Северные королевства, нашествие и... глава 8

                Ч а с т ь 2
                " ПОХОД В СТАН ВРАГА"


                Глава VIII


                « ...И пошли они до городу Парижу.
                Бредут лесами темныма, лезут горами высокима.
                В городах концерты давали, с большим успехом.
                Так до Парижу и доправилися...»

                из м/ф «Волшебное кольцо»


         –     Это самый приличный постоялый двор в нашем городе, – уверял хозяин трактира своего гостя, разглядывая замысловатый герб на груди его сюркотта, для вящей наглядности своих аргументов положив ладонь себе на грудь. – Чистота, порядок, всегда свежее постельное белье. Да спросите хоть у самого войта – вон его дом, прямо через дорогу.


         При этих словах владелец постоялого двора «Под сенью Рутеранского орла» кивнул в сторону окна, выходящего на центральную улицу города. Улица эта была такой же грязной и ухабистой, как и остальные, отличаясь от них, разве что, шириной. На её противоположной от трактира стороне высилось, выделяясь среди соседних строений своей унылой серой монументальностью, большое двухэтажное здание, похожее скорее на крепостной каземат, нежели на жилой дом. По-видимому, местные архитекторы не утруждали себя изысканностью при проектировании этого сооружения, отдавая предпочтение исключительно простым, надежным и прочным, хотя и лишенным благолепия конструктивным решениям. А может, это войт был человеком параноидально подозрительным и ждал в любой момент осады своего семейного гнезда.
         –     Так что лучшего заведения вы не найдете, сэр рыцарь, даю вам честное слово, – настаивал хозяин постоялого двора. – Не сойти мне с этого места.


         Рыцарь немного постоял в задумчивости, оглядывая мрачное полутемное, но действительно чистое помещение трактира, с редко расставленными в нем грубыми деревянными столами и скамьями, потом пошарил рукой под полой своего шерстяного плаща, вытащил оттуда тускло блеснувшую серебряную монету и положил её на стойку.
         –     Хорошо, любезный, – согласился гость. – Мне нужны две комнаты. Со мною путешествуют две дамы. Это мои кузины и я буду очень признателен вам, если нас не станут беспокоить понапрасну, потому как мы очень утомились в пути.

 
         Хозяин постоялого двора глянул на монету и брови его подскочили ко лбу, а лицо приняло уважительное выражение.
         –     О! Прибыградская крона, – почтительно пробормотал он, тут же ловко нырнул рукой под стойку и проворно выудил оттуда два ключа. – Ваши комнаты наверху, прямо напротив лестницы,  сэр, – благоговейно улыбаясь сообщил он, указывая рукой на ступени, ведущие на второй этаж. – Располагайтесь и ни о чем не волнуйтесь. Вас никто не побеспокоит.
         –     Я могу рассчитывать, любезный, – снова обратился рыцарь к трактирщику, забирая со стойки ключи, – что ужин мне, и моим кузинам подадут в наши комнаты?


         Лицо хозяина постоялого двора сделалось скучным, он посмотрел куда-то под стойку, потом на монету, лежащую перед ним, и глубоко вздохнул.
         –     М-м-м, видите ли, благородный сэр рыцарь, вообще-то обслуживания в комнатах у нас нет... – начал он скорбным голосом.


         Рыцарь, не дожидаясь окончания фразы, вытащил из-под плаща и бросил на стол еще пару монет. Лицо трактирщика снова выразило глубокое почтение к гостю.
         –     Ужин подадим в номер, как только прикажете, сэр рыцарь, – подобострастно кивнул он, торопливо сгребая деньги и убирая их в невидимое снаружи пространство под стойкой.
         –     Мне нужна пара носильщиков к карете, – коротко потребовал новый постоялец и, развернувшись, направился к выходу. Уже у выхода из трактира, взявшись за кольцо, игравшее роль дверной ручки, он обернулся и добавил. – Моя карета стоит у входа на постоялый двор.
         –     Кароль, Мартин! – с готовностью крикнул трактирщик. Из подсобки в зал тут же выскочили двое худых и длинных молодых парней, одетых в портки, длинные льняные домотканые рубахи ниже колен, подпоясанные  бечевкой и короткие шерстяные свитки. На ногах у обоих были грубые кожаные башмаки. Трактирщик исподлобья строго оглядел нескладные фигуры своих работников и скомандовал. – Идите-ка во двор. Там стоит карета, её хозяин покажет вам, что нужно принести в его комнату. И давайте, поторапливайтесь!
         –     Не извольте беспокоиться, хозяин, – лениво откликнулся один из парней, тот, что стоял ближе к стойке, с хрустом почесывая что-то, запустив руки в портки. – Будет исполнено в лучшем виде.
         –     Живее, недотепы! – гаркнул на них трактирщик и оба работника почти бегом удалились в туже дверь, в которой минутой раньше скрылся рыцарь.


         Через некоторое время оба парня появились снова, уже в сопровождении вышеупомянутого рыцаря. Натужно сопя, подмастерья тащили огромный сундук, каждый держась двумя руками за массивную ручку, со своей стороны. По их красным от натуги лицам и по тому, как отгибались в стороны под тяжестью груза их тела, можно было заключить, что сундук был весьма и весьма тяжелым.


         Вслед за носильщиками и новым постояльцем мимо хозяина заведения проследовали две женщины, в дорогих бобровых шубках и не менее дорогих собольих шапочках. Трактирщик не мог сказать наверняка, как они выглядели и какого были возраста, так как обе кузины рыцаря прошли мимо него, низко склонив головы и, не останавливаясь, торопливо поприветствовали его легкими кивками головы.


         Затем вся процессия проследовала на второй этаж. При этом лестница под ногами у Кароля и Мартина так жалобно заскрипела, что хозяин постоялого двора даже испугался – выдержит ли она столь внушительный вес. Но лестница выдержала, и сундук благополучно попал в комнату по месту своего назначения без происшествий.


         Когда оба подмастерья покинули комнату, усиленно разминая натруженные тяжелым грузом руки, трактирщик совсем было собрался идти из-за стойки на кухню – вечерело и следовало поторопить кухарку с ужином, ведь скоро должны были появиться посетители. Однако молодые повесы-подмастерья остановили его. Горохом попрыгав с лестницы, они почти бегом подскочили к стойке и вкрадчивыми голосами стали наперебой рассказывать хозяину о новых постояльцах и их транспорте.
         –     А карета-то у них, никак, парчой отделана! – сообщил один из парней, рыжий, лопоухий, с наивным веснушчатым лицом. У него были, светлые, словно водянистые, глаза и смешной, похожий на пятачок поросенка маленький носик. – И всюду тама позолота сверкаить. По всему видать – гости непростыя. Поди ж ты, с самой Кармии, со столицы едуть, не иначе! У нас в округе таких-то транспартов и нету ни шиша. Даже у самого войта!
         –     А девахи-то, девахи! – понизив голос почти до шепота, вторил ему другой работник - темноволосый кудрявый кареглазый юноша. Под его красивым прямым носом уже заметно темнел пушок наметившихся будущих усов. – Как оне с кареты, значитца, выходить-то стали, дык я чуть эта, сундук на ноги не уронил! Хозяин, я таких барышень, лицом-то красных, да и вообще... я эта, значитца, даже во сне не видывал! Это ж просто страсть! Вроде девки Вертулы из «Красных фонарей», тока еще, эта, намного лучче!
         –     Ты-то откуда знаешь насчет фонарей? – удивился трактирщик.
         –     Да бывал, эта, пару раз, – густо краснея, промямлил парень, стыдливо опуская глаза.
         –     Ладно, слюни подберите, прелюбодеи сопливые, и марш на кухню! – подвел черту под этим разговором хозяин постоялого двора, а про себя подумал, что, пожалуй, отнесет ужин постояльцам, самолично.
         

         Ему захотелось воочию оценить внешность кузин этого заезжего рыцарька. В том было отнюдь не простое любопытство. Трактирщик, за свою долгую жизнь, уже насмотрелся вдоволь на всяких женщин: и на шлюх, и на благородных дев, и на кривых, и на страшных и горбатых, и на красивых и стройных. Этим, справедливо считал он, удивить его было совершенно невозможно. Зато в уме хитрый деляга держал реальный шанс заработать неплохие деньги. Дело в том, что войт города Ордисс, по имени Мельдер, второй год живший вдовцом, последнее время, как бы между прочим, неоднократно уже намекал, что в случае, если в окрестностях их славного города обнаружиться хоть одна приличная незамужняя дама, то первый, кто сообщит о  ней, получит десять золотых рутеранских гиней. Пройти мимо такого предложения предприимчивый человек, а именно таким и считал себя хозяин постоялого двора «Под сенью Рутеранского орла», пройти просто не имел права. В ушах пожилого трактирщика уже зазвенели золотые гинеи, ссыпающиеся к нему в карман, и он мечтательно улыбнулся своему воображению. С этими внушающими оптимизм мыслями, трактирщик еще раз бросил беглый взор на двери комнат, занятых приезжими постояльцами и пошел на кухню, откуда уже доносился лязг кастрюль, неясные голоса и веяло аппетитным запахом готовящейся пищи.


        Виктор осторожно выглянул из приоткрытой двери своей комнаты, убедился, что ни наверху, ни внизу никого нет, быстро вышел в коридор, запер свой номер на ключ и тихонько постучался в соседнюю дверь.
        –     Кто там? – услышал он приглушенный преградой голос Энджи.
        –     Это я, – представился Виктор. Тут же послышался звук приближающихся шагов, отодвигаемой со скрипом щеколды и дверь слегка приоткрылась. Он не медля прошмыгнул внутрь и снова заперся на задвижку.
        –     Ты думаешь, нам что-то угрожает? – спросила своего компаньона блондинка и недоуменно посмотрела на него. – К чему вся это конспирация?
        –     Так, на всякий случай, – неопределенно ответил Виктор и вспомнил, как восхищенно уставились на девушек носильщики у кареты. Особенно тот темненький кудрявый паренек с пушком под носом, обозначавшим будущие усы. Этот юноша вообще с гостий глаз не сводил, чуть не сверзился даже, вместе с сундуком, запнувшись о ступеньку возле входной двери. – Вообще, вся эта помпа, карета, платья вот эти ваши... Мы пока до границы доберемся, нас точно либо гробанут, либо...
        –     Либо что? – кокетливо улыбаясь, уточнила Бетти, не дождавшись от собеседника окончания фразы.
        –     Ничего хорошего, – хмуро буркнул Виктор и решительно добавил. – Тут у нас совсем не Прибыград. Значит так. Ужин я в номер заказал, чтобы лишний раз не светиться в местном обществе. Вы бы, кстати, переоделись во что-нибудь попроще, а то публика тут может быть всякая, не ровен час еще ограбят. Видали, в какой дыре мы оказались?
        –     А как называется этот город? – поинтересовалась Энджи.
        –     Ой, город. Тоже мне... Ордисса, кажется, – ответил Виктор. – Находится под управлением местного войта по имени Мельдер, который живет напротив нашего трактира в двухэтажном тюремном каземате. А вообще, это владения некоего барона Вортигерна. Сам барон предпочитает жить в замке, который, как я понимаю, расположен где-то неподалеку.
        –     И когда только ты успел всё это разузнать? – удивилась Бетти.
        –     Пока вы томились в карете, – пояснил Виктор. – По всей видимости, местные достопримечательности в виде помоек и колдобин на дорогах привлекают столь мало путешественников, что хозяин сего заведения, за умеренную плату, конечно, согласится быть и гидом, и историком, и вообще кем угодно, лишь бы только получить лишнюю монету от посетителя.
        –     Понятно, – кивнула брюнетка.
        –     Скукотища тут, – вздохнула Энджи, расшнуровывая верхнее платье. – Едем, как две куклы в коробке.
        –     Что поделать, – пожал плечами Виктор. – Куклам нужно сохранить упаковку. Поэтому, пока не доберемся до Церестры, вам желательно особо нигде не высовываться. Мне совсем не улыбается, если какой-нибудь темпераментный холостяк или молодой повеса влюбится в одну из вас, а то и в обеих сразу – при вашей внешности я такое вполне даже допускаю. Что тогда прикажете делать?
        –     Хм, подумаешь, нашел проблему, промурыжим его немного, забавы ради, да и пошлем к чертовой бабушке, не солоно хлебавши, всего-то и делов, – тут же нашлась Энджи, а потом попросила. – Бет, помоги, пожалуйста. Что-то там этот шнурок застрял на плече, мне не видно... ага, вот тут, спасибо. Давай, я тебе тоже расшнурую.


        Виктор с удовольствием понаблюдал, как его спутницы помогают друг другу освободиться от верхних платьев. Он всё еще не привык к новому имиджу своих компаньонок, и по-прежнему обалдело восхищался их обольстительной внешностью.
        –     Как у тебя, Энджи, все просто получается, – Виктор наконец-то оторвал свой взгляд от девушек и к нему вернулся дар речи. – А если это будет какой-нибудь благородный охламон? Это ж дуэль, как минимум, если у него власти не хватит меня просто в тюрьму засадить, а вас силком под венец определить скоренько. Ну, или в наложницы, опять-таки, не особо интересуясь вашими собственными планами. Вещь, между прочим, вполне вероятная в этих диких краях. Так что нам желательно, чтобы всё было потихоньку, как говориться, без шуму и пыли.


        Сказав так, он развернулся, чтобы пойти к себе.
        –     Ну не уходи, Витя, – заметив это, взмолилась Бетти.
        –     Да, побудь еще немного с нами, – поддержала её Энджи. – Давай поужинаем вместе. И так весь день не виделись – мы же все время в карете сидим. И вообще, между прочим, воспитанный кавалер должен развлекать дам беседой. Ну, или балладами каким-нибудь, или стихами, там, я не знаю.


        Услышав эти слова, Виктор обернулся и с интересом посмотрел на блондинку.
        –     И откуда ты это взяла, Энджи? – усмехнулся он.
        –     А ты думаешь, мы просто так в монастыре две недели сидели? – заговорила вместо неё Бетти. – Нас там этикету учили, ну и всяким разным другим придворным тонкостям. Это, дорогой мой, целая наука. Кто к кому должен первым подойти, как к кому следует обратиться, где кому сесть.
        –     Вот-вот, – поддакнула блондинка. – Согласно этикету кавалер должен даму развлекать. Так что давай, присаживайся, сэр Виктор, проявляй галантность.


        Он послушно прошел в комнату и сел к столу, на единственный имевшийся в комнате стул, который, вместе с располагавшимся у окна добротным столом, двумя кроватями и грубой вешалкой с небольшим потемневшим медным зеркалом в углу, у входа, составлял всю обстановку довольно обширной комнаты трактира. Неброский интерьер дополняли серые побеленные стены, которые прерывались с одной стороны дверью, а с другой, расположенной напротив – большим окном с узким деревянным подоконником в одну доску. Окно это выходило на все ту же унылую грязную и ухабистую центральную улицу города.
        –     Договорились, – охотно согласился Виктор. – Только уговор: я травлю анекдоты и байки, а вы учите меня манерам. А то я в этом этикете валенок-валенком. Иногда, даже стыдно становится за свое невежество.
        –     По рукам! – хором воскликнули девушки.
        –     Ты начинаешь, – первой сообразила Энджи.


        Виктор посидел несколько секунд, любуясь на девчонок и собираясь с мыслями. Обе его «кузины» выглядели безупречно, а в вечернем полумраке комнаты, казалось, даже как-то нереально. Все-таки не обошлось тут без магии, в очередной раз решил он. Катрина мастер своего дела.
        –     Мда, значит так, – начал он, медленно, потому что в голову ничего путного не приходило, но затем оживился, когда в памяти всплыла забавная история. – Это было на балу у какого-то дюка в Прибыграде, не помню уже, то ли Каркварда, то ли Варкварда, в общем, что-то на вороньем языке, не иначе...


        И он рассказал забавный случай на балу, потом добавил еще пару анекдотов, все повеселели и мало-помалу беседа завязалась. Потом настала очередь его компаньонок, и они поведали своему спутнику некоторые интересные положения этикета, весьма неоднозначные, с точки зрения людей из их времени и пространства. Все это обильно снабжалось живыми эпитетами и комментариями, так, что на выходе получалось нечто среднее между байкой, анекдотом и притчей – и забавно, и смешно, и поучительно. Собеседники так увлеклись обсуждением данной темы, что даже не заметили, как за окном окончательно смеркалось, а перед входом в трактир, прямо у них под окном, зажглась пара факелов, тускло озарявших комнату отсветами своего пламени.


        Как раз в тот момент, когда бурный обмен мнениями по поводу обряда бракосочетания в общем, и правил проведения первой брачной ночи в частности, достиг своего апогея, в комнату громко постучали и голос за дверью зычно произнес:
        –     Ужин для уважаемых постоялиц.


        Все в комнате замолчали, а Виктор поднялся со стула, подошел к двери и, приоткрыв её, осторожно высунул голову наружу. Перед порогом комнаты стоял давешний трактирщик – невысокий полный лысый мужчина, лет сорока пяти, потный, с закатанными рукавами своей длинной серой долгополой рубахи, подпоясанной узким коричневым ремешком, резко очерчивающим его довольно внушительное пузо. Поверх  рубахи была надета короткая жилетка из овечьей шерсти с завязанными вязками вместо пуговиц, туго натянутыми на животе. Трактирщик масляно лоснился в свете лучины, освещавшей коридор, и беспрестанно осклаблялся своей дежурной подобострастной улыбкой. В руках у него был огромный поднос, на котором стоял кувшин, два оловянных кубка и две глиняных тарелки, с печеными овощами, кажется, капустой, луком и еще какими-то волокнами не то моркови, не то фасоли.
        –     О, и вы здесь, сэр рыцарь, – попытался выразить удивление толстяк, что получилось у него, надо сказать, не очень. – А я принес, вот тут, ужин для ваших кузин...


        Позади Виктора потянули дверь, он отпустил её и обернулся. Из-за его плеча выглядывала Энджи, деловито пытаясь разглядеть в полумраке за порогом комнаты содержимое подноса.
        –     Что это у вас в кувшине, уважаемый? – подозрительно прищурившись, осведомилась она?
        –     Чистая родниковая вода, – ответил хозяин постоялого двора, внимательно разглядывая блондинку цепким взглядом своих маленьких темных глаз.
        –     М-м, – понимающе кивнула девушка. – А в тарелках что?
        –     Ужин, приготовленный специально для прелестных дам, – с готовностью откликнулся трактирщик. – Тушеные овощи. Капуста, лук, репа...
        –     Ага... – перебила его Энджи. – То есть у нас тут вегетарианский андеграунд процветает. Для дамского употребления. Вот что, уважаемый, мне-э-э заберите-ка этот кувшинчик обратно, а нам принесите бочонок пива, жаренного мяса и... и овощи можете оставить. Да! И на три  персоны, пожалуйста. Мы со своим кузеном принимаем пищу совместно, вы ведь не возражаете, сэр рыцарь?


        Последние слова блондинка произнесла, уже не трактирщику, а Виктору, повернувшись к нему и обольстительно улыбаясь.
        –     Ну что вы, какие же тут могут быть возражения, любезная кузина, – немедленно отозвался он, соглашаясь. – Всенепременно отужинаем вместе.
        –     В таком случае, господа, позвольте я оставлю овощи и сей же момент принесу остальное, - попросил толстяк, все так же заискивающе улыбаясь и продолжая пялиться во все глаза на блондинку. Виктор и Энджи посторонились, пропуская его в комнату. – О, прошу покорнейше меня простить, леди.


        С этими словами, обращенными уже к Бетти, трактирщик почтительно поклонился, расставил тарелки с овощами и кубки на столе, а кувшин ловко подхватил правой рукой, не разлив при этом ни капли.
        –     А что это вы в темноте, господа? Может принести в комнату свечей? – поинтересовался он. Виктор, молча утвердительно кивнул и хозяин заведения пробормотал:
        –     Сию минуту, принесу остальной ваш заказ, не извольте беспокоиться, все будет в лучшем виде, – после чего отвесил поклон и удалился.

 
        Его и вправду не было совсем недолго. Вскоре он снова возник на пороге комнаты, держа на ладони правой руки тот же поднос, на котором покоились огромное блюдо, содержавшее в себе солидных размеров бараний окорок, еще одна тарелка с овощами и кубок. Под мышкой правой руки у вошедшего был зажат массивный канделябр на пять свечей, а под мышкой левой руки трактирщик держал пивной бочонок. Все это он проворно водрузил на стол, повозился, вставляя по местам и зажигая свечи в канделябре, после чего, с видом готовности выполнить любое новое поручение, повернулся к постояльцам.
        –     Во-от, это уже совсем другое дело, – оценила Энджи, осматривая стол, вполне сносно освещенный светом сальных свечей и вдыхая источаемый жареным мясом аппетитный аромат. – Это я понимаю – еда. Милый мнэ-э-е... кузен, а вам не кажется, что стоит отблагодарить столь любезно исполнившего нашу просьбу хозяина этого прелестного заведения.


        Виктор состроил кислую мину, но все же достал кошелек, вынул оттуда наугад монету и протянул её толстяку, в последний момент, к собственному неудовольствию обнаружив, что это прибыградский флорин. Трактирщик еще сильнее вспотел, ощутив в своей ладони деньги и, словно испугавшись, что щедрый гость сейчас передумает и отберет чаевые, молниеносно засунул флорин куда-то себе за пазуху и быстренько ретировался без лишних слов.
        –     Значит, прелестное заведение? – с усмешкой в голосе осведомился Виктор, задвигая щеколду на двери. – Тебе тут и вправду так понравилось, или это была тонкая ирония, которой я не понял?
        –     А-а, не бери в голову, с голодухи-то и не такую глупость сморозишь, – простодушно махнула рукой блондинка. – Садись лучше есть.
        –     И пива налей, – распорядилась Бетти, которая, не став никого дожидаться, уже вонзила в кабаний окорок складной ножик по самую рукоять, и пыталась оторвать от жареной ноги большой кусок.


        Виктор послушно подсел к столу, откупорил бочонок, и они принялись за трапезу. Когда была выпита пара кружек пива, разговор, после недолгого обсуждения внешности (со стороны девушек) и жадности (со стороны Виктора) трактирщика, снова как-то сам собой неумолимо вернулся к теме замужества, права первой ночи, а вместе с ними и к разного рода интересным предположениям относительно исполнения этого обряда. Не смотря на кажущуюся легкомысленность содержания беседы, она была, не такой уж и праздной, а вполне даже имела под собой актуальную почву, особенно в свете предстоящей компаньонам миссии.
        –     Вот ты мне скажи, – настаивала Энджи, обращаясь к своему «кузену». Она прожевала очередной кусок баранины и набрала полную ложку тушеных овощей. – У кочевников этот обычай соблюдается? Ну, вот, к примеру, удастся мне, или Бет закадрить, скажем этого... как его там... Туго... левака. Хан потребует права первой ночи? Или у них все не так, как у благородных господ на Севере?
        –     Понятия не имею, – пожал плечами Виктор. – К тому же благородные господа на Севере, как ты изволила выразиться, воспринимают данный обычай тоже совсем неоднозначно. Например, в Прибыграде настаивать на соблюдении этого права считается плохим тоном и вообще дикостью и пережитком. А, с другой стороны, взять тех же лепкликанцев. У них ни один мелкий сквайр не пропускает свадьбы даже самой затрапезной крестьянки. Какие-то они там, видимо, озабоченные, в этой своей Леплике. Так что везде по-разному.
        –     А все-таки, Хан таким правом пользуется, или нет? – не унималась Энджи.
        –     Откуда же знаю? Тебе-то что за печаль? – раздраженно осведомился Виктор, подцепил ножиком кусочек мяса с румяной корочкой и отправил себе в рот. Он не понимал, к чему клонит блондинка и вообще, этот разговор, зашедший в непонятные дебри, нравился ему все меньше. Тут Виктор вдруг подумал, что понял, чего от него добивается девушка. - А, погоди-ка... так ты, может, в том смысле волнуешься, что непорочность и все такое? Так это... устроим мы тебе как-нибудь пятна, не проблема. Дело техники. Ты, главное, охмури, кого требуется, чтобы нас в ставку пропустили. Сделаем мы из тебя невинную деву, на радость жениху...
        –     Дурак, – кратко, без лишних слов, резюмировала Энджи, из чего Виктор понял, что ждала она от него совсем не этих слов. Девушка всерьёз обиделась и отвернулась от своего собеседника, забавно надув губки.
        –     Я не понимаю, к чему ты клонишь? – запоздало сознался Виктор, обескураженный её реакцией. Он и вправду не понимал своей спутницы, зато Бетти, кажется, её вполне поняла. Она вздохнула, осушила свой кубок до дна, утерла ладонью образовавшиеся от пивной пены белесые усы над верхней губой и печально сообщила:
        –     Эх, ты, неужели мы и для тебя всего лишь... Ты тоже думаешь, что все для нас так просто? Подложи нас под десять мужиков. Под двадцать. Разница-то невелика. Нет, оно понятно, мы же девки-то привычные, мы ж профи... это ж нам раз плюнуть, это ж для дела. И ведь от тебя это слышать совсем неожиданно и противно. Сама не ожидала. Ты бы вот сам попробовал так.


        Виктор при этих словах, почему-то, тут же представил себе графиню Моркорн. И почему-то совершенно голую. Она так живо представилась ему, что он даже тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение.
        –     Что молчишь, да головой мотаешь, сэр рыцарь? – с досадой в голосе осведомилась Энджи не глядя на своего собеседника и голос её при этом предательски дрогнул. – Сказать тебе нечего, или язык проглотил? Думал, мне или Бет это всё нравится что ли? Чувствую себя как шлюха на панели. И ты, оказывается, туда же... тоже нас за потаскух держишь. Как же, мы ж в таком кино снимались, куда теперь деться, можно и потерпеть, вспомнить былое, так сказать... Никто раньше, кроме тебя к нам не относился иначе, чем к шлюхам. Знаешь, как это бывает? Вот вроде бы, нормальный парень, или девчонка, познакомились, общаетесь, а потом он или она тебе: «А, так ты та самая, которую в том видео во всех позах? Я от тебя в восторге! Можно и мне попробовать? Не артачься, что тебе стоит? Для тебя же это как стакан пива выпить. А вот скажи, групповуха  - это круто? А тебе с кем больше нравится с М или с Ж?». Это как пощечина. Как башкой в говно макнуть. Думаешь легко так жить, зная, что все думают либо о том, чтобы тебя поиметь, как «в том самом кино», либо о том, что тебя уже столько поимело народу, что им аж противно? И знаю, что сами виноваты, миллион раз слышала, моралистов хватает. Только вот сами-то эти... моралисты, что нас судят, те самые, которые это кино смотрят, аж слюни пускают, а потом гнушаются, сами-то они все беленькие да пушистенькие? А всё равно ведь тычут. И по поводу тычут, и без повода. Едва только ты вдруг окажешься успешнее, умнее или лучше, или просто порядочнее, как тут же: "А, так это же та самая, которая... которую... Тоже мне строит тут из себя. А сама-то кто?" Или просто: "Как таких земля носит. Как она могла. Позорище!" А каких "таких"? А вы пробовали узнать "как она могла"? Почему? Нет конечно! Да и зачем им? Мы же для них для всех похабное зрелище для приватного просмотра и всё. К этому, конечно,  можно привыкнуть и делать вид, что тебе наплевать. Ко всему, знаешь ли, привыкнуть можно, но смириться... где-то глубоко, в самом далеком уголке все равно задевает. А потом появился ты. Неожиданно появился, прямо скажем. Эффектно. И даже когда узнал о нас все, казалось, своего отношения к нам ты не изменил. Я думала, что вот он, единственный человек, которому интересна лично я сама, а не мои формы, внешность, сексуальные навыки и фильмография. И плевать тебе, какое там кино, кто его смотрел и что там в нем было. Я ж  из-за этого за тобой на край света готова, а ты...


        Не сразу. Ой, не сразу до Виктора дошло. Вот он, вот он, тот ответ, которого он так долго искал и никак не мог найти! Наконец-то ему приоткрылась тайна отношения к нему этих двух прекрасных девушек с таким непростым и совсем не святым прошлым. Вот оно, оказывается, как! Он надолго замолчал, обдумывая услышанное только что признание. Самое главное, что с его отношением, Энджи угадала на сто процентов. Хотя и не сразу, но в своих спутницах Виктор оценил в первую очередь именно их личные качества. Они умели дружить и умели держать слово, умели быть преданными, надежными и умели любить. Ему уже давно было ясно, что за этими внешне беспутными, эгоистичными, иногда вальяжными особами, глубоко внутри скрыты, в общем-то, совсем неплохие, интересные и многогранные личности. Их трудно было увидеть – далеко не каждому они готовы были открыться – но узнав однажды, не восхититься, было уже нельзя. И он восхищался. Гораздо чаще, чем думали окружающие, чем он показывал это им и всем вокруг, и даже чаще, чем сознавался самому себе. Поэтому он очень дорожил своими подругами и их отношением к себе. Что же касается прошлого его компаньонок, то о нем Виктор действительно практически никогда не вспоминал и не думал. Под этим он готов был подписаться, но как это объяснить девчонкам, чтобы они ему поверили? И надо ж было, дураку, ляпнуть этакую глупость, про какие-то пятна про эти идиотские, да и вообще... как тяжело обрести доверие и как порой легко можно его потерять.
        –     Что мне вам сказать, девчонки, – нарушая воцарившееся молчание, невесело усмехнулся Виктор. – Видать, я и вправду круглый дурак. Если честно, мне самому жутко отвратительна вся эта история и решился я на неё только потому, что вы сами захотели ехать в поход со мной и согласились на этот план. Но все, что тебе казалось насчет меня, Энджи, в общем-то, так и есть. За исключением, разве что того, что вашу с Бет внешность я игнорировать, все-таки не научился. Врать не стану. Это же я скажу и про ваши формы. Что касается всего остального, то я и в мыслях не держал, и держать не буду, хоть режьте вы меня, хоть на детекторе лжи проверяйте, хоть пытайте ещё как. Могу сказать только, что вы для меня, девчонки, прежде всего, мои самые лучшие и близкие друзья, даже больше, чем друзья. Что в этом мире, что в том, без разницы. И вот это, как раз - чистая правда. Вы мой свет в окошке и все что у меня есть и все ради чего я... И если будет у меня хоть пол шанса подобраться к долбанному шаману без ваших свадеб и этих первых ночей, будь они все трижды прокляты. Если хотя бы пол шанса... то я сделаю все, я из кожи вон вылезу, чтобы ни одна грязная тварь до вас и пальцем не дотронулась. Только не от меня одного это зависит, вот в чем беда. Но думать о вас так, как ты сказала, - он повернулся в сторону Бетти, - я никогда не смел и не посмею. Это вы зря, подруги. Что за жизнь у вас там когда-то и где-то была, я знать не знаю, ведать не ведаю и мне на это ровным счетом наплевать. В конце концов, я о вашем существовании тогда и не подозревал. А когда уже знал, все равно я на это смотреть не стал и не стану. Не это мне в вас понравилось, не это я в вас увидел, когда мы встретились и не это для меня главное. Ну а где вы там снимались, так ведь, кто прошлое помянет – тому глаз вон. Сам ведь не ангел небесный. Я-то вас знаю совсем с другой стороны и это мне важно и дорого. Так что если я, болван этакий, чем-то обидел вас, то...


        С этими словами он поднялся, подошел к сидящим на кроватях, напротив друг друга, компаньонкам, встал на одно колено, жестом попросил дать ему в руку их руки. Обе подруги, все еще обижаясь, нехотя, с явным неудовольствием, все-таки подали ему свои ладони. Виктор бережно взял их, потом поочередно нежно поцеловал тыльные стороны, заглянул блондинке в её красивые серые глаза, при свете сальных свечей, казавшиеся темными и таинственными. В этих глазах стояли слёзы, девушка едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Потом он окунулся взглядом в черные умопомрачительные бездонные очи брюнетки, которые тоже казались печальными и влажными в зыбких отсветах.
        –     Не знаю уж как там по этикету, да и хрен с ним. Я был не прав и от всей своей души молю о прощении, – просто и серьезно произнес он. – Что мне сделать, чтобы заслужить вашу милость, мои хорошие, мои славные, мои самые-самые прекрасные красавицы?


        Под впечатлением слов и взгляда Виктора сердца девушек окончательно оттаяли, взгляды сделались мягче и приветливее. Обе подруги улыбнулись ему, прогоняя от себя обиду и утирая предательски увлажнившиеся глаза. В этот момент где-то внизу, в главном зале трактира, вдруг тренькнула лютня, и послышался звонкий голос барда.
        –     Пригласите меня на танец, сэр рыцарь, – попросила Энджи, поднимаясь сама и поднимая с колена Виктора своей рукой, которую, он, как и руку Бетти по-прежнему продолжал держать. – Покажем этим дикарям, что такое настоящие танцы, а то у них тут и не танцы даже, а позор какой-то.


        Поддаваясь нахлынувшему порыву, Виктор встал, притянул к себе обеих компаньонок и поочередно расцеловал их, закрепляя примирение.
        –     Точно! Ай-да танцевать! – повеселев крикнула Бетти, совершенно не сопротивляясь действиям «кузена». – Только давайте еще пивка дернем, чтобы плясалось веселей.


        Презрев осторожность (эх, была, не была!) Виктор не стал возражать своим спутницам и молча согласился. Он разлил по полному кубку каждому, они залпом выпили и почти бегом выскочили за дверь в общий зал. Виктор лишь слегка задержался, запирая комнату, а потом, вслед за своими компаньонками, стремительно, шагая через три ступеньки, слетел вниз по лестнице в обеденный зал, где посетители трактира уже громко приветствовали спустившихся сверху, словно ангелы с небес, очаровательных постоялиц трактира. Девушки с места в карьер принялись отплясывать под звуки лютни и голос барда, которым стал вторить обнаружившийся тут же невесть откуда бубен. Все присутствующие, как по команде, образовали круг, подбадривая танцующих в его центре прелестных терпсихор и хлопая в ладоши в ритм ударам бубна.


        Виктора в круг к девушкам не пустили, совсем недипломатично оттерев локтями, почти точно так же, как это было, в свое время, в лагере реконструкторов, после памятного поединка. Впрочем, он особо настаивать не стал. Ему самому было гораздо интереснее наблюдать со стороны за танцем разгоряченных красавиц и за реакцией окружающих.


        То, что исполняли компаньонки Виктора, было чем-то средним, между испанским фламенко, ирландской джигой и стрипдэнсом. Обе танцовщицы активно работали ногами и жестикулировали руками, пластично выгибали свои тела, периодически меняясь местами в круге. Лютня с бубном, равно как и аккомпанемент стоящих кругом зрителей, словно уловив невидимую связь с танцующими девушками, четко вписывались в ускоряющийся темп их движений. Танец завораживал, сводил с ума, гипнотизировал всех присутствующих. Звуки лютни звучали все выше и резче, бубен звенел все отрывистее, голос барда пел все надрывнее, и когда уже казалось, что сейчас он сорвется, бубен будет поломан, а струны лопнут от натуги, песня неожиданно оборвалась.


        Энджи и Бетти едва не упав на пол в сладостном изнеможении, доковыляли до ближайшей скамьи, у большого накрытого стола, и бессильно плюхнулись на неё, шумно отдуваясь.


        Окружившие их со всех сторон зрители были в восторге. Обеим новоявленным примадоннам были немедленно предложены алкогольные напитки и закуски к ним в ассортименте, доступном в сём заведении. Бард тот час же по окончании танца приступил к созданию баллады о прекрасных незнакомках, что-то бормоча себе под нос и тихонько тренькая лютней. Солидный, с проседью в кустистых усах, богато одетый толстый горожанин, в шляпе с плюмажем, по всей видимости, знатный человек, крикнул, повернувшись к стойке:
        –     Вина всем присутствующим! За мой счет!


        Трактирщик скрылся в подсобке и через минуту тот же самый рыжий парень, что давеча натужно тащил со своим товарищем сундук новых постояльцев, выкатил прямо на середину зала большую дубовую бочку. Вместе с хозяином заведения, при помощи нескольких посетителей, они водрузили бочку на ближайший стол и ловко приторочили к отверстию в её крышке специальный желоб с ручкой-запором. Затем бочку перевернули и стали разливать вино по кубкам и кружкам всем желающим.
        –     Что я вам говорил, господин Мельдер? – спросил трактирщик, угодливо подавая полный кубок человеку в шляпе. – Невесты – просто первый сорт, как на подбор, и к тому же благородного происхождения.
        –     Мда, пожалуй, что в этом ты прав, досточтимый Дариен, барышни и впрямь совсем недурны. А ты уверен, что они не замужем? – уточнил войт. – Судя по возрасту далеко не юны, а судя по внешности, они вряд ли засиделись бы в девках надолго.
        –     Сэр рыцарь говорил, что это его кузины, а об их мужьях он не обмолвился ни словом, – ответил трактирщик. – Возможно, они как раз ищут выгодную партию? Он говорил о какой-то батальвийской глухомани, думаю, там со знатными женихами все непросто. А отдавать такой товар задаром, первому встречному... право, согласитесь, господин войт, это было бы глупо. Тут я сэра рыцаря, пожалуй, понимаю.
        –     Ладно, хрен с ним. Сосватаю брюнетку, а вторую отвезу барону Вортигерну, он охоч до всяких эльфийских полукровок, – решительно заявил Мельдер. – Хотя, может, сначала и сам попользую. Уж больно хороша девка.
        –     Советую Вам поторопиться, благородный войт Мельдер, я смотрю, у вас появились конкуренты, – заметил трактирщик, кивая в сторону толпы посетителей вокруг ослепительных постоялиц.


        Услышав это, войт торопливо отпил из своего кубка несколько глотков ароматного вина и решительно направился к девушкам. Подойдя, он, к своему неудовольствию обнаружил стоящего на одном колене перед прелестной брюнеткой рослого пожилого сухощавого рыцаря, явно невеликого достатка. Одет рыцарь был в поношенный, потертый и застиранный котт, на котором едва различался выцветший фамильный герб. Долговязый воздыхатель был уже совсем седым, взъерошенным субъектом с большими залысинами на яйцевидной голове, длинной седой клиновидной бородкой и длинными же усами, словно острые шипы торчавшими в стороны. Сэр рыцарь, как стало ясно из его слов, уговаривал девушку стать его дамой сердца.
        –     Я не смею надеяться, – смиренно увещевал он, – на ваше согласие, и все же, если бы вы позволили мне носить ваш светлый образ в моем преданном сердце, сердце бедного странствующего бродяги, то я вдохновенно совершил бы множество благородных подвигов и бросил бы их к вашим ногам. Позвольте мне узнать ваше имя, благородная дева.
        –     Меня зовут Беатрис, – просто ответила та, застенчиво улыбаясь. – Не думаю, что я достойна того, чтобы посвящать мне подвиги.
        –     О, как вы ошибаетесь, леди Беатрис! – тут же возразил пожилой рыцарь. – Ваша добродетельная скромность еще сильнее пронизывает мое сердце непреодолимым желанием прославить своими деяниями ваше имя. Но прошу вас не волноваться, прекрасная дева, мои подвиги нисколько не обеспокоят и не разочаруют вас.
        –     Хорошо, – кивнула Бетти, изящно протягивая пожилому воздыхателю ладонь. – Я согласна быть вашей дамой сердца.
–     Благодарю вас, миледи, – почтенно склонил голову рыцарь и легонько припал к протянутой длани губами. – Не будет ли дерзостью, попросить у прекрасной девы платок, в качестве фетиша, который бы напоминал мне о моей даме сердца в дальних походах?
        –     Да, пожалуйста! – легко согласилась Бетти. Ей явно нравилось флиртовать с этим забавным, натужно выдумывавшим комплименты благородным стариком. – Может быть, и вы мне все же представитесь?
        –     О, конечно! – тут же воскликнул рыцарь. – Покорнейше прошу простить мою ужасную невежливость, сударыня. Я странствующий рыцарь Краеугольного Стола Ториандского короля Арктура сэр Нуод Туохик из Ченамала. Путешествую со своим оруженосцем Санчануосом Аспансом по свету в поисках высшей справедливости. Теперь же, когда я встретил вас, о, прекрасная дева Беатрис, мои путешествия обрели новый смысл. Отныне, и покуда бьется сердце в моей груди, я буду совершать во имя вас подвиги, достойные внимания и одобрения моей дамы сердца.
        –     Вручаю вам это платок, сэр Нуод, – торжественно произнесла брюнетка, подыгрывая своему кавалеру. – Надеюсь, что ваши подвиги не позволят мне усомниться в вашем отношении ко мне.


        Рыцарь молча благоговейно, как величайшую реликвию, принял платок, запихал его куда-то за пазуху своего котта, поднялся с колен, поклонился девушке и, приняв кубок, тут же незамедлительно поданный ему трактирщиком, отошел к бочке с вином. Тогда его место перед сидящими на скамье прелестными особами занял войт Мельдер.


        Городской голова не стал ни кланяться, ни падать на колено. Он неторопливым изящным и точным движением левой руки снял с головы свою шляпу с пышным плюмажем, с достоинством сделал головой едва заметный покровительственный кивок и поднял правую руку вверх. Голоса вокруг тут же стихли и все почтительно уставились на войта в ожидании его слов.
        –     Леди Беатрис, – негромко, властным тоном, обратился Мельдер к брюнетке, при этом совершенно бесцеремонно в упор разглядывая обеих постоялиц трактира, словно товар на прилавке. Было заметно, что этот человек привык повелевать и при этом совершенно не терпел неисполнения своих приказов. – Я, как известно, войт нашего славного города, и, к тому же, вдовец. Думаю, всякий тут присутствующий подтвердит мои слова: многие женщины сочли бы за счастье для себя, принять мое предложение, однако, на их беду, я весьма разборчив в своем выборе.


        Вокруг одобрительно загудели несколько голосов, подтверждая сказанное войтом. Он удовлетворенно огляделся, как бы благодаря публику за поддержку, и, опять повернувшись к девушкам, снова поднял руку вверх, требуя тишины.
        –     Однако сегодня я, увидев вас, прелестная леди Беатрис, – продолжил войт, когда вокруг снова воцарилось гробовое молчание, – решил, наконец, покончить со своим одиночеством и предложить вам свои руку и сердце. – Он сделал многозначительную паузу, во время которой никто не посмел произнести ни звука, и обратился к присутствующим. – Сограждане, прошу вас быть свидетелями моей помолвки и считать эти слова официальным предложением. Благословения ваших родителей я испрошу позже письменно. Думаю они не откажут мне.
        –     Мы, к несчастью, сироты, – с грустным вздохом произнесла Бетти, стараясь скрыть свое отвращение к этому тучному напыщенному индюку. – Так что испрашивать согласия вам нужно у нашего дорогого кузена, сэра Виктора из Креана, что сопровождает нас в поездке.
        –     И где же он? – высокомерно осведомился городской голова.
        –     Я тут, благородный войт Мельдер, – отозвался Виктор из-за спин, окруживших место действия посетителей трактира, и с трудом протолкнулся в центр образованного зеваками плотного неровного круга вокруг скамьи с его спутницами.
        –     Вы даете мне свое благословение, сэр Виктор, не так ли? – не то спросил, не то распорядился войт.
        –     Боюсь, сударь, что это невозможно, – пожал плечами Виктор.
        –     Что такое? – не понял Мельдер. Он никак не ожидал отказа.
        –     Дело в том, что обе мои кузины уже помолвлены и в настоящее время направляются с приданым к месту своей свадьбы, – объяснил рыцарь.
        –     И кто же эти счастливцы? – все еще не веря до конца в то, что ему дают от ворот поворот, изумленно поинтересовался городской голова.
        –     Это сыновья эрцгерцога Пердулля, правителя славной Сракостании, – издевательским тоном, не моргнув глазом соврал Виктор. – А сейчас, с вашего позволения, моим кузинам пора в опочивальню, не то проспят допоздна и опоздают под венец! Сие негоже, ибо гостей на церемонию пригласили знатных, и в большом количестве.


        Он сделал знак своим компаньонкам, и они, послушно соскочив со скамейки, почти бегом поднялись наверх, к себе в комнату. Виктор деловито направился следом за ними, но Мельдер остановил его, грубо схватив за предплечье.
        –     Запомни, рыцарь, – гневно прошипел городской голова, – мне не отказывают. Брошу тебя в темницу, и ты мне через пару дней благословишь своих потаскушек на брак хоть с огром с болота. Поверь, я умею убеждать людей. Подумай над моими словами до утра!
        –     Прошу, смените ваш тон, благородный  войт, – с достоинством ответил Виктор, вырывая свою руку из цепких пальцев градоначальника. – Ибо вы разговариваете не с крестьянином! Я креанский дворянин, а не портовый сутенёр! Еще одно слово и я обнажу свой меч.


        Он сказал это тихо, но в голосе чувствовалась такая решимость совершить обещанное, что Мельдер только повторил:
        –     До утра!

 
        После чего развернулся и торопливо покинул трактир. Следом за ним ретировались несколько хорошо одетых горожан, видимо, из свиты войта. Виктор проводил их долгим презрительным взглядом, а потом поднялся к себе в комнату.


        Уже укладываясь спать, он с досадой подумал:
        «Что ты будешь делать, опять началось! Никуда девчонкам выйти нельзя, – посочувствовал он своим спутницам, – что же теперь делать? Надо будет выметаться из этого города как можно раньше, пока новоявленный женишок не проснется и не станет свататься к Бетти по-другому».


        Затем Виктор раздраженно отогнал тревожные мысли, окончательно решив, что они успеют уехать из города раньше, чем несговорчивый войт придет снова заявлять свои права на невест сыновей самого эрцгерцога Сракостании дюка Пердулля. Это упокоило его, и он быстро уснул крепким сладким сном.