Себя придумать и сыграть

ОТ АВТОРА:

Каждый человек из пришедших на землю плохо ли, хорошо, но ведет свой, состоящий из поступков и действий, размышлений и слов -  диалог с Богом. Он длится всю жизнь: с момента рождения и до смерти. Впрочем, последняя – это момент нового рождения, но уже в другой событийной реальности, более тонкой,  духовно-чувственной...   
Всякая хоть сколько-то автобиографическая вещь предполагает совершеннейшую искренность. Иначе просто нет смысла выводить на бумаге первую строку. Здесь, в этом повествовании, и личный опыт,  и жизненные наблюдения, связанные как с близкими мне людьми, так и совершенно с посторонними. И те, и другие  не могли  не оказать своего влияния на СВОБОДУ МОЕЙ ВОЛИ, но одновременно с этим они стали и частью образа Героини: такая художественная  правда не противоречит тому, что я назвала Искренностью.  Насколько это получилось – судить читателю.


Имя собственное – пыль.
Имя собственное – звук.
Уже пройденная быль,
Исчезнувший  сердца стук…

Галина Глухова.


 
ВПЕРВЫЕ ПОСЛЕ ЗАПЯТОЙ

(стихия Воды, знак Рыбы, год Козы, месяц Тигра, час Дракона)


СТРАННОСТЬ ЭТОГО РЕБЕНКА ЗАКЛЮЧАЛАСЬ В ТОМ, ЧТО НИКТО ЭТОЙ СТРАННОСТИ НЕ ЗАМЕЧАЛ. А ОНА БЫЛА… САМА В СЕБЕ.
Осознала Галина себя совсем ещё младенцем, по сию пору ей помнится это состояние, как лежала и смотрела из-за сетчатого ограждения железной кроватки на раскрытую пасть духовки. В ней сушились валенки, а в углу, там, где духовка прогорела от старости, был виден мерцающий в плите огонь. Мама, сидящая напротив, занята вышивкой, поглядывает на неё с улыбкой и выводит стройную мелодию песни – нежную, убаюкивающую.
Помнит, как не хотела фотографироваться, когда ей было чуть больше года. Понимала тогда, что её пытаются развеселить, чтобы «поймать» улыбку.  Даже цветок  в руки втиснули (которому по её ощущению было…больно), но не улыбалось ей, и все тут.
Помнит, что не любила разговаривать, отвечать на вопросы: « А где твой носик? А где глазки? Пуся-пуся, где папуся?».  Она молчала не потому, что не понимала сути происходящего  вокруг себя. Ей просто  было не интересно говорить об очевидном. А вот уж если начинала фантазировать, то здесь её разговорной речи  удержу не было. Причем, в свои фантазии она верила свято (с деталями),  и от её уверенности у других ребятишек двора рождалась и крепла вера в истинное существование тех сказочных героев, о которых она придумывала свои  истории. Про себя она называла эти истории – продолжалки. Почему? Только лишь потому, что уже тогда её собственный принцип сознания или разум точно знал, что ни одна сказочная жизнь не ограничивается рамками повествования. Вот она и расширяла (продолжала) эти самые уже описанные кем-то рамки.
Забравшись однажды в густой малинник, росший в палисаде около дома, она незаметно для себя уснула, переполошив всех домашних. Нашла её тётка Евгения, принесла в дом, где, так и не просыпаясь, девочка проспала до следующего утра. Тогда впервые ей приснился сон, о котором она не смогла, не захотела рассказать  взрослым: ей еще не хватало слов для того, чтобы пересказать сновидение.

СОН! из сонма тысячи видений… 
СНИЛОСЬ… НЕОБЪЯТНОЕ ПРОСТРАНСТВО КОСМОСА С МЕРЦАЮЩИМИ В ГЛУБИНАХ ЗВЕЗДАМИ. Она маленькая, жалкая неслась с небывалой скоростью в этом пространстве, пытаясь не оглядываться назад, чтобы не видеть того, что за спиной. А там многоцветные языки сполохов могучего, внушающего невыразимый ужас холодного пламени. Как огонь может быть холодным? Но он таким был...! Казалось, что сейчас, сию минуту её схватит ЭТО невыразимо жуткое льдянно-пламенное состояние того СУЩЕСТВА, что желало захватить её. То, что это было не само существо, а именно ЕГО СОСТОЯНИЕ являлось в сознании Галины само собой разумеющимся фактом.  И она всё наращивала скорость своего движения, хотя самого движения не чувствовала, не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Со страхом понимала, что  рук и ног у неё как раз  нет, и рвалась со всех  силёнок вперед, двигаясь одной мыслью…, закрывая…, замутняя свое сознание … и просыпаясь с диким внутренним криком,  с ощутимой крупно бьющей её дрожью во всем теле.

Проснулась, паники не было… Лишь ощущение страха смешанного с затопляющим всё естество счастьем того, что это только сон. Слишком яркий цветной, слишком животный к явному ощущению реальности этих невообразимых гонок.  В свои четыре, с небольшим года девочка не могла ещё задавать себе вопросы: почему мне снится такой! сон? И Галя решила уйти в самозащиту непамятования происшедшего, потрясшего её душу до основания. Она поняла, что заболеет. Она захотела заболеть и заболела.
Тогда в Талгаре ходило поветрие болезни Боткина, и у неё начались рези в области живота, поднялась температура, открылась рвота, кожа стала почти насыщенного шафранного цвета в дымке природной смуглости. Воспоминания сохранили, как её забирали в больницу под неусыпное наблюдение врачей, а главное из этого места, где пришлось увидеть сон. Она стояла на сундуке в большой комнате и во весь голос орала благим матом, впрочем, без всякой истерики, а так - методично с перерывами на отдых, но на одной тянущей ноте: «Жи-и –во-о-тик… болит. Ой-ёй-яй… болит, жи-и-во-о-тик…». Вокруг бегала мама, собирая какие-то вещи, необходимые для госпитализации. В то время в больницах было довольно тяжело и с медикаментами, и с бельём, и другим прочим. Ещё у Галины было сосущее чувство расставания с матерью, пусть даже на самое короткое время. Почему-то она чётко знала – мама её не оставит, она будет рядом. И правда, мать девочки – Фаина Михайловна – одна из редких женщин, которая решила в свои сорок лет родить последыша, сделала всё от неё зависящее, чтобы быть рядом, как контактная, а затем и сама заболевшая желтухой.

_______

Месяц, проведенный в больнице, превратился в нудную череду похожих друг на друга дней – лежания в кровати, пока не разрешат встать, измерения температуры, показывания языка и живота то одному практикующему врачу, то другому.
В палате лежало четверо детей, среди них Галка была младшей. Общалась она с ними мало, зато они использовали ее в своих разноплановых играх в качестве молчаливого и все терпящего участника. Куда посадят, там и сидит, что скажут то и делает, но принять еще и разговорное участие в ролевых играх, заставить её было не возможно. К матери её не пускали, та лежала в коридоре напротив Галкиной палаты. Зато ощущение, что мама рядом не покидало, она слышала её голос через закрытую дверь, а вскоре наступило время, когда ей вместе с матерью разрешили выходить на прогулку в больничный двор. Их приходил навещать папа – Николай Савельевич, недавно уволившийся в запас со службы из органов МВД в чине майора.
«Чего хочет моя любимая доченька? Мой милочек, а?» -  спрашивал папа, и Галка решила воспользоваться своим законным положением больного ребёнка. Она весьма осмысленно и настойчиво пожелала большую куклу. В её воображении рисовалась замечательная кукла с косами и с закрывающимися глазами, в красивом вышитом платьице и в мягких красненьких башмачках. Она уже понимала, что такая кукла очень дорогая и поэтому просила именно большую, наивно полагая, что раз она видела самых больших кукол в магазине вожделённого образца, то никакой другой куклы большого размера быть не может. Папа к выписке из больницы обещал сюрприз, и в детской девчоночьей головке рисовался образ этой замечательной игрушки.
Первое разочарование и первое осознанное противостояние самой себе, своему интересу слилось воедино с солнечным осенним днем, когда папа принес в больничный двор большущую коробку и достал оттуда куклу-голыша из гулкой пластмассы. Галка чуть не захлебнулась от внутренней обиды, но не позволила себе даже закапризничать, потому что видела, что её папка ждет от неё радости и восхищения. И она из последних силёнок, через сдерживаемые слёзы восхищалась этим противным большим голышом-малышом, нежно прижав его к своей груди, как будто это и был предмет её мечтаний. Когда же мама и папа занялись проблемами сборов из больницы и собственными разговорами, оставив её посидеть на скамье у выхода одну, она, молча расслезилась – торопясь вылиться задушенной обидой  зорко при этом, посматривая по сторонам, чтобы не увидел папа.

Так из младенчества она переступила в отроческий период становления своей личности, изменившись сама того не замечая в качественном восприятии окружающей среды. Перестала отзываться на свои уменьшительные имена: Галка, Галчонок, Галусик. Теперь она была только Галина, Галя или Галь(ка). С этим последним своим именем её связывало ощущение прозрачной речной воды, перекатывающей мелкие камушки, несшейся быстрым потоком с горных вершин. Она любила бывать на реке Талгарке, благо они жили, снимая полуподвальное помещение у хозяев собственного дома недалеко от этой реки. Ей было уже семь лет, когда они переселились туда. Отец, как большинство бывших военных того времени не имел собственного жилья, да и супруга его в конце 30-х годов оказалась в ряду множества «детей врагов народа», посему на расположение непосредственного начальства в свой адрес он рассчитывать не мог. Был Николай Савельевич Новик настоящим Большевиком, именно вот так с большой буквы, партийцем справедливым, отзывчивым – потому как, сколько Галина его помнила, он всю свою жизнь помогал людям отстаивать поруганную справедливость, сам, не мало страдая от своих вмешательств в чужие судьбы.
Галина ходила в гости к реке одна, и река принимала её.  Лето, солнце жарит напропалую, а вода в Талгарке хрустально-искристая, кристально-чистая, льдисто-холодная до легкой пупырчатой изморози рук и ног позволяла купаться ей в маленьких изрытых шугой затончиках, где воды-то было чуть выше пояса до ощущения вибрирующей стылости. «Накупалась… И где только нырять умудряешься?» - встречала мама Фая свою дочь, видя её приходящую с мокрыми волосами и просинюшным цветом кожи. «Ага, мам, кишка с кишкой смерзлась» - с полнейшим восторгом отвечала та.

То лето было вехой эмоционального познания СТЫДА…

ПО СВОЕЙ СУТИ Галька была наблюдателем. Она никогда не чуралась одиночества, наоборот любила его. Ей всегда находились игры сам на сам. Методично продумывала сюжет, выбирала для себя роль и жила в ней с восторгом отождествления. Странно, но всегда к ней тянулись дети старше её годами, играли с ней с удовольствием, хотя Галька была не особенно разговорчива. С её версией игры соглашались всегда. Но в это лето ей получилось воспринять своим неокрепшим умишком целый пласт чувств, который она приняла как данность сокровенного не проговариваемого, тайного познания  сакральных плотских человеческих взаимоотношений. А еще ей довелось испытать опыт невыразимого стыда, познакомиться с раздирающим душу чувством совести.

«АЗ»

За большими тесовыми воротами своего двора Галька «доила корову» в цветистое  железное ведерко. Корова, «сочинённая» из привратной скамейки с подвязанной снизу веревкой пятипалой наполненной водой резиновой перчаткой была с норовом, и доить было трудно. И не потому, что молока не хотела давать, а потому, что при чересчур сильном дергании за импровизированные титьки из проделанных в перчатках дырок вода лилась не струйкой, потоком. Гальке то и дело приходилось подлезать на карачках под скамью и подливать «молока» в резиновое вымя. Дело это было хлопотное, но играла Галька с толком и делала всё как следует. Далее задумок для игры был еще целый вагон, но…
- Галь, Галька… Чё дурью маешься, пошли к нам с Валькой играть в «Дом». Мы тебе про «тык-дык» расскажем, обещали же. А ты придумай про принца и похищение, ага? А мы в «Доме» это поиграем.
Это была Нинка Демидова, совсем ещё недавняя знакомица и звала она играть в заманчивую игру, которую Галька узнала впервые. Главным было то, что все игрушки были самодельными и очень интересными. В обычных картонных коробках из-под обуви прорезались окна и двери, вешались всякие занавесочки - такие крохотные, симпатичные и получалась маленькая комната без крыши. Несколько коробок составляли «Дом», который обставлялся мебелью сделанной из спичечных коробков, упаковок из-под духов, пудрениц и всякой всячины. В этом замечательном «Доме» жили самодельные тряпочные куклы – махонькие, как раз по размеру меблировки коробковых комнаток. Куклы были не просто куклы – восторг! У них были чудесные кудрявые волосы из распущенных капроновых чулок, вишневые косточки, вшитые там, где надо - определяли женскую грудь, в общем, было на что любоваться. А какие Нинка нашила своей кукле  принцесские платья, и самое интересное, что Нинка смастерила даже куклу принца. Понятное дело ей было 14 лет, она столько всего знала. Гальке льстило, что её зовут большие девочки. Но она знала, почему её зовут, ведь она умела сочинять истории про принцев и принцесс, и про самую большую любовь. Галька в свои 7 лет помнила столько волшебных сказок, что совершенно свободно оперировала самыми разными сюжетами в игровых перипетиях «Дома». Старшие Валька и Нинка звали её с удовольствием, но когда в игре сюжет доходил до кульминации, когда принц и принцесса счастливо женились, девчонки прогоняли Гальку и доигрывали без неё. Она спрашивала – «Почему?», ей со смехом отвечали: «А дальше мы играем в «тык-дык», не твоих зеленых соплей дело». Что это за таинственный «тык-дык» Галька не догадывалась, но ей казалось, это нечто очень интригующее и интересное. Правда её смущало, что едва она уходила, как тут же минут через 5-10 Нинка и Валька выходили уже играть на улицу в прятки или штандр. Галька приставала к ним: «А вы доиграли?» - «Отстань, доиграли… вышли же на улицу». А сегодня её посвятят, ей расскажут. Конечно, она пошла.




«БУ»

Часовой розыгрыш сюжета, сочиняемого на ходу Галькой, близился к финалу. Вот уже из-за игрушечного  свадебного стола «убирались» наезжие заморские гости.
- А теперь торжественно - заявила Валёна – принц с принцессою пошли спать…
Девочки занялись приготовлением «престольной» постели, затем стали снимать с кукол свадебные наряды.
- Вот, Галь, гляди. Сейчас легла принцесса Альвина, а к ней идет принц…
Нина вытащила откуда-то иголку, вставила тряпочному принцу между ног и «повела» его в коробочной спальне к принцессе. Галька увидела, как глаза девчонок загорелись, заиграли. Лица раскраснелись, дыхание стало прерывистым, даже руки у Нинки, ведущие принца к принцессе, завибрировали легкой дрожью. Следующее действие заключалось в том, что иголку принца вкололи между тряпочных ног принцессе и так вот приколотых друг к другу Валёна накрыла кукол одеялком, придавила их несколько раз пальцем, сказав при этом: «Тык-дык, тык-дык…», и девчонки с удовлетворенным видом стали складывать игрушки в полном молчании.
- Зачем это?  Они же спать пошли… - Галька даже не договорила, потому что девчонки повалились на пол от гомерического хохота.
- Сопля глупая они ж е…ся, ребёночка делают – выговорила Валька, делая при этом «огромные» глаза. Галька спорить не стала, пожала плечами и подумала, что не все так просто. Мама утверждала, что детей берут у добрых ангелов или волшебников из разных там цветов, фруктов, на худой конец находят в капусте. А при чём здесь это матерное слово, употребляемое мужем их хозяйки квартиры тёти Физы?
Старшие подруги, видя Галькину реакцию, веселились ещё пуще, а затем приняли решение взять её в «большую игру», чтобы объяснить ей по настоящему, откуда берутся дети.
«Большая игра» творилась тогда, когда родители семьи Демидовых уезжали на весь день в Алма-Ату на барахолку. Тогда у Нинки собиралась почти вся улица, изнаряжали баньку под дом, на старом ларе-сундуке устраивался магазин, где продавались настоящие продукты, притаскиваемые детьми из дома - бутерброды, сахар-рафинад, тут же собираемые в саду смородина, вишня – все понемногу. Выбирали семью: отца, мать, детей. Часто формировалось две или три семьи, потому, что были нужны соседи, и начиналась «большая игра» по сценарию подсмотренных из реальности взаимоотношений между взрослыми. Ванька Смертин, например, всегда играл роль одиночки-дяди Пети, который то и дело присватывался к двум вдовицам, проживающим в их квартале. Ни одна из которых не смотрела на него всерьёз, потому как попивал холостяк частенько. Обе вдовицы не раз уже прогуливались на людях с украшением – подбитым глазом. По той вот причине не складывалась у дяди Петра жизнь. Ванька входил в роль просто мастерски, копировал с такой правдой жизни, что девчонки визжали от испуга, когда он разыгрывал очередной дядь Петин запой. Обычно собиралось от восьми до десяти человек играющих самого разного возраста. Самыми старшими были Валёна и Нина. Галька была новенькой в игре, младше её был только Нинкин братишка Серега. Ещё у Нинки были две сестры Любка семнадцати лет и Вера уже взрослая, собирающаяся замуж деваха. Иногда Любка курировала игру, направляя её в удобоваримое русло и разнимая заигравшихся до потасовок ребят. Но в ту игру, когда Галька впервые стала её участницей, Люба познакомилась с Галькиной старшей сестрой Людмилой.  Были они одногодки и у них возникли совсем другие интересы.

«КА»

В тот день играли в сватовство и замужество, так захотела Нинка, в виду недалекой свадьбы самой старшей сестры. Пятилетний Сережка был определен в женихи, потому как соседка Танюха, жившая следующим домом за Демидовыми и назначенная в невесты никак не захотела идти за Ваньку.
- Он дурак драться будет – заканючила она.
- Кто дурак? Я дурак, счас как вмажу…- взъярился Ванька и полез было в драку, но Нинка с Валькой тут же остановили прыткого до расправы мальчишку.
- Угомонись, Ванька, а то больше никогда играть не будешь.
Ванька тут же скис, но протестовать не стал, не потому что был младше Нинки, а по причине тайной, как ему казалось, влюбленности в свою рыжую пассию.
Вообще то сначала быть невестой, было предложено Гальке, но та наотрез отказалась: «Посмотрю сначала» с осторожничала она. Играли долго и запойно, весь день. Сосватали Таньку за Серегу, сыграли свадьбу к вечеру, половину детей разозвали родители. Остались самые верные, не раз проверенные Нинкой и Валькой участники «большой игры» и Галька.
Повели молодых в горницу, то есть прибранную под горницу баню, спать на полок. Валька постелила на полке старую замызганную простыню с сизым пятном от выцветшего сока вишен, велела Таньке лечь точно на пятно попой и снять трусы. «Зачем это Таньке?» - заприставала Галька. Тут уже серьезно взялась объяснять Нинка: «Ты счас увидишь, зачем…Муж жену е…ть должен, чтобы детки были». Дальше Нинка понесла совсем уж околесицу, так показалось Гальке, но на её глазах привыкший к своей роли Серега, играл-то не впервой, спокойно забирался на Таньку.
- Нинка, я седня штаны снимать не стану, писать не хочу.
А Нинка продолжала шептать Гальке на ухо про целку, про кровь и другое прочее. Гальке ошеломленной происходящим действом стало невмоготу рвотно. Почему-то со всей ясностью стало понятно, что сейчас нарушается какое-то табу, то чего она еще не в силах понять, и это что-то на самом деле прекрасно и не должно быть вот так омерзительно, как рассказывает с придыханием и прихихикиванием Нинка. Последней каплей стала Танькина реплика, вставшей уже с полка: «Че ты Галька, салага еще. Я вот уже даже Ваньке письку показывала, а он мне. У него большей, чем у Сереги пипетка». Галька, молча с навернувшимися слезами, развернулась и пошла с «большой игры». Ей вслед закричал Ванька: «Сикорявка, если Нинку продашь, пи…й дам». В «больших играх» она никогда затем не участвовала.

Азбука «ЖИЗН(ь)И»

А лето шло, близился конец августа. Папа поговаривал, что им должны скоро выделить казенную квартиру, и они переедут в конце сентября на другой конец Талгара. А еще Гальке предстояло пойти в школу, в первый класс. Это событие не вызывало у нее особенных эмоций, быть может потому что Людмила – её старшая сестра посмеиваясь над младшухой говорила ей: «Все Галина, в куклы теперь уже играть нельзя, растёшь. Смеяться будут в школе». Играть же в куклы, вернее в истории всякие с ними Галька любила очень. Она часами просиживала перед этажеркой, на нижних полках которой строила дворцовые залы из шахматной доски с фигурами и домино. У нее не было таких замечательных кукол как у Нинки, Таньки и Вальки. Шить она еще не умела, и смастерить себе игрушку не могла, а с девчонками, обещавшими ей тряпочную принцессу она больше во всякие «домашние» игры не играла. В лапту, штандр, прятки на улице – это, пожалуйста, но не более. А Танька и Валька частенько старались играть у Галькиных ворот на скамье – удобной и широкой, той из которой она когда-то мастрячила корову. Делали они это нарочно, пытаясь привлечь Гальку в игру, все-таки с её выдумками было интереснее, но та не поддавалась на провокационное поведение. Упрямо отстаивая свою позицию, не желая играть в этот дурацкий «тык-дык».
В середине августа, особенно густым от зноя днем, в самое жаркое послеобеденное время, когда улица словно бы вымирала, Галька слонялась сначала по саду, потом пошла до Танькиного дома. Не доходя, увидела, как Танька вместе с матерью с сумками в руках закрывали свои сенцы, этакую сарайного типа пристройку к входной двери, где даже пол был земляной. Повесив большой амбарный замок, они вышли со двора и отправились на рынок, как поняла Галька. А это значит, их не будет долго. У неё ёкнуло в груди от вожделения, ведь появилась возможность поглядеть Танькин «Дом» с куклами. Сенцы были щелястые, а Галька худая. Особенно большая щель находилась как раз рядом с дверью и тут же на угловых полках, расположенных одна над другой стояли коробочные хоромы с тряпочными куклами. И Галька заходила… Туда, сюда барражируя рядом со щелястой дощатой дверью, сбитой наспех огромными гвоздями, поглядывая то на амбарный замок, то на невесть откуда взявшегося дядю Петю, копошившегося у своего верстака. Улучив момент, когда дядя Петя ушел к себе, и совершенно не думая о том, что он наблюдал её походы, Галька протиснулась в узкий занозистый прогал сама не заметив как. И всё! Она погрузилась в царство игры, забыв обо всём на свете. Опомнилась только когда услышала, что дядь Петя отвечая кому-то проходившему на улице, сказал: «Да скоро уж придут, поди, три часа как ушли». Не думая  о том, что её увидят, как ошпаренная Галька вылезла наружу, зажав в руке Танькину принцессу. Выпучив от страха глаза, она принеслась домой и как угорелая стала носиться по дому. Она не знала, что предпринять. В голове роилось: «Ни за что не скажу, что лазила к Таньке и куклу не покажу. Пусть у меня остается. А потом, когда забудет, что у неё принцесса пропала, я её вытащу поиграть. Они увидят, что у меня тоже есть… Но, она ж узнает свою куклу. Что делать? А я её ножницами… волосы вон какие длинные, постригу её. Ноги чуть обрежу, нет руки, нет - ничего больше резать не буду. Жалко… и так не узнают, новое платье сошью». Схватила ножницы, обкромсала да залысин чулочные волосы, наскоро вырезала из клочка панбархата платье, приживулила в разных местах нитками и застыла, любуясь красотой СВОЕЙ принцессы. Успокоилась села играть, напрочь выбросив из головы перипетии происшедшего. А следующим утром было воскресенье, и мама была дома, а к маме пришли Танька и Валька. Танька зареванная, но боевая обвинила Гальку в краже. Фаина Михайловна никак не могла поверить в то, что говорили девочки. Ну не водилось за Галькой такого во всю её короткую жизнь. «Сейчас приведу Галю, и разберемся»- ответила она им. И Галька вышла на свою первую после запятой рождения в эту жизнь казнь. Стояла молча, держа в руке злополучную, настрадавшуюся тряпочную принцессу, похищенную ею самым неприглядным образом.
- Галя, дочка, откуда у тебя эта кукла? – спросила мама.
- Дали… и все – дальше у Гальки случился мышечный ступор, она не могла шевельнуться сама, матери пришлось разжать её ручонку, достать оттуда куклу и отдать её девчонкам.
- Как вам не стыдно, сами даёте девчонке куклу, а потом обвиняете. Бессовестные, до чего ребёнка довели. Вы же старше её, понимать должны…
Что ещё говорила мама, Галька уже не слышала. Она горько и тяжко разрыдалась. На неё обрушился СТЫД! СОВЕСТЬ терзала так, что она закатилась от рёва до полного шёпота и чуть не потеряла сознанье. В глазах почернело, она стала падать, мама подхватила её и понесла в дом. Галька ревела не оттого, что совершила воровство, она его ещё не поняла. Рыдала от стыда за маму, за любимую маму, которая поверила ей, заступилась за неё – Гальку. Поверила безоговорочно, а она не смогла сказать ей правду. Она совершила проступок недостойный маминой любви, от горечи этого осознания Галина свернулась в маленький содрогающийся от внезапного замерзания тугой комочек и… Вдруг внутри себя самой Галя почувствовала нечто большое и теплое. Она кинулась мыслью к этому большому, ласковому, прощающему ощущению и медленно, серьёзно с расстановкой произнесла там же внутри: «Ни-ког-да больше!» Была Галя уже одна, лежала на кровати, но тут она ощутила сильную мягкую, нежную ладонь, погладившую её по голове. В головенке прозвучал голос: «Будет плакать, спи, малышка». Будущая первоклассница – девочка Галя Новик уснула, а жизнь, улыбнувшись, повела её дальше.

СЧАСТЛИВО В ДЕТСТВЕ ЗАСЫПАЛОСЬ

Весна в Алма-Атинской области стремительна, как горный поток и так же как он звонко прекрасна, ажурно белопенна от цветущих садов, сбегающих по горным отрогам Алатау. Весенний воздух становится настоящим волшебным напитком, некой животворящей амброзией. Не дышишь, пьешь разлитые ароматы цветущих вишен, яблонь, абрикосов. Солнце быстро румянит до золотистого оттенка лица людей - молодых и старых. Улыбки цветут на лицах просто так, от хорошего настроения, от приближающегося первомайского праздника.
Жила Галька вместе с семьей в казенной квартире в двухэтажном доме по улице Ленина - 46, правда первый этаж их однокомнатной площади проживания  представлял собой полуподвальное помещение. Заканчивала 5-й класс в талгарской средней школе № 1. В тот год Министерство образования СССР ввело ежегодные переводные экзамены из класса в класс и ей вместе с сотоварищами по учебе предстоял первый в жизни экзамен по географии. Волнения не было, Галька вообще училась легко, редко заглядывая в учебники, пользуясь теми знаниями, которые получала на уроках. Учителя догадывались, что Галина не прилагает особого старания к изучению предметов, но доказать свою правоту самой ученице не могли, потому что у той были блестящие способности к интерпретированию ими же изложенной информации. Она не просто отвечала на уроках истории или литературы, она еще и импровизировала, выдавая свои умозаключения за прочитанные дополнительные материалы. Каким уж, таким образом, выходило, что она не попадала при этом впросак одному Богу известно. С более точными науками было посложнее. Тут уж приходилось перед уроками, когда интуиция подсказывала, что ее непременно спросят, на переменке заглядывать  одним глазком в учебник. Иногда так и не дочитав особо длинного изложения геометрического доказательства, будучи вызванной, к доске ей приходилось домысливать  прямо у доски, поражая при этом Павла Матвеевича Коваленко – их классного руководителя предметника по математике.
Галька никогда не гналась за оценками, хотя пятерки получать было всегда приятно, но на это требовалось время для сидения за учебниками, и она довольствовалась тем, что ей обычно ставили – «хорошо». Но первый экзамен – это всегда первый экзамен! Да еще география, которую в классе  недолюбливали из-за склочно-придирчивого характера педагога – Зинаиды Павловны. Она была женщиной обиженной судьбы, что и вымещала на детях своим отношением к ним, хотя предмет свой любила, только вот донести его до понимания школьников у неё не хватало таланта. К экзамену по своему предмету она начала готовить класс загодя, в основном не вспомоществуя объяснениями, а пугая детей репликами: «Бухрякова, додёргаешься у меня с Пальчиковым я вам на экзамене покажу. Все, все останетесь на второй год… А ну тихо сидеть! Новик, ты что уснула? Ишь, разгляделась в окно. Иди к доске отвечай, я уж постараюсь, чтоб тебе самый трудный билет на экзамене достался».
- Не достанется, Зинаида Павловна, у меня будет первый билет – брякнула Галька, выходя к доске отвечать. Она сегодня была не готова к уроку и потому вступила в перепалку с учительницей, зная что, вот-вот раздастся звонок с урока. Пока она шла, пока препиралась, звонок действительно раздался, и класс рванул волной на перемену. Перемена была большая, всем хотелось в буфет за коржиками.
На выходе из класса Гальку ждала подружка из параллельного 5-го А – Милка Масленникова.
- Галь, сегодня придешь ко мне играть. Ко мне Томка с Нелькой Дорофеевы – двояшки придут, познакомишься.
- Ага. Мамке только воды с дальней колонки натаскаю, а то у нас наша заглохла, там опять чего-то роют. Потом к тебе приеду на велосипеде.
- А давай я приду к тебе сразу после школы, помогу, и сразу ко мне.
- Не-а, ко мне Таньча Гутова придет, а она тебя терпеть не может. А что вы ругаться будете, а я смотреть?
- Она ж тебе помогать не будет, просто будет таскаться за тобой.
- Таньча нормальная девчонка, мне нравится, и ты про неё молчи. И вообще не надоедай, подумаешь, сестры Дорофеевы у тебя будут, знаменитости какие. Поют себе и поют. Я тоже пою не хуже их. В хоре кто запевает? Твои сестры или я?
- Ладно, ты приходи… Я же не хочу, чтобы мы ругались. Мне мамка моя говорит, что ты справедливая  и хорошая, поэтому тебя все наши пацаны слушаются. Галь, придешь?
- Слушаются потому, что я их колочу. А маме твоей спасибо, только я обычная. Меня папа учит быть нормальным человеком и всем помогать. Приду я.
Дожевывая, купленные в буфете коржики девчонки разошлись по своим классам. Была суббота, и после большой перемены следующий урок был последним, потому что четвертый – физкультуру отменили ввиду отъезда их учителя на соревнования со школьной командой волейболистов.
Все так и вышло, как планировали девочки. Галька, после того как натаскала воды на субботнюю мамину стирку и, распрощавшись с Танюхой, рванула на велосипеде к Милке. Та жила прямо у церквушки Святого Николая – чудотворца, рядом с мостом через Тополевку – не то большого ручья, не то маленькой речушки. Милкины родители достраивали помаленьку дом. Они уже жили в нем второй год, но дел было еще полно, поэтому для игры находились самые неожиданные места – вроде бы и в доме и в тот же момент на улице, потому как одна из стен нового пристроя еще отсутствовала. За оградой Милкиного сада, было маленькое церковное кладбище – дворовое захоронение при церкви, где были похоронены ранее служащие при храме священники. Гальку в играх с Милой привлекало еще и то, в чём она себе не признавалась, а именно это соседство с церковным двором и с самой церковью. Звала её церковь. Её – сознательную пионерку, в Бога неверующую, как она считала про себя после всех атеистических школьных проработок, неодолимо влекла к себе церковь. И Галька делила свое гостевание у Милки на две части – игра и посещение храма под самыми различными предлогами.
- Люд, Мил (нравилось Гальке делить имена на составляющие части, чудилось в этом нечто значительное), пошли в церковь, там, поди, бабушки опять полы моют. Мы пионеры, должны помогать стареньким.
- Галь, меня мама ругает, что я туда хожу, грозится в школу пожаловаться и на тебя и на меня. Говорит:  «Как это Галя такая славная девочка, а таскает тебя в церковь».
- А ты чё ей рассказываешь? Молчи, ты же целая приходишь, никто тебя там не кушает.
- Не, ей кастелянша ихняя, бабка Хивря доложилась, что мы тама бываем. Она мать ругает, что та от Бога отвернулась, а мы дети умнее её. Мать злится.
- Ладно, мы сегодня сходим последний раз, потом долго не пойдем. Она забудет. И бабу Хиврю попросим, чтобы больше не закладывала. Мил, а ты к экзамену готовишься? – перевела Галька тему разговора.
- Учу… попробуй тут не учить, папка чуть поддавши приходит и сразу: «Людка, где Канин нос? Живо к карте…». Мамка на него сразу: «Ты на свой погляди, потом на Канин. Свой-то уже отзреет того  гляди и отпадет как слива». Надоело…А ты тоже учишь билеты?
- Не хочу и не учу… Мне первый билет попадется, а я его и так знаю, когда нам диктовали вопросы я на них сразу себе ответила.
- Ты даешь. Мне Райка Бухрякова рассказала, как ты Зине Палне отболталась. Серьезно, что ли думаешь, что так вот повезет?
- А давай проверим, есть Бог или нет. Сегодня желание у иконы, что на аналое лежит, загадаем и посмотрим, сбудется ли? Бабки ж нам все одно талдычат: «Поцелуйте девочки иконку, желание загадайте…» Идёт?
- Давай, может тогда и учить не надо будет.
- Может не надо… Но ты Милка учи, у тебя то ли 13-й билет будет, то ли 31-й, а может между ними какой – с потолка болтнула Галька, в душе подхихикивая над Милкиной доверчивостью. Знала бы Галька, чем обернется ей Милкина доверчивость.
Убрав всю свою игровую атрибутику, девочки вышли через ворота, и пошли к церкви. Постояли в сторонке, оглядели улицу, чтоб не шло никого из знакомых. Знакомых не было, стояла жарынь под 30 градусов, такие уж весны в Южном Казахстане. Никого не углядев, молчком и быстренько юркнули в церковные двери. И как всегда на Гальку снизошла торжественность и ещё какое-то неопределенное состояние, которому она никак не находила объяснения. Ей просто становилось широко внутри самой себя, объёмно и глубоко. Находясь под куполом церкви, Галька затаивалась, разглядывая старинные иконы на стенах. Она вдыхалась всем своим миром в церковный воздух, пропитанный ароматом ладана. Церквушка была малехонькая, а ей она казалось огромной, но в этой огромности ей было уютно и славно.
Прихожан было мало, в основном люди старые, редко кто присутствовал помоложе, да и те были нездешние, не талгарские. Кто-то ещё стоял у батюшки – исповедался, остальные уже расходились после субботней службы.
Как всегда к ним подошла старушка, вручила тряпки и ведра с водой и расставила на две стороны церквушки мыть полы от стен к середине и так до самых дверей. Приговаривала он при этом: «Давайте, пионерочки, умненькие девочки мойте полы нам в помощь… и во славу Божию». Милка и Галька став на коленки, намывали полы в особую охотку, что по странности дома как раз делать особо-то не любили. Вскорости замелькала туда сюда бабка Хивря, и Галька, закончив мыть полы, одернув свой сарафанчик, подошла к ней.
- Бабуль, ты Милкиной матери про нас больше не говори, она в школу пожалуется. Мы пока долго не придем, потом опять будем… ты больше, пожалуйста не говори ей. Ладно?
- Ладно, ладно сердешные. Помолчу я. А вы приходьте, не забывайте нас старых, помощницы… И к Богу приходьте, Бог добрый, он всё-о сполняет, ежели чистым сердцем попросишь. Вы подьте счас к иконке-то поцелуйте, желание загадайте. Право слово сполниться. Ну, ну-ко…
Бабка Хивря подталкивала Гальку и подошедшую Милку к аналою. Галька пошла первой, в голове крутилось: «Бог-то, он наверно всё же есть. Да есть, конечно. Какой только вот он на самом деле? В школе, говорят предрассудок это, а на Пасху, почти все учителя яйца крашеные едят, оправдываются, что это просто традиция. А еще говорят, что целовать иконы вредно, заразиться можно туберкулезом» - Гальку передёрнуло и она так ничего и, не надумав с желанием, подошла к иконе, наклонилась к ней и едва коснулась губами, даже и не коснулась вроде, а просто протянула губы к лику Иисуса Христа. Отошла, но губы странное дело горели, как от огня. Галька облизала их, чувствуя как они пылают, подумала: «А не заражусь ни капли. Бабка Хивря вон какая крепкая, а целует каждый день. А я даже не целовала… или целовала». На Галькиных губах жил этот поцелуй, и ничего с этим нельзя было поделать. «Вот тебе и проверила – подумала она - даже не загадала ничего. Пусть бы и вправду первый билет по географии попался. Ну не попадется и ладно, всё равно как-нибудь отвечу».
Следующим понедельником Галька попала по Милкиной милости, как кур в ощип в следующую переделку. Милка под большим секретом рассказала девчонкам «ашницам», что Галя Новик из 5-го «Б» может сказать кому, какой билет попадется «по экзамену». Ей вот она сказала, правда не так уж, чтобы точно, но она Милка учит теперь с 13-го билета по 31-й. На большой перемене её донимали сначала «ашницы», а после уроков приступили свои «бешники» и мальчишки, и девчонки. И скептики, и верящие в разные гадалки на палочках, крестиках и прочих ерундистиках окружили Гальку и подзадоривали сказать всем кому какой билет учить. Скептики стояли так, на всякий случай, а вдруг, правда. Те же, кто верил, наседали не на шутку: «Скажи Галька, чё те стоит». Галька растерялась, сказала от неожиданности Бригитте Динкель и её двоюродной сестре Эмме Фрей какие-то номера и поняла… Дальше будет крах, не может же такого быть, чтобы она всем всё угадала, и она отчаянно старалась уйти от ответственности за свой брёх доверчивой Милке.
- Не могу я всем в один день сказать - крутилась она. И потом, надо так говорить, чтобы только по секрету, и чтоб никто друг другу ничего не говорил. И совсем точно не бывает, только примерно из нескольких номеров могу сказать.
С требованиями согласились, Гальку отпустили и со следующего дня установили очередь. А до экзаменов оставалось все меньше дней. Так вышло, что про Гальку узнала параллель восьмиклассников-выпускников, хотя школа была десятилетка, но некоторые после восьмого уходили в разные училища. Те тоже стали донимать Гальку на переменках, ну и дошло, конечно, до учителей. Гальке вычитали нотацию, бум уняли, посмеялись и забыли все кроме Зинаиды Павловны. Та злорадно предвкушала экзамен, ожидая Галькиного посрамления и справедливого возмездия.
Пришел день экзамена яркий, солнечный, как обычно жаркий, напоенный ароматом цветущей сирени проистекающий из расставленных на экзаменационных столах букетов. На экзамене вместе с преподавателем присутствовал представитель из ГорОНО. Сей факт, придавал экзамену еще больше страху. Никто не хотел идти первым, боялись. Вышла за двери класса Зинушка и сказала: «Ну, давайте, кто пойдет? Если никто, то по списку один с конца, другой сначала. Па-а-шли…» Заплакал Сашка Хапсалис, он страшно боялся получить двойку, отец сказал, что если Сашка плохо сдаст, тот его выгонит из футбольного клуба. А футбол Сашка любил очень. Подошла к нему Таня Васильева шепнула что-то на ухо, и странное дело тот успокоился, вытер слезы, и они шагнули в двери. Далее всё пошло своим чередом, тут же выстроилась очередь следующих. Галька не торопилась, ей было немножко тоскливо: «Сейчас начнут выходить и будут приставать ко мне, почему им попался не тот билет…И Зин Пална смотрела на меня коброй» Ребята выходили и….никто до Гальки не докапывался, наоборот Васька Небылица, который еще не заходил сдавать подошел к ней и спросил:
- Слышь, Новичиха… Ну, это, Галь а мне скажи какой попадется?
- Тебе-то зачем, ты ж не верил? Отстань.
- А ты не знаешь что ли еще? Хапсалис вытащил билет, что ты ему угадала, а Василихе ты точно не говорила, но и она вытащила по твоим словам от 8-го до 15 го….
- Какой? – не утерпев спросила Галька.
- 10-й. Ну, скажи мне, Галь…
- Отстань Васька, а то последний вытащишь.
- Ну, ты брось, я до него не дошел даже…
-   Ну и доходи, иди
Их перепалка прекратилась, потому что вышла Зинушка увидела Гальку и ехидненько так спросила: «Новик Галя ты готова вытянуть свой первый билет?»
- Ага…Уже иду.
-  Небылица ты зайдешь следом.
Зашла, поздоровалась с представителем из ГорОНО, это был пожилой лысоватый дядька в белом щеголеватом пиджаке, и пошла к столу. Зинушка шла сзади, обошла Гальку, когда та как вкопанная остановилась у стола, села и сразу принялась что-то писать в большом разграфлённом листе, лежащим перед ней. А Галька стояла у стола и молчала. Наконец Зинушка подняла голову:
- Что стоишь истуканом, тяни билет.
- Зинаида Павловна, что вы так на девочку, она волнуется.
- Волнуется она, как же Виктор Моисеевич. Она весь класс с панталыку сбила своими предугадалками и сейчас надеется стоит, что вытянет первый билет. Тяни, давай Новик.
- Не волнуйся Галя, возьми билет, назови нам его и иди, готовься отвечать.
Галька разозлилась на себя, шагнула, протянула руку к самому крайнему лежащему на столе листку взяла его, не глядя в листок, повернулась и пошла к партам.
- Новик, назови билет.
- Первый – буркнула Галька просто из упрямства. Зинушка подскочила за Галькой дернула её за рукав белой блузки, остановив при этом нахальную ученицу, посмевшую так себя вести. Вытащила из Галькиной руки билет, перевернула и с торжественностью, погасшей на полуслове, произнесла:
- Билет номер… первый – удрученно отвернулась от Гальки и пошла к столу. Галька, услышав такое, тут же пошла вслед за Зинушкой, и пока та добиралась до своего стула, подошла к географической карте, взяла указку и, обратившись к представителю – Виктору Моисеевичу сказала:
- Буду отвечать без подготовки. Вопрос первый – географическое положение… Галька отвечала с вдохновением и с той особой цветистостью словосочетаний, которая была свойственна именно их географине-Зинушке. Гороновский представитель слушал с удовольствием, задал пару дополнительных вопросов и попросил перейти ко второму. На втором опомнилась Зинушка и тоже стала задавать дополнительные вопросы, да еще в таком множестве, что Виктор Моисеевич недовольно морщился и, не выдержав, остановил распалившуюся экзаменаторшу: «Довольно, я думаю. Ответ на отлично, видно, что Галя знает географию. Она отвечает уже целых 15 минут»
Вышла Галька почти счастливая, ей поверилось во всё разом, ведь она вытащила этот первый билет. Вот только бы ещё и у остальных получилось. Как ни странно, но получилось почти у всех. Даже Васька Небылица, получив четверку, поблагодарил Гальку и сказал, что надо было бы раньше подойти, тогда бы он этот 31-й выдал бы по первое число.

Лето перед шестым классом пролетело пестрым калейдоскопом дней. В начале сентября при городском ДК открылась балетная студия. Туда производился набор детей от 7 лет до 12 –и. Поскольку Гальке  и было 12 лет, она решила попробовать себя в балете и самостоятельно прошла отборочный конкурс. При некоторой нескладности своей широкоплечей фигурки прошла она этот конкурс неожиданно легко, сказалась её удивительная пластичность и гибкость, да ещё чувство ритма. Музыку Галька понимала, ощущала и могла выразить её движением, поэтому любимыми её занятиями в танцклассе стали свободные вариации, состоящие из батманов, плие, туров под музыкальное попурри, которое выдавал их аккомпаниатор. Нина Кузьминична – балетмейстер души не чаяла в двух своих лучших ученицах – Свете Лутченко и Гале Новик. Они стали  её ведущими солистками. Галька занималась балетом, пела в школьном хоре запевалой, солировала в вокале и в танцах на школьных олимпиадах художественной самодеятельности вплоть до девятого класса. Получала грамоты и призы к ним - сочинения литературных классиков, в то советское время конца 60-х, начала 70-х годов лучшим подарком была книга.
Уже в этом возрасте, перед своим тринадцатилетием Галька заметила странное к себе внимание со стороны мальчишек одноклассников. Сашка Пальчиков симпатичный улыбчивый пацан приходил к её дому целое лето вместе с Вовкой Кимом и пропадапали под окнами допоздна. Галька стояла у своего крыльца ведущего в низ, в сенки их двухкомнатной квартиры, состоящей из кухни и горницы, или сидела на скамейке у дома, а мальчишки, стоя перед ней, болтали всё, что придет в голову, похваляясь своими подвигами – кто на какое дерево залез, какое из них насколько выше. Галька, конечно, уже понимала, что есть такие чувства, как любовь, знала, что кто-то кому-то может нравиться особо сильно, но к себе этого никак не относила. Когда сосед Сашка Иванов сказал ей, что в неё пацаны влюбились, она просто перестала выходить к ним на улицу, боясь, что над ней просто насмехаются. Не считала себя Галька красавицей, по тем понятиям, по которым она определяла для себя настоящую красоту. Во всех же волшебных сказках влюблялись в красавиц, поэтому ей и чудился подвох со стороны мальчишек. В действительности же Галька была очень даже симпатичной девочкой. Большие слегка раскосые зелёные глаза, четкий рисунок бровей. Лицо круглое с полными чётко прорисованными губами, улыбчивая той милой незатейливой улыбкой с долей застенчивости и озорства одновременно, что придает симпатичной с высокими скулами физиономии влекущее очарование. Да, не красавица, конечно, но как раз с той самой таинственной изюминкой, что как магнитом притягивает противоположный пол. Плюс ко всему независимый, чуть задиристый по отношению к ним мальчишкам характер. Каким-то образом Галька проникала в мысли и настроения одноклассников мужеского полу и могла определить, даже не придавая этому значения кому из них требовалась помощь на контрольной или кто за кем в классе приударял и собирался предложить «подружить». Этим последним она помогала объясниться как бы ненароком, выступая в роли ходатаицы перед своими подружками за стеснительного страдальца.  Что же касается самой себя, то у неё и в мыслях не было, что, и она сама может стать объектом мечтаний кого-нибудь из одноклассников. Общаясь с пацанами, она затем давала девчонкам пищу для размышлений, рассказывая тем о разговорах якобы ведомых по поводу той или иной героини мальчишеских рассуждений. Она даже не понимала, что попросту врёт своим одноклассницам, придумывая различные эпитеты и определения, якобы сказанные в  конкретный адрес мальчиком, который нравился именно этой девочке. Галька чувствовала, что это именно так и вдохновенно порола отсебятину. Долго это продолжаться не могло. Мальчишки никак не могли понять откуда девчонки знают об их настроениях и намерениях, пару раз передрались друг с другом, подозревая в своих рядах болтунов. Но Райка Бухрякова, обидевшись на Гальку за то, что та ей не подтвердила, что она нравиться по её размышлению Ваське взяла и выложила тому, что Галька рассказывает им девчонкам всё про них мальчишек. Мальчишки сначала искали в своих рядах трепача, докладывающего их разговоры Гальке, не нашли. Тогда просто разозлившись на неё, решили ей отомстить – вызвали на переговоры девчонок и, порасспросив, что говорила им Галька, отпёрлись от всего. Да и отпираться было не от чего, ведь они и вправду ничего подобного не говорили, они только терялись в догадках даже перед друг другом, как и откуда Галька могла знать про них столько всего такого, в чём они боялись признаться даже себе.
 Девчонки, оскорбленные в своих лучших помыслах, в бурной обиде кинулись жаловаться классному руководителю Павлу Матвеевичу. Что тому было делать? Да ещё в то самое время, когда моральные принципы пионерского слова и долга, совести и чести, и прочей выспренно идеологической воспитательно-догматической зашоренности были превыше простого доброго слова. Но ведь то, что происходило - были обыкновенные сплетни и пересуды, Пал Матвеич только удивлялся, как одна девчонка могла так переругать ребят с девчатами, а тут ещё стало известно, что Галина, будучи пионеркой, почти каждую субботу после школы  ходит в церковь с подругой из паралельного класса Людмилой Масленниковой. Та жила буквально рядом с церковью. На педсовете Павлу Матвеевичу поставили это на вид и сказали побеседовать с девочкой, если не поможет, то тогда «уже будем разбирать на совете дружины вашу пионерку».
Вот на следующую субботу Павел  Матвеевич собрал классный час после третьего урока из одних только девочек. Пацаны уже знали – Гальку Новик будут судить. Никто из них не ушёл, ждали, слонялись и висли под окнами аудитории, где всё происходило. Им было видно, что Галю Новик вызвали к доске, она и вышла – встала напротив среднего ряда парт, завела руки назад и сцепила их там, вперившись взглядом в противоположную стену.


Между тем Павел Матвеевич даже не знал с чего начать. Решил подвести исподволь Галину к осознанию содеянного. Чего содеянного? Того, что девчат с мальчишками перессорила или того, что в церковь бегает? Подумал и начал с того - каким должен быть пионер, говорил о том, что Бога нет и настоящим пионерам не пристало ходить в церковь, тут он спросил,
- Галина ты понимаешь о чём я говорю? – Галька мотнула утверждающе головой, но смолчала, стояла, отквасив губы и почти не смаргивая, смотрела мимо девчонок всё в ту же противоположную стену. Затем Павел Матвеевич задал вопрос, -

-  Галя, что ты говорила девочкам от имени ребят?
Галина тягуче молчала… А что было говорить? Виновата, куда деваться.
- Она, она… у меня ножки, как бутылочки. Брехала, что это Васька сказал, - не выдержала Раиска Бухрякова.
- Говорил такое Вася? – спросил Пал Матвеич.
- Не-а… он думал так, а сказала я…
- Так ты мысли Васины знаешь? Отвечай всем, Галя – требовал ответа классный руководитель, - Понимаешь ли ты, что врёшь или фантазируешь? – смягчился учитель.
- Чего ты достигнешь в жизни со своими выдумками? Тебе никогда, никто не поверит, ты будешь изгоем социалистического общества. На тебя будут показывать пальцами и считать плохим человеком.
Галина угрюмо молчала. В голове не было мыслей, вернее одна билась пульсом, - Скорее бы это кончилось… Ну и чё… а ну их всех… - она присутствовала в классе, слушая пламенно-патриотическую речь Павла Матвеевича, ощущала презрительные взгляды одноклассниц, но ей не было стыдно, ей было тягостно противно, но не стыдно.
Вылезла с речью Галя Перицел, - Надо объявить ей за враньё бойкот. Никто не будет с ней разговаривать, правильно Павел Матвеевич?
- Ты согласна Галина с тем, что говорят твои одноклассницы? Ты больше не будешь им свои выдумки за правду выдавать?
Галина покивала головой, - Да, дескать…
- Нет, пусть она скажет, что врала  – настаивала Перицел, - Она же говорит, что я никому не нравлюсь… Во-ат…
Галька опять закивала головой.
- Вот, Пал Матвеич, видите, видите… Опять она сказала, что я ни кому…- И Перицел Галя расплакалась.
В классе воцарилась тишина, в окна подлезая на выступающий фундамент школы, заглядывали мальчишки.
- Галя, это правда, что сказала… тьфу, ты… ну ладно уже, - Поняв комичность ситуации, классный руководитель уже не знал, как достойно выйти из этого дурацкого судилища, тем более что Новик Галина стояла с надутыми губами и никак не сопротивлялась сыплющимся на её голову обвинениям.
- Ты с бойкотом согласна? Десять дней с тобой никто не будет говорить, посмотрим, что ты ещё придумаешь. Всё. Можете идти.
Класс зашумел, загрохали крышки парт, девчонки достали свои портфели и пошли по домам. Классный руководитель вышел последним, не взглянув на осужденную. Галина взяла свою сумку и пошла из школы. До дома её провожал эскорт мальчишек и всю дорогу допытывались, что ж там было на классном часу. А на улице было такое яркое и жгучее солнце! Впереди учёба в шестом классе, осень только ещё вступила в права. Просто невозможно было ощущать горести и печали, их выметало из души невидимым солнечным ветром.  Галина шла улыбалась и молчала. Чтобы хоть как то активировать Гальку Сашка Иванов выхватил из её рук портфель, но она глянула на него и продолжила свой путь домой. Около дома второй Сашка Иванов, которого кликали для различия Шуркой отобрал у своего одноимёнца и однофамильца портфель Галины и вложил ей в руки. Кивнула, открыла калитку и вот она уже дома.
В понедельник в школе было всё как обычно. Галина отвечала у доски на всех уроках, учителя словно сговорившись, вызывали её к доске. По всем пяти  она получила пятёрки. Её старались задеть невзначай, кто-то слегка подтолкнёт, кто-то, с кем-то громко разговаривая, отмечал факт решения, - Да мы с Новичихой ваааще не будем говорить, с ду-урой этой!
Галина молчала и сидела за партой примерной ученицей. В её взгляде учительница русского и литературы Валентина Григорьевна заметила  не детскую отрешённость и поделилась с Павлом Матвеевичем, - Не перегнули палку-то? – Посмотрим – ответил он ей.
Следующий день ничего нового не принёс, но все учителя не давали Галине продыху, - К доске… Новик!
Галина отвечала и получала, как ни странно… отлично!
Уже на пятый день была контрольная по физике, Галине кинул записку  Юрка Мухаметшин, - Дай списать! Горю… - И,  получил решение варианта. На переменке он кинулся к Гальке, - Ой, Новичиха… Спасибо, а то у меня четвертная горела. Те шоколадку купить за это? – Галина любила шоколад, это даже не то слово, она не признавала никаких других конфет, кроме шоколадной «Белочки»,  дорогих трюфелей и «Алёнушки» в плитках. Но… Галина глянула молча на Юрку, отодвинула его с дороги и ушла. Потом был диктант, и Галина помогла Талгату Калкенову своему соседу по парте исправить ошибки, и он небывалое дело получил пятак, который закрыл его двойку по русскому. И опять Галька не стала ни с кем говорить. На следующий понедельник на физкультуре уже все пацаны вились вокруг Галины, кидали ей мяч, она принимала и продолжала играть в волейбол с самым серьёзным видом, ни разу не улыбнувшись. Вечером ребята позвали из девчонок одну только Галину в кино, но она не пошла. Девчонки тоже пытались говорить с ней поодиночке и группами, но та молчала. Прошло десять дней… Все уже старались разговорить Галину, но она молчала. Класс притихал, когда она отвечала на уроке, слушал её голос. Молчала Галька целый месяц, и странное дело в классе выросла успеваемость, все кто хотел так или иначе расположить к себе эту чудачку, подтянулись за ней в учёбе как по волшебству.
На педсовете все отметили педагогический подход Павла Матвеевича к  своему классу, а самое удивительное было совсем, совсем потом, спустя четыре года, из этого класса вышло  четыре золотых медалиста и кто его знает, что здесь сыграло свою роль – талант классного руководителя – отличного математика или та давняя история с дисциплинарным взыском Галины Новик? Но на том же педсовете опять встал вопрос с посещением пионерки Гали в церковь. На что Павел Матвеевич ответил, что донёс до своей ученицы все моменты, но видимо нужно подойти построже к этому вопросу и одобрил вызов Галины на совет пионерской дружины.

Совет пионерской дружины – это было событие в том 1968 г. На совете решалось всё, что касалось жизни советского школьника. Его порицали за двойки и пропуски в учёбе, пионера наставляли на путь истинный в поведении, создавали тимуровские команды – это те, что по Гайдару, обвешивали свои дома консервными банками в качестве телеграфного оповещения и бегали затем «по наду и не наду» на короткие и длинные детские сборы. На тех яростных и горячих сборах принимались решения борьбы со всякими классовыми явлениями, противоречащими уставу пионера. А уж если кого из октябрят не принимали в пионеры – это был Позор, когда же исключали из пионеров – Позор был ещё больший. Но дворовые, уличные пионерские отряды были по сравнению со сбором дружины – так себе игрушка для ребят. Сбор дружины включал в себя совет дружины в состав которого входили старшая пионер-вожатая, обычно это была молодая учительница, только окончившая вуз (или заочница), ребята – пионервожатые с пятого по седьмой классы и председатели пионерских отрядов, организованных в каждом классе. На совете дружины могли и поощрить школьной грамотой за успехи в учёбе и даже грамотой ГорОНО.

Вот и пришёл срок Галькиной расплаты – вызвали её на совет дружины. Странное дело, но она даже и не предполагала по какой такой причине это вдруг произошло. Училась Галя легко и свободно, имела похвальные грамоты за окончание классов, в школу ходила без пропусков. О том, что её могли вызвать за «враки» она и вовсе не думала, инцидент был исчерпан, наоборот –  мальчишки без конца приставали к ней с расспросами, а  что там думают про них девчонки, ведь тем она всё про них рассказывала, а вот им не желает. И уж если она не начнёт им рассказывать про девчат, то они все пойдут на совет дружины и заложат Гальку как врушку-парушку.
- И идите, и говорите, только ничего вы от меня больше не добьётесь.
- А чо ты, Галь так… девчонкам про нас всё выложила, а мы чо их хуже?
- А чо все отпёрлись от моих рассказок? Слабаки, что ли ча? А щас им давай доложи… Всё, отъехали лисапедом.
Галька старалась говорить по мальчишеской «фене», чтобы верняком отстали, да и свою осведомлённость в их словечках показать.
Так и отступились, но любопытно было всем, зачем Новик вызывают на дружину. Председатель класса Галя Перицел помалкивала, только усмехалась величественно и ждала дня совета дружины. И он пришёл – этот день субботы, когда после четвёртого урока Галина отправилась в пионерскую комнату на заседание.
Пионерская комната находилась в отдельно стоявшем маленьком домике – избе, находящейся  на территории школьного двора со стороны чёрного выхода из школы, туда и отправилась Галка. Вошла в небольшие сенцы, поправила пионерский галстук на груди, одёрнула юбочку и шагнула в горницу так называемой пионерской комнаты.  В центре стоял большой длинный стол, к торцу которого был приставлен другой стол поменьше, образуя собой букву Т, покрытую  красным ситцем. В трёх стенах избёнки было по два окна и в пионерской комнате было светло и радостно. На стене противоположной  от двери между окнами висел профильный портрет четырёх вождей пролетариата – Фридриха Энгельса, Карла Маркса, Владимира Ленина и Иосифа Сталина. В так называемом красном углу стояли в специальных подставках знамёна –  шёлковое кумачёвое с серпом и молотом знамя СССР, бархатное, но тоже густого красного цвета – школьное. Лежали на тумбочке, притулившейся к знамёнам два барабана и два горна, те самые атрибуты, под звучание которых проходили пионерские сборы и марши различного значения. Вдоль стен стояли стулья вперемежку с тумбочками на которых были расставлены различные поделки, к примеру  на одной из них был макет того самого ленинского шалаша в Разливе, на другой – макет Рейхстага, где маленькие картонные солдатики воодружали знамя над его куполом, а на третьей красовалась выставка шкатулочек и вазочек, сшитых из  цветных открыток. Под профильным портретом вождей висели полки с книгами по пионерской тематике, альбомами с фотографиями сборов и других школьных мероприятий. Сама избёнка, отданная под пионерскую комнату была сложена из брёвен и в  стенах  было набито множество гвоздей, на которых висели тематические плакаты по созданию и структуре октябрятских звездочек и пионерских дружин. Всё было как в любой советской школе. И состав совета дружины был, как и везде – старшая пионервожатая, председатели классов и вожатые октябрятских звёздочек. На совет дружины приглашали учителей тех классов, ученики которых были вызваны на заседание. Бывало, присутствовали завуч или директор школы.
Галина вошла и увидела, что столом сидят уже почти всем составом председатели классов, входящих в совет дружины, старшая вожатая не хватало только директора школы. А ещё в торце стола стояли два стула и на одном из них сидела Людмила Масленникова или просто Милка – её подружка годом помладше и её только ещё будут принимать в пионеры в октябре этого года. Удивилась, но как поняла второй стул стоял для неё и она подошла к нему, остановилась. Старшая вожатая Люсьена Владимировна подсказала ей,
- Садись Галя. Ждём только Иосифа Моисеевича – директора и, начнём. Очень уж ему хочется на тебя посмотреть, ему брат его Виктор Моисеевич порекомендовал обратить на тебя внимание.
Галька села и тихо спросила у подружки,
- Мил, а ты зачем здесь?
- Вызвали, сказали и батю позовут, но я упросила не звать. Он жеж тако потом взгреет, а я ещё и не знаю за что.
- Ага…- хотела Галька продолжить диалог, но тут вошёл в пионерскую комнату директор школы со словами,
- Ну, та-ак-с начинаем. Что у нас девочки натворили, что совет дружины собрать надо было?
Сел рядом со старшей вожатой во главе стола, поставил локти на стол и подпёр ладонью подбородок.  Дядька он был золотой – добрый, умный и исключительно влюблённый в свою работу. Поэтому средняя школа № 1 в городе Талгаре славилась своими преподавателями и особенно учениками. Из его школы даже троешники сдавали экзамены в высшие учебные заведения.
Люсьена встала и торжественно произнесла, -
Совет дружины считаю открытым, протокол заседания ведёт ученица 6 Б класса – председатель этого класса Галя Перицел и она же первая выступающая. Слово предоставляется…
Но тут Иосиф Моисеевич, взглянув на свои часы, взяв за локоть старшую вожатую, потянул её сесть на стул, а сам встал и заговорил, -
Если совсем вкратце, то я в курсе содеянного девочками и хочу их спросить – во что вы верите Мила и Галя в свою партию и пионерскую дружбу или…
- Мила ещё не принята в пионеры – громким шёпотом перебила директора Люсьена.
- Так ведь будет  …или вы девочки верите в Бога?
В комнате стало тихо. Все, сидящие за столом переглядывались между собой и напряжённо думали.
- Галя, что скажешь? – вопросил директор.
- В дружбу я верю и в партию нашу тоже, а Бог здесь при чём?
- Интересный ответ. И главное с вопросом. И всё-таки, Мила, а ты?
- Я чего… я верю, как Галя – уцепилась за Галькину руку Милка, - и ну, и всё.
- Так, вы Люсьена Владимировна занимайтесь дальше вопросом, мне потом доложите, а я убедился в том, что девочки они хорошие и всё поймут. Так что, если и вынесете порицание, то не думаю, что слишком строго их надо наказывать. А я пошёл. У меня урок физики в десятом – факультатив, так сказать.
Директор ушёл, Галька с Милкой облегчённо было вздохнули, ведь сказал Иосиф Моисеевич, чтобы сильно не наказывали. Вот только вопрос странный задал директор. Люсьена дала слово Гале Перицел.
- Ребята, мы все пионеры и нам как пионерам нельзя верить во всякие старорежимные бредни (слово – старорежимные – было выговорено с особой тщательностью, а как же – слово то, взрослое) Я хочу сказать, что Бога нет и верить в него нельзя, а Галя и Люда очень часто ходят в церковь по вечерам. И как сказали соседи Люды Масленниковой, выходят оттуда поздно и довольные. У меня всё. Я дальше писать буду.
- Та-ак, и что скажете на это девочки? – Люсьена строго на них посмотрела и продолжила
- Галина, ты уже пионерка, как же так? Скажи кто у нас настоящий пионер, какой он?
- Пионер – всем ребятам пример – ответила Галька и повесила повинную голову.
Далее старшая вожатая долго и нудно вещала и тимуровцах, о самых лучших пионерах, которым надо подражать и держать на них направление. Потом опять задала вопрос –
- Так и кто у нас пионер, девочки?
Галька отвечала и за себя, и за поникшую Милку и, ничего лучше не нашла, что снова не повторить,
- Пионер - всем ребятам пример!
- Ты издеваешься? - взвизгнула Люсьена.
- Нет, Люсьен Владимирна – затараторила Галька, - Мы с Милкой старались пример показать, и делали тимуровское дело.
- Это как? – опешила вожатая.
- А нас… а мы… и вот бабушкам надо помочь, старенькие. Мы полы там мыли и моем. Помогать надо же всем стареньким. Мы и показывали пример.
Галька выпалила это единым духом, а про себя подумала, что не скажет ей, что они с Милой целовали иконки и просили пятёрки у Бога. А Бог же и давал им пятёрки, а Он всё равно есть. Но об этом не спрашивают, а если спросят, Галька была готова сказать правду, что есть. Но видимо интерпретация пионерского постулата – пионер-всем ребятам пример – так огорошила старшую вожатую, что она быстро закруглила заседание, вынеся вердикт, что девочки вели себя по пионерски и сегодняшнего заседания в науку им достаточно.
Галина с Людмилой шли домой несколько оглушённые самим событием совета дружины и обсуждавшегося там вопроса. Подошли к дому Милы, но заходить не стали, спустились в овражек рядом с домом, там протекала речушка Тополёвка. Уселись на тёплые камни, разулись, опустили ноги в горную холоднючую воду и разговорились.
- Галь, а почему ты не стала говорить, что Бога нет? Я так испугалась…
- Мил, Бог есть, точно говорю. Мне папка подарил книжку «Забавная библия», там один лист идёт из Ветхого Завета, а следующий всякие тётьки с дядьками всё это трак-ту-ют, папа так сказал. Ну, берут и по-всякому это врут и смеются. Вот Мил, я почитала и выдрала все листы этих веселух. Книжка стала тоньше и интересней. Там разные истории – про Моисея,  Юдифь и Исуса Христа. Хочешь дам читать?
- Не-а, не надо – папка зашибёт, коли найдёт. А так наверно интересно же?
-Ага. Главное про Бога, что он есть. Ты только молчи об этом, но знай и всё.
На том девчонки и порешили.

(роман в работе, продолжение следует, как нагрянет Вдохновение с Музой)