Роман Ассириец Глава двадцатая

Глава 20.
          Египетский поход


    Погрузившись на корабли, многотысячное войско Ашшурбанапала отплыло из Ниневии вниз по течению и уже через неделю разбило лагерь под стенами Ашшура, расположенного на высоком правом берегу Тигра, близ слияния его с Нижним Забом: идеальной крепостью, самой природой защищенной от набегов неприятеля. Сам город стоял на высоком скалистом возвышении, с востока надежно прикрытый широкой и полноводной рекой.
 
    Вернувшийся посыльный кроме лаконичного ответа, начертанного собственноручно Син-шум-лиширом и гласившего: «Покорный воле царя царей буду с войском у Ашшура» привез еще и не самые веселые вести. Вавилон снарядил в поход всего два полка, большую и лучшую часть регулярного войска сохранив при себе. С полками следовала конница наемников – степняков, ненадежное и пестрое сборище. Выслушав гонца, царь помрачнел и движением руки отпустил его. Оставалось одно – ждать.

    Разведчики доложили о подходе войск из Вавилона за два дня до появления их авангарда. С раннего утра ассирийское войско, отдохнувшее и готовое к битве, ожидало подхода союзников: выстроенные полки застыли в грозной и молчаливой неподвижности, готовые к любому повороту событий. Гарнизон старой крепости в полном вооружении замер на стенах в боевых порядках. Царило напряженное молчание.

    Здесь же, на стене под охраной «неустрашимых» находился и Ашшурбанапал. Я стоял за его спиной, пытаясь в знойном, колышушемся мареве разглядеть подходившие к городу войска. Первой из-за холма показалась конница степняков. Широким полумесяцем развернувшись в сторону крепости конная лавина сбила шаг, едва заметив поджидавшие ее полки, дрогнула, остановилась и застыла в недоуменном ожидании. Затем, помедлив – казалось, прошла вечность, -  конные отряды, совершив фланговый маневр, перестроились, давая дорогу тяжелой пехоте, что шла следом.  Движение передовой колонны нарушилось, вестовые понеслись в ставку – сообщить о неожиданной встрече. Тем временем, командиры спешно перестраивали авангард из походных в боевые порядки. Войска ассирийцев не двинулись с места.

    Я взглянул на царя – он выжидал, уперевшись руками  в кирпичную кладку парапета, хмуря брови и изредка кивая, словно одобряя военную выучку авангарда вавилонян, состоявшего из закаленных в битвах ветеранов. Но вот в прибывшем войске вдруг пронзительно завыли трубы, ряды воинов снова пришли в движение: навстречу  царю царей летели три колесницы.  На расстоянии полета стрелы от ассирийских полков они резко затормозили и развернулись. Ашшурбанапал вскинул правую руку. Ворота крепости растворились и навстречу колесницам медленно выехал всадник. Я узнал его – это был капитан «неустрашимых». Дождавшись посланца царя, командующий вавилонским войском выслушал его, затем сошел с колесницы и с низким поклоном передал спешившемуся Аби-Эшуху свою короткую булаву полководца.

    Посланник царя вскочил на коня и, высоко подняв в правой руке булаву, понесся к крепости; полки встретили его восторженным ревом и грохотом железа. Воины поняли, что битвы не будет, а вавилонское войско, что привел Син-шум-лишир, покорно воле ассирийского царя. Я снова искоса взглянул на Ашшурбанапала, напряжение последних минут отпустило и его, жесткая складка у рта пропала, морщины на лбу расправились.

    На последовавшем немедленно военном совете я имел возможность как следует рассмотреть Син-шум-лишира. Высокий и широкоплечий, с седыми прядями в волосах, крупным носом хищной птицы, острым взглядом из-под кустистых, сросшихся бровей, этот старый и закаленный в битвах воин произвел на меня сильное впечатление. Его портили лишь тонкие губы, искривленные в постоянной усмешке. Держался он с достоинством, даже надменно, на ассирийских военачальников глядя свысока, всем своим видом демонстрируя свое превосходство. Склонил голову он лишь перед Ашшурбанапалом.

- Син-шум-лишир, - ровно произнес царь, обращаясь к прибывшему. – Я удивлен, что ты привел всего два полка, хотя я ясно дал понять моему царственному брату, что мне необходимы, как минимум, пять полков регулярной армии и три  из числа ополчения. Как ты можешь объяснить это?

- Великий царь, - поклонившись ответил вавилонянин. – Времена настали неспокойные, я привел все войска, что сумел собрать, в Вавилоне остался лишь небольшой гарнизон. Остальные полки заняты на границах, сдерживая напор варваров с востока.

    Даже мне было ясно, что он лжет. Я покосился на царя, интересно, как он отреагирует. Царь потяжелел лицом, но продолжал говорить так же ровно:

- Что еще ты имеешь сказать мне, доблестный воин?

- Мой царь, великий Шамашшумукин…- начал было вавилонянин, как его резко перебил один из ассирийских генералов:

- У нас один царь – Ашшурбанапал, других царей мы не знаем!

- Разумеется, - с поклоном ответил Син-шум-лишир, криво усмехаясь. – Но в отсутствие владыки вселенной, мы почитаем его брата, наместника Вавилона, как великого царя, да продлит бессчетно его годы Мардук, да воссияет его слава в тысячелетиях…

- Итак, что велел тебе передать мой брат? – прервав его спросил царь.

- Он велел сказать следующее, - полуприкрыв глаза и выпрямившись вавилонянин речитативом произнес послание, словно читая невидимый текст. – Да свершится воля великого владыки вселенной, царя ассирийского, вавилонского, эламского, египетского Ашшурбанапала, сына Ассаргадонна, моего божественного брата! Все войска, что мог собрать тебе, я выслал тебе. Границы земель пришли в волнение, туда я послал множество войска. Уверен, что лишь заслышав о твоем походе, все армии презренного фараона разбегутся и снова воцарятся в благословенном крае Мардук и Иштар. Ждем тебя, мой царственный брат с победой в Вавилоне, молим богов наших предков о скорейшей твоей полной победе и благополучном возвращении из далеких краев. Я лично отслужу  большую службу в течение тридцати дней в храме Мардука и принесу ему обильные жертвы быками, баранами и козлами. Сотни кувшинов пива изольем мы на жертвенник, ничего не жалея. Посылаю с войском свою опору – Син-шум-лишира, своего надежного и верного слугу. Пусть станет он твоей правой рукой. Да будет с тобой благословление Мардука и Энлиля! Твой брат Шамашшумукин.
Закончив произносить текст послания Син-шум-лишир открыл глаза и снова поклонился царю.

- Вижу, мой царственный брат и в самом деле сделал все, что в его силах. – резюмировал царь. Я удивленно уставился на него.  - Что ж, отправим с посыльным ему письмо.

- Пиши, жрец! – Это уже относилось ко мне. – Мой милый брат! Благодарю тебя за присланное войско и принесенные жертвы. Из побежденных Саиса и Мемфиса в Вавилон я отправлю множество золота и серебра, сильных рабов и тысячу красивейших невольниц. А также статуи их богов, чтобы стояли они у подножия храма великого Мардука, прославляя его силу и власть над другими богами. Богатые дары ждут Вавилон, да укрепятся слава его и могущество. Да будет с тобой моя братская любовь, да хранит тебя Иштар. Подпиши моим именем.

- Син-шум-лишир, - сказал проникновенно царь, оттиснув на мягком воске свой перстень и вручая ему эту табличку, – Немедля пошли своего лучшего гонца в Вавилон к брату моему. Пусть печень его возрадуется. Иди, я не задерживаю тебя, на три дня мы останемся здесь, твоему войску нужен отдых. Затем,  не мешкая более, отправимся дальше. Все свободны.

    Проводив взглядом широкую спину вавилонянина, покинувшего залу, Ашшурбанапал процедил сквозь зубы:

- Старый лис! Все такой же, как и десять лет назад! Да и братец мой хорош! Баранами и козлами… – царь хлопнул в ладоши. – Аби-Эшух!

    Капитан «неустрашимых» словно бесшумно вырос из-под земли.

- Жду приказаний, владыка вселенной!

- Проследи за тем, чтобы гонец ушел до заката и ему не чинили препятствий. Гонцу выделить охрану. Мне нужно, чтобы мое послание попало в руки владыки Вавилона. Пусть там пока поуспокоятся, до поры, до времени…А с этой вавилонской лисы и всей его своры глаз не спускать, докладывать мне лично. Головой отвечаешь! Пока их не трогать, неизвестно, сколько гонцов уйдет еще в Вавилон. Пусть расслабятся. Никаких стычек между полками, передай всем – шкуру спущу с зачинщиков и прибью на ворота, а самих - на кол. Мне нужны эти полки…Подготовь из числа наших офицеров на замену, пусть будут готовы принять командование и ждут сигнала. Свободен!

    Капитан гвардии молча склонил голову повинуясь и так же бесшумно исчез. Ашшурбанапал уже давно покинул залу, разошлись и все остальные, а я все еще сидел на своем месте писца, погрузившись в раздумья.

    Через несколько дней объединенные силы союзников   выступили из Ашшура. Великий поход начался!

    Я стоял на холме и наблюдал картину, никогда ранее не виданную в своей жизни: огромное войско «владыки вселенной» растянулось на многие километры по пустыне, подымая в воздух тучи песка и оставляя за собой длинный извилистый след, словно огромная змея, что, изогнувшись, протянулась от Ниневии в сторону долины Нила, готовая ужалить. Давно позади остались недели пути, переправа через Евфрат и мощеная камнем дорога – войско уже вышло за пределы империи. 

    Только на первый взгляд движение массы людей казалось хаотичным, на самом деле, войска шли четким и слаженным маршем. Многочисленные отряды лучников и пращников, копьеносцев, метателей дротиков и простых пехотинцев, в длинных, до пят, железных кольчугах, вооруженных мечами, щитами и длинными копьями, повинуясь окрикам командиров, старались не отставать от войск идущих впереди. Вдоль колонны пеших воинов, обгоняя их и немилосердно пыля, мчалась конница. Ассирийские стратеги за столетия войн успели убедиться в важности этого стремительного рода войск, способного сломить сопротивление врага и лихой атакой поставить победную точку в сражении.

    Легкие конники, вооруженные тугими луками и, небольшими кожаными щитами округлой формы, заброшенными за спину, с гиканьем и свистом неслись вдоль колонны. Тяжелая кавалерия размеренно шла следом, отливая на солнце ярким металлом доспехов; кони, закованные в броню, грузно вязли в песке под тяжестью всадников и амуниции. Не было силы ни в Месопотамии, ни за ее пределами, способной сдержать натиск этих могучих воинов, когда, по мановению руки царя царей, они шли в атаку, словно бурлящая, разлившаяся в половодье река, сметая все на своем пути. Длинные копья на плечах тысяч всадников мерно покачивались, словно в пустыне вдруг волшебным образом вырос фантастический лес из гигантских блистающих колосьев. Заходящее солнце окрашивало их в алые тона, казалось, они уже обагрены кровью врагов. Затаив дыхание, я смотрел вслед идущей коннице. Вот это силища!

    За всадниками следовали колесницы, их скрипучие колеса, обитые железными пластинами, тяжело проседали в песке, - кони храпели, косили дикими глазами на возниц, вздрагивая от хлестких ударов бичом. За войском, в арьергарде, растянувшись до горизонта, шел обоз с продовольствием для армии, фуражом, запасом оружия, механизмами для штурма крепостей, материалами для осадных башен и катапульт в сопровождении инженерных войск.

    В центре колонны находилась походная ставка царя. К нему стекались многочисленные пешие и конные гонцы, посыльные, разведчики из посланных вперед дозоров и подразделений боевого охранения с докладами и, получив новые указания, устремлялись к своим отрядам. Войско жило как огромный организм, единое целое, состоявшее из тысяч и тысяч частей, спаянных могучей волей. Покорная одному слову повелителя, эта масса зловеще пульсировала, трепетала и текла, словно поток лавы, медленно, но неуклонно продвигаясь вперед, к намеченной цели. 

    Немногочисленные вражеские войска, что встречались нам на пути и не успевали уйти от преследования, моментально уничтожались отрядами боевого охранения, состоявшими из кавалерии, легкой пехоты и пращников. Пленных не брали. 

    Я находился в ставке и имел возможность наблюдать за действиями царя. Ашшурбанапал большую часть времени был мрачен и задумчив, казалось, его мысли витают где-то далеко. Он то читал какие-то свитки, рассматривал таблички, то просто, склонив голову на грудь, молчал, изредка шевеля губами, словно произнося молитву. Но стоило появиться очередному посыльному со свежей информацией - все менялось. Царь преображался на глазах. Выслушивая внимательно доклады, он отдавал ясные и четкие распоряжения, вызывая мое восхищение. Да, а ведь академий военных не кончали.…Семьсот лет войны, непрерывной кровавой агрессии сформировали этот тип военного повелителя, он не задумывался на войне – за него все решали рефлексы. Он знал, что делать, уже родившись. В его жилах текла роль великих завоевателей: его деда Синахериба и отца Асаргадонна.

    Вся его держава существовала исключительно за счет экспансии. Новые земли, рабы, ресурсы нужны были империи как воздух. Отсюда и огромная армия. Но, запустив однажды этот механизм, судьба сыграла с правителями злую шутку, сделав ассирийских царей заложниками политики агрессии. Армию надо кормить и содержать.…Для этого нужен внешний враг и победоносные войны. Если нет врага за пределами страны, то он быстро найдется внутри, и внутренние распри и междоусобицы разорвут страну на части, примеров тому и в нашей истории немало. Что же получается? Победоносные войны – залог мира и благоденствия в государстве? Хочешь жить в мире – готовься к войне? «Si vis pacem, para bellum!»

    Я отпил пару глотков из фляжки и мрачно сплюнул под копыта своего коня. Какого черта, я-то что здесь делаю?! Угораздило меня… Я должен сейчас быть в библиотеке и выполнять задание, вместо этого я неделями болтаюсь в песках, в ожидании, когда я понадоблюсь царю в качестве писца. Воистину, хочешь рассмешить Бога - расскажи ему о своих планах!

    В путь выступали с раннего утра, еще затемно, полуденный зной пережидали на привале, проходя до конца дня еще несколько километров. Как только солнце начинало клониться к западу, войско становилось на ночлег. Разбивались палатки и шатры, сотни костров и факелов зажигались в ночи, освещая снующих людей с котлами и кормом для лошадей, пирамиды копий, животных на отдыхе и часовых на постах. До поздней ночи не смолкали голоса бывалых воинов, хриплая перебранка и хохот. Они уже предвкушают ту добычу, что захватят в Саисе. Золото, серебро, невольницы, рабы… Впрочем, стоимость рабов после иного победоносного похода была настолько невелика, что ими порой расплачивались за обед в харчевнях.
 
    Я ворочался на жесткой войлочной кошме, что служила мне походной кроватью, и мысли не давали мне уснуть. Про меня словно забыли, вот уже три дня я не выполняю своих обязанностей походного писца. Тоже мне, историограф маршевого батальона, вольноопределяющийся Марек…Как далеко, в другой жизни было это все: любимый засаленный томик «Похождений бравого солдата Швейка» на кухне, Гюзалина стряпня, мягкая постель, безмятежная жизнь…

    Я в который уже раз нащупал у себя на шее медальон экстренного вызова. Что толку? Пошел третий месяц…Одна надежда: еще пару дней и мы встретим войско фараона, что по данным военной разведки вышло нам навстречу, стремясь остановить нас на подступах к египетской столице, где также, как клялись и божились «языки», остался многочисленный гарнизон, и дополнительные подкрепления еще подходят. Скоро будет жарко и дурацкие мысли не будут лезть мне в голову. Обдумывая незавидное свое положение, я забылся беспокойным сном.

    Утро в лагере обычно начиналось с молитвы Шамашу. У походного алтаря собирались жрецы Нину, и, воздев руки навстречу восходящему солнцу, приветствовали его благодарственным гимном:

«Шамаш, царь неба и земли, держащий в порядке все вверху и внизу! Шамаш, ты властен пробуждать мертвых к жизни, освобождать скованных! Неподкупный судия, установивший порядок среди людей, высокочтимый отпрыск бога Намрассита! Превосходящий всех силой, прекрасный сын, свет всех стран, творец всего и каждого в небе и на земле – ты, о Шамаш!»

    Этот гимн был для меня что-то вроде утренней побудки, заменяя привычное армейское: «Ро-от-а-а! Па-дъё-ём!» Я выбирался из своей палатки прищурив глаза, и прикрыв лицо ладонью, наблюдал восход солнца.

    Ничего в своей жизни я не видел более прекрасного, чем восход солнца в пустыне! Воздух еще свеж и прозрачен, словно промыт колодезной водой. Еще не пришел полуденный зной, не колышется в воздухе обжигающее марево, и хочется дышать полной грудью. Все пробуждается вокруг, и ты видишь, что пустыня совсем не безжизненна, но величественна и прекрасна своей строгой и сдержанной красотой. Золотисто-желтая до самого горизонта, в складках барханов и дюн, словно застывших волнах, она расстилается вокруг, маня тебя своей загадочностью и утренней безмятежностью. Небо над ней лазурное и прозрачное, самое высокое небо, что я когда-либо видел в своей жизни. А там,  на горизонте,  эти два моря – прозрачное и песчаное - в крепком объятии сливаются в одно. И вдалеке, на востоке, откуда мы пришли, восходит молодое солнце, даря людям надежду на новый день…

    Этот день изменил все. И мою жизнь, в том числе.