Пора

Друг, я расскажу тебе. Ты только не перебивай и не говори, что так не бывает, о’кей?
Мне было лет восемь. А жили мы с родаками и бабулей в обкомовском доме. Так-то дом был обыкновенный. Просто туда заселили товарищей из кабинетов вместе с семьями. Шло время, товарищи уходили на пенсию, а потом и умирали один за другим; оставались их бодрые вдовушки. Распался Союз, потом грянули лихие 90-е, дефолт, Чечня… А вдовушки, седенькие и все такие же бодрые, восседали на своих лавочках и мыли, мыли, мыли косточки новым соседям.
Новых соседей было мало, и детей у них тоже было – раз-два, и обчелся. У нас в подъезде жила еще одна девочка и мелкий – ему вообще было годика три. И еще одна девчонка из второго подъезда, она иногда гуляла с «нашей». В соседних домах – «хрущевках», битком набитых пролетариями – обитало несколько пацанов, но с ними мне и самому дружить не хотелось. Не надо думать, что все пацаны только и мечтают, что материться, таскать бродячих котов за хвост и кидаться камнями, а в отрыве от этой полезной деятельности зависать над приставкой. Мне это было скучно. Так что я по большей части сидел дома или в секции, куда меня записала мама, играл на компе, читал, смотрел «Энимал Планет» – мы как раз «тарелку» поставили – и томился от одиночества.
В конце концов я дождался, пока родаки уйдут и не возьмут с собой ключи, и удрал.
Мне тогда категорически запрещалось выходить на улицу, если родаков не было дома. А хотелось! И тут – такой подарок судьбы, елы-палы.
Я прошел мимо соседней «хрущобы», и еще мимо одной, и пробрался в конец двора. Детей не было, только на спортплощадке гоняли мяч какие-то пацаны постарше, уже лет по восемнадцать, и я хотел было повернуть домой. Как гляну – дом. Тихий, из выщербленного такого, копченого от времени кирпича, красноватый, низенький. Окна стрельчатые, то-се. В окна я заглянул – а они занавешены плотнее некуда. Дверь закрыта на висячий замок. Везде запустение, пыль, на крыльце полно старой опавшей листвы, В общем, обычный старый дом под снос, но красивый. Я погулял вокруг него, пофантазировал, кто там раньше жил и почему уехал, целую сказочку выдумал. А тут смеркаться стало. Я спохватился, что пора домой бежать, пока предки меня не застукали в самоволке, вдруг смотрю – бац! В окнах свет!
Это сейчас я бы подумал, что туда бомжи влезли. А тогда... В общем, интересно мне стало. Подошел я, стал перед крыльцом, смотрю – дверь приоткрывается, полоска света ложится мне под ноги. Тут я шагнул вперед и говорю: «Здрасте, а можно к вам в гости?»
А в дверях стоит тетка. Приятная вроде, пока я ей в лицо не заглянул. Глаза у нее не двигались, не блестели и не смотрели – неживые. Юбка длинная, кофта с оборками... Стоит и улыбается. А за ее спиной – еще какие-то люди.
Я помню, что тогда я совсем не боялся. Любопытно было, весело, будто в какое-то супер-пупер-прикольное приключение попал.
– В гости? Малыш, тебе еще рано ходить к нам в гости. Приходи, когда почувствуешь, что пора, – сказала эта тетка с мертвыми глазами и отступила. Дверь закрылась, свет в окнах погас, но перед этим…
Перед этим, дружище, я увидел рожи тех, кто был у тетки за спиной. Как их всех перекосило! Один, тот, что за левым плечом, превратился в настоящий череп, второй – с какой-то собачьей харей, третий вообще со свиным рылом, и злобные такие… Не знаю я, что это было, не спрашивай. Я тогда заорал и кинулся бежать сломя голову.
Родаки мои как раз в подъезд заходили. Я с ревом подлетел к ним, что-то нес, какую-то пургу, уж не помню, что именно… В общем, больше меня одного не выпускали из дому лет до четырнадцати, и постоянно шептались о моей тонкой душевной организации.
Фигня, да, дружище? Ну, какая у меня душевная организация? Да еще тонкая? Глянь – я здоровый мужик, работаю за троих, жру за пятерых, и если Валька на меня покрикивает, так она же жена, где это видано, чтобы жена – и мужа не попилила хоть изредка. Мне даже ничего не снилось после этого. Ни кошмаров, ничего. Я про тот дом и забыл.
А почему я тебе про это рассказываю? Потому что ты мой лучший друг. Ты не станешь стебаться и все поймешь правильно.
Когда я немного вырвался из-под родительского недреманного ока, я пошел поискать тот дом. Ну… да, не забыл. Но решил, что мне все показалось. В общем, не было такого дома нигде, хотя я очень хорошо запомнил, где он стоял. На его месте торчала какая-то древняя общага, рядом росли деревья в три обхвата – то есть это не то, что старый дом снесли и новый выстроили, того дома там просто никогда не было. Вот так-то.
Не-ет, погоди. Да не перебивай, я, может, в последний раз с тобой разговариваю!
Нынче вечером я возвращался с работы и вспомнил, что Валька просила зайти за хлебом. Ну, и зашел. Ближайший магазин – как раз мимо той общаги. В общем, иду я с хлебом, вдруг смотрю – дом. Тот самый. Все такой же запустелый, с прошлогодней листвой на крыльце и занавешенными окнами. И как только я поравнялся с ним, в окнах зажегся свет и дверь приоткрылась. Я так и застыл.
На крыльце показалась тетка с мертвыми глазами. Она по-прежнему улыбалась, и кружева на кофте, и все такое… и рыла у нее за спиной…
Я развернулся и полетел от них, как сумасшедший. Но одно слово я успел расслышать – то, которое она сказала.
Она произнесла: «Пора».