Неприбранное сердце

Сосед по лестничной клетке сломал ключи от основной входной двери, я слышу его сопение за дверью. И понимаю, что придется тащиться к метро, чтобы сделать дубликаты ключей для второго замка чуть выше. Сопение за дверью переходит в рычание, я выглядываю…
— Это из-за вас я сломал ключи, — орет мне в лицо наодеколоненное лицо соседа.
— Это почему это из-за меня, — хлопая глазами, спрашиваю я.
— Вы сюда недавно въехали, а значит ваша вина…
Я выхожу весь.
Сосед начинает махать руками. Глядя на него, думаю, куда его ударить, не нахожу этого места и ухожу в квартиру.

За дверью все затихает, можно идти справлять новые ключи. Дорога к метро занимает несколько минут. Мимо воюющих между собой магазинов, один — новый и красивый, в который не ходят пенсионеры, и другой старый, в который они ходят. Но так как в районе живут в своей основе люди пенсионного возраста, старый магазин процветает, новый — нет.
Вот чуть далее выстроилась очередь к единственному в районе нотариусу, с которой я несколько раз сталкивался, оформляя выезд детей за рубеж. В очереди в основном те, кто занят своим жилищным наследством. Они стоят угрюмые не от того, что не успели встать в очередь первыми, или умерший не все им оставил, а потому что ранним утром нужно стоять в  темноте и вроде уже иметь в руках журавля, но он будет обретен только после посещения крупной «нотарщицы». Проходя мимо наркодиспансера, невольно улыбаюсь, так как еще три дня назад, посетив их, узнал от нарколога, что мой пол не тот, коим я постоянно оперирую. Почему-то неровной чертой он подчеркивает пол — женский. Хотя и борода, и штамп о браке в паспорте могли бы привести лишь к одной определенной версии. Ну да ладно, бумажка уже использована по назначению и передана в отдел опеки и попечительства нашего района.

А вот и всегда мрачное, как вход в ад, метро. Мужик около грязного автобуса шипит о том, куда можно с ним уехать. Стоящие на остановке люди только что узнали о том, что у них всех умерла одна и та же бабушка в селе Ивановка, и теперь надо будет ехать ее хоронить. На асфальте сидит молодой наркоман, перед которым лежит фанерка с надписью «дайте денег на билет». Уезжает он уже лет несколько, но, собрав деньги с «похоронной» толпы людей, «уезжает» уже дома, засадив в вену дозу наркоты.

Около лестницы сидит бездомный с бесцветными глазами, он ничего не просит, он уже так вызрел в жизни, что достоин ничего не просить. Драная одежда и прочие аксессуары как бы говорят о том, что надо дать на опохмел. Опрокинув голову, в полудреме дня он ждет, когда в его грязную шапку бросят то, что позволит ему подняться над похоронной толпой. Иногда он медленно обводит изможденными мудростью глазами окрест, показывая, что все уже не так важно, им познана жизнь — и она весьма грустная.
Правее, бочком-бочком, по лестнице пробирается с тележкой бабка. Ее тележка брякает то влево, то вправо, она едет с рынка, где купила банку икры. Задешево. Теперь ее задача добраться до скамейки у дома, когда в означенное время выйдут все местные бабки, чтобы рассказать, кто, где и чего купил подешевле. Это самое главное стремление в их жизни — жить дешево.

И тут ко мне, еще идущему вниз, подступает молодая недурной внешности девушка со словами: «Возьмите сироту в семью». Она тянет мне в руки какой-то листок, с которого на меня смотрит грустный мальчик с похоронными глазами. Я беру листок, девушка воодушевляется и начинает говорить о том, как хорошо быть приемным родителем. Спасти хотя бы одного сироту и прочее. Я оглядываюсь на бездомного, как бы пытаясь сверить его лицо с лицом попавшего мне в руки сироты из далекой Сибири. Девушка лепечет, что надо зайти на какой-то сайт и там стать приемным родителем.  И обязательно нужно оформить анкету, выполнить гражданский долг и прочее. Нервно оглядываюсь назад. Очень уж на ребенка похож сидящий чуть далее наркоман. Потом понимаю, что это странно сравнивать, и опять обретаю лицо странной девушки. Она сует мне в руки брендированную какой-то палатой ручку, я благодарю и спускаюсь по лестнице ниже. Бабушка справа продает бусы. Спешно лезу в карман, не глядя в глаза бабке, сую сто рублей и иду дальше. Раньше покупал хлеб, теперь ларек закрыли, и сто рублей кладутся в бабушкины сухие руки.

Наконец-то ключник. Мужик, застрявший в шестидесятых годах, с добрым полусвященническим лицом быстро исполняет заказ. Я смотрю на его работу, лицо и фигурки, выточенные им, наверное, для продажи. Такие были модны в шестидесятых годах, когда их ставили на комоды на белую тряпку. Красивая дама ищет выход, показываю, куда ей идти, долго вглядываясь в ее фигуру, так как рядом работает «быстрый» Макдональдс. Сравниваю ее и Макдональдс, нахожу, что она гораздо лучше, на этой мысли хватаю ключи у добряка шестидесятника. Прохожу мимо девушки с листком сироты на руках, заговорщически что-то объясняющей женщине средних лет. Мы встречаемся взглядами с девушкой, она кривит рот, я в ответ.
Наркоман, сидевший на картонке, обрел уверенность в жизни и исчез.
Бездомный лежал на боку, громко посапывая на зависть похоронной толпе у остановки. Нотариус всех принял.

Счастливый забегаю в подъезд, будто отряхивая услышанное и увиденное, спешу в лифт, чтобы не ехать с противной бабкой с седьмого этажа. Немного перевожу дыхание. Подхожу к двери, которую сосед успел закрыть на второй замок, сую ключ и... замок не открывается. Ключ не подошел. Онемев, сажусь на лестницу и слышу, как колотится мое сердце. Опять идти к доброму мужику переделывать ключи уже нет сил. Обхватив колени, засыпаю. И снится мне мальчик сирота, которого подняли и несут по переходу метро в автобус, который отвезет его к отцу наркоману. А бездомный беззубый стрик дает ему ключи от моей квартиры…