Проклятая Польша

Уважаемые читатели, предлагаю на ваш суд одну из новелл романа "Проклятие семьи Лаурени"

Проклятая Польша


– И что мой брат Джеронимо нашел в своей ведьме? - Рассуждал альтист Николо Лауренти. - Она его пилит, отбирает деньги и воспитывает несносных девиц! Свобода дороже! Паганини был прав! Лучше свобода в Польше, чем клетка в Милане!
«И какой черт дернул моего импресарио заключить контракт с поляками?» – Николо остановился у корчмы, он был голоден и хотел спать. – «И холодно тут, и снедь противная, и женщины.... Полячки, одним словом! А ведь все говорит  – деньги хорошие! Где те деньги?»
Надо сказать, что рассуждая таким образом, он кривил душой. Очередной приступ ипохондрии, отмененные  концерты и заброшенная работа над новой партитурой очень осложнили его отношения с Веной. Пришлось ехать не куда хочется, а куда зовут.
  – Я могу остановиться здесь на ночлег? – Спросил он по-французски у старухи, которая кормила кур.
Она не поняла.
Тогда альтист достал из кармана серебряный талер и стал объяснять знаками, что хочет есть и спать. Серебро открыло ему двери, и он обрел тепло и покой...
Обед был скромен: женина поставила перед ним глубокую глиняную тарелку с картофелем и квашеной капустой и кружку кислого пива. Он принялся за еду.
Картофель был еще ничего, а вот квашеная капуста и местное пиво итальянцу категорически не понравились. «Как они вообще это едят и пьют? – Думал он, побаиваясь вкусовых и пищевых свойств польской закуски и выпивки. – Кислая, горькая, на зубах хрустит! Да, наши жгучие перцы куда лучше!»
Пиво булькало в желудке и просилось назад.
«Все не первой свежести и ... вот и гадай, от чего будет болеть живот, от капусты, пива  или от обоих вместе!»
Когда Николо поел, женщина отвела его в сарай, где лежало сено.
– Если бы не моя хандра и эта идиотская ссора с Гретхен – жил бы в Вене, а тут на тебе – польские панночки... Хоть вот эта старушка с ее капустой! Бр-р! Хоть посплю! – Юноша вскарабкался на верхушку копны. – Он по колено проваливался в сено, соломинки попадали ему то за шиворот, то еще куда-нибудь. Наконец, вершина была достигнута.
«Черт бы побрал моего  импресарио, задвинуть меня в такую дыру! А говорил, культурные люди, центр Европы... Он бы меня еще в Россию отправил! Медведям на альте играть!» – Поминая недобрым словом свою покладистость и ипохондрию, он уснул.
Кошмар с путешествием до Варшавы продолжался еще три дня. Дорога отобрала кучу времени и сил. Николо начал приходить себя только на свежих простынях одной из весьма приличных гостиниц. Но тут новая неприятность: импресарио ушел в запой и не подписал контракт!
«Если я не хочу умереть с голоду или питаясь одной капустой, от кишечных газов – надо договариваться о концертах самому!»
– Тут есть какие-нибудь культурные люди, которые смогут меня принять? – спросил он у лакея по-французски.
– Паны Накшиньские большие меценаты,– ответил лакей, как-то нехорошо улыбнувшись.  – Спросите у любого, где они живут и вам скажут! Вся Польша знает панов Накшиньских! А может, вы хотите на ночь горячую панночку? В Италии все тощие, а у нас тут на молоке, да на маслице, да на капусте такие...
– Сначала дело! Скажите мне их адрес.
«И никакой водки, пока не подпишу контракт! Эти паны могут и без штанов оставить!»
 
…..Особняк Накшиньских на окраине Варшавы выглядел запущенным, но жилым. Встретила его огромная лохматая собака, всем своим видом показывающая, что итальянец вполне сгодится для закуски.
– Назад! – Остановила собаку женщина с усами в тот момент, когда пес повалил Николо на спину и уже прицеливался в его горло.
– Синьор музыкант? Не бойтесь, это он так играет!
Николо не помнил, как он оказался в столовой, где дама с усами угостила его неплохим кофе с яблочным пирогом, тоже недурным на вкус.
 Роста женщина была среднего, плоскогрудая, лет тридцати. На ней был одет мужской костюм, и высокие сапоги со шпорами. При этом коней в доме не было!
«Костюм дорогой, но ношеный!» – Николо оценил прелесть хозяйки в мужской одежде. – «Как раз к ее усам!»
Светло-пепельные волосы были зачесаны назад. В взгляде узких темных глаз поблескивала насмешка. На желтоватом скуластом лице чернели усы.
– У вас хорошие рекомендации! Выступать будете уже завтра. – Она обворожительно улыбнулась.– А пока мои девушки отмоют вас в бане, приведут в порядок одежду и вообще...
– Где отмоют? – Николо стало страшно.
До него доходили слухи о страшных избах, где иностранцев шпарят кипятком и стегают прутьями.
– Это у вас моются в корыте, а у нас в бане! Впрочем, как изволите! А я изволю вас послушать!
– В гостинице мне обещали горячую воду и все остальное, может, перейдем к делам?
 – Рекомендации рекомендациями, но я вначале сама хочу послушать! Ну, нетерпеливый итальянец, сыграй! Это скрипка? – Хозяйка заинтересовалась содержимым футляра.
– Альт!
– Нехай альт! Играй!
Он вышел на середину столовой и заиграл.
Настасья заметила, как итальянец преобразился за игрой. Дом наполнился чарующей музыкой.  Даже страшный пес вошел в столовую, прислушался, сел на задние лапы и стал подвывать.
– Лорд, цыц! – Приказала Настасья и собака замолчала.
Длинные волосы Николо разметались. Глаза горели огнем, губы были плотно сжаты. Бриллиантовое кольцо, надетое на палец, разбрызгивало снопы света.
Тут Настасью охватило какое-то странное ощущение. Глаза ее раскрывались шире и шире, воздуха уже не хватало, и она чуть не упала в обморок. « Этот перстень! Ведь он нашей польской работы! Как он мог попасть к итальянцу! Он не имеет права владеть этой драгоценностью! Я должна его отобрать! Если этот бриллиант такой прозрачный, так прекрасно ограненный, он мог принадлежать роду самих Кинских!
– Хватит! – женщина хлопнула в ладоши. – Ганька, нюхательной соли мне, бутылку из подвала и два бокала на стол, бумагу перо и чернила! Бегом или выгоню вон в деревню!
Красивая черноволосая девушка с косой толщиной в руку, бросилась исполнять приказание.
– Ну, итальянец, ты ранил меня в самое сердце своей игрой – лучший зал в Варшаве к твоим услугам!
– Спасибо, пани! –  Николо позвал на помощь все свое обаяние и все хорошие манеры, что усела привить Жанна.
– После концерта я вас жду в гости! – Голос Настасьи стал томным и нежным. – Придете?
– Приду обязательно, если вы посадите вашу милую собаку на цепь!
– А чем вам не угодила собака?
– Пока вы нюхали соль, она доела наш пирог! А он был такой вкусный!
Прошло несколько дней. Концерты, к удивлению итальянца,  удались! Публика хорошо приняла альтиста, а оркестр оказался очень неплохо сыгранным. Николо, испытывая благодарность к меценатке,  стал галантно ухаживать за Настасьей, а импресарио, выйдя из запоя, стал требовать свою, совершенно незаслуженную долю.
– Какие нравы у вас, итальянцев! – Настасья принимала ухаживания итальянца с насмешливой улыбкой, обещающей неземное блаженство. Конечно, Николо знал, что у нее есть муж, но тем и пикантнее обещало быть приключение.
Но самому пану Накшиньскому очередное увлечение жены не нравилось.
– Когда ты встречалась с князьями и графами, я терпел, шумно возмущался он. – ну ладно, это был бы хотя бы барон со связями и запасами вина, так нет – выбрала итальяшку, да еще и музыканта! Если так пойдет, мне придется из твоей спальни безродных  цыган выпроваживать! Род Накшиньских такого не потерпит.
– А род  Накшиньских потерпит, что ты путаешься с горничными, Ганьку и ту обрюхатил, а у нас с тобой нет ни одного законного ребенка?
– Конечно, какие могут быть дети, когда у жены усы, а вместо груди доска? – пробормотал граф, а вслух добавил:
– За Ганькой дам в приданное корову и свинью на свадебный стол! С коровой ее любой замуж возьмет! Хоть мой сосед, пан, что пропил все, включая собственные штаны! А ведь шляхтич!
– А я-то думала, что он безвылазно дома сидит?  Значит, ты его не убил?
– Нет! Напоил и слегка обыграл в карты! Так что на концерт в Варшаву он точно не приедет! А если он возьмет Ганьку в жены – так я штаны ему отдам!
– Ладно, с Ганькой решили! Возьмешь себе другую сиротку из деревни! Так какие после этого претензии ко мне могут быть?
– Я ничего этим девкам не обещаю, а на кого  ты размениваешься? Ну хоть бы князь, ну граф или на худой конец шляхтич...
– Ты не понимаешь! Видел ты его перстень? Это наш, настоящий польский перстень века шестнадцатого! Если его отобрать, можно купить несколько шинков и кучу красивых платьев! Этот тощий итальяшка просто шут! И я приглашаю тебя на участие в маленьком домашнем спектакле! Повеселимся, как в добрые старые времена!
– Я согласен.–  Перед внутренним взором Накшиньского засверкали золотые груды.
Супружеская кровать скрипнула под тяжестью двух тел.
А следующий вечер не задался для Николо  с самого начала. Любимый ботинок прохудился, а местный сапожник починил его так, что гвоздь больно впивался в пятку. Разбираться с горе-мастером не было времени: его ждала Настасья. Прихрамывая, он постучал в старинную дверь загородного особняка.
– Бедный паныч! – Ганька проводила его в покои хозяйки,  Николо не понял ее польских слов, но по тону понял: девушка расстроена. В руке Николо блеснула золотая монета. Он, улыбнувшись, оттянул вырез Ганькиного платья и опустил монету между ее грудей.
 Ганя покраснела, в глазах ее заблестели слезы обиды, и она чуть – чуть не дала Николо пощечину.
Николо Настасья приняла в своих покоях, облаченная в пеньюар, хоть и вышедший из моды, но весьма элегантный.
– Дорогой, – взгляд усатого лица обещал много блаженства. – Я так по тебе соскучилась! Ты такой красивый,  но для моей спальни на тебе слишком много одежды!
– Мне ее снять?
– Сними и сыграй! Только, если можно, вот на этом табурете!
Детские воспоминания о табурете у Николо были весьма неприятные, и сова испытывать судьбу не хотелось, но отказывать хозяйке он не стал.
«Эту Ганьку я точно выгоню в деревню! –  Пан сидел в шкафу, полным старой одежды и пыли. – «Не могла тут убраться! И за что я ей деньги плачу?»   
Сидеть в пыльном шкафу в спальне собственной жены было неудобно, но спектакль уже начался! В щель он видел, как альтист разделся до панталон, попытался залезть на стул, но тот  так угрожающе заскрипел и закачался, что Николо слез на ковер и начал играть.
«И чего хорошего находят в этих звуках! Уши болят! И вообще – самое лучшее на концерте – это буфет с выпивкой и закуской! Ничего, скоро мой выход!» Он сидел и с трудом подавлял желание чихнуть.
И тут альтист кончил играть, и  пан понял, сейчас настал его выход.
– Ты, глиста польская! Апчхи ! – Накшиньский вылез из шкафа как раз в тот момент, когда Николо собирался снять пеньюар с Настасьи и наградить графа украшением в виде рогов. Муж чихал и орал на неудачливого любовника.
– Я тебя пристрелю, как бешеную собаку! Где мой пистолет?
– Ты заложил его в кабаке! – вмешалась в разговор Настасья, прикрывшись одеялом до подбородка, она изображала оскорбленную добродетель. – Дорогой, ты часом не простыл?
– Апчхи! Даже если и простыл, то и на смертном одре я отправлю этого проходимца со скрипкой в Ад!
– Это альт! – Не выдержал Николо.
Он дрожал от страза, по спине тек холодный пот, а пряди волос прилипли ко лбу. «Меня сейчас убьют! С этого ревнивца станется!» – Ему очень захотелось убежать.
– А хоть бы и Альт! Нет пистолета –  так я его зарублю своим семейным мечом! И его и эту деревяшку со струнами! – Апчхи! Пан схватил качающийся табурет, приставил его к стене, одним прыжком взмахнув на него, стал вынимать из ножен огромный двуручный меч, что очень неплохо закрывал дыры на фамильном гобелене.
– Сейчас я его зарублю, им в свое время мой славный предок Сигизмунд Войтовский собственноручно отрубил голову князю Александру Невскому во время битвы на Чудском озере!
 Табурет ,на котором так и не удалось сыграть Николо предательски заскрипел и развалился.
– Ох! Апчхи! Ах! – Стонал пан, дрыгая рукам и ногами.
– Убился! – кричала Настасья! – Караул!
Николо понял, что судьбы дает ему шанс на спасение и дал деру, как был, в одних панталонах.
– Ату его! – веселились слуги.Вслед полетела ножка от табурета, пущенная Настасьей, но мимо.
Николо не помнил, как оказался за воротами особняка.
– Добрый пан! – Ганька вынесла ему одежду, – я не нашла второго ботинка!
Любимый альт он держал в руках. Только смычок и ботинок с гвоздем достался графу как военный трофей.
«Вон из Польши! Бегом!» – Николо понял, что делать ему в этой гостеприимной стране больше нечего.

Полностью здесь: http://www.proza.ru/2015/10/29/1237