Мели, Емеля

     начало: http://www.proza.ru/2015/11/26/228

     Как на зло, наши кровати оказались рядом. Днём ещё куда ни шло — беготня по кабинетам и процедурным ненадолго избавляли меня от чересчур общительного соседа. Иногда я уходил к старым друзьям в другие отделения, но спать всё-равно приходилось по-соседству с Али. Всё бы ничего, но с первого же дня его хвастовство просто зашкаливало. А он и не замечал этого. Ну кто поверит, что у одного мужика может быть до тридцати любовниц — по одной на каждый день! Причём с каждой из них он проделывал такие чудеса (с его слов), что волосы дыбом вставали (и на голове тоже). Это надо же, каким жеребцом надо быть! Вот насколько хотелось Али выглядеть в наших глазах настоящим мужчиной.
     Поначалу над ним подтрунивали: это просто физически невозможно, но он мамой клялся, что говорит правду. Потом его оставили в покое. Дескать: мели, Емеля, твоя неделя. Вместо радио. Однако, за неделю такая трепотня всем порядком поднадоела и его поппросту стали осаживать:
     — Ты кроме баб ни о чём не можешь говорить?
     — Ну, а что, один раз живём, — самодовольно отвечал он
     — Больной ты на всю голову (И головку тоже, — кто-то вставил попутно). Тебя послушать, так у нас все бабы — ****и, а ты супергерой-любовник! Как же ты с женой-то потом спишь? Не боишься принести ей венерический подарочек?
     — Ты бы лучше про своё героическое военное прошлое что-нибудь рассказал, — намекал я.
     Тогда Али ненадолго успокаивался. Но в целом оставался горд собою.

     Как-то утром, Али проснулся и обнаружил на своей тумбочке литровую и трёхлитровую банки. На кждой была приклеена этикетка с его фамилией и надписями: на литровой — «для кала», на трёшке — «для мочи» и направление к психиатру.
     — Зачем это? — спросил он у меня, разглядывая этикетки.
     — Там же написано, — спокойно ответил я.
     Он подозрительно обвёл палату своим орлинным взглядом, но подозрительного ничего не обнаружил. Все — кто спал, кто читал, кто телевизор смотрел...
     — Я же уже сдавал и мочу и кал.
     — Все сдавали, — неопределённо пожал я плечами, — А это по Склифосовскому.
     — Как это?
     — В течение дня ходишь только в банки по-больщому и по-маленькому, по-большому в маленькую банку, по-маленькому в большую, а утром уносишь по этому направлению доктору в кабинет.
     — Да кто это такое придумал? — снова с недоверием оглянул он присутствующих.
     — Склифосовский и придумал. Врач такой знаменитый был. Слышал, наверное? — успокоил его Сединкин, — Все мы сдавали так после недельного пребывания здесь. Ничего тут зазорного нет.
     — Так, через мочу, кал и кровь выявляют наши болезни, — поддержал Сединкина Бабушкин, — не хочешь сдавать анализы, иди и скажи лечащему врачу. Чего ты к нам-то пристал?
     — Да нет, я не против. Надо, так надо.

     На следующее утро Али спросил вполголоса:
     — У кого-нибудь есть пакет?
     — Зачем тебе? — безучастно откликнулся Бабушкин.
     — Анализы надо унести.
     — На, возьми, — Бабушкин достал заранее приготовленный полиэтилленовый пакет и изо всех сил сохраняя спокойствие, протянул его Али.
     Ни у кого из присутствующих ни одна мыщца не дрогнула на лице, только один молодой чеченец Санька спрятался под одеяло, чтобы не расхохотаться.
     — Пойду понаблюдаю за ним, — встрепенулся Санёк, когда за Али закрылась дверь.
     Через десять минут прибежал счастливый Саня.
     — Ну чо там? — в один голос спросили сразу несколько человек.
     — Сидит в очереди к психиатру и какому-то мужику лапшу на уши вешает.
     — Бедный Али! — притворно вздохнул Бабушкин, — Всё, конец его кавказской гордости.
     — Может, зря мы над ним так пошутили? — неуверенно спросил Сединкин, ни к кому конкретно не обращаясь.
     — Ничего, ему на пользу, — вставил Санька-чеченец, — может, хоть про баб меньше трепать будет.

     Минут через двадцать после Саньки пришёл и Али, весь чёрный от злости, обиды и ущемлённого мужского достоинства. Усы его были взъерошены и похож он был на большого загнанного кота.
     Никому ничего не сказав, он лёг на свою кровать и молча пролежал до самого обеда, чем насторожил лечащего врача, которая несколько раз, проходя мимо, спрашивала, всё ли у него в порядке? Он отвечал, что всё у него хорошо и она уходила, оглядываясь на своего пациента в сомнении.
     С тех пор про своих баб Али ничего не рассказывал на публику. Больше молчал и слушал других.

продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/26/696