Cantate verum!

...И эту зиму мы перезимуем.

На подступах, самым тёмным месяцем года, всегда страшно перед грязно-серой глыбой городской зимы. Но время отъедает у календаря числа - день, два, неделя; гости, прогулки, новая музыка в старом плеере, новые миры таятся в коробке с акварелью.

Конец года - мир пахнет еловой хвоей и антресольной пылью; а январь - это уже предчувствие новой весны. В феврале пишется партитура марта, апреля и мая, но май подхватывается летом, он уже юное лето, с очами ясными и ямочками на щеках.


 А в последние дни самого неприкаянного и беспокойного месяца - февраля, когда партитура написана и разложена на пюпитре, и оркестр замер в предувертюрной тишине - тогда ветер гонит по выцветшему небу обрывки вялых облаков, похожих на больничную вату, тогда кровоточат погибельной сыростью стены старых домов. И тогда, в ночь с февраля на март, когда заснешь тяжелым сном, оставив нараспашку окно, тогда зазвучат первые её звуки, Симфонии Весны...


...И как знать теперь, чем я буду счастлива в грядущую весну?

Я отчего-то вижу себя в автобусе, что едет по дамбе в Кронштадт, а из раскрытого окошка долетает запах моря, очнувшейся после холода земли, и дыма, там почему-то всегда пахнет дымом.

В голове моей будут разные мысли, которым я буду улыбаться, какая-то своя радость и свое утешение будут и на тот день. А потом, наверное, я куплю себе самокат, или вовсе - велосипед, буду ездить на нем на работу. На какую - не знаю; где я буду, кем, и какие сны, песни и миры родятся тогда. Но у меня будет обязательно звоночек на велосипеде и веселые лужи под его колесами; и город, вечно заплаканный дождем, будет удивленно улыбаться серо - голубым небосклоном, словно не ожидая, что его приласкает солнце.

А потом, совсем потом, у меня появятся красные лаковые туфли - вот уж совсем глупость, зачем они мне? Но и с ними произойдут свои истории: задушевный трёп в кофейне, обсуждение планов на воскресенье, ой-стой-смотри-чего-я-нашла - это в траве звезда лежала, с купола Троицкого прилетела, а вон, смотри, в листьях на дереве еще одна, а к стене дома вон прилипла, о, да всё в них!

На всякий день будет своё "не знаю, что делать", и своё "Господи, спасибо!", и город будет вечно заплаканным и вечно утешенным, а я собираюсь быть юной и счастливой ещё много-много лет!