Лейтенант и Змей Горыныч. Глава 31

Барон Фридрих фон Думкопф, громыхая коваными сапогами, шёл по взлётке покорённого замка. 
                Победа была полной, а трофеев много. И всё вещи диковинные, невиданные, должно быть ценные. Ещё были пленные. Пленные сидели в зиндане, и Думкопф давно пустил бы им кровь, но удерживало его одно – боязнь ответить перед Арнольдом за своё хвастовство в донесении. Согласно тексту донесения  полтысячи русских сложили оружие перед силой германского меча.  Пересчитав пленных, Думкопф решил объявить, что всех рядовых он успел в болоте и только нескольким верхним боярам и воеводам милостиво сохранил жизнь. Удовлетворившись таким оправданием своим нескромным писаниям, барон забыл обо всём, дивясь богатствам покорённой казармы.
                Пока голодные кнехты доедали овсянку и подбирали по полу сухофрукты из компота, он судорожно считал одеяла, бельё, железные двухъярусные койки и комплекты парадного обмундирования, проявляя такое рвение, которого хватило бы на пару-тройку  самых въедливых инвентаризаций. В канцелярии барон обнаружил кресло, в мягком плену которого Серёга уснул на политзанятиях, и, расположив  на нём свою бронированную задницу, приступил к изучению содержимого ящиков письменного стола. Там он обнаружил пачку, реквизированных кем-то из давних командиров роты, порнографий. Увидев такое, крестоносец обалдел и так увлёкся их созерцанием, что  из этого состояния его лишь рёв рога, раздавшийся из леса. 
                Он выглянул в окно и увидел всадника  в прекрасных доспехах, окружённого толпой оруженосцев и телохранителей. Это был Зигфрид, младший брат Арнольда, и, хоть и был он младшим, но славен был тем, что, пока Арнольд грыз твердь науки, братишка его играл с соседями в войну, почти как теперешние дети, с одной лишь только разницей, что до конца таких игр доживали обычно не все. Спрятанные в глубоких провалах под белёсыми бровями глаза его горели злым огнём, повествуя о готовности их владельца к любому злодейству, а мощь мускулов угадывалась  и сквозь панцирь. 
                Зигфрид, зыркая по сторонам жадным и злым взором вошёл в казарму. При появлении  его Думкопф с видом нашкодившего пятиклассника спрятал порнографии за кирасу и заявил: «Здесь всё моё»!  Зигфрид посоветовал барону быть скромнее, он потребовал  отдать добычу  в казну Ордена. Барон не давал. Воины обоих отрядов взялись за оружие, и ждали только команды, чтобы броситься друг на друга. Однако всё кончилось миром. Как учит нас любимая с детства передача «В мире животных» при столкновении двух хищников проигрывает обычно не слабейший,  а глупейший, а, поскольку о наследственном уме барона говорила сама его фамилия, к которой он для важности добавлял  эпитет Неукротимый, то ему и пришлось отступить. Барон отозвал своих людей и  лишь возмущённо скрипел зубами, глядя, как телохранители Зигфрида грузят подошедший обоз штатным имуществом роты. Решив проблему с трофеями, Зигфрид потребовал предъявить ему пленных. «Их не меньше полутысячи»?- переспросил он. Из зиндана вывели всех имеющихся. Думкопф что-то врал в своё оправданье, но Зигфрид его не слушал. Он смотрел в глаза пленным и оценивал, что каждый из них стоит.  «Я хочу говорить с ними»,- сказал он.
                «Развяжите нас»!- потребовал лейтенант: «Иначе разговора не будет». Зигфрид нехотя кивнул, и их развязали. 
                Мешая старонемецкий со старославянским, Зигфрид предложил им жизнь в обмен на предательство. Предатель был нужен, остальным предстояло умереть. Хладный взор обвёл строй. Германец, как волк, алчущий крови, высматривал предателя. Лейтенант в душе своей давно понял, что шутки кончены, игра в «войнушку» не удалась, и смерть, подло хихикая, приволоклась к нему не пулей в честном бою, а в виде этого ископаемого урода в доспехах, навроде тех, что так смешили его в детстве, когда он смотрел «Александра Невского». С этой минуты  и до конца своей жизни Сергей стал воспринимать смерть как данность, от встречи с которой не открутишься, надо только встретить её достойно.  Солдаты его не чаяли смерти во взгляде крестоносца. Молодость не верит в смерть. Они  глядели браво, и даже в жилах мирного кулинарного ефрейтора Мирфазиева вскипала кровь монголо-татарских предков, жестоко бивавших в прошлом этих наглых броненосцев. 
                «Вас ист дас»?- ткнул в грудь Сергею  пальцем стальной перчатки Зигфрид: «Кто есть ты»? «Командир роты лейтенант Перевалов»,- отвечал тот, в глубине души представляя, как это будет неопрятно, если большой ножик, висящий на поясе крестоносца,  выпустит ему, Серёге, кишки. Зигфрид  уловил  тень этой мысли , и, чая за нею страх, заорал, брызжа слюной в лицо Перевалову: «Петровск, дорога, как ездийт?!! Шпришь шнеллер, русишен  швайн»!!! При том щиток забрала сорвался со своего места и щёлкнул, будто Зигфрид желал укусить лейтенанта. Зигфрид поправил щиток и вновь поймал на себе взгляд Перевалова - страху в нём не было. «Ничего я тебе не скажу»,- ответил ему Сергей и сплюнул немцу на сапог. «Сам ты швайн, бегемот ржавый»,- сказал он и сел на пол. Очень он устал от сегодняшней нервотрёпки.
                Зигфрид по бегемота не понял, но увидал на сапоге плевок, моргнул от возмущения и со всей силы ударил лейтенанта сапогом в лицо. Тот упал навзничь, пребольно ударившись головою о пол. «Су-у-ка»!- закричал Морозов: «Как смеешь ротного бить»?! Охрана зазевалась, а он подхватил табуретку и, недолго думая, двинул Зигфриду по голове – шлем всмятку, перья в стороны. От табуретки тоже осталась ножка, ею Зигфрид и получил в левый глаз. Ближайший телохранитель потянул меч из ножен, но Ганс вцепился ему зубами в запястье. Под истошный вопль телохранителя, мирный ефрейтор Мирфазиев, в сердце  которого, видать, и правда, взыграла кровь древних кочевников, свернул другому телохранителю челюсть, третьего же уложил вдоль стены рядовой Салтанов. Лишь Похелюк, закрыв голову руками, забился в угол…
                Минуты  четыре преобладание было на стороне сборной военно-строительной роты, но вскоре врагов набежало слишком много и солдат скрутили вновь. Потирая опухающую рожу, Зигфрид,  стараясь держаться подальше от связанного, но непокорённого воинства, окинул их взглядом и призадумался, выбирая, какой казни их предать.
                И тут зазвонил телефон.
                Телефон под развалинами шалаша откопал Данияров,  и хотел было звонить в роту, но тут в лесу раздались шаги. Семён схватился за пулемёт: «Стой! Кто идёт»? Тёмная фигура прижалась к дереву.  «Наши»!- облегчённо выдохнул притаившийся во тьме человек.  «Петька, ты»?- узнал его по голосу Сапонин.   «Я. Я. А это вы, дядька Семён»? «Он самый и Женька Данияров со мной. Воюем помаленьку».  «Немцев видели»? «А-то как же»!  «Лейтенанта немцы схватили»! «Как так»?! Петя  вкратце обрисовал ситуацию и спросил: «Телефон исправен? Звони в роту, дядя Семён. Немцы в ту сторону пошли.  Могут врасплох застать». Сапонин взялся за телефон, но в роте никто трубку не подымал.  «Спят они, что ли»!- не выдержал Данияров.
                Телефон звенел и звенел. Зигфрид смотрел на него именно так и именно так, как и должен был смотреть крестоносец на телефонный аппарат. В голове его билась мысль: «А вдруг он взорвётся»? Переборов сомнения Зигфрид взял в руки подозрительную вещицу, трубка свалилась,  и из неё послышались тихие матюги с выяснением, не спит ли дневальный, и, если спит, то, что ему снится. «Ваас»?- не понял Зигфрид. «Чё, нас»?- надрывалась трубка: «Твою мать, Салтанов, морда сонная. На вас немцы идут, буди Морозова»…  «Ваас»?- снова не понял рыцарь, но тут Салтанов, вырвавшись из рук державших его кнехтов, расцветил Зигфриду теперь уже правый глаз, принудив его до конца похода не подымать забрала на людях,  и выкрикнул в трубку: «Немцы в роте-е»!
                Зигфрид опешил, но положение спас барон Думкопф, сокрушив ударом меча телефонный аппарат. Чувствуя, как опухает теперь и правый глаз. Зигфрид поспешил к выходу, на ходу бросив поспешавшему за ним барону: «Сжечь всех»! «Чего это он»? – спросил лейтенанта Морозов.  «Говорит, капут нам»,- усмехнулся тот: «Но это мы ещё посмотрим». Услышав эти слова, Похелюк кинулся крестоносцам в ноги и завопил, зарыдал, тревожась о шкуре своей: «Герр офицер! Пощадите, Христа ради! Всё! Всё скажу! У меня же жена, Клавка, кляйне  фройлян! Всё скажу! Всё»! «Тля»!- презрительно скосился на него Зигфрид: «Поучился бы умирать у своих товарищей! Убрать»!- но отец Климентий остановил его: «Оставь ему жизнь рыцарь! Он помянул имя Христа и теперь душа его под защитой церкви. Тем более он готов нам всё рассказать». «Ты прав, старик»,- Зигфрид  перекинул через седло обложившегося со страху Похелюка и ускакал прочь, не дожидаясь гружёного трофеями обоза.
                Барон Думкопф усмехнулся ему вслед - он был доволен тем, что утаил от реквизиции два сокровища: политическую карту мира и плакат с изображением политбюро, по пониманию  барона, иконостас с русскими святыми.
                Приговор нужно было приводить в исполнение и пленных погнали через плац в  опустевший после реквизиции холодный склад. «Гордый раб – плохой раб»!- процедил барон, отступая в сторону, мало ли, что у них на уме. Личный состав, судя по выражениям лиц, искал случая, раз рукой не дотянуться – руки связаны, хоть ногой пинка Думкопфу  дать или плевком попасть в доблестного барона. Пленных загнали в склад, подпёрли дверь бревном и обложили склад соломой. Рыжий кнехт с подвязанной после знакомства с нашей армией челюстью поднёс факел к соломе, солома вспыхнула, и вдруг…
                Взорвалась граната -  взрыв отсек немцев от коновязи. Взорвалась другая – повергла их в панику, а потом затяжная пулемётная очередь очистила от немцев плац. Враги пёхом, теряя оружие, скрылись в лесу, будто их и не было. Впереди всех, проламывая в кустарнике изрядную просеку, мчался барон Фридрих фон Думкопф, по прозвищу Неукротимый.
                «Свобода»!- воскликнул Морозов, когда двери склада распахнулись. И верно, свобода в лице Сапонина, Даниярова и Пети Ворожкина встретила радостно их у входа.