Средь шумного бала...

Перечитываю Каренину. Первый совместный бал Анны и Вронского: цветы, лакеи, прически, шелест платьев, звуки скрипок оркестра, запахи духов, розетки, кружева. «Кити была в одном из своих счастливых дней. Платье не теснило нигде, нигде не спускалась кружевная берта, розетки не смялись и не оторвались; розовые туфли на высоких выгнутых каблуках не жали, а веселили ножку.  Пуговицы все три застегнулись, не порвавшись, на высокой перчатке, которая обвила ее руку, не изменив ее формы. Черная бархатка медальона особенно нежно окружила шею. В обнаженных плечах и руках Кити чувствовала холодную мраморность, чувство, которое она особенно любила»…
Звонит домофон. «Анна была в черном, низко срезанном бархатном платье»… Домофон звонит. «…открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью»… Отрываюсь от бала, плетусь, нехотя к двери, снимаю трубку:
- Да?
В трубке тишина и слышен шум ветра во дворе.
- Да? – еще раз переспрашиваю в нетерпеньи вернуться на бал, к скрипкам, вальсу, пышноусым кавалерам в белых перчатках…
- Идите в жопу! – выстреливает дерзкий пацанячьий голос.
 
Кружева, тюль, розетки, завернувшаяся лента пояса, гирлянда анютиных глазок в волосах, нитка жемчуга, шлейфы, ажурные чулки, бархатки, перчатки… Эх!