Падение блаженных

Воскресенье. Утро. Паршивая сырость прилипла к окнам серых особняков. Я встал, тщательно почесав промежность, и отправился в уборную. Сегодня я собираюсь выглядеть как сам Бог – апатично и беззаботно. Брызнув в лицо леденящей кровь водой, я умостил свой бархатный зад на толчок и выпустил рвущийся на волю экипаж.

Включил ящик. Бинго! Кажется, у меня появились планы на вечер. Ведь сегодня можно сходить на шоу «Взвешенные люди». Это именно то, что снова сделает меня моложе в этот поганый вечер. Поглазеть, как толпа убогих дегенератов уплетает жратву за деньги. Сок течёт по их жирным рукам, зубы вгрызаются в плоть, жадные пальцы проталкивают пищу в глотку – они едят так, словно это их последний шанс. Безумная публика ликует, срывает с себя одежду, повсюду плакаты и вопли. О да, вот что нужно людям – масштабное по идиотизму зрелище. Они готовы выпотрошить свои кошельки, чтобы какой-нибудь придурок высрал их денежки в толчке. Лёгкая нажива.

У меня ещё куча времени в запасе, а именно – целый день. Поэтому я решил действовать на полную катушку – плюхнулся на диван и заснул. Я ворочался, перекатываясь со спины на живот, подобно раненному солдату в свежевырытом окопе. Во сне я пялил своих однокурсниц, угнал яхту, стал свидетелем убийства и купил пару отменных кроссовок. Но меня тревожит лишь один и тот же сон. Проклятье. Я падаю вниз очень стремительно и глупо, без каких-либо интервалов; я сталкиваюсь с непонятным предметом: большим и маленьким, твёрдым и мягким одновременно. И так каждый раз. Я проснулся из-за резкой судороги в ноге.

Я приподнялся с кровати и огляделся. Крохотная комната, заставленная коробками во главе непобедимой гвардии бутылок из-под вина. На столе громоздились книги, шипел компьютер. За окном верещали кошки и дремавшие бомжи. Медленно, перебирая уставшими ногами, ползли всадники ночного веселья – блаженные.
Солнце озарило часть бетонного двора, лениво выглядывая, будто застенчивый ребёнок из-за широких каменных спин спального района. Мир постепенно открывал глаза: засвистели машины, высоко в небе парили металлические птицы – предвестники неминуемой войны.
 
На улицу хлынули люди, понурые и помятые, с потрёпанными чемоданами и прочим скарбом. Машины ревели, словно провозглашая своё величие в мире мяса и костей. Солнце, почуяв некоторую уверенность, взошло и возвысилось над каменным миром, разрезая его нутро кровожадными лучами. Дома скалились, озарённые светом рождающегося дня. Паутина лучей окутала мир, превратив людей в беспомощных мух в лапах хитрого охотника.
 
Я открыл окно, и в нос мне ударил запах свежего выхлопа. Я закашлял и закрыл окно яростным хлопком. Сварив кофе, я выпил пару бутылочек пива и погрузился на мясистые груди дивана. Я нежился, покусывая каждый сосок своей подруги, прокрадываясь липкими пальцами к её храму; храму любви и блаженства. Спустив штаны, я достал своего дракона и принялся его отчаянно дразнить. Моя рука двигалась в ритме страстного танца; я содрогнулся от конвульсий наслаждения, заставив своего друга изрыгнуть то самое подобие огня, наделённого неведанной силой жизни. Я снова заснул.

Проснулся. Поздний вечер. Голова трещала, язык прилип к нёбу. Тут я вспомнил, что имел намерение выйти в люди и насладиться их изысканным обществом. Открыл шкаф. В носу защекотало от древнего слоя пыли. Я нацепил старые слаксы, потрёпанный кардиган и пару новеньких кроссовок, из-за которых голодал последние несколько недель.

Рассказать вам о своей работе? Буду краток. Если вам кто-нибудь будет толковать о пользе образования, пните его как следует. Целых семь лет я отпахал на факультете журналистики в Мэлонстоуне, в перерывах от учёбы потягивая ненасытных подружек и заливая глотку холодным пивом. Нынче дела обстоят похуже. Теперь я разгружаю древесину в бухте Файлоу. Заработной платы хватает лишь для того, чтобы были силы мечтать о красивой жизни. Чтобы были силы, а главное возможность добраться до работы, чтобы лапать колючие бруски, покрытые зловонной плесенью корабельного трюма.

Я вышел на улицу, и мне это не понравилось. Повсюду толпились люди, пропахшие потом и табаком.
 
Метро. Зашёл и сел. Напротив меня сидел негр, который старался незаметно съесть козявку. Справа сидела страстная парочка, слившаяся языками; по подбородку текли слюни. Языки, подобно скользким змеям, маневрировали в полости рта, выписывая невообразимые пируэты. Рука скользила по чреслам, опускаясь к месту вечного слияния. Девушка подкатила глаза, погружаясь в блаженство страсти. Парень отдёрнул юбку, скользя пальцами по внутренней части бёдер. Он просунул руку между ног и начал судорожно совершать поступательные движения. Вагон, охваченный стонами грязной любви, рокотал в такт движения похотливой руки.
Чёрный съел козявку.
 
Слева от меня мерцали непонятные вспышки. Парень изысканной наружности позировал своему собственному эго: оголил торс, стараясь выпустить наружу результат физических тренировок. Он блаженно подкатывал глаза, пьянея от своего невероятного превосходства.

Где-то в конце вагона кучка бритых хулиганов топтала запоздалого ботаника.

Ко мне подсел вымазанный гелем тип и начал делиться выдержками из злободневной философии ночного гуляки. Я послал его на хер и отвернулся.
На следующей станции под скрежет ржавых рельс втиснулась новая волна мяса во главе со священником. Тут я понял, что запахло жареным.

Он стоял и пялился на нас, подобно Иисусу, бросающему взор с высот неприступной Голгофы. На груди слуги Отца Нашего красовались бесчисленные ордена, а на руке золотые часы, размером с бычий хер.

Под шум вагонной вакханалии он начал вещать. «Господ преисполнен праведного гнева за грехи детей его. День Страшного Суда близок. Демоны здесь, среди нас. Они пожирают наши сердца и души, изгоняя из них свет Царствия Небесного.    Одумайтесь, Сыны и Дочери. Спасение рядом, вот в этой книге. В ней истины, которых нигде нет, ибо одному мне они открыты.  Вы можете приобрести эту книгу за скромное пожертвование храму. Вы не понимаете, что вы все мертвы. Ваши сотовые сделали вас слугами Сатаны. Вы все больны». Глаза пастора налились кровью, рот белел от пены. Бешеный пёс Творца жаждал грешной плоти. Речь наполнилась криками, а затем и воплями безумца. Истерика била всеми молотами в колокольню человеческих сердец. Всё вокруг стало единым, быстрым. Был сплошной звук внутри густой тишины. Безумие охватило блаженных.

Чёрный яростно пожирал козявки. Парень достал хер и начал пялить свою подругу. Вагон слился в бурном потоке языков, дырок и членов. Толпа дралась, текла кровь, перед носом болтались ненасытные гениталии. Люди слились в безумии своих желаний. Повсюду барахтались обнажённые тела, скачущие жопы на твёрдых членах; нечеловеческие вздохи стали частью сатанинской симфонии религиозной проповеди священника. Он яростно хлестал себя ремнём; по лицу текли слёзы, а по рукам – кровь.
 
Вдруг я подумал, что внезапно мёртв. Меня стошнило прям на пол вагона. Женщина ринулась в мою сторону, пытаясь слизать блевотину с моих рук и штанов. Я пнул её ногой и побежал прочь.

В ушах застыли вопли гласа Божьего и оргия блаженных. На какое-то время я нарисовал на полотне разума картину, будто изнеможённый праведник, трепыхающийся на Голгофе, дирижирует оркестром всеобщей энтропии. Его тело облизывают обнажённые шлюхи, а педерасты массируют дряблый член.

Покинув станцию и выйдя из подземки, я упал на колени, содрогаясь от конвульсий демонического смеха. Улицы горели огнём, дома пылали; голые тела устилали раскалённый асфальт. Повсюду трахались и убивали; повсюду кровь, запах спермы и мочи. Багровое небо пожирало монотонность величайших в истории особняков. Небо разрезали ракеты и бомбы; гриб атомного взрыва выпустил органы мира наружу, покрывая головы людей алой кровью заката. Великое зрелище.

Солдаты сбрасывали форму и бросались в огонь; голые женщины массировали свои прелести, распластавшись на изуродованных телах. Мир стал постелью для грязного порно с неизвестным режиссёром. Бомжи испражнялись на головы зевак; люди тянули деньги из касс, еду из супермаркетов. Красавчик из метро позировал для фото. И над всем этим бесчинством, нанося безжалостные удары плетью, вопил священник. Истекая кровью, он читал Евангелие, дирижируя оркестром для тщеславного Бога. Я стоял на коленях и плакал. Перед глазами пронеслась диковинная вспышка, а затем пепел накрыл мир. И в этой тьме я видел, как, стоя на коленях, плачет сам Бог.