***
И вот я опять в лечебном заведении, спасибо чуткому доктору.
На этот раз я, кажется, угодила точно по назначению. Полная коробочка чокнутых!
Одни болтают без умолку; другие дерутся раут за раутом; третьи – молятся.
Вон у той женщины – сколько ей лет, тридцать – тридцать шесть? – тромб в ноге, в любую минуту может оторваться. А у нее двое детей маленьких и с мужем в разводе. Она не может себе позволить беречь себя, как советуют ей просвещенные доктора. Ведет обычную трудовую жизнь: магазины, сумки, работа, кухня… Хорохорится, как и я, и без устали твердит мантры собственного сочинения: никто не знает, когда умрет, так ведь? Идешь себе улыбаешься, а тебе на голову - трах! - кусок арматуры. Или рассекаешь себе на «бентли», ни о чем постороннем и в мыслях нет – грузовиком в лоб ке-е-к!…
У той, которая от слез не просыхает – ей тоже за тридцать - нет детей, а очень хочется. Но мужа тоже нет. И нигде на ее экономическом, неплохо оплачиваемом горизонте, не предвидится. У них в конторе терзают компики одни солидные тетки.
- Смени контору! Ты же совсем молодая. Найди такую, где водятся мужики.
- Ага! Эти конторы все ненадежные. Одна моя подруга ушла на такую фирму, а та - лопнула, у другой - та же историю. Третью подсидели, кругом интриги. Нет уж! У нас зато спокойно. Я после института целый год была безработной. Мерси, больше не хочу!
- Ну, тогда брось реветь! С таким настроением не то, что корову, и курицу не продашь. С деньгами и без мужа можно родить. Родители помогут.
Но она не желает без мужа.
У нее очень хороший папа. И она даже вообразить себе не может: как же это ребенок без папы?
Молящаяся не вылезает из Донского монастыря напротив. Истово выпрашивает у бога, чтобы муж, с которым она недавно развелась, наконец, съехал из их общей малогабаритной двухкомнатной квартирки, где они проживают втроем с дочкой, к чертовой матери – к своей маме.
- У его мамы тоже двухкомнатная, но побольше. И она там блаженствует одна с тех пор как ее муж, донской казак, помер.
- Слушай, а может, тебе попробовать помолиться, чтобы тесть прибрал свекровь к себе, в Рай - на - Дону? Раз она против приютить собственного сынка и, таким образом, помочь внучке.
Вспыхивает.
- Как тебе не стыдно?! Что за шуточки?
Пожила бы, как мы, в квартире, где с утра до ночи летают ножи, и ты бы от икон не отползала. Я молюсь, чтобы дочка поскорее вышла замуж! – где спрашивается у людей логика?
Несколько раз я оттаскивала старушку от молодого человека, с которым той не терпится сцепиться. То они не поделят телевизор, то столик в столовой. Умудрились подраться даже в очереди за лекарствами.
- Да, угомонитесь вы, наконец! Здесь же все жутко нервные. Кто - нибудь даст вам обоим по балде, чтоб не шумели, и переведут вас в нейрохурургию. Вы этого добиваетесь?
ххх
- Видишь, вон того, от Диора одетого чувака? – приблизив губы к его уху, докладываю я вечером о своей здешней жизни мужу.
Такие ежевечерние отчеты стали у нас уже доброй традицией. Кое- что я рассказываю ему по телефону. Часть доношу в устной форме, когда он приезжает меня навестить. Мы с ним располагаемся в холле на мягком, кожаном диване под пальмой, откуда открывается широкий обзор.
- Этот чудик работает в газпроме. Мы с ним играем в шахматы. У него кататонический синдром. Знаешь, что это такое? Он то и дело впадает в ступор. Так интересно! Поднимет руку с фигурой, чтобы сделать ход, а рука зависает в воздухе. - Эй, очнись! Дрыхнет...
А вон та очаровательная девушка (тоже во всем бутиковом) мы с ней ходим на лечебную физкультуру, она работает в мэрии...
- Да не та! – я ладонью сдвигаю голову своего супруга градусов на тридцать, навожу на цель. - Вон та, рядом с которой молодой, представительный муж. У нее - представляешь? - тоже, что у меня, панические атаки, тоже умирает по десять раз на дню.
Муж нервно ерзает на скользкой диванной коже, норовя отодвинуть ушную раковину подальше от моих активно шевелящихся губ. Тоже кандидат в пациенты этой клиники. Что и естественно. Ему сейчас достается как – никогда. Все на нем: и травмированный ребенок, девятиклассница, и работа; еще и ко мне нужно ездить, продукты возить. А кроме того, он всегда нервничает, когда речь заходит об обеспеченных мужчинах и дамах с молодыми мужьями и всегда торопится переключить мое внимание на что-нибудь, как ему кажется, более безобидное.
- А что это за женщина у тебя в палате, рядом с тобой лежит? Красивая такая… –
- Я знала, что она тебе понравится, - я обиженно отодвигаюсь от него и холодно роняю. - У нее рак. Первый муж был бездельник, трепал нервы, а со вторым - повезло. Почувствовала себя, наконец, счастливой и вдруг - такая история. К ней каждый день ходит сын, громоздкий, как холодильник с морозильной камерой и некрасивый, но зато, кажется, очень добрый и очень любит свою мать. Просиживает с ней часами. Может быть, думает, что ни одна женщина на свете, по крайней мере, привлекательная, больше так его не полюбит.
А в остальном здесь все, как везде у нас в медицине. На узи - очередь, томография - для избранных, хирург - вам не положен. Ну, хорошо, а в бассейн, по крайней мере, можно? Тоже нельзя? Почему? - С вашими атаками еще утоните. - Я неплохо плаваю. - Это ваши проблемы.
Проблемы, проблемы… У всех сплошные проблемы. Но в конце концов, главная проблема для меня сейчас – это определиться с психиатром. Выбор не большой, но есть. Между мужчиной и женщиной. Это пока все, что мне о них известно. В остальном я полагаюсь на природное чутье и благоприобретенные журналистские навыки. Почти все женщины рвутся к женщине. Ну, и молодцы! Лично я всегда предпочитаю мужчин. И не потому, что они умнее, просто в наших условиях у них больше возможностей стать хорошими специалистами.
Чем у нас занимаются мужчины? Правильно! Работая, кормят свою семью. А женщины? Отбивают у них хлеб.
Но ко мне мужской пол, как правило, относится лучше, беспристрастнее.
Присматриваюсь. Доктор, несомненно, располагает к себе, но чересчур уж молод, не больше тридцати. Для психиатра – это минус. Навожу справки. Зато у него вся семья врачи. И папа - психиатр, и брат - психиатр, трудится сейчас в Америке, разбирается с ее загадочной душой. Только мамуся выбилась из стройного ряда специалистов по высокому и спустилась в шахту человеческого тела – она гинеколог.
Я выбираю мужчину.
- А если он начнет задавать тебе нескромные вопросы?
- Я и сама люблю нескромные. Я ведь журналистом когда-то была, в прошлой жизни.
ххх
Люда, почему ты не оформила инвалидность? – горестно недоумевает мама. – Тебе же предлагали.
Как ей объяснить? Вообрази, ты сто раз потерял работу; у тебя совершенно нет денег; и ты сидишь и лабаешь книжку в свои без малого сорок, в первый раз (а это приблизительно то же самое, что пересесть с велосипеда на фуру) - и не потому, что тебе этого хочется, а чтобы определиться с деньгами ( у тебя же ребенок); и вдруг тебя сбивает машина и тебя сообщают, что ты - инвалид.
Да я просто испугалась, мама! Как я могу себе позволить быть инвалидом? Мне надо зарабатывать на себя, на ребенка. Я запротестовала: нет, нет! Вы ошибаетесь! Никакой я - не инвалид. Я - здорова, как бычара! Смотрите, я уже завтра вскочу на ноги. Я буду работать!
Глупо, конечно. Люди покупают инвалидности, а я отказалась.
Но - никто и не настаивал. Никакой бюрократии. Нет, так нет.
И вот я здесь. Со всеми вами, чокнутая среди чокнутых. В клинике, где лечат от всего сразу: и от ума, и от нервов, и от ошибочного взгляда на себя.
О, kay, я, согласна! Я – самозваный журналист. Я - журналист - идеалист, а идеалисты – опасны. Они слабы, безвольны и бестолковы. И нет мне место в этой достойной профессии. Аuf Wiedersehen, ребята! Гребите дальше на своем утлом челне без руля, без ветрил и без меня.
А мне вон в тот кабинет, к молодому, симпатичному психиатру.
ххх
Несмотря на свою цветущую молодость, доктор с порога верно оценивает мой психотип. Ровно так, как и я его себе понимаю.
- На истеричку вы не похожи…
- В яблоко, доктор! Терпеть не могу женских истерик, - и я с облегчением понимаю, что на этот раз, мне, вроде бы, опять повезло.
И мы с ним немножко поболтали о Фрейде, о Юнге, о Берне, о Фромме, о Джоне Уотсоне и о Блаватской, о Павлове и Бехтереве - и наконец, приблизились к главному, к моему мужу.
- Вы знаете, кто такая Лени Рифеншталь? - спросил доктор и покраснел.
Недаром он мне сразу понравился этот высокий, стройный доктор со своей белоснежной, удивительно тонкой кожей и честными, голубыми глазами. Так, наверное, в молодости выглядел мой муж, и также, видимо, краснел.
- Да, доктор, конечно, - ход его мыслей был очевиден. - Но мне это не подходит.
Доктор вопросительно приподнял брови и погромче включил музыку «ретро».
Я тоже ее люблю, она успокаивает.
- Долго объяснять, много причин, - сдержанно промолвила я.
Даже самый хороший психиатр, вряд ли, способен с порога разобраться с таким сложным существом как человек. Тем более, женщина. Тем более пишущая женщина. Тем более, доктор и не собирался тратить много времени на рядового пациента.
- Ваш муж сказал, что вы хотели бы занять отдельную палату. Я готов ее вам предоставить.
Последнее он, конечно, предложил исключительно потому, что друг моего мужа и наш патрон, без которого у нас не было бы ни маломальски приемлемых средств к существованию, ни поездок за границу, ни машины, ни даже домика в деревне – узнав об очередном нашем несчастье, отдал жизнеспособный еще компьютер со своей фирмы в эту клинику.
И я, действительно, рвалась поселиться в отдельной палате. И не потому, что не успела дома сполна насладиться одиночеством, а чтобы не прекращать работу, продолжать редактировать детектив. Хотела, но - перехотела. Поняла, что в моем физическом состоянии работать не смогу.
- Я передумала, доктор. Спасибо.
- Я рад, - он с облегчением улыбнулся. – Я с самого начала считал, что вам лучше сейчас побыть с людьми.
- Опять в десятку, доктор! Стоило мне с ними разлучиться, как я тут же угодила к вам.
И доктор любезно улыбнулся моей шутке. И выписал мне дешевые антидепрессанты ( прозак для простых россиян – чересчур дорого) и щедрую порцию транквилизаторов Назначил массаж воротниковой зоны ( при травме у меня произошло смещение шейных позвонков); рассказал про кабинет релаксации и похвалил мое рвение к лечебной гимнастике; напомнил, что в клинике работает профессиональный психолог - и мы расстались, вполне удовлетворенные друг другом.
Милый доктор! Он был таким очаровательным, ну, прямо ангел! И те немногочисленные женщины, которые все-таки попадали к нему, плененные его ласковым обхождением и собственными страхами , буквально, не давали бедняжке проходу.
Сколько раз, бывало, посмеиваясь про себя, я наблюдала как он, по-заячьи озираясь, пробирается вдоль стеночки коридора, стараясь незамеченным ускользнуть из клиники. А пациентки стерегут его, осаждают, хватают за руки. Доктор, доктор, помогите! Поговорите со мной!...
Со мной, обо мне, о том, о сем…
О, я его отлично понимала! Я сама к миллениуму так вымоталась от всех этих разговоров о том, о сем и обо всем, что ни в сказке сказать!
И ведь никто никогда не спросит о тебе. Как, мол, ты сам-то, голубчик доктор или специальный корреспондент поживаешь? У тебя - то у самого – то как? - с деньгами, с мужьями, со здоровьем. Эти занимательные темы почему-то вызывали острое любопытство только у тех, кто набивался в любовники. И вот о них-то сейчас я и хочу сказать пару слов.
Не верьте, если вас начнут уверять, что все журналисты б – ди. И вдвойне не верьте, если логос будет звучать так: б - ди только журналисты. Оба утверждения ошибочны. Сколько я в бытность свою в любимой профессии налюбовалась на всевозможных б-дей на всех этажах власти и в разнообразных кабинетах! Всех этих партийцев, военных, судейских, чиновников, которые уверяли меня, что без их высокого покровительства мне - ни-ни! - шагу не ступить в профессии. И как они могут помочь мне: своим дружеским участием, связями, деньгами…
М - ки!
Да, мы - представители второй древнейшей, но ведь не первой!
И потом, кто вам сказал, что я сплю и вижу сделать карьеру?
Мои амбиции куда круче. Я хочу изменить жизнь в моей родной стране, а это, господа, согласитесь, немножко разные вещи в нашей, традиционно враждующей с умом Державе, где компромисс всегда гораздо проще потерять, чем обрести.
Вы никогда не спрашивали себя, почему Чехов так поздно женился?
Или вас удивляет, что он вообще женился?
Но умер - то как и доктор Дымов, бездетным.
Вот - новый поворот! И не разберешь, пока не повернешь… - головокружительные строчки!
Не сбавляйте скорости, товарищи горнолыжники! Это главное. Правильным курсом мчитесь. Одни - в конформисты, другие – в бунтари, а третьи, вроде меня - в лишние люди, в созерцатели…
Свидетельство о публикации №215112801137