Данный голос 3

        Рождение тети

– Ну что, родственница, созрела, кажется? Знаешь, я тебя буду называть тетя Ия,  даже лучше просто Иячка –  больше соответствует моему умилению твоим  многозначительным видом, заслоняющему даже нашу с тобой разницу в возрасте.
– Да называй, как хочешь, откликнусь, в кабинете мы вдвоем только, но насчет Ии здорово придумал. Все сходится: Ия.  Знаешь, я очень рада твоему появлению. Ты мне очень нужен.
– Рад стараться во благо… Во благо чего? Ладно, обсудим позже.  А ты не боишься уморить читателя на первой же странице? Ведь ты, например,  не научена писанию диалогов, что тебе никогда и не требовалось. А читатель любит диалоги.
–  Буду стараться. Но диалоги – это аранжировка уже готовой мелодии. И вообще,  бывают раскладыватели текста на диалоги.  Меня вот нанимали на написание диссертации,  оказавшейся в солнечном Таджикистане.
– Не смеши. Если тебя, отчего-то, волнует тема интеллектуальных негров, то так и скажи. Но, во-первых, не к месту, а во-вторых, мне это действительно не интересно. К потреблению готового продукта технология его изготовления  прямого отношения не имеет. Кроме того, я подумал,  профессиональные диалоги в твоем писании будут смотреться точно также, как фирменные пуговицы на кустарной вещице.
– Значит, обойдемся неброскими пуговичками. А потом есть вторая вещь. Диалоги – это такие ленивые ступеньки с крохотным шажком, в бесконечной, с различными изгибами, лестнице. Как, например, в Ливадии, в парке. Но такие лестницы все-таки, через час прогулки приведут тебя к морю (или к дворцу) как если бы ты лез (или спускался) напрямую по вытоптанным тропам, минут за 10.
–  Иячка, не увлекайся.
– Я и говорю, что  изложение экономит время читателю.
– Да уж, моя дорогая. Сильно так экономит. Особенно,  если по прихоти  автора, по всей тропе вдруг вырастают всякие поваленные стволы и валуны –  отступления и всякие, там  метафорические навороты.
– Не будем о стихийных бедствиях.
-- Да я боюсь, что ни одного читателя у тебя не найдется никогда.
– Ну, уж один-то, точно найдется.
– Кого ты имеешь в виду?
– Ты знаешь.
– Не губи здоровье близкого человека. Слушай, а ты в своей книге всех и все будешь называть своими именами? И свой родной город, конечно? Быстренько  окажешься  у знаменитого, теперь, дома, а там «смотрите, мол, вот я какая! Смотрите, кто меня называл привнученной внучкой, и кто мне подарил золотой крестильный крестик».
– Уговорил. Не буду.  Моим родным городом, по крайней мере, поначалу, будет подмосковная Коломна.
               
– Глава первая: «Домик в Коломне». Оригинально. Да и, кроме того, ты в Коломне никогда не была. Как же с миленькими, узнаваемыми реалиями?
– Я еще не завтра собираюсь помирать. Вот и повод, чтобы собраться в Коломну. Ну и  потом, все старинные подмосковные города – родные братья. И вообще, не собираюсь    отрабатывать делянки «детство», «отрочество», «юность». Это все мое, и  в памяти и в осознании своей жизни – вечно меняющиеся мозаики калейдоскопа.
– Итак, поток. В своем утлом челночке ринешься через его водопады. Давай, тебе не привыкать – вытащат, обсушат, обогреют. Великая  преодолевательница. Что в таких случаях говорят – знаешь сама. А я исчезаю не благословляя.

                Объяснения родственнику

– Стучишь, однако. Из коридора слышно твое спотыканье.
– Привет. Ты же  дал понять, что у меня не появишься. И что это за одиозное «стучишь»?
– Господь с тобой. Вся одиозность данного глагола отшелушивается быстрее, чем это могло вообразить ваше поколение. Демократия делает неинтересным множество сюжетов. Наше поколение выбирает другие. А пришел я потому, что в голове созрел убийственный аргумент – ко всем твоим «….ительницам», прибавится еще одно: «представительница дамского писательства!» Наверное, это остановит тебя в деле перевода чистой бумаги в макулатуру.
– Нашел чистую. – Обратные страницы черновиков диссертации, бланков и анкет, заказанных мне за бесплатно  незабвенным Ленечкой в незабвенном 1984.
– Чего-й-то тебя потянуло на политическое ретро – «1984», «Ленечка», «застой», «перестройка. Добавь «1991», «1993». Представляешь политически-активную часть электората?
– Не толкай меня в эти дебри, ты же знаешь, я с удовольствием, хлебом не корми, про политику порассуждать лишь дай. Все мы на кухнях свое «политическое» красноречие оттачивали.  Но сейчас не то что скучно стало, а как-то  тоскливо. Но август  91-ого нас в демократических рядах засек, а своего сынулю могли бы не увидеть долго, он  незадолго до московских событий оказался в Польше на  встрече студентов - паломников с Папой Иоаном II. 20-го получаем телеграмму Ich bleibe in Poland. Благо, к октябрю семейные тревоги рассосались, а что политические чаяния  день ото дня  - по мере «отдыха» притомившегося лидера улетучивались.… Знаешь, все чаще песенку вспоминаю: «Мы так вам верили, товарищ Сталин…» Подставляй любого, кто золотую рыбку власти поймал в волнах народного энтузиазма, все сойдется.  Можешь начинать с Великой французской революции. А в октябре прошлого года – подумать всего полгода каких-то – была на Колыме, политические раскаты, собственно, мы москвичи, по телевизионной картинке и доносили до местных. Сложилось впечатление, что  события в Москве, их  особо не трогали.  Вообще–то, я медик, а не биолог. Вся политика – это биология членистоногих. Про членистоногих, заметь не я, какой-то завалящий политик сам высказался.
– Грубо. Политики прикрывают  указанные  части дорогими костюмами, да и представительницы твоего пола встречаются в этой нише. И, как известно, всеми такими делами занимаются социологические науки.
– Социология заканчивается в группах социума, где в разных разведениях, но присутствуют нормы морали. И давай этой планиды не будем  касаться никогда. Я от своего определения не отказываюсь.
 -- Иячка однако… тебе не кажется….  не смогу сейчас  толком сформулировать. Может ли что тебя сподвигнуть..

-- Сподвигнуть? Какое неуместное слово. На что сподвигнуть?
-- На какой-то решительный пересмотр своих заключений.
-- А что-то не так?
-- Даже не знаю, хотя  твоей социологии нет, а политиков никто не отменяет, и они без всякой морали, но что-то свое политическое вытворяют.
-- Какая глупость меня в эту сторону сейчас толкать.
-- Иячка, а может случиться так, что для тебя это не окажется глупостью?
-- Пока никогда в таком ключе не думала. Неужели ты не почувствовал, что сейчас занимают иные проблемы..
--  Так сказать, максимально приближенные к телу и душе.
-- Да, ничего дурного в этом не вижу – нормальный трудный переходный возраст – да, да, предстоит вот..
--Подвести предварительные итоги. Ну, хорошо. Но ты принципиально допускаешь, что возможна  такая «ревизия»?
-- Ой, отстань, пожалуйста – поживем – увидим.
--Ловлю на слове – а что, действительно интересно – этак лет через двадцать.
-- Ты с ума сошел? Что, я 20 лет должна сидеть в этом пустом кабинете…  69лет – кошмар!  Не то, что о политике…
-- Там вопросы, конечно, могут встать интересные. Но, давай с тобой придумаем такую вещь, когда  мы уже все сегодняшнее твое обсудим – постараемся потом разморозить   кое-какие сейчас побочно образующиеся продукты нашего совместного, не побоюсь сказать, творчества.
 -- Да ты вовсе непростой малый, мой дорогой. Здесь как-то узнала о книге, которая писалась автором 50 лет. Я думаю, что ровно этот принцип им и использовался – периодического обращения к ранее  задуманному. А  здесь каких-то 20 – чем черт не шутит. Посмотрим. Но больше меня не отвлекай – в моей памяти и вовсе  год 1984 
 А год «1984» действительно проистекал, и Ленечка Арбисман ублажал всех диссертантов, бегая по типографиям. Заметь – он бегал, и денежки в типографии бухгалтерия перечисляла.
 Ты еще что-то насчет  «дамского»  проехался – спору нет. Все вторичные половые признаки выдают меня с головой. Но,  могу заметить тенденцию к их нейтрализации.
–  Ну, во-первых «не усыхай себя без нужды» – как поется в одном знаменитом романсе. И тенденция к нейтрализации весьма грустна, Иячка. А во вторых – нельзя же так подставляться – «с 1984-ым годом»  - неужели гениальный Оруэлл, да и вообще всякое брожение  общественной мысли не может опрокинуть  одной куцей  мыслишки – «Ой, я старею, а в 84-ом  без всяких таких забот  готовилась к защите» -  не проведешь. Твое  дамство, если  и не сверхценно для тебя, в чем еще не разобрался, то, во всяком случае… .
– Ну и гордись, что пока имеешь полноценную, во всех отношениях родственницу, которая в этой жизни ни кем другим, увы, быть не может.  И к моему писанию, конечно,  подходит норматив гендерности. Но, деточка, возможны не только  вариации, но и существенные отклонения по закону 3-х сигм в женском писательстве. Если в месте среднеарифметической величины у дам всегда  стоит кровать, то на периферии изложения увидишь много общечеловеческого ценного.
– Самое общечеловеческое, как раз то, что в твоем вариационном ряду занимает центральную позицию. Спят по одному  либо несчастные, либо старые. А чтобы ты ни имела в виду под другими  ценностями – не суть важно. Да, все ходят в одни и те же дома присутствия,  обходятся одним набором продуктов. Но восприятие, и тем более, отображение с изображением – наиболее фундаментальный половой признак.
– Кто бы спорил. Но я не собираюсь ни отрекаться от естества, ни подделываться под сильный пол – «Я такая, какая есть» – Превер бессмертен.
          – Господи! – об этом ли речь. Оставайся, цвети и пахни, как фиалка. Но не пиши.
– Всем можно, а мне нельзя. Вот придумали, и у нас появились тоже, издания – конфетки удобного формата, с яркими обложками. Едешь в метро, и видишь, какую они доставляют сладость, уткнувшимся в них. И, между прочим, почти на каждой, портретик дамы, то ли переводной, то ли соотечественницы.
– Да уж не зависть ли?  Ты,  Иячка, доктор медицинских наук, и мне ли тебе объяснять этот чисто медицинский феномен. Человек у нас кто? – открытая динамическая система. Такая система существует на условиях постоянного обмена с внешней средой не только различными  материальными веществами…
– Да, да  – внешняя среда человеку – колбасу, а человек внешней среде…
– Переработанную колбасу. Остроты по этому поводу оставь дошколятам. Но  все устроено именно так. И человеку  для обмена с внешней средой  нужно иметь все необходимые  приспособления, и всегда, пока он жив, они должны быть в рабочем состоянии.
– Понятно. Теперь ты будешь говорить  об информационном обмене. Для своих 28-ми – ты неплохо образован. Мне эта мысль пришла в голову существенно позднее, когда обнаружила, что  принятое мною за яркие фантики к конфеткам, на деле  оказалось выводком  цветастых чудовищ. То, что они маленькие да уютненькие, их чудовищной сути не меняет. Они заползли даже на мои книжные полки. И знать не знаю как. Любовно – криминальное чтиво. С втягиванием – страница, за страницей в перипетии сюжета, а в конце, обязательная ухмыляющаяся улыбочка автора (авторши): «А кто слушал (читал), тот дурак» – из детской приговорочки.
 Потом, правда, поостыла и поняла что  времяпрепровождение за такой «книгой»,  это  не что иное, как биологическое тестирование  на  включение. Помнишь, постукивание по микрофону перед концертом: 1, 2,  3, 4…  Действия, работы еще нет, но все приспособления включены.
–  У человека такое автоматическое тестирование проходит постоянно. Ему посылаются сигналы: работает блок восприятия, работает блок концентрации внимания, включена рабочая память – все работает, можно приступать «к усвоению»,  усвоив же –   можете  творчески развить усвоенное, выдать свой собственный интеллектуальный продукт.
 Задумано очень симпатично. И цель этой задумки – именно такая –  получение нового интеллектуального продукта, отдаваемого во внешнюю среду.
– А может это, тоже будет переработанная колбаса.  Поэтому, наверное,  по сравнению с подобным дреком, недоиспользование «имеющегося  ресурса», зло меньшее.
– Вполне возможно. Но  любое производство чревато долей брака. Расчет же  другой  – пренебрегая этим браком, получить истинное,  ценное.
– В одной миллионной части случаев.
– Конечно! Вполне  принимаемая  вероятность. У нас, кстати, будет повод еще поговорить о принципе избыточности, «имеющего место »  в устройстве жизни: «На, возьми, сколько  хочешь того-то и того-то, но  сотвори, хотя бы в  одной миллионной доле то, что  нужно мне – жизни.
 В яичниках  каждой женщины заложены 300000 яйцеклеток, чтобы хотя бы из одной появился младенец. Я уже не говорю о мириадах  мужских хвостатеньких  клеточках,   99,999 % которых  оседают, как говорили «не знамо где». Более того, к  условию, чтобы  исходного было много, прилагается  нечто приятное, в качестве крючка.
– Понятно, что хочешь сказать. В твоем примере – это либидо, оргазм,  родительский инстинкт.
– Вот, вот.  Идем дальше. Чтобы человек добровольно что-либо проглотил, пищевой комок должен иметь некую характеристику в степенях «вкусно».  А чтобы человек заглотал при тестировании на включение, что-либо информационное, оно (это информационное) должно иметь характеристику в степенях «интересно». Вот на это «интересно» и работает  целая туча.
– Правильно. И женской братии очень даже вольготно там. Ведь  и  до, и вместе с этим «книгописательством», существовало и существует родственная разновидность подобной информации – сплетни, отвечающая критерию «интересно», и использующая, как раз  специфику женского восприятия и отображения с изображением, упомянутые тобой.
– Поэтому ты  так настоятельно отговариваешь меня от моего писательства? Я, правда, ненавижу сплетни,  и  не хочу плодить цветастые чудовища.
– Скажи, лучше, не умею. Тяжелый случай. Передохни,  умерь  пыл, отвлекись. Кстати,  а давай  махнем в Коломну. Тем более что грядет Пасха. Клянусь в течение ближайшей недели  не провоцировать тебя  на диспуты.