Единица измерения души

  В сознании каждого обязательно присутствует некое мерило, помогающее
оценить самого себя с человеческой и нравственной позиции. Для этих целей судьба посылает нам людей и события, которые его порождают и оставляют в пожизненнное пользование. И неважно – вырос ты в своих собственных глазах или остался прежним – «тебе всегда будет очень-очень плохо, даже если всем вокруг хорошо». За исключением лишь одного прискорбного случая, когда тебя покинула твоя совесть. 
   Мы жили друг от друга в двух кварталах и потому ходили в одну  школу, наши отцы работали на одном предприятии и вместе возвращались с работы домой. 
   Лида была из  немецкой семьи, из двойни. Сестра её – сероглазое ангелоподобное существо -  была похожа на мать, а Лида – копией отца, за что была им крепко любима и взлелеяна. Но, не будучи привлекательной,  Лида отличалась кротостью, стеснительностью и подавленностью. Не вертелась перед зеркалом, одевалась, чтобы не бросаться в глаза.
   Я гордилась разительным сходством с отцом, но в отличии от Лиды, была нелюбимой дочерью. Мы с ней жили как-то параллельно, встречались изредка в силу соседства. Я занималась спортом. И могу совершенно точно утверждать – она присутствовала на всех соревнования, в коих я принимала участие, улыбалась счастливой улыбкой моим победам и тихонечко уходила из толпы болельщиков отдельно от меня.
  И однажды ушла надолго. Прошли пять лет моей учёбы в ВУЗе, три года работы в качестве молодого специалиста по выбранной специальности.
  Потом в судьбе произошёл резкий поворот, и я – в прошлом механик-технолог, занялась программированием. Начальником отдела программирования был мой одноклассник, втравивший меня в это дело, а в числе программистов уже несколько  лет была Лида.
  Так вдруг наши судьбы вновь пересеклись. Она никак не изменилась – ни характером, ни внешне. Как-то обыкновенно помогала мне постигать азы программирования, но ощущалось, что она существует среди нас, но как-то отдельно.
  Мы, впятером, приняли установленную ею дистанцию и не пытались её сокращать. Когда Лида попала с аппендицитом в больницу, мы, сослуживцы, решили её навестить.
 Это стандартно определённое мероприятие организовалось силами двоих, близкопроживающих от больницы и меня – её соседки с другого конца города.   
  Первые двое быстро откланялись, а мы с Лидой дотемна побродили по больничным аллейкам.
  По выходе из больницы Лида робко стала тянуться ко мне. Через улицу от места нашей работы жил её брат, женатый на сдобной украинке, уравновешенно-жестко воспитывавшей четверых детей.
  Их простое жильё содержало благодатную  ауру и его было жаль покидать.
В родительский дом к ней я попала единожды в связи с кончиной её отца. Было внове видеть другой ритуал совершенно иного действа.
  Лида подошла к нам, сослуживцам, попросила подождать до последнего поминального стола, когда она села с нами вместе. По-христиански трижды опорожнила рюмку и, уткнувшись в моё плечо, беззвучно заплакала.
 Мой свитер быстро впитывал её горькие горячие слёзы, намокая до локтя.
 Мне было её жаль, но толстой своей кожей и чёрствой, наверное, душой я не ощущала её потребности моего ответного тепла.
  Когда  выносили моего отца, я не могла плакать. Присутствовавших на похоронах рассмотрела только потом, на фотографиях. В момент ритуального действа они были каким-то сплошным фоном, на котором я увидела только Лиду, как в одноликой толпе болельщиков на соревнованиях. С той лишь разницей, что она, как и в кончину своего отца так же тихо и безутешно плакала.