – Его глаза. В них раньше не было Слез».
«Может быть эти Слезы появились из-за яркого Света и из-за того света, что был невидим?. Этот невидимый свет научил ваши раковины плакать Каменными Слезами. Может такое быть?» «Лучше бы ты думал так, как сказали тебе мы. Ведь мы голодны. Мы очень голодны». «Вы обманули меня! Вы придумали этого Бога Жемчуга, чтобы я приносил вам еду!»
«Как жаль, что ты не веришь больше в Бога Жемчуга», - сказали слуги и набросились на Элиса, служившего богу, которого не было.
Они разорвали его и, выпив его кровь, закусили его мясом. В его крови было многожемчуга, так что они даже опьянели с непривычки. Ведь они раньше никогда не употребляли жемчуг.
Теперь они поняли, как им получать удовольствие, не изведанное ранее. Нужно молоть жемчуг в пыль, заставлять Обезьян вдыхать ее через нос и потом пить их кровь. Для них это было важным открытием, и сделали они его благодаря Элису, познакомившись с ним сначала дистанционно и узнав его мысли, а потом познакомившись с ним намного ближе и узнав вкус его крови.

-Христиане – лицемеры. Они с удовольствием делают все то, что им вроде бы нельзя, а потом каются и изображают саму невинность. Видимо, христианство было порочно изначально. Идол христиан родился в самое темное время года, когда все рожденные естественным образом подвержены влиянию Сил Тьмы. И кто избрал христианство в качестве идеологии? Те, кто убил главного христианского идола – римляне. А главные священные места христиан стали ареной кровавых войн, в которых убивали тысячи невинных. Потом на базе первоначального учения наворотили столько лжи, что, пожалуй, досконально его извратили. Поди теперь разберись, что там было вначале, учитывая подготовку мессии в тибетских монастырях и индийских ашрамах. Да и было таких парней десятки, если не сотни – и более успешных, учитывая, что народ, к которому пришел Иисус. Его учение отверг и до сих пор живет без этого учения припеваючи. Пропаганда, насильственное обращение в эту веру, лютая жестокость последователей, приносивших Христу кровавые жертвы – все это может вызвать отвращение и даже ужас. Чем силен этот парень сейчас? Всеми жертвами, принесенными ему и во имя его, энергией, выбитой из многих сотен миллионов обманутых, запуганных, замученных. Да и сейчас он – фантом, на этой энергии выращенный. А тот, настоящий, неузнаваем и так же обманут всеми, кто нагрел руки не его Силе и на его имени.
Именно так. И никак иначе, звучала проповедь в секте Галактических Атеистов, поклонявшихся Працивилизации, создавшей жизнь на Земле. Как старатели, перемывали они тонны лжи и иллюзий, добывая золото Истины. Они изучали все земные ( и не только) культы, критически анализируя их в поисках Изначального. Так по всходам и плодам изучают зерна, продираясь сквозь поколения мутаций с одной целью – найти первоначальный материал. Первого Предка, пришедшего Извне, чтобы заселить мир своими потомками.
Джек тоже принадлежал к этому братству – но к темной его стороне. Он жил в темноте, а днем появлялся только как пришелец из Мира Ночи. На Земле он переезжал из южной полярной ночи в северную – пять лет он прожил в одном времени года – бесконечно долгой зиме. Потом он долго путешествовал по мирам, в которых царила Тьма, посещая планеты, одной половиной постоянно находящиеся во мраке. Жил он и на внешних планетах и планетоидах Солнечной. Если же он и оказывался там, где есть день, то днем он спал.
Ведь Джек был вампиром и каннибалом. Он убивал людей, кромсал их на части и впитывал энергию, исходящую от свежей крови, еще теплой и полной жизни. А потом он ел сырую плоть, начиная с печени. Разумеется, он предпочитал молодежь, детей и полных.
Джек считал себя фактором естественного отбора. Уничтожителем слабых. Он играл со своими жертвами, сильным давал уйти.
Джек думал, что является рукою Высших Сил, принимающих решение, что тому или иному человеку пришло время умереть, чтобы перейти к следующей, иной жизни. Скажем. Человек выполнил свою задачу в этом мире и больше этому человеку в этой жизни делать нечего. А в следующей жизни у него полно дел, и эти дела ждут его, не дождутся.  Джек убивал. Когда чувствовал. Что должен убить именно этого человека. Джек говорил некоторым, что они должны сделать, если хотят жить дальше, передавая Волю Высших Сил. И убивал. Если его не слушались и Волю эту не исполняли. И Джек убивал просто так, считая себя частью конвейера жизни, производящего энергию, питающую Духов Высших Сил. Кем-то вроде инспектора по кадрам.
Свет был для Джека неприятным раздражителем. Но, будучи представителем Темных Сил, Джек считал, что служит Третьей Силе – Прогрессу, Разуму, Цивилизации. Он одинаково отправлял в следующую жизнь и святых и одержимых демонами. Джек верил в трезвый, холодный расчет огромной фабрики страха – жизни. То, что жизнь является фабрикой страха, Джек понял еще в детстве, когда его изнасиловал отчим – священник. Высшие Силы создали жизнь, чтобы она производила тонкие энергии, а разумную жизнь – чтобы она производила нектар, витамины для Высших Сил – Веру. Если есть Боги, то кто-то должен им поклоняться, кормить их своей Верой. Разум был нужен для того, чтобы не только чувствовать и осознавать Богов, но и пытаться понять Их. Богам ведь тоже нужно с кем-то общаться. Им нужны обожатели. Им нужно кого-то пугать (ведь Страх, а тем более Ужас – это тоже энергия, еще один витамин для Богов). И, разумеется, Богам нужны игрушки, похожие на них. И непохожие на них.
Рассматривая различные цивилизации как произведения искусства Богов – тех самых представителей Працивилизации, когда-то также кем-то созданной, кем-то давным-давно исчезнувшим или еще не родившимся в той жизни, когда он Их создаст, Джек понял, что Разум, вооруженный Орудием (Оружием, Инструментом) стал Третьей Силой, равной энергиям Света и Тьмы, порожденной их слиянием, границей между ними – Великим Пределом. И сутью этой Третьей Силы была Истина, как Знание Того, Что Объективно Существует. Короче, Знание – Сила, воплощенная в идее Терминатора – и той границы между Светом и Тьмой, и отсекающего лезвия Науки, препарирующей факты и того киборга, который олицетворяет слияние разумной жизни с Инструментом.
Разумеется, по образованию Джек был философом. Но он не создавал теорий жизни человеческой. Нет, Джек был философом-практиком. Он заменил себе часть костей (самые хрупкие) и связок (самых слабых) сталью и пластиком, а в мозг его был имплантирован компьютер. Разумеется, на это были затрачены немалые средства. Джек грабил свои жертвы, забирая то, что в этой жизни им было уже не нужно.
А на Пепелище Джек оказался просто – его направили Высшие Силы. Кто-то же должен будет вести корабль с уцелевшими после того, как команду сожрут Драконы. В компьютере Джека (на всякий случай, из уважения к Искусству) была программа управления всеми основными типами космических кораблей человеческой цивилизации и еще двенадцати основных галактических культур, с которыми человечество делило космос. Джеку приходилось часто перемещаться с планеты на планету, из системы в систему и космическая техника его восхищала. Она напоминала ему тех представителей Працивилизации, которые перестроили свои тела так, что могли перемещаться меж звезд. А может быть, они и изначально были таковы и жили в космосе, как в море, а потом уже перебрались на планеты и населили их, изменяя ДНК своих потомков. Если так, то эти Прародители Жизни жили миллионы лет. И Разум в этой Вселенной впервые возник у них. Души этих Прародителей стали Богами и вся жизнь (произошедшая от них) принадлежит им. Одни из них предпочли Тьму, другие избрали Стихию Света. А третьи остались верны себе, сохраняя баланс и преумножая во Вселенной различные цивилизации.
Все это Джек выяснил еще в юности, когда. Обучаясь в одном из марсианских университетов, вступил в секту Галактических Атеистов.
Звериный оскал гуманизма. Впрочем, в зеркальном лезвии Великого Предела отражение всего сущего, всей Тьмы Вещей виделось Джеку совершенно четко и ясно, словно в безмолвной глади Кристального Озера.
Джек любил тишину. В тишине он слышал шепот Вселенной и ощущал себя ее малой, но важной частью.
Его любимым героем был Джейсон, а любимым праздником – Пятница, 13-е. И где бы он ни был, он на любой планете отмечал эту ночь по времени Нью Йорка – центра человеческой цивилизации. Разумеется, убивал он и в другие ночи, но в ночь на Пятницу, 13-е он собирал урожай смерти, гораздо более богатый, чем в другое время. Вероятно, его посещало Вдохновение и то, что он делал, становилось исполненным особого смысла, словно он приносил жертвы тем силам, которые сделали его таким, каким он стал, а возможно, и послали его в человеческие миры с особой миссией – нести людям смерть.
Джек никогда не убивал животных. И даже не ел никакого мяса – кроме свежей человечины. Видимо, было в нем некоторое родство с Драконами, потому что впоследствии они позволили ему улететь с Пепелища, забрав с собой немногих уцелевших.
Драконы исповедовали то же, что и Джек и знали, чей путь не должен кончиться на их планете. Древняя вера была распространена на Земле во времена разумных динозавров. И Боги были те же. Что касается тех, кто прибыл на Пепелище, чтобы умереть, то их судьба была предопределена еще во времена Большого Взрыва. Как и судьба тех, кому предстояло стать мясомолочным скотом Драконов. Пройдет всего лишь несколько  поколений и этот скот разучится говорить. Они будут только жрать грибы и лишайники, трахаться, толстеть, беременеть, рожать и умирать молодыми. Никакого мяса их хозяева давать им не будут, чтобы не повышать их агрессивность – разве что лишь самцам бойцовых пород, стравливая их для потехи. Возможно, у этого скота разовьется телепатия – тем более, зачем им говорить, зачем им слова. И даже думать они будут только теми понятиями, которые им вложат Драконы. И жить в каких-нибудь загонах, сколоченных из сухих кактусовых бревен. Но, чему быть, тому не миновать. Тем более, что это уже было. Это Драконы в  пору своего расцвета развели на Земле людей, чтобы на них охотиться и даже создали примитивные цивилизации, чтобы скот плодился лучше. На Пепелище скот был почти тот же, разве что более тупой, на уровне австралопитеков каких-нибудь. В самом деле, зачем скоту Разум. Но Богам нужны витамины и игрушки и они сподвигли Драконов вывести разумную породу самоуправляемого скота. Только прилетай и забирай столько Обезьян, сколько понадобится, возможно, даже ловить никого по лесам не нужно – сели ночью в городе и взяли, кого надо, хоть постных, хоть жирных, хоть помясистей, хоть понежней. И любой породы, на любителя. А то еще самоуправление само жертв соберет и передаст с большим почтением.
Жизнь – это фабрика страха. И главный страх – это страх смерти. Те, кто создал жизнь, создали и смерть. Самый простой способ победить свой страх смерти – это убивать самому, читая смерть в глазах жертвы – перед убийством, во время убийства и после убийства. Джек стал причиною многих смертей, он отождествлял себя со смертью. Это в крови  всех охотников и на примере человечества видно, что во все времена находились те, кто, понимая природу человека как скотскую, восставал против нее, сам становясь охотником, забойщиком скота, хищником. На таких Драконы, прилетая на Землю. Охотились с особым удовольствием, как на хищных зверей – такая охота была им интересна. Ведь победить того, кто сеет смерть – это все равно, что победить саму смерть.
Часть земных территорий выкупалась (а может, и всегда принадлежала им) другими цивилизациями и они модифицировали своих людей так, как считали нужным, проводя социальные и антропологические эксперементы и выращивая паству для своих Богов, развивая своих подопечных по специально разработанным программам, целью которых в конечном итоге было – получение душ, подготовленных для следующей жизни. Ведь для клонов надо где-то выращивать души, иначе они становятся похожими на биороботов. Души. Как энергетические формы жизни, можно записать, как любую информацию и загрузить ее, скажем, в киборга или в того же клона (чаще всего киборгов создают на базе клонов).
Клоуны тоже очень нравились Джеку – нелепые, яркие фрики, явные отклонения от нормы, пожилые дети. Именно так видят себя изнутри многие маньяки, ведь смерть – это весело! Они просто играют чужой жизнью и чужой смертью, уподобляясь некоторым Богам, которые играют ими самими, входя в их тела своим Духом и отпечатываясь в их личности, оставляя после себя свое подобие, прорастающее глубоко в душе того, кого они таким образом отметили. Так дети играют солдатиками, заставляя их сражаться и часто притворяются, что один из этих солдатиков – сам игрок. Играют себе подобными. Уж Джек-то, безусловно, был маньяком. Любой человек признал бы его носителем Зла, исчадием Ада, порождением Ада и одним из детей Сатаны, как, кстати, и любого из маньяков, посвятивших свою жизнь убийствам.
Жизнь – штука запутанная и объяснить ее, даже в двух словах, очень сложно. Джек посвятил свою юность изучению этих объяснений, а когда он их изучил, то сразу же взялся за дело. Первую свою жертву он убил в день выпускного бала, едва получив диплом философа. Это была снятая им по пьяному делу однокурсница, тоже выпускница. Он вонзил ей нож в сердце в тот момент, когда у нее наступил оргазм, после чего вынул из нее свой член и вскрыл ей брюшную полость. И философски отметил, что она умерла счастливой.
Джек всю жизнь играл в одну игру – игра эта называлась «Дракула». Это была разновидность игры «Какой ужас!» В нее играют все убийцы – воины, киллеры и серийные маньяки. В этой игре они уподобляются диким зверям, становясь беспощадными хищниками, таким образом побеждая свой собственный страх смерти. Можно сказать, им просто нравится убивать, они от этого в восторге. На самом деле. Они просто в ужасе от самих себя – от того дочеловеческого, что в них пробудилось. Зверь в них одолевает человека. И это так – у Зверя больше опыта в кошмарном театре жизни, он дольше был на его сцене. А человек на этой сцене совсем недавно и опыта у него мало. Если ты прожил семьдесят жизней в облике диких зверей и семь – в человеческом, то даже если ты сейчас человек, все равно ты на девяносто процентов Зверь. Лишь немногим дано победить в себе Зверя. Гораздо чаще Зверь оказывается сильнее человека. И даже идеальная машина разрушения, похожий на робота тип в глубине полон дикой звериной жестокости и именно поэтому он – идеальная машина разрушения. Если ты жив, если ты – организм, то Зверь всегда в твоих генах. Если, конечно, ты не одержим каким-нибудь воинственным духом, а ДНК твоя не очищена от генов зверей, насекомых, всех плотоядных тварей, убивающих, чтобы выжить. Во время каждой агонии жертвы насилия выделяется много энергии – страх, страдание, ненависть. Ею питаются духи. Они же вселяются в хищников, заставляя их убивать не просто для того, чтобы пожрать, а для того, чтобы получить свою жертву.
И Джек был хорошо знаком с этими духами Зла, которое всегда в природе жизни. Даже травоядные убивают растения. Обезьяны опускают друг друга, чтобы доминировать над другими самцами. Есть множество примеров того. Как жестока жизнь.
Поэтому Джек хотел хоть немного очиститься от этого и, служа Вселенскому Прогрессу, постепенно заменял свои части тела искусственными. Почки, сердце. Желудок, мочевой пузырь и толстая кишка, кости. Связки, часть проводящих нервных путей к конечностям, даже часть мозга – все, что могло его подвести. Так постепенно он превращался в машину. И все больше становилось в нем холодного чистого расчета. Он делался сильнее и быстрее. Даже мышцы он заменял генномодифицированными трансплантантами. Он стал киборгом, превратился в адепта Третьей Силы. Но он не мог обойтись и без того, от чего он бежал. Ведь Тьма покровительствовала ему. Тьма направляла его. Тьма открылась ему во всей своей красе. Мудрость Тьмы позволила ему идти тем новым, избранным им путем. И этот путь был прекрасен. Джек верил, что однажды найдет тех, кто сможет переписать его сознание и душу в новое тело, полное свежей энергии – одну из сверхцивилизаций, тех, что до сих пор направляют людей на подконтрольных им участках Солнечной Цивилизации. Джек верил, что он не умрет. Что его будут переписывать из тела в тело, стирая стрессовые воспоминания, что он будет жить вечно и все помнить, вернее – помнить лучшее.
Так обещали ему Высшие Силы. Но поиск тех, кто ближе всего из живых поднялся до уровня Богов, предстоял долгий. Когда-нибудь Джек найдет их.
Он вовсе не собирался провести несколько следующих жизней каким-нибудь койотом, тигром или даже акулой. Или кем-то из хищников иных планет. Не хотел он быть ни кактусом, ни папоротником, ни сосной. И ни червем, и ни оленем. Даже человеком или другим гуманоидом. Джек хотел быть собой. Таким, каким он сам себя устраивал.

Металл – единственная стихия, созданная искусственно. Вся техника принадлежит к этой стихии. И человеческая цивилизация тоже. С древнейших пор ее символы делались из металла – оружие, деньги, украшения.
К этой же стихии принадлежат и космические корабли. Они – самое мощное, грандиозное и великолепное проявление этой стихии. Все живое внутри них принадлежит к стихии Дерева. Живое контролирует неживое. Верно и обратное. Но на том уровне развития, на котором находятся корабли, они сами себя контролируют. Команда нужна только для непредвиденных ситуаций, и она немногочисленна. Другие цивилизации могут иметь живые. Выращенные, органические корабли, но Цивилизации Солнечной Системы до этого еще далеко. Генераторы гравитации и телепортационные установки люди выращивать еще не научились. До уровня производства роботов-насекомых еще десятки тысяч лет развития. До восстановления технологии воспроизводства металлоорганических существ люди могут вообще никогда не добраться. А ведь эти существа были первыми живыми созданиями во Вселенной – воплощениями Духов-Демиургов, материализованными идеями равновесия Света и Тьмы.
Когда корабль оказался в системе Аватары, на пути к Пепелищу, где его ожидало сборище отморозков-беглецов и немногие урожденные на Пепелище невинные граждане Федерации, Амаль задался вопросом – почему так жесток человеческий род? И решил, что во многом причина кроется в травматичном живорождении, когда ребенок из безопасных условий выталкивается насильственно во внешний мир, омытый часто кровью матери. Ни у клонов, ни у яйцекладущих такой травмы нет и насилия в начале жизненного пути над ними никто не производит. Человек предназначен для мук и насилия от рождения. И многие из детей подсознательно ненавидят своих матерей за предательство, за отторжение во внешний, полный опасностей мир. Но ведь и клон, генетически запрограммированный на жестокость, и какой-нибудь крокодил могут быть довольно опасны для всех окружающих. Но это для них нормально – они совершенно здоровы. А многие люди получают болезнь при рождении и опасны для окружающих потому что нездоровы. Видимо, это было просчитано при создании человечества – чтобы среди людей было много больных и от рождения жестоких. Своеобразный балласт и тормоз, помехи на пути развития человечества. В космосе и так полно конкурентов – зачем же новые? Гораздо удобней иметь партнера, развивавшегося подконтрольно, с внедренными извне иллюзиями и со сниженной эффективностью, вынужденного заботиться о балласте (наследственные заболевания также закладывались в генетический код человека извне – засылались клоны с человеческой внешностью и соответствующими модификациями ДНК) и разбираться с разными маргиналами и отморозками, невротиками и безумцами. Такой  партнер никогда не станет доминировать – он дефективен изначально. Так поступили многие из контролирующих Землю цивилизаций, создавая народы Земли. Их разборки и передел сфер влияния отражались на возвышении и падении земных государств. Эта стратегия оказалась общеизвестной для людей, когда Солнечная вступила в официальный, почти дипломатический контакт с некоторыми наиболее гуманными галактическими культурами. Другие же продолжали прежнюю политику, пользуясь своим превосходством над молодой цивилизацией. С этим стали бороться, агентов выявлять, а с чужими кораблями устраивать настоящие бои.
Амаль был инспектором из агентства, занимающегося этими проблемами. И все бы было хорошо, но все эти операции и контроперации велись не только в пространстве, но и во времени. А это было совсем уже темным делом. Впрочем, на Луне функционировало представительство структуры, подобной той, к членам которой принадлежал Амаль, но образованной в далеком будущем. Они давали советы (более похожие на указания) правительству Солнечной Системы – по самым различным вопросам, предупреждали о катаклизмах и катастрофах. Из-за войны во времени реальность постоянно менялась и регулярно возникали различные новые события в истории этого далекого Завтра, менялось и оно само. То, что должно было произойти, не происходило, а происходило то, чего не было раньше. История менялась. И обо всех изменениях лунный филиал информировал своих коллег из прошлого. Кого убить, кого поддержать и продвинуть. Вели они и свои спецоперации во времени – и в том настоящем, которое мы исследуем. Собственно будущее было изолировано (одна оптимальная реальность, решившая сохранить себя от изменений со стороны прошлого), но ряд ключевых для него настоящих им курировался.
Одной из их рекомендаций было – направить инспектора на Пепелище в виду возможного контакта с представителями прошлой цивилизации этой планеты, которые, оказывается, выжили.
Чаще воздействие на прошлое оказывалось не напрямую оперативниками, а путем засылки в нужную реальность (время, вариант настоящего, прошлое) модифицированных клонов – агентов влияния. Ими подменялись реальные исторические фигуры или вообще фигуры заурядные. Сами агенты помнили то, что помнил тот, кого они заменяли. Во всяком случае, на уровне сознания. Но имели четкую программу – Миссию.
Например, стать чьим-то врагом. Или убить кого-нибудь. Осуществить кардинальный поворот истории. Внедрить какую-то технологию. То же делали и Оппоненты, используя свое прошлое в качестве базы. Такие агенты влияния или агенты действия засылались Великими Цивилизациями друг к другу еще многие миллионы лет назад – как в пространстве, так и во времени. Иногда – как отвлекающий маневр. Иногда – чтобы создать параллельную реальность – союзника, настоящее-камикадзе. Тема это была сложная и Амаль ориентировался в ней лишь отчасти. Впрочем, он и сам являлся одним из таких агентов. Лунный филиал раскрыл его властям в связи с изменившейся тактической обстановкой в хроносе – стихии, в которой шла война во времени, непрекращавшаяся со времен самых первых цивилизаций Вселенной, передававших ее по наследству тем, кого они выращивали себе на смену – другим цивилизациям, своим выпестованным союзникам по этой войне, захватившей пространство, время, другие измерения и все ветвистое древо параллельных реальностей, ветви которого имели склонность срастаться, образуя новые стволы или русла, если рассматривать хронос как Реку Вселенной..
Как бы то ни было, Амаля, суфийского проповедника, приняли на службу с наилучшими рекомендациями и обучили его тому, к чему он имел призвание по запасному варианту его использования – оперативно-следственной работе.
Что же касается тех, кого заменяли клоны (часто в самом раннем детстве, как Амаля), то их забирали в одну из достаточно комфортных реальностей. Это был гуманный вариант и Амаль чувствовал связь с тем, кого он заменил. ДНК-то их было очень схоже.
Оппоненты же предпочитали заменяемых уничтожать. Те, кто относился к менее жестоким культурам, также забирали заменяемых к себе – в резервации или в зоопарки. Не все из них были гуманоидами.
Зачастую противоборствующие стороны многократно заменяли своими клонами одну и ту же ключевую фигуру. Бывало, что души этих клонов после замены не уходили, а поселялись в новом теле, которое было так похоже на их прежнее, формируя множественную личность. После нескольких замен такой исторический персонаж становился не только противоречивым, но и никому не подконтрольным. Ибо посылавшие агентов, безусловно, могли на них влиять. Например, телепатически. И даже сквозь хронос – из каких-нибудь параллельных реальностей или измерений, отличных от этого. Обычно шла борьба между посылавшими различных агентов за влияние на этого персонажа. Он мог сам принять чью-то сторону. Его могли и просто устранить.
К счастью. Амаль к такому случаю не относился. Борьба душ за власть над телом, жизнью и судьбой, столкновение Миссий и перспектива параллельного существования  в нем нескольких агентов различных сторон его не коснулась. Не был он Джекилом-гуманистом, подвижником науки и Хайдом – истребителем чужих агентов. Вообще, в иные времена засылка таких агентов приобретала массовый характер. Инквизиция и Красный Террор были способами от них избавиться. Были и двойные агенты – как раз те случаи многократной замены.
Но Амаль всего этого избежал. Пославшие его вовремя его раскрыли. Так что ему не пришлось интегрировать свои личности-души к их Миссии. А в истории была масса таких прецидентов. Были и те, кто становился самостоятельной фигурой, подчиняющейся только Высшим Силам, создавшим Вселенную.
Наиболее продвинутые цивилизации могли перестраивать психоэнергетику нужного им существа (скажем, собаки или кота, человека – кого угодно) на расстоянии, переписывая информацию в центральную нервную систему, особенно если в ней были электроды или процессор. Но такой метод требовал постоянной поддержки и ведения объекта. Зато и следов никаких после получения нужных результатов (действие, деятельность, просто изменение приоритетов) не оставлял. И все-таки клоны использовались чаще – агенты с Миссиями были надежней.
Случалось, что разные стороны упорно заменяли одного и того же человека (предположим, епископа или инквизитора) одной и той же личностью – через клоны и в нем прочно удерживались два и более противных друг другу типа (истовый христианин и столь же истовый сатанист) и он бросался из крайности в крайность, в зависимости от того, кем он был заменен в конкретный момент. Замены, естественно, производились и в хроноперспективе. Так великий завоеватель в конечном варианте нашей истории стал Буддой. А первоначально он создал империю, не меньшую. Чем империя Чингис Хана.
Амаль был адептом Светлых Сил, но те, кто жил на Пепелище, по большей части Света не заслуживали. Даже дети, уже изуродованные своими родителями, вдобавок с дурной наследственностью. Они заслуживали Тьму. Предполагалось, что эта Тьма на Пепелище скоро наступит и поглотит эту колонию. Амаль не был послан спасать там кого бы то ни было. Его послали наблюдать.
Еще Амаль любил играть в Месть. Эта игра называлась «Монте-Кристо». А на Пепелище был один подлец, которому Амаль считал необходимым отомстить. Один крутой гомосек, избивший Амаля в одном из притонов Лос-Анжелеса, куда Амаль, молодой выпускник медресе, зашел в своих исследованиях порока. Амаль сразу же вызвал в здоровом боксере жгучую ненависть – тот не любил «чистеньких», то есть Чистых Духом. А ведь Амаль мог там спасти души нескольких шлюх, купив их и вместо секса занявшись с ними техникой духовного очищения, состоявшей почти исключительно из беседы и малой толики экстрасенсорного воздействия, обратив их в результате в Правоверных. Но подонок избил Амаля и шлюхи так и остались шлюхами. Амаль тяжело переживал унижение и больше по притонам не ходил.
А на новой работе он проследил путь обидчика. И теперь летел на Пепелище в том числе удостовериться, что крутой гомосек (Амаль выяснил всю его поднаготную) не спасется от зубов Драконов. Все корабли контрабандистов находились на негласном учете и, когда пришла информация из лунного филиала, их задержали. Так что выбраться с Пепелища возможно было только на том единственном корабле, которым официальное сообщение с колонией и исчерпывалось. Амалю не составило бы труда добиться на нем в момент отлета отсутствия кого-то нежелательного. Самого Амаля уверили в его собственном благополучном возвращении. Он знал дату своей смерти и до нее было еще далеко. Судьбы собственных агентов прослеживались и уточнялись лунным филиалом довольно педантично. О грозном гомосеке история никакой информации не сохранила. Истории не интересны мелкие гомосеки, пусть даже гориллоподобного сложения.
В голове у Амаля был процессор с программами специальных навыков, связанный с большим лунным компьютером внепространственным каналом. Это было надежней телепатической связи и все данные выводились на экран третьего глаза.
Когда-то. В Первом Веке Космической Эры, требовался еще и оператор. Компьютеры тогда не помещались в резервных зонах мозга и вся информация вводилась оператором через чипы и электроды. Имплантированные в центральную нервную систему. Операторами были зомби – вторые, скрытые личности, создаваемые под гипнозом у владеющих нужными знаниями людей. Зомби помнили все, что происходило с их базовой личностью (или не помнили, по выбору тех, кто их гипнотизировал) и знали, что они – секретные агенты и отзывались на свои секретные, другие имена. Базовые личности о их существовании ничего не знали. Зомби жили, пока их базовые личности спали. И даже влияли на эти свои настоящие Я, определяя их интересы – хотя чаще всего человек готовился к тому, что делает его зомби, в результате постгипнотической установки. Тогда часто использовался шоковый гипноз – боль, наркотики, унижение. Человек засыпал и получал кодовый сигнал (пароль, имя, укол иглой в определенную часть тела, даже член в задницу) – а просыпался уже как зомби. Выполнив свое задание (вернувшись с работы) зомби засыпал и просыпался человек. Таких специальных личностей можно было создать у одного субъекта до тридцати – и даже другого пола и другого возраста. Зомби даже учились чему-нибудь – взрывным работам, например или виртуозному владению каким-нибудь музыкальным инструментом, а базовая личность об этом и понятия не имела. Так создавали шпионов, убийц, операторов. У здорового человека мог быть зомби-наркоман, существующий только в наркотрансе.
Потом компьютер стал помещаться в мозг и операторы стали не нужны. И ночные заведения, полные прогуливающих свои вознаграждения зомби, стали не нужны в том количестве, в котором требовались раньше.
То, что у Амаля в голове был процессор, не делало его машиной. Он сам считал себя человеком, просто не вполне естественно произошедшим на свет и усовершенствованным. Череп ему вскрыли после того, как изменилась реальность  и в его прежней Миссии отпала надобность – тогда его перевели в другой режим деятельности, легализовали и все ему объяснили. Все оперативники, да и вообще все, кто работал в технической или медицинской сфере деятельности были усовершенствованы таким же образом. Информация поступала с суперкомпьютеров прямо в мозг. Протез мозга контролировал сложные действия во время работы и анализировал данные, поступающие от органов чувств.
У оперативников на задании компьютер работал постоянно, потому что рабочее время распространялось даже на краткий сон. На время выходных, отпусков и часов отдыха суперкомпьютер отключал процессор в голове, но всегда мог включить его в случае чрезвычайной необходимости. Так произошло и с Амалем – его отозвали из отпуска. Реальность изменилась, и в новой хронологии он летал на Пепелище наблюдать за выходом Драконов из катакомб и уничтожением колонии. Как только это выяснилось, его отозвали из отпуска и отправили в систему Аватары.
В силу своей чистоты Амаль был нетерпим к человеческим слабостям – трусости, подлости, двуличию. Он был внутренне совершенен. И человеческое несовершенство он рассматривал как людскую ненадежность. Люди были для него сырьем, пустыми кувшинами, которые нужно было наполнить Светом. Единственным предназначением человека он полагал Джихад – борьбу со Злом и человеческой слабостью.
Машинная, электронная составляющая делала Амаля идеальным инструментом Вселенского Джихада. Компьютер и нанотехнологические модули нервных узлов-чакр делали Амаля теократом. Он мог видеть будущее и прошлое, иные реальности и измерения и их взаимосвязь. Подключаясь к единому информационному полю Вселенной (как правило, его погружал в сакральный транс компьютер, когда ситуация того требовала), Амаль был способен посещать своим сознанием иные миры и делаться всеведающим. Все его трансы в виде многомерных кодов записывались и хранились в лунном суперкомпьютере. Он мог левитировать, перемещать и поджигать предметы. Он мог что угодно сделать с любой душой. Он стал реальным богочеловеком. При его создании в структуру ДНК включили фрагменты генетического кода Первородных Существ. Его подлинное имя было Амальгамматон. Посылая себя сквозь Вселенную, он мог входить в тела других существ и заставлять их служить Вселенскому Джихаду. Он видел сквозь стены, даже спиной и руками. Он сражался с демонами и изгонял их из одержимых. Он оживлял умерших людей и животных. И он был скромен, хотя и безмерно велик. Он управлял погодой, вызывал извержение вулканов и сходы ледников, мог заставить взорваться любой реактор, и иногда, в самом глубоком трансе – телепортироваться. Но в этом состоянии он уже не являлся человеком – тогда он был Первородным. Если его убивали, он мог сам воссоздать себя из той первичной материи, что вечно существует в начале Вселенной. Его любовь и ненависть были безграничны. Первоначально он должен был стать аятоллой. Но теперь его судьбою стало, через какое-то время, пройдя все ступени карьеры, возглваить то агентство, в котором он начал простым оперативником. Амаль все время рос. И силы его прибывали с годами.
Он был ужасен – гораздо более ужасен, чем любой из демонов. Ведь он убивал людей и животных, просто подумав о том, что кто-то должен умереть – и для этого ему не нужно было знать объекты своего воздействия, ни лиц, ни имен, ничего. Он просто видел их души. И решал, кому пора отправиться в Ад внутри своей планеты, а кому – в Рай внутри своей звезды. Он также переселял жизнь из одного умирающего тела в другое, нарождающееся – даже если эти тела находились на разных концах Галактики. Правда, его могущество ограничивалось нашей Вселенной. Но в ней для него не было преград – ни в пространстве, ни во времени, нив их вариантах. Он постоянно общался с Великими – и с уже мертвыми, летающими по космосу эманациями Созданного Ими, и с ними живыми – там, где они находились в этой его жизни и в том Тогда, когда они жили, Создавая то, что сделало их Великими.
Он был немногословен – ведь ему не нужно было ничего слышать. Он и так все Знал о том, с кем сталкивался, выделяя существенное для определенной ситуации. Зато, когда он говорил, то был красноречив – ибо Знал, Что Сказать. Говорил он, кстати, на любом языке (даже на том, который никогда не учил), но, как правило, не раскрывая рта. Его прекрасно слышали. И только одержимые Злом могли перечить ему – но и то недолго. Вся его жизнь была Джихадом.

Чем отличаются Гиены от Волчиц? Тем, что Гиены паразитируют на Львах, отбирая добытое ими и тем, что унижают собственных самцов. В клане Гиен самец всегда находится в подчиненном положении. Еще Гиены истерично смеются, одновременно плача. Они вообще скорее кошки с собачьей головой – уродливый гибрид. Вообще, они подлые твари.
Джозеф не тянул на Льва – не хватало ему благородства. Воспитанный Гиенами, он мстил им. Он на них охотился. Как только он распознавал в женщине Гиену, он ее убивал. Гиены были для Джозефа воплощением Зла и Зло это имело женское лицо. Первой, кого он убил, избавив мир от Зверя, была его мать. Она постоянно предавала его и высмеивала все, в чем он мог добиться успеха. С детства она приучала его к наркотикам, подмешивая их ему в еду. И Джозеф рос послушным мальчиком. Мать сделала из него проститутку – опиум, а потом первитин и у парня возникал превосходный стояк. Все ее пожилые подруги потерлись своими гнилыми влагалищами о его член. Водка с любым нейролептиком – и юный спортсмен становился пассивным телом. И его жопа была в полном распоряжении любого желающего. И самое главное – он ничего не помнил. Максимум – кошмарный сон. А то, что голова болит – так это и у отца было (никчемный, разумеется, был человек и негодяй, ты очень на него похож). А так, вне этих бизнес-интересов, мать Джозефа была заботливой и ласковой, немного властной. Ну так ведь мальчик тормоз, приходится думать за него. У Джозефа были хорошие способности к математике, прекрасное абстрактное мышление – его загнали в медицину. Хотели сделать из него гинеколога, чтобы он всю жизнь копался в вонючих гнилых влагалищах. Но Джозеф проявил характер и стал хирургом. Изучая наркологию, он понял, что с ним что-то неладное. А, изучив психиатрию, он понял, что его мать больна. И все ее подруги, все, кто окружал его с детства – тоже. Они не растили из него Льва – ведь они были не Львицами, а Гиенами, презирающими самцов и гордящимися бедами в своей семье. Ублюдки-алкаши и наркоманы – их мужья и сыновья доказывали превосходство Гиен нал самцами. Домашние скандалы с детства сделали из Джозефа убежденного холостяка.
Обнаружив, что за занавеской феминизма скрывается первобытный кошмар матриархата, Джозеф пронзил матери сердце большим кухонным ножом. И шестьдесят девять раз ударил этим ножом ее в грудь и в живот. Потом он прошелся по домам ее подруг, истребив всех, кого застал. Весь клан Гиен. Даже детей.
После чего, собрав все ценное, что смог найти во время этого похода, покинул родной Альбион. И начал свое большое путешествие по Галактике, перебираясь из одной колонии в другую. Хирурги были нужны везде. Тем более, что Джозеф был нейрохирургом – удаление нервных центров у психов и наркоманов, имплантация железа и нанопроцессоров, модификация нервных узлов и путей. И везде он убивал Гиен.
На Пепелище Джозеф оказался исключительно с экскурсионными целями. Он любил пустыни. Он обожал песок. Полгода он исследовал ландшафты Пепелища. Они показались ему превосходными. И жемчуг, жемчуг заинтересовал его особенно. Он напоминал старинную Ангельскую Пыль. К тому же, на Пепелище не было Гиен – они не любили Темных Мест. Они старались казаться белыми и пушистыми. А на Пепелище было сложно скрывать свою истинную природу – те, кто употреблял жемчуг, видели всех насквозь, иные и мысли читали и сразу же узнавали все прошлое тех, с кем сталкивались. Подлые души избегают тех мест, где их природа становится заметна. Исчадия Зла открещивались от Сил Тьмы. А Пепелище являлось состредоточением Сил Тьмы.
Так что на Пепелище Джозеф отдыхал. На Пепелище не было Гиен и ему было некого убивать. Даже рьяный охотник иногда нуждается в отдыхе от охоты.. А Джозеф был охотником – он искоренял в человеческом мире Зло. И это Зло имело женское лицо. Джозеф был истребителем Гиен.
Он повстречается с Драконами, и даже убьет двоих из них. Ведь, как охотник, Джозеф был всегда вооружен. Старинный коллекционный Магнум с разрывными пулями и оточенная сотней охот реакция помогут Джозефу пробиться к кораблю, а звериное чутье (любой охотник Зверь не менее, чем те, на кого он охотится) позволит ему избежать скопления других охотников – Драконов. Лишь двое из Драконов, охотящиеся в одиночку, столкнутся с ним – и он с ними расправится, получив лишь ожег руки от выстрела из лучемета. Словно Джозеф лишь только для того и посетил Пепелище, это кладбище прежней цивилизации Драконов, чтобы принять участие в их охоте на людей, побыть в шкуре жертвы и выжить. Посостязаться с древней расой в мастерстве убийства и победить.
И продолжить свой крестовый поход против Зла, имеющего женское лицо – лицо его матери.

«И столкнулся Он с Белым Злом и вино Его превратилось в яд». Так было написано. И так многократно случалось с тех пор, как это было написано, да и до того, конечно, тоже – иначе никто бы ничего подобного не написал. Но в Здании, построенном Великим Архитектором, есть много темных чуланов, в которых заперты узники – узники Света и узники Тьмы. Всю жизнь блуждают они в четырех стенах судьбы, как замурованные и даже если ищут выход, то не находят его. Ибо выхода нет. А если есть, то заперт. Один лишь выход есть для них – выход вверх, или выход вниз. Так Великий Архитектор играет в шахматы с своею тенью и все твари – даже ангелы и демоны – фигуры на многоярусной доске мироздания.
-Алилуйя! – сказал Альберт и нажал на поршень антикварной машины из стекла и стали. Игла уже была в вене.
-Старый добрый героин. Погоня за Драконом. Даст ли он поймать себя за хвост?
Альберт вещал, когда ширялся. Он был своего рода Гуру. И слышал (как и Блейк) множество сказок про диких собак.
-Мы ищем Зверя. И то, что позволяет его найти в глубинах нашего мозга, это нектар. А первым Зверем был Дракон. И от него уже произошли все твари, каждый Зверь – как упрощенные версии. Кто-то вышел из лапы Дракона, кто-то – из глаза Дракона, а кто-то – из хвоста Дракона…
-А кто-то вышел из драконьей задницы, - заметил Блейк, вынимая машину из вены впадающего в экстаз Альберта.
Они работали в космическом порту Джетро Тауна – один инженером по кибернетике, другой инженером по связи. Все в порту делали компьютеры и управляемые ими роботы, но за ними нужен был присмотр.
Сейчас они перестали бить баклуши и перепроверяли все свое хозяйство, готовясь к приему корабля, прибывающего по своему обычному расписанию.
Героин был разрешен в колониях Солнечной, как и все опиаты. По сравнению с наркотиками нового поколения вреда от того, что росло на старушке Земле естественным образом, было немного.
Но, тем не менее, с записью о наркозависимости в личном деле в военно-космических силах место находилось только на самой глухой периферии, там, куда и обычный героин поставляли только контрабандой, минуя акцизные сборы.
Оба приятеля родились наркозависимыми – их матерями были наркоманки. Поэтому обоих приняли на службу, но для продвижения необходима была нейрохирургическая коррекция, а оба от нее отказывались и по весьма законной причине – после такой коррекции многие вещи в жизни теряли свой кайф, секс, например. Поэтому карьера им не светила. Но они привыкли  к роли аутсайдеров – ведь с младенчества им вкалывали опиаты. Потом их лечили и заменяли им органы, изношенные этим витамином из драконьего рациона, и продолжали колоть их дальше, периодически переводя их на заменители вроде Метадона или Дойля. В общем, со своими функциями ребята справлялись.
С рождения оба были заперты, каждый в своем чулане, и ключей у них не было. Выход был только в новую жизнь, в Ад или в Рай. Не факт, что им бы там пришлось бы лучше.
Альберт на вселенском шахматном поле был фигурой черной, а Блейк – фигурой белой. И оба они были пешками в бесконечной партии жизни. Оба были мелкими злодеями – таковой оказалась их карма.
Корабль уже связался с портом и сообщил, что подлетает к планете. Скоро произойдет главное событие в жизни колонии – Прибытие Корабля Из Метрополии.
Перед тем, как оказаться на Пепелище, Альберт похоронил свою мать (отца он своего не знал). На ее могиле он установил простой четырехконечный перевернутый крест из черного камня. Его мать принадлежала к адептам Церкви Сатаны. Но о  своем ребенке заботилась так, что многим христианкам было до нее далеко. Никакого экстремала в детстве Альберта не было – не считая нескольких распятых кошек. У Альберта был легкий характер.
Блейк, наоборот, принадлежал к семье католиков. Его мать и отец оба сидели на игле, но каялись и получали отпущение грехов. Единственным шансом Блейка стал дедушка-генерал, пристроивший его в академию. Блейк постоянно дрался и был жесток – нервное детство, скандалы в семье и полное пренебрежение к ребенку. Блейк рос, как сорняк – пока ему не исполнилось тринадцать и дедушка не пристроил его в кадетскую школу.
Альберт, наоборот, пользовался внимательнейшим уходом – мать чувствовала свою вину и старалась его поднять. Альберт очень хорошо учился – только любил злые шутки вроде: «Привет, Джон, я вчера трахнул твою Мери». А в целом придраться к нему было не за что. Его взяли в академию, как сироту – последние классы школы его мать стала совсем плоха и невменяема, так что ее лишили родительских прав и заперли в дешевый дурдом, в который попадают шлюхи из дешевых публичных домов (его мать была проституткой). Альберт ее там навещал, пока она не сдохла.
Как бы то ни было, результатом усилий и Альберта и Блейка оказалось одно и то же – чертова дыра в системе Аватары, единственным продуктом, поставляемым которой был жемчуг. Они оба принимали этот дар природы. И оба сочли его восхитительным. Но ни один из них не изменил своему старому другу – героину (ну и всему. Что там к опиатам относится). Оба они являлись жертвами недосмотра со стороны общества и поэтому ширялись совершенно легально – по медицинским показаниям. И обоих такая жизнь устраивала – хотя оба происходили из полярных слоев и то, что было для сына шлюхи достижением, для внука генерала являлось позором. Но они были равноценны, хотя с детства один молился Иисусу, а другой – Люциферу. Они друг друга дополняли и порт при их работе не развалился. Да и то – машины сами себя контролируют и ремонтируют. Люди в этом деле нужны на всякий случай непредвиденных обстоятельств – высадки представителей другой цивилизации или восстания живых мертвецов. Так что даже при желании особого вреда эти парни принести не могли.
Блейк предложил уколоться Наташе, но она отказалась, сославшись на то, что ей еще работать до утра. Наташа была проституткой, заказанной в «Баттерфляй». Приятели закончили подготовку к приему корабля, протестировали все системы и у них оставалось еще два часа времени. Блейку нужно было снять стресс от работы – после полугодового безделья любая работа вызывает стресс, а Альберт просто любил общество проституток – среди них прошло его детство и это было счастливое время. Все его баловали, а мужчиной он стал в двенадцать и совершенно бесплатно. Он даже подумывал о карьере сутенера, но отказался от этого – сутенерам порою приходится быть жестокими со шлюхами, особенно с полувменяемыми наркоманками, а Альберт был на это не способен.
Пока Блейк пил женьшеневый ликер, готовя свой организм к полуторачасовой эрекции, Наташа быстренько сделала Альберту минет, и дальше они увлеченно обсуждали, сколько шлюх может перетрахать сержант за ночь на холяву.
-Двенадцать, - утверждал Альберт.
-Максимум восемь, и то под первитином, - говорила Наташа. – Вот так. Волчьи морды.
Опыт наблюдений по этой части у обоих был богатый, но обе стороны соглашались, что половые возможности сержанта превосходят таковые офицера, поскольку сержант более туп и по физиологии ближе к человекообразным обезьянам. Блейк с этим не соглашался, потому что, как и Альберт, был лейтенантом.
-Офицер, - говорил Блейк, - существо гораздо более тупое, чем сержант, поскольку вынужден держать в голове больше руководящих документов.
-Сразу видно, что у тебя дед генерал, - сказал Альберт. – Ты службу рубишь будь здоров.
-Дед у меня молодец. А родителей, когда они умрут – и я надеюсь, что они скопытятся в один день, эти скоты – сдам медикам на препараты и пособия.
-Сейчас же все медицинские пособия делают из клонированных тканей, даже кости и мозги, - возразил ему Алберт.
-А я их сдам патологам. Пусть изучают, какие они были уроды, - ответил Блейк, взял Наташу за руку и повел ее из диспетчерской в комнату отдыха.
Там он разложил ее на диване и целый час трахал во все отверстия. Это было похоже не то на шейпинг, не то на тренировку по борьбе. Альберт выждал час, а затем также проследовал в комнату отдыха.
И еще полчаса они вместе трахали ее во все отверстия, под мышками и между бедер, но с появлением Альберта обстановка стала менее спортивной, и скорее уже напоминала дансинг. Особенно, когда они брали Наташу стоя, под музыку «Спейси», Алберт по-джентельменски спереди, а Блейк по-садистски сзади, слившись в одно шестиногое и шестирукое существо, ритмично следуя саунду, исполняя «Танго втроем».
Когда они закончили, то обнаружили, что немного устали, прекрасно размялись, и что корабль уже входит в атмосферу – об этом сообщил искусственный интеллект порта.
Отпустив проститутку с щедрыми чаевыми, господа офицеры торопливо облачились в форму и бегом помчались в диспетчерскую. Там все было о,кей. Но они не знали, что их скоро съедят.

Все остальные семь планет системы Аватары были оборудованы автоматическими планетарными станциями для изучения их параметров, а также по различным орбитам вокруг этих планет, их семнадцати спутников и всяких комет и астероидов болталось полторы тысячи единиц сложной космической техники, полностью автономной и рассчитанной на века эксплуатации. Всю информацию с этих автоматов собрал прилетевший корабль. С него же передавались изменения программ работы. Изучением системы Аватары на Луне занимался один из НИИ, специализирующийся на звездах такого типа.
В первом веке космической эры спецслужбы наплодили множество Волков. Стаи отмороженных собак постепенно выходили из-под контроля и не подчинялись больше никому – они жили по своим, волчьим законам. Когда закончилась Холодная Война, нужда в таком многомиллионном количестве бойцов и наблюдателей отпала. Волчьи Стаи стали пожирать породившие их системы. И на обнаглевших собак устроили охоту. Спецслужбы расплодили Волкодавов, в основном довольно законопослушных типов – в отличие от Волков, молившихся великому богу Криминалу. Но были Волкодавы-камикадзе – зомби, замаскированные под серийных убийц. Убивали они по четкой программе и исключительно Волков.
Родриго был как раз из последних. С детства воспитанный в традиции кальвинизма, в изобилии наслушавшись историй об Аде, демонах и Сатане, и чувствуя потребность избавить мир людей от адских тварей (а Волки все, конечно, сатанисты, особенно те, что в овечьих шкурах), он понял, что должен убивать. И понял, кого. Штанга, бокс, дзюдо и кендо сделали его машиной для убийства. Ему нравились мирные обыватели, живущие простой стадной жизнью. Родриго вырос в семье швейцарских полицейских и был отменным стрелком. Но для того, чтобы служить простым полицейским, он оказался слишком крут. Хотя свои пять лет в убойном отделе он оттарабанил. Дальше был частным детективом, а затем ушел в Бои Без Правил. В промежутках между боями он скитался по всем человеческим мирам по наитию (то есть по четкой программе), находя и уничтожая элитных киллеров, аналитиков и наблюдателей, достигших определенных карьерных высот. Волчьи стаи, давно уже никем не контролируемые, воспроизводили сами себя в череде поколений, вербуя собственных детей и всяких отморозков, более-менее поддающихся дрессировке, еще в подростковом возрасте.
Свои убийства Родриго маскировал под ритуальные сатанинские жертвоприношения. Ведь, как известно, только Ритуал отличает Людей от Зверей. Родриго любил Людей. Но сам он был Зверем. И весь этот кровавый карнавал его. Он уже стал одержим кровью. Где-то в Швейцарии у него оставалась семья и трое детей, прижитых от двух лесбиянок. Но конец его шоу был уже близок – и он это чувствовал. Те, кто послал Амаля, послали и Родриго. На Пепелище Родриго должен был умереть.
Родриго был дисциплинированным парнем. И если голос, что вкладывал ему в уши Откровения Бога, говорил. Что он должен умереть от зубов Зверей, более страшных, чем Волки В Человеческом Обличье, да еще и нарядившиеся в овечьи шкуры… Родриго понимал, что и Драконам нужно показать, что есть по-настоящему сильные Люди. Родриго был запрограммирован убить как можно больше Драконов – чтобы оставить у них память о том, что и за одну человеческую жизнь может быть отдано много жизней Драконов. Процессор в его мозгу должен был записать последний бой гладиатора модных арен, и все данные по наступлению клинической смерти передать Амалю. Далее эти данные будут тщательно изучены для выработки тактики ведения боя при дальнейших столкновениях с Драконами. В отличие от Амаля, Родриго не мог  воскреснуть. Он был Волкодавом-камикадзе, он был обычным зомби. Он сделал много полезного, но еще чуть-чуть и тоже вышел бы из-под контроля. Его пора было уничтожать, как бешенного пса. И ему дали шанс уйти честно, принеся пользу в последний раз.
Родриго знал, что не вернется с Пепелища. Информация просачивается с одного уровня сознания на другой. Родриго считал, что просто ему захотелось на неделю слетать на родину жемчуга, посмотреть, нет ли там каких-нибудь Волков – ведь славный парень был на них натаскан. Родриго чувствовал, что эта охота на Зверей будет последней. Родриго чувствовал, что встретится с Демонами Во Плоти – и даже на это надеялся. Он понимал, что его история идет к своему концу. Единственное, о чем он мечтал – встретить достойного противника, который сможет его убить. Рефлексы не позволяли ему поддаться в какой-нибудь пьяной драке, а убеждения не позволяли покончить с собой. Родриго нужен был Последний Бой. Корабль скользил по антигравитационному полю, словно фигурист по льду.
Корабль заходил на посадку над городом, полузанесенном песком среди песчаных же холмов. И холмы и небо были серыми. И только алым глазом горел в зените Аватара.
Внезапно Родриго оцепенел в кресле своей каюты. Он вспомнил смуглого длинноволосого араба с бородой, летевшего президентским классом. И понял, что это был Бог. Амаль на самом деле был Живым Богом.
Как перед смертью один из Псов Господних увидел Бога. Вся предыдущая жизнь приобрела высший смысл, а будущая смерть стала преисполненной Значения. Ведь Бог был рядом и он узнает о том, как погибнет один из Его Псов.