Когда деревья стали белыми. 17

Вместо отдыха Зосимыч решил собрать меня сразу, чтобы «не торопыжиться утром, а пока Марья поесть сообразит. Да и Петькину долю за извоз отдать надо. Пусть сам с ней валандается».

- Доделаем дело, тогда можно и на боковую, – резюмировал старик.

Пётр согласился. Я тоже был не против, если Зосимыч чувствует в себе силы.

Впрочем, с мясом управились быстро. Пётр, получив свою треть, закинул мешки в сани и живо укатил домой. Мы же с Зосимычем сначала набили мой рюкзак до неподъёмного состояния, затем он ещё пытался навесить  на меня килограмм десять-пятнадцать сверху, приговаривая: «Мякоть, Слава, чистая мякоть!». Но я не поддался:

- Зосимыч, ты и так мне всю мякоть сгрузил. Себе вон одни кости оставил, – я слегка перегибал: мясо было поделено по справедливости, но всю свою долю я увезти не мог, второй раз ехать не хотел, потому Зосимыч и грузил в рюкзак только самые лучшие куски.

- Вам, молодёжи, мясо жареное есть надо, а нам с Марьей супчику похлебать самое то. А какой суп без косточки? – ответил он.  – Бери, говорю!
- Да ты что? Мне это бы увезти.
- Тогда хоть вот это возьми, – старик показал на добротный мешок. Ведра на три...
- Зосимыч… - взмолился я.
- Ну как хочешь, – почти обиделся старик, – до вокзала довезут, потом до города тоже. Там опять на машине. Всех-то делов - чуть на себе потаскать.
- Тут и так килограмм пятьдесят будет… - я попытался поднять мешок. В спине что-то грустно хрюкнуло. – Слышал? – расстроенно добавил я и пригрозил: – сейчас ещё отбавлять будем.
- А говорят, своя ноша не тянет… - вздохнул старик, – ладно, пошли ужинать.
- А тебе помочь убрать?
- А куда оно денется с повети? Кот, может, соседскую кошку приведёт покормить, так они и на пару много не съедят… Пошли. Время - час, тебе вставать рано, а Марье тоже отдохнуть надо.

Мы прошли в дом.

Стол уже был накрыт. Марья Ивановна, пока мы с Зосимычем гремели умывальником, выставила к нехитрой деревенской снеди только что сваренную картошку.

- Ну, Слава Богу, угнулись, – сказала она, поставив на стол три рюмки и пошла к холодильнику.
- Я не буду, – сказал я.
- Я тоже, – согласился Зосимыч.
- Что за мужики пошли, – удивилась Марья, – женщину поддержать не могут, – она вернулась и села с нами за стол. – Ладно - Славка, но ты-то, обормот, никогда не отказывался… - улыбнулась она.
- Жизнь новую начинаю, – ответил ей муж, накладывая себе кругляшей горячей картошки.
- Старая-то уж кончилась, а он ещё за новую хватается, – вздохнула Марья, не обращая на меня внимания.

У Прохоровых я ночевал-ужинал уже не один десяток раз, так что старики давно относились ко мне, как к сыну, а потому не потчевали словно заезжего гостя – все припасы на столе, сам бери и ешь, что на тебя смотрит – обжился давно, стесняться нечего, порядки знаешь. Вслед за Зосимычем и я стал накладывать себе картошки.

- Как в селе-то дела? – спросила Марья.
- А чего ему будет? – ответил старик, жуя. – Время там остановилось. Нового ничего нет. Всё по-старому. Только пыли больше.
- Убраться бы надо… - вздохнула Марья.
- Тебя же звали.
Я ел картошку с груздями и в разговор не вмешивался. Старики прожили в селе великие годы, а я был один раз, и то словно на экскурсии. Что я мог сказать? Да и была ли сейчас в моих словах нужда?
- Нет уж, увольте, – Марья даже подалась назад, – опять все мои кости растрясёте по Большому Оврагу.

Зосимыч засмеялся и, повернувшись ко мне, сказал:

- Тот раз мы с Пашкой тоже, тамошним, в село ехали. А на краю оврага взяли да перевернулись. Так она, - старик показал на жену хитрым взглядом, - до самого ручья катилась. До сих пор думает, что я тогда сани специально опрокинул.
- А чего думать-то? – возмутилась Марья, припомнив Зосимычу какую-то другую обиду, – кто меня со стога не снял? Кто ночевать  там оставил?
- Так это когда было? Лет тридцать назад, – возмутился старик. – И потом… я ж и сам потом на стог залез.
- И стог перемётывать пришлось… - вздохнула Марья. И непонятно было, что она сейчас больше вспоминала, ночь ту или следующий день, который пришлось провести за работой.
- Привёз я тебе всё, что обещал. – сказал ей старик.
- И чего молчишь?
- Сейчас поужинаем, и отдам. А то потом холодное есть будем.

Поскольку я ел, не разговаривая, да и от усталости особенно есть не хотелось, больше позарился на деревенские деликатесы, а уж грузди старики солили так, что и никакого мяса не надо, я наелся первым. И теперь сидел и тихо смотрел на стариков, которые то ли ругаются, то ли милуются, то ли всё вместе. Глаза мои стали закрываться, и Марья сказала:

- Ушатал мальчонку, так хоть спать уложи.
- Слав, спать пойдёшь? – спросил старик.
- А?
- Готов, – махнул он рукой, – вставай, пошли. Марья уже постелила.

Едва закрывшись одеялом, я быстро заснул. А Зосимыч и Марья всё ещё сидели за столом, вспоминая своё Великое Село, родных и соседей.  Зосимыч сам всё-таки сходил к холодильнику за бутылкой, и теперь она стояла на столе едва початая, а водка так и осталась нетронутой в стопках, а они всё продолжали говорить, вспоминая то давние, казалось бы навсегда забытые обиды друг на друга, то редкие моменты счастья, выпавшего на их долю.

Потом Марья убрала со стола посуду, а Зосимыч сходил и принёс икону, завёрнутую в полотенце, и осторожно развернул её на столе. Затем они долго сидели молча. Время шло, а старики сидели и смотрели друг на друга…

…но вот угомонились и они.

К тому времени, когда тихонько запищал мой будильник на телефоне, Зосимыч уже успел принести дров и затопить печь, а Марья вовсю хлопотала по хозяйству. Будильника я не услышал и продолжал спокойно спать.
- Пойду будить, – сказал старик жене.

- Пусть поспит. Уедет позже – электрички через каждые полчаса ходят, – ответила та.
- Он торопится.
- На работу? – вздохнула Марья. – Куда она от него денется…
- К Ленке своей, к жене, – пояснил старик.
- И она никуда не денется.
- Не денется, – согласился он, – но ему очень надо. Что-то у них там ломается.
- Так плохо? – всплеснула руками Марья.
- Наоборот, хорошо. Старое ломается, новое строится… Слав, вставай.
- А?
- Вставай, вставай! – поддержала Марья мужа. – Сейчас позавтракаешь и…
Наверно, она хотела сказать «поедешь», но это слово показалось ей слишком тяжёлым своим неминуемым расставанием, а подходящего она найти не смогла.

Я посмотрел на часы. Времени было уже порядочно. И особенно рассиживать было некогда – можно ещё успеть на рейсовый автобус, а не искать машину. Возможно, именно потому, что я, встав сейчас, затороплюсь на автобус, Марья и не хотела будить меня. Следующий будет только в обед, но тогда домой я попаду уже поздним вечером. Пришлось отнекиваться от завтрака, на что Зосимыч спокойно заметил:

- Через час молоковоз пойдёт на завод в город. Как раз мимо вокзала поедет…
Пришлось сдаться.

Марья, собрав стол, продолжила хлопотать по хозяйству, и мы с Зосимычем уселись завтракать. За разговорами о житье-бытье время пролетело быстро, и вот настала пора прощаться. Поблагодарив Марью Ивановну за приём, я хотел было уже идти, но она остановила меня:

- Подожди Слава, – сказала она, когда я уже стоял в дверях и, уйдя в комнату, тут же вернулась ко мне с иконой, которую мы вчера привезли из села.
- Это я специально для тебя просила Ивана привезти, когда он мне рассказал, что дальше учиться надумал. Правильно это. Наш Лёшка тоже учиться хотел, да вот не вышло... – она вздохнула. - Икона эта Серафима Саровского, он в учении - первый помощник. Так что возьми: и тебе поможет, и память о нас останется, да и наше Великое Село вспоминать будешь…

Марья Ивановна перекрестила меня, поцеловала и подала икону. Спохватившись, тут же подала и полотенце, чтобы было во что завернуть. Едва я успел поблагодарить её за такую заботу, прижавшись, как к матери, как за окном раздался сигнал грузовика.

- Пора, Слава, – сказала Марья, – приезжай ещё…
- Обязательно…

Потом мы с Зосимычем вышли.

- Ну, что? – спросил я старика не без ехидства, когда он нёс моё ружьё, а я волок по снегу тяжеленный рюкзак, не пытаясь даже вскинуть его на спину. – Какой я ей гад ползучий?

- Так сейчас-то что… - ответил он. – Материнское сердце отходчиво… она тебя полночи то Славкой звала, то Лёшкой… Вроде уж столько лет прошло…

Старик замолчал, а что я мог сказать в ответ? И только когда всё уже было погружено, и оставалось только захлопнуть дверь кабины, я сказал:

- Спасибо, Иван Зосимович, спасибо за всё…

- Да не на чем, Слава. По осени приезжай, утей на заводь сходим погонять…
- Обязательно приеду на все выходные. И Ленку привезу. Пора вас с ней познакомить.
- Это точно…

Зосимыч захлопнул дверь, и машина тронулась. Старик ещё махнул мне рукой и пошёл в дом.

Продолжение:
http://proza.ru/2015/12/01/390