Колдунья Маша 4

В эту ночь она проснулась всего лишь один раз. Камин перестал потрескивать поленьями,  мироточил жаром чёрных углей… Потоки теплого воздуха обнимали Машу, разжигали жаром её щеки.
Маша позвала шарики плазмы, внушила им сплестись в венок над головой.  Они засверкали лучами яркого света. Маша потянулась к заветному зеркальцу на деревянной ручке. Оно  послушно отразило ей  по частям круглое лицо с веснушками. На плече клеймо укуса, ниже  нежная небольшая грудь с крупными сосками.
- Синеглазая коровушка, - сказала Маша.
Ноги, ступни, колена, бёдра - попробуй-ка разглядеть всё это в крохотное зеркальное оконце. Маша в который раз безуспешно попробовала побороться с зеркальцем.  А потом уже пора было вставать с постели.

Утро, если можно назвать его утром, Маша провела в музыкальной комнате. Она играла на синтезаторе звуков. Играла все, что извлекал ее мозг  из памяти, а душа из воображения.  Играла и пела… Напевшись вдоволь, она приняла ванну из грустного романтического вереска…

Крючок был готов принять рыбку. Но кто же этот рыбак?  Кто создает из Маши наживку? Кто определяет место и встречу? И, главное, с какой целью? 
Маша не знала ответов на эти вопросы. Мог ли ей принести ответы очередной выход? Маше оставалось надеяться. А вдруг?  А вдруг очередная мужская жизнь откроет ей скрытый смысл? Хотя какой смысл могут открыть Маше  «телесники, душевники, умники и заумники»?  В том мире она не встретит мужчину Бога, там живут обычные смертные.  И вся их жизнь – это мечта об идеальности, которую они нарисовали в своём мозгу. Никто из них не сможет удивить её.

Маша почувствовала приближение волны, выталкивающей её из дома. Волна словно бы находилась внутри неё и вовне одновременно.
- Я волна, новая волна! Подо мной будет вся страна! – нервно пробормотала Маша.
Тем временем, уже начала отворяться дверь  в пространство переднего дворика с синтетическим светлым небом. Неведомая сила мягко подталкивала Машу вперёд.
Восемнадцать шагов, глубокий вдох, западающая кнопка замка, нырок.


***
В этот раз дверь распахнулась с нарочитым  скрипом,  обнажая  пешеходную  улицу в старом парке.
Столетние дубы, буки и каштаны выстроили высокие купола веток, сквозь который едва просвечивало вечернее небо.

Внизу, под кронами, было пусто и тихо. Мужчина, сидящий на скамейке, казалось, заснул. Маша  подошла к нему, легонько толкнула его в бок.
- Простите, вам нехорошо?
- Да. -  Он полез в карман за таблеткой.
- Давление подскакивает. Много волнуюсь. А ты? Ты решила вернуться, Надя?
- Я не Надя, я Маша.
Он улыбнулся:
- Пусть будет Маша. Главное, что ты вернулась. Я знаю, что ты не она. Но ты так похожа на неё.
Маша вздохнула, словно предвидя скучную и обязательную работу. Мужчина из типажа заумников. Печальные глаза, сгорбленная спина, редкие седые волосы – всё это никак не  могло вызвать у колдуньи  оптимизма. Вельветовые старомодные брюки и полупальто довершали  неприкаянный мужской образ. Маша и сама превратилась в обрюзгшую женщину. Тело колыхалось при ходьбе. Прямо как у профессора Игоря.
Маша присела на скамейку рядом с мужчиной.
- Ты проводишь меня до дому? – спросил он.
Голос его был слаб.
- Мой дом ближе. Пойдем ко мне.
- Хорошо. Жаль, конечно, что я тебе не покажу последнюю картину.  Ты же знаешь, они у меня хорошо раскупаются. И все же…Я не достиг того совершенства, которое нужно Богу.
Маша ничего на это не ответила.

Они поднялись со скамьи и пошли по аллее, густо усыпанной осенними листьями.  Остатки  листьев, не слетевших с веток, образовывали золотую ауру на деревьях.  Золото набухало, наливаясь фиолетовыми сгустками предстоящей ночи. Ни ветра, ни звуков. Где-то на краю горизонта красным шаром зависла полная луна.
Мужчина к Машиной радости оказался не из разряда болтунов.  Он шёл молча, и  назвал только своё имя. Александр. Можно просто Саша.

До Машиного дома им пришлось идти довольно долго. Аллея не кончалась, она тянула свою жалостливую  тоскливую протяжённость как волынка. Маша шла, тряся лишними килограммами, ощущая боль в натруженных ногах, пока сама себе властно не сказала: «стоп».
Тут же им явилась дверь в каменном заборе.
- Мы дома, - сказала Маша.

- У тебя красивый дом.
- Я старалась.
- Ипотека?
- Смеёшься. Я и ипотека – вещи несовместные. Просто, всё очень просто. Вот ты пишешь картины. А я написала дом.
Было видно, что дворик перед домом доставил Александру приятные эстетические переживания. Он старательно расшаркался  на входном коврике.

Маша сразу же провела его в гостиную. И Александр  застыл у галереи  женских портретов, которые наслаивались друг на друга, сменялись как слайды на стене в замедленном темпе. На переднем плане, конечно же, красовалась Барби с резиновыми губами. А дальше, за Барби, шли женщины всех возрастов и расцветок. Романтические тонконогие школьницы, пожилые могучие матроны, сладкие красотки и откровенно горько  некрасивые девы. Освещение лилось из фантасмагоричных россыпей люстр, опускающихся из глубин сказочного купола гостиной, пробегало волнами по нарисованным лицам и фигурам. Оттого они словно бы оживали, выходили из плоскости, потом снова заходили в неё.. Казалось, что содержимое картин интерферирует со взглядом  смотрящего на них  и рождает временные образы, производные от единой основы некоей  сущей женщины. 

- А у тебя здесь великолепные картины… Прямо выставка мон Лиз.
- У меня здесь все моны Маши, - усмехнулась Маша. – Это всё я.
- Ты многолика.
– Стараюсь. Стараюсь всё делать вдохновенно.
- Вот именно, вдохновенно. Вдохновение - это самое главное в жизни, - сказал Саша безжизненным голосом.
- Ты замерз, устал, я приготовила тебе черничную ванну. Она хорошо согревает, прочищает все капилляры.
- Спасибо.
Внешне Саша казался совсем оробевшим. Он послушно прошёл за Машей в гостевую ванную. Маша пустила воду, добавила в неё ягодного концентрата, рассказала Саше,  как пользоваться кранами,  передала ему в руки отутюженную, сложенную стопкой клетчатую пижаму и оставила его одного. 

Он принял ванну. Окунулся ненадолго. Чернильная вода не располагала к длительному омовению.

После ванны  он пришел   в гостиную, и Машин столик сам привез им глинтвейн, разлитый в высокие бокалы. Александр  походил немного вдоль стен, поглазел на картины. На дубовом полу в гостиной ноги Александра оставляли  чернильные следы. Они впитывались в пол с легким шипением.
- Садись. В ногах правды нет. Да и в голове тоже, - сказала ему Маша.
Александр послушно провалился в бархатные глубины дивана.

Ощущать себя грузной и тяжелой – не очень-то приятное занятие. Маша села в кресло напротив мужчины.  Пока диван осторожно массировал Александра, он мог вести с ней разговор.
- У тебя дом красивый. Наследство?
- Почти…Тебе рассказать?
- Расскажи.

- Когда-то давно я арендовала  маленький домик  на краю  большого города. Считай, что это был дачный район. Недострой, домик в две комнатки... Я пережила неудачный роман и ушла с работы, и вообще, подальше от людей, чтобы разобраться в себе.  За  крохотную плату я присматривала за соседними пустующими домами.  В стране разразился очередной экономический кризис. Люди голодали, спивались, убивали друг друга, пропадали. Так случилось, что  и хозяин моего дома бесследно пропал.  Я ждала его больше года…
В одной комнатке дома жила я, а вторая комнатка была забита стройматериалами. Рельефная штукатурка, краски и ещё всякая отделка. Жить в ожидании жизни не очень- то приятное занятие. Тем более, что моя лачуга  и сама словно бы была генератором нищеты, царившей вокруг.
И однажды я решилась. Я начала лепить свой мир. Я разводила штукатурку, краски и лепила несколько дней и ночей, практически без передыху. Я перемесила своими руками около сорока вёдер штукатурки. Я лепила на стенах лес, камни, небо, звезды.
И ещё на одной стене я вылепила пару – мужчина и женщина. Женщина в золотом цвете, и мужчина в цвете индиго. Как солнце и планета.
Пока я лепила, я ощущала, что мой домик оживает. Мне казалось, что он часть более объёмного дома или мира. Я не могла точно понять. Мои руки становились руками  неведомого скульптора.  Может быть, я сошла с ума…Или ум сошел с меня, как страж, закрывающий выход из мира вращений. Я ведь жила в  мире-центрифуге, в мире, похожем на гончарный круг. В мире вращений, ведущем к превращениям.

Я лепила и словно бы начала слышать и понимать вещи… Любая вещь – это не просто массив частиц, а структурное кодовое образование из частиц-символов. Что-то наподобие файла. В этом мире и вещи, и люди – это лишь определённые кодировки, файлы, которые можно раскрывать, зная коды…
Кодировки создаются и рассыпаются. Чтобы они не разрушались, их нужно вписывать в жёсткую  структуру  кристалла…
- Я не совсем понимаю тебя, - Саша протянул руку к бокалу с глинтвейном, но потом передумал.
- А ты постарайся понять.  Природа создает кодировки, и люди создают кодировки. Человек может создавать свою кодировку или изменять кодировку природы лишь двумя способами – действиями и словами. Грубо говоря, у него есть лишь два инструмента – руки и язык.
- А мысль?
- Мысль может изменять мир только через руки и язык. Напрямую нет. Мысль – это пленница тела.
- Хорошо. Я согласен. Но расскажи мне, что было дальше? Что случилось с тобой, когда ты вылепила свой дом?

- Знаешь, это похоже  на  чувства цыплёнка, закованного в скорлупу…Я стала ощущать по ночам, что мой дом вибрирует. Как будто под ним работает какой-то агрегат. И моё тело вибрировало тоже. И мне было непонятно внешние эти колебания или внутренние.
- Маша, может быть, тебе просто не хватало мужчины?
- Такого как ты? В пижаме? – колдунья рассмеялась.
Её смех где-то высоко под потолком превратился в звонкие ноты ксилофона, рассыпался разноцветными градинами по полу, потом собрался в цветок, птицу, книгу, и потом в воздушный шарик, который лопнул без следа.
- Вот видишь, в моём мире, я изменяю кодировки  мыслью.  Но тогда, там, в том мире, я не могла ничего.  Я вылепила дом. И я ждала, что дальше придут сами собой какие-то изменения.
- Так ты сидела безвылазно в своём доме?
- Да. Практически. Я ходила только в местный магазин за мукой. Сама пекла лепешки, летом питалась зеленью с грядок.
- У тебя была депрессия?
-  Наверное, да. Каждый день я думала о том, что мне надо начать новую жизнь. И каждый день у меня не хватало духа это сделать. Вернее, я не могла начать новую жизнь, следуя стадному инстинкту. Меня грызла одна мысль: «зачем жить сегодня, если завтра ты можешь умереть?»  Как живут все эти люди, живут сегодня, закрывая глаза на то, что завтра от них не останется ничего? Они живут этой своей ненормальной жизнью, в поток которой завлекают новых и новых людей. Смысл этого действа?
- Прогресс. Развитие человечества, - сказал Саша.
- Куда развивается человечество?  В комфортное «ням-ням»? Сегодня «ням-ням», а завтра «умирям»?
 Я не считала себя слабачкой. И депрессия для меня была не временем уныния, а временем «разбора камней». Я никогда не позволяла себе ныть. Я хотела найти ответ на вопрос о смысле жизни. Я знала, что я его не найду только в размышлениях, и я занималась физической работой, помогала людям в уборке, в прополке за небольшие деньги. Я очень много думала о смерти, о её смысле. Я поняла, что пока не узнаю смысл смерти, смысл жизни не откроется мне.
Природа знает о смерти больше, чем человек…Я погружалась в природу. Мои глаза стали лучше видеть, нос стал различать тончайшие запахи…

Однажды я выбралась в город.  И это стало для меня испытанием. Среди людей, идущих массой по тротуару,  я ощутила страх смерти, запах будущего разложения. Кто я была для них? Существо женского пола. Одно из тех существ, полных жадных желаний, которым никогда не суждено сбыться. Мне казалось, что я слышу мысли людей. Все их мысли были о деньгах и  о способах получить вожделенные деньги. Успеть получить и насладиться  всевозможными желаниями до того момента, как их тела станут прахом.
Мне было меньше тридцати лет, но в городе я ощутила  себя старухой. Мне казалось, что от моей непритязательной одежды идет плохой запах и от меня самой тоже. Меня даже стошнило слегка около урны с мусором. И еще я помню, как загляделась на красивую девушку. Она была вся такая светлая на фоне серых людей. Белые ажурные сапоги, белая кожаная куртка и длинные русые волосы. Она заметила мой взгляд и, покрутив пальцем у виска, сказала мне:
- Ведьма.
Нельзя сказать, что эти слова обидели меня. Я приняла их как данность. И больше у меня не возникало желания ехать в город. Я вернулась в свою лачугу, и стала стараться ещё больше общаться  с лесом.
У меня  исчезли обычные человеческие мечты, зато появилось вполне осознанное желание – слышать Природу, понимать её, влиться в русло её жизни.   Я проводила всё своё свободное время в близлежащем лесу.
Лесом назвать это место было трудно. Много туристов из города приезжали и оставляли пакеты, бутылки, использованные презервативы. Я собирала весь мусор, какой могла. И я не просто собирала мусор, я пальцами касалась очищенной земли, ласкала её, оживляла. Мои пальцы стали подобны проводникам некоей силы.
Потихоньку  я и начала ощущать в себе эту скрытую силу. Я стала слышать Природу. Деревья, звезды, камни, корни, листья. Они говорили со мной языком образов, они показывали мне удивительный мир. Я о таком мечтала в детстве.  Мир, в котором проложены небесные дороги. Там можно запрячь  небесных коней и помчаться по этим дорогам в другие миры.
Ещё я стала чувствовать присутствие Творца. Он был в мужском образе, но не в каком-то определённом. Он менял своё лицо, когда я пыталась вглядываться в него. Ни старик, ни мальчик, ни мужчина… Я рассказывала ему о своей мечте. Об идеальном доме, но больше о мире с небесными дорогами.  Со стороны казалось, что мой мир сузился до полуживого леса и лачуги со сказочными стенами. Но сейчас мне кажется, что я по- настоящему была счастлива, именно, там.
- В том мире, который сейчас раздражает тебя своей грязью?
- Там было моё Начало.

Однажды весной  над городом разразилась сильная гроза. И в мой дом попала молния. Я помню безумно яркую вспышку. И пепел…Много пепла… Прах…Мягкий, бессильный, беззвучный…
Наверное, я тогда умерла. Для того мира, но не для себя. Мой дом  и  моё прошлое тело сгорели как ненужная оболочка. Я стала невесомой в мире, где не было никаких городов. 

Город растаял, а передо мной возник лес. Настоящий. Непроходимый дремучий лес. Без единой человеческой души. Исполинский лес, закрывший кронами всё небо. Он принял меня в своё лоно. Я вошла в него в полной наготе своего нового тела, мыслей и чувств.
Там, в глубине леса, я увидела избушку.
- На курьих ножках?
- Почти. Избушка парила над землёй, и трава под ней  была не примята. Ну а дальше…
- Вдруг как в сказке скрипнула дверь…
- Дальше я оказалась в западне. Лес исчез, осталась только избушка и темнота. Такая вот вечная неизбывная темнота. Моё полное и бесповоротное одиночество.
- Тебе было страшно?
- Нет. Я просто лежала  на полу без движения и ждала конца.
Чтобы сократить ожидание,  я начала разговаривать с темнотой. Я навала её Вечностью.
Она не сразу начала открывать мне тот свет, она долго слушала меня, впитывала мои мысли и чувства, а потом постепенно начала помогать мне. И я  вместе с Вечностью начала лепить из избушки новый дом. Руками, словами и мыслями!

И теперь я живу в этом доме одна. Хотя, ко мне приходят гости. Гости-кости. Вот они здесь все в вазе.
- Камни?
- Почти. На вид кристаллы, но по существу пилюли. Если их бросить в воду, то они растворятся. Можно погрузиться в эти  жизни. Но там нет ничего интересного. Там одни лишь бесплодные мечты о счастье, покое, наслаждении. Мечты о мертвой вечности. Там мужские жизни в своём вечном бесплодном круговороте желаний.
- А что плохого в желаниях?
- Ничего…Нет ничего плохого в процессе езды по дороге. Все дело в пункте назначения… Дорога желаний проложена у всех одинаково от рождения до погоста.
 
Александр взял в руки бокал с глинтвейном, слегка пригубил, вслушиваясь в свои ощущения.
- Я всё чувствую. Вкус, тепло, истому…Мне хочется взять в руки кисть и рисовать…Если мои желания привели меня к погосту, и этот погост - твой  удивительный дом…
- Нравится?
- Да.
- Больше жизни?
- Ты задаешь сложные вопросы.
- Трудно определиться? Тогда смотри. Вот тебе мой подарок.
Маша щёлкнула пальцами, и боковая стена гостиной вместе с висящими на ней портретами  покрылась рябью, зашипела белым экраном хаоса и восстановилась в новую твердь. Теперь в стене был внушительных размеров проём, закрытый витражными дверями. Двери бесшумно распахнулись, открывая вход в мастерскую художника.
Александр  охнул.
С высокого куполообразного потолка лился рассеянный свет. Свет лился и из  арочных окон, от стен, от пола.  Вереницей в перспективу уходили мольберты, снабжённые палитрами всех оттенков масла, акварели, гуаши, пастели, темперы, акрила. Вдоль стен выстроились полки с еще большими запасами краски, беличьих кистей всех размеров. Еще здесь были скульптуры  и материал для скульптур. Гипс, мрамор, терракота, бронза,   воск и фарфоровая масса. Всё это в бочках и огромных керамических горшках  Александр уходил взглядом все дальше в анфиладу комнат, в каждой из которых можно было творить, и не мог нащупать дна, открывшейся перспективы.
- Вот оно – твоё вдохновение. Бери, сколько хочешь! – сказала Маша.
- Это всё мне?
- Тебе. Будешь рисовать, лепить, творить. И никто тебе не будет мешать.
- А…Для кого я буду творить?
- Как для кого? Для меня…
- А люди?
- Сдались тебе эти люди. Люди – это фантомы. Вот ты. Был там. И сейчас тебя там нет. Сердечный приступ. Надя твоя придет на похороны. А через пять лет и Нади не будет. Люди - это ходячие мертвецы.
- А ты?
- Я не умираю.
- Но, ты так похожа на Надю. Может быть, ты и есть Надя?
- Да. Я Надя. И я буду с тобой вечно  в кристалле. Вот в этой вазе. Ты этого хотел?
- А туда. Туда обратно в жизнь нельзя?
- Можно. Вытащим пилюлю из вазы и бросим в воду. Новое рождение, новые мозги, новое тело и …новая память.

-  Но почему?   Я не хочу новую память, и я не хочу умирать. Я хочу творить! Творить для людей, для Бога! – начал свою патетическую речь Александр.
- Ну, тогда договаривайся с Вечностью.
- Я договорюсь! Дай мне шанс!
-  Да мне то что… Бери  свой шанс…Все вы – великие мечтатели и творцы в назначенный миг  рассыпаетесь в прах. Мечтаете, творите… А потом… «Чик-пык» и от вас только пилюля. Сколько вас таких было, и ни один не прошел испытания Вечностью.
- Я готов пройти!
- Готов, не готов, все равно наломаешь дров. Ты готов, но она тебя не примет.
- Откуда ты знаешь?
- Опыт. Опыт и чутьё. Не тот в тебе дух, что нужен Вечности. Она столько мужиков просмотрела, и ни одного не приняла. Были тут и воины, и президенты, и нищие, и олигархи. Со всех слетала мирская одёжка. И Вечность встречала их по уму. И воздавала им по их уму.

- Кто ты такая, Маша?
- Кто? Твоя мечта.  Я – твой идеальный мир. Ты же мечтал о творчестве, которое могли бы оценить не только люди, но и Бог? Вот, ты  и получил это творчество.
- А ты Бог?
- Я создаю реальность мыслью, значит, для тебя я Бог.
- Нет! Ты не можешь быть Богом!
- Ах да, Бог – это хитромудрый старичок.
- Нет! Просто ты…Этого мало…Всего лишь дом.
- Не только дом. Посмотри в окно.
- Там тьма.
- Для тебя тьма, а для меня путь в неведомое. Для тебя смерть, для меня – жизнь. Там вечность…Она ждёт тебя, чтобы дать тебе желанное идеальное забвение.

- Но я хочу жить. Не идеально, а реально! Жить и  рисовать!
-  В том мире, из которого ты пришёл, реальность заключается в том, что мёртвые рисуют для мёртвых.
- Но я рисую и для тех, кто родится.
- Кто родится, тот тоже умрёт.
- Родятся новые. Цепочка не оборвётся.
- Цепочка, опоясывающая мир? Цепь… Кому она нужна?  Самим пленникам?
Александр не нашелся, что ответить.

- Кто не постиг смысла смерти, тот не постигнет  смысла жизни - подытожила Маша.
- А ты жизнь или смерть?
- Не знаю. Почему-то все считают, что я смерть. Но мне кажется, что я не смерть и не жизнь. Я лишь порог, черта, мера…
Я сижу здесь и собираю  мужские жизни. У меня, уже здесь столько этих жизней, через край! И я не вижу в них никакого смысла. Люди живут в мире, который я называю центрифугой. Они там создаются, вращаются и исчезают…
- Но мне тоже не нравится замкнутый мир. Я пишу картины проникновения за границы восприятия…
-В вашем замкнутом мире  невозможно  проникнуть ни за какие границы, там  всё разрушается. Там мир, непригодный для продолжения жизни. Он – только начало жизни.  В моём же мире всё идеально. К тому же мой мир связан с Вечностью. Он не замкнут. Мой мир – это двери в другой, разомкнутый мир.  И я знаю, придет он, тот, у кого есть ключ. У  меня есть двери, у него ключ.
- Я готов стать ключом.
- Ты? – Маша отрицательно покачала головой. - Тебе чего-то не хватает. В тебе нет силы. Ты смотришь на меня и видишь только меня и ничего более. Также и за темнотой, ты увидишь только темноту.
- Но я попробую.
- Попробуешь и станешь кристаллом. Я тебя честно предупреждаю.
- И что со мной будет дальше?
- Для тебя ничего не изменится, Вечность даст тебе то, о чем ты мечтал. Будешь жить в своём сне, в своих мечтах, в шикарном доме с мастерской, рядом со своей Надей,  рисовать картины.
- И у меня нет выхода?
- Есть. Там, на заднем дворе. А вдруг я ошиблась, и  она примет тебя? – Маша сказала эту фразу, как кнутом хлестнула.

Саша  нервно вскочил, подбежал к закрытой двери, толкнул ее в открытую пасть безмолвной ледяной пустыню, сделал несколько шагов…

Маша вышла вслед за ним, чтобы увидеть прощальную вспышку. В ладони ей упал чернильный флюорит. Она вернулась в гостиную, бросила флюорит в вазу. Переступила босыми ногами через костюм рыхлой женщины, свалившийся с неё лишним грузом.

продолжение
http://www.proza.ru/2015/11/27/840