Награждённые одиночеством

Я сидел на скучнейшей лекции и пытался собрать внимание на молекулах эфира, цепляющихся за липкие липидные мембраны. Булькающий голос индусского профессора вызывал смутные мысли о приближающемся конце света, о мотивации суицида, и даже местами о кровавых расправах англичан над индийскими аборигенами. Молекулы эфира сигали во все стороны как только я наводил на них луч внимания, как мальки рыбок в прозрачной воде, когда их пытаешься схватить ладонью.

Наконец, оставив попытки вникнуть в суть эфирного влияния на мозги, я стал рисовать в тетради. Естественно, я стал рисовать самого себя. Человек всегда рисует себя, во всех изображаемых предметах, во всех этих радугах, цветочках, чертиках. Потому что, если подумать, ничего и никого, кроме себя, я не знаю. Все, что я вижу вокруг, это просто отражение моего сознания в окружающих меня каплях росы этого мира.

Нарисовал я странную картину. Муха, накрытая стеклянным бокалом. Из которого обычно пьют красное вино. Маленькая черная муха с большими грустными фасетными глазами внутри стеклянного купола. Муха летела в холодной пустоте черного космоса, усыпанного острыми колючками ярких звезд, которые царапали ей крылья. Чтобы ей было не так грустно и скучно, снаружи я нарисовал ей, как умел, траву (куда же без неё), цветы. Еще я изобразил небо голубой ручкой и даже плавное парение облаков.

Муха как бы пребывала в глубинах космоса, но не была полностью лишена связи с земным миром, она могла его видеть через барьер стекла. Но он был недоступен, и вылететь в его пределы она не могла. Больше всего ей хотелось просочиться через прозрачную преграду и стать частью той, запредельной картины жизни. Но. Не всегда, что хочется, совершается, не правда ли?

В конце лекции я окончательно понял, что эта муха - это я. И меня удивила эта метафора. Я ощутил смутную предопределенность открывшейся перспективы жизни. Я понял, что обречен на одиночество мухи, накрытой стаканом.

Это подарок. Я получил высшее вознаграждение в этой жизни. За что, мне не известно. Что-то из прошлых заслуг, вероятно. Из прошлых жизней. Я оказался накрыт невидимым хрустальным колпаком.

Вознаградил за что-то Рок.
Сказал, что буду одинок.

Остаться в одиночестве поначалу кажется страшно. И даже -невозможно. Вокруг столько людей! Это происходит от отрицания простого факта, что человек, любой человек, изначально и всегда, один. Хотя бы потому, что он отделен от других. Даже в начале жизни, ребенок отделен последовательными барьерами от матери. И чем старше он становится, тем барьеров больше.

Попытки обмануть себя и прицепиться к другим одиноким душам заканчиваются, как правило жестоким плачевным провалом. Ведь любое сближение заряженных частиц принуждает их в итоге  разлетаться в стороны как облитых холодной водой мартовских котов. Одиночество человека можно сравнить с одиночеством планеты, летящей в пустоте космоса. Хотя она может и входить в Солнечную систему других планет и даже иметь спутника - луну, или даже целый пояс прихвостней-астероидов.

В чем же награда одиночества? Оставшись под хрустальным колпаком,  посреди несущегося по степи жизни табуна толпы, устремленной к пропасти, к исчезновению, невольно устрашаешься. Этот страх -перед тем, что обычно называют жизнью. Вот где страх и ужас. Издревле смотрел человек на эти змеиные извивания от рассвета до заката, на эту беспощадную толкучку у корыта с отрубями. На этот причал, где все так рвутся на отплывающий белый параход. Куда хотите уплыть? От чего спасаетесь, зачем бежите? Смотрел в ужасе человек и качал горестно головой. Суета сует. И всяческая суета.

Все эти важнейшие дела. Пойти туда, потом сюда, в поликлинику, в булочную. Попить чайку, заскочить, заехать, забежать. Позвонить, переговорить, обсудить, не забыть забрать из химчистки, сдать анализы, поздравить, выразить искренние соболезнования. Дел не уменьшается, не переделывается, их становится все больше и больше. Колесо дня, по которому бегу, разгоняется, мною самим же. Оно ускоряется и каждый мой шаг вызывает десять новых шагов. И уже вижу я что только смерть или великое озарение сорвет меня с с этого бешеного водоворота.

И вот, тебя накрыли хрустальным колпаком одиночества. Посреди суетливого потока жизни. Стих такой привычный рев хайвея. Возникла оглушающая тишина. Сначала она пугала и давила, как навалившийся медведь. Но потом я услышал тихую мелодию. Эта мелодия шла не снаружи, не из-за стекла, а откуда-то изнутри. Тихая и немного грустная, как будто кто-то такой знакомый и родной тихонько поёт. Одиночество под прозрачным хрусталем принесло эту мелодию и я научился её слушать. Никакая она не тихая, это рёв вокруг оглушил меня.

Колючий космос и острые звезды оказались снаружи моего прозрачного плена, а внутри зацвела трава ( куда же без неё) и разнообразные цветы. Обнаружились горы и тропы. Зашумели леса. Океаны обрушились гигантскими волнами на мои песчаные берега. Тихая мелодия обрела силу хора.

От моего дыхания стекло запотело, как будто покрылось инеем в морозное утро. И чтобы не терять связь с внешним миром я стал писать горячим пальцем письмена на хрустале, как когда-то ребенком чертил на запотевшем стекле едущего в темноте,  забитого людьми троллейбуса.

Смотрю сквозь эти прозрачные дорожки, эти письмена прочерченные моими озябшими пальцами. На людей, там за стеклом, на потоки машин, на размытые огни. И думаю, спасибо Тебе за моё одиночество!