Поворот. Глава 7

                Глава 7.
   Для меня эта весна тоже казалась счастливой. Я забеременела. Сергей Степанович первым узнал об этом. Симптомы были налицо.  Меня поминутно тошнило, я ничего не ела, только хотела спать и спать. Но Бог милостив, две недели пробежали, и к следующему приезду Гриши я уже вполне могла  делать свою работу, не мучаясь от токсикоза. Узнав от отца новость, Гриша вызвал меня на улицу.
- Милая, это правда? Ты беременна?  - тихо спросил меня любимый.
- Да! Я так счастлива! – я бросилась Грише на шею, но он осторожно снял мои руки с плеч и пытливо заглянул мне в глаза.
- Чему же ты так радуешься? Я ведь женат, а как ты с пятью детьми ? Ты же здесь не сможешь остаться. Возникнут вопросы, ты же без мужа, – чем больше говорил мой мужчина, тем громче  и злее были его слова. Они сливались в одно целое, и смысл их был один: «Я больше не нужна, мой ребенок не нужен, я снова одна -а-а-а-а!»
- Прекрати!- я вырвала свои руки  и убежала в поле, не желая больше слушать его нотаций. Снова и снова в голове молотом било: «Не нужна!» Но чем дальше я убегала в лесопосадки, тем больше я успокаивалась .
-Ничего, вот рожу, увидит он малыша, так ему никто  больше не нужен будет! Снова ко мне придет.  Разве любит его кто сильнее, чем я? Да никто! Снова, как прежде будет! – успокоенная силой своей любви, я закрыла свое сознание. Только любовь, только он и я. Больше ничего. Со временем все образуется. Я вернулась домой. Степаныч виновато ходил по дому. Дарья Ивановна утирала глаза.
-Что случилось? Отчего вы поникшие, все хорошо?! – я подошла в Степанычу и он горестно обнял меня.
- Ну что вы, в самом деле, кто-то умер, что ли? – Дед обнял меня. – Ты, правда, нормально себя чувствуешь? 
-А что произошло, ну не хочет он пока дитя, потом захочет!  - Степаныч покачал головой и воскликнул :
-И правда, что мы горюем, у нас внук будет, а мать! – Дарья Ивановна обняла меня и поцеловала.
- Ты у нас умница, справимся как-  нибудь.
     Жизнь продолжалась.  У меня вновь загорелись глаза. Я не ходила, а летала. Понимание того, что у меня будет малыш от любимого, поднимало настроение. Мужики нашей артели вертелись возле меня. И стар и млад предлагал мне свою помощь. О моей беременности, кроме домашних, никто не знал.  А я скрывала свой растущий животик.
  Весна одарила все живое, уже завязалась ягода, трава дурманила своими запахами, но потихоньку ранние прохладные утра сменились жаркими полуднями. Правление совхоза приняло решение начать сенокос. Всех отстранили от другой работы и рыбаки тоже впряглись в этот нелегкий, но веселый труд. Ночевали косари у костров. Их женщины и девушки носили им в корзинках ужин и часто сами оставались до утра.  Только их покрасневшие   глаза выдавали бессонные, страстные ночи. До обеда люди позевывали, улыбались своим мыслям, а пообедав, ложились в тенЕк и засыпали, чтобы потом, ночью опять предаваться любви, как это делалось во все века. А осенью пузатые бабы ходили, гордо выпячивая свои животы, как бы говоря -  я нужна, меня любят.
  Трава быстро подсыхала, теперь и бабы собирались в стайки, граблями сгребая сено, закидывали его вилами на высокие стога. И меня не минула эта участь. Я не умела работать граблями, бабы сначала подшучивали надо мной, затем начинали орать, каждая со своего бока. Я стояла наверху стога и подхватывала кидавшие мне пуки сена, но у меня все валилось из рук. Услышав бабий ор, из посадки выбежал мужичок, накинулся на баб:
- Чего, дуры, орете, ну не умеет она, так подскажите, – он лихо забрался ко мне на стожок и стал показывать, как удобней подхватывать сено. Он так распалился, что случайно толкнул стоявшую рядом  со мной мою напарницу.
- Ты чего это, ВасЕк,  так  распетушился, а? Таня то, Танечка сё! Ты, старый козел, меня, кроме как старухой, не называешь, а её так Танечка! - Она огрела мужика черенком, тот так и скатился со стожка.
-А ты,  гадина, со всеми нашими мужиками спишь? Курва городская! Бей её, бабы, а то она всех мужиков от нас уведет! – Баба скинула меня со стожка, другие подбежали ко мне и брызгая слюной, начали кричать  гадости. Я опешила и лишь закрывала лицо руками, пытаясь хоть как-то  спастись от их гнева.
В меня летели  пучки сена, кулаки. Меня били черенками, но самое страшное, что запомнил мой разум, это острие грабель, воткнувшееся в  мое лицо. Сразу наступила тишина. И только остаток памяти запечатлел бабий вопль:
-Уби-и-или-и!!!