Спецхимики. Порох для Града или Василий Сазонов

                Порох для «Града»
                или
               ВАСИЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ САЗОНОВ,
       д.т.н., профессор, дважды лауреат Государственной премии.

      Студентами мы довольно основательно изучали историю российского и особенно советского пороходелия. Я читал много дополнительной литературы в нашей секретной библиотеке. Особенно запомнилась мне драматическая и даже трагическая история создания «Катюши».
 
      В ствольной артиллерии пороховой заряд должен сгорать почти мгновенно, чтобы давлением горячих газов выбросить снаряд на большое расстояние. Огромное давление не страшило артиллерийских конструкторов, они компенсировали его солидной толщиной стенки пушечного ствола.

      А вот с пороховыми ракетами дело обстояло куда сложнее. Если в зарядах использовать обычный артиллерийский порох с тонким сводом и малым временем горения, то в двигателе разовьется огромное давление. Чтобы двигатель не разорвался, пришлось бы делать его стенки толстыми. Ракета станет тяжелой, а это потребует еще большего увеличения давления пороховых газов, и так до бесконечности. Такой путь вел в тупик.
 
      В ракетах требовался порох, который горел бы медленно, но давал большое количество газов, при условии, что их давления выдержат довольно тонкие стенки. Лучший вариант – заряд в виде толстостенной трубы из пороха с небольшой скоростью горения и большой газопроизводительностью. Первые ракетные заряды прессовали из обычного дымного или черного порохе, который изобрели китайцы еще 1500 лет назад. Черный порох имел небольшую энергию, прессовать заряды из него с одинаковым уплотнением было трудно, ракеты летели недалеко и давали большой разброс по дальности. Эти ракеты большого распространения так и не получили.
 
      Выход нашли советские инженеры. Точно неизвестно, кто первым придумал пироксилино-тротиловый порох ПТП, из которого стало возможным прессовать канальные шашки, - трубообразные толстостенные цилиндрические заряды с внутренним продольным каналом. Впервые порох ПТП появился в 1926 году, его изобретение приписывают «инженеру Артемьеву». Однако в то время ракетостроением занималось множество врагов народа вроде С.П.Королева, их интенсивно отлавливали и даже отстреливали бдительные «органы». Расстреляли и «инженера Артемьева». А на порохе ПТП другие, ныне неведомые инженеры стали разрабатывать первые советские ракеты.
   
      Порох ПТП оказался очень удобным для опытных работ, но маломощным, и в 1938 году советские инженеры с участием молодых, но уже известных пороходелов Бакаева и Клименко разработали мощный и надежный баллиститный ракетный порох Н. Именно на порохе Н наши ракетчики создали эффективные ракетные снаряды РС для авиации, а потом изобрели первые в мире подвижные наземные ракетные установки залпового огня, сначала БМ-13 калибра 130 мм, а попозже БМ-8 калибра 68 мм. Народ дал этим установкам имя «Катюша», а фашисты назвали их «Сталинскими органами» и боялись «Катюши» пуще самой лютой смерти.

      Конечно, среди разработчиков «Катюш» и РС тоже оказалось множество врагов народа, их, естественно, наши славные «органы» обезвредили самым радикальным образом, так что сейчас никто точно не знает фамилий талантливых советских инженеров, которые создали эти чудеса вооружения.
 
      Если Читатель начал недоумевать, к чему это я так подробно рассказываю о каких-то порохах и ракетах, то прошу еще чуть-чуть потерпеть, ибо еще одна короткая историческая справка, и я перехожу, наконец, к главному.
 
      Боевые машины БМ-13 и БМ-8 оказались замечательным оружием, ничего подобного ни у немцев, ни у наших славных союзников и близко не было. Однако ничто в мире не идеально, наши РС для «Катюши» тоже имели маленький недостаток. Некоторые реактивные снаряды на порохе Н после схода с направляющих вдруг начинали реветь диким голосом, резко ускоряли полет и вскоре взрывались, далеко не достигнув цели. Однако это происходило не слишком часто, и «Катюши» продолжали успешно использоваться. Ученым пороходелам и ракетчикам приказали заняться этим «анормальным» явлением, но приказ был не слишком категорическим, в 41-м году у нашего высокого руководства имелись более важные дела.
   
       С «Катюшами» обнаружилась другая маленькая промашка, куда более печальная, чем «анормальное горение». В порох Н входил стабилизатор химической стойкости под названием централит №2, по научному - несимметричная диэтилдифенилмочевина. В порохе его находился всего-то ровно 1%, но без этого диэтил- и так далее порох Н при хранении частенько самовозгорался, а это, сами понимаете, не очень удобно. В общем, без централита №2 нет пороха Н, а без пороха Н нет «Катюш».

      И вот оказалось, что отечественные заводы не умели производить централит №2, и мы до войны ввозили его из дружественной Германии, импортировали, так сказать. Читатель сам догадается, что 22 июня 1941 года поставки централита №2 из Германии в СССР прекратились, и наше производство зарядов из пороха Н встало на мертвый якорь. Ситуация смертельная. Фашисты прут как бешеные уже на саму Москву, а наши замечательные секретные «Катюши» не могут стрелять, - нет ракетных снарядов, потому что заводы не могут делать порох без централита №2, а централита №2 в нашей державе нет нигде.

       Шум стоял превеликий, наладить дело поручили самому Лаврентию Павловичу Берия, и он взялся за работу с обычной для него энергией и привычными методами. Почти всех уцелевших пороходелов, в том числе, известного уже Читателю А.В.Бакаева этапировали в Пермь и посадили за колючую проволоку, под усиленную охрану. От имени товарища Берия им твердо приказали срочно разработать порох для «Катюш» на отечественном и только на отечественном сырье. Ну, и понятно, восстановить производство зарядов РС М-13 и М-8. Это место за колючей проволокой в Перми назвали ОТБ НКВД, - Читатель сам расшифрует нехитрое название.
 
      Пока пороходелы в ОТБ НКВД лихорадочно разбирались, что к чему, все запасы пороха Н иссякли окончательно. И тогда товарищ Берия строго-настрого приказал всем спецхимикам СССР немедленно разработать «суррогатный» порох для замены пороха Н и срочно начать изготавливать заряды для «Катюш». Из чего делать порох, - ваше дело, хоть из собственного дерьма, а как делать заряды для «Катюш», - да хоть на коленке. Только выполните план поставок в заданные сроки. Иначе… Время-то военное.
 
      И вот все спецОТБ, все спецкафедры ВУЗОВ и академий,  лаборатории всех спецхимических заводов и множество спецартелей инвалидов в СССР принялись изобретать суррогатные пороха и лепить из них заряды для «Катюш». Конечно, без смертельных аварий никак не обходилось, - ведь порох очень охотно горит и даже иногда взрывается. Конечно, утвержденные планы поставок не всегда выполнялись в должной мере, но какое-то количество суррогатных зарядов для «Катюш» поступало в Действующую армию. И все-таки с осени 1941 года до начала нашего наступления под Сталинградом в ноябре 1942 года Красная армия применяла «Катюши» в основном символически.
 
      К зиме 1942 года спецхимики ОТБ НКВД сумели таки разработать новый ракетный порох, назвали его НМ-2 и возобновили производство зарядов по сохранившейся технологии. Красная армия немного воспрянула духом, немцы под Сталинградом впали в транс от «сталинских органов», снова возникших будто ниоткуда, спецхимики ОТБ НКВД стали собираться на волю, но товарищ Берия остановил их. Потребности Красной армии в зарядах для «Катюш» резко возросли, поэтому надо быстренько сочинить такую промышленную технологию, которая по производительности отвечала бы современным условиям, а заодно всем будущим потребностям, как бы сильно они ни возрастали. Вперед, осУжденные граждане спецхимики!

       И граждане спецхимики ОТБ НКВД снова не подвели гражданина начальника Берию. Они во главе на этот раз с Давидом Израилевичем Гальпериным придумали и организовали такую технологию, которая существует до сих пор в России, но которую никак не могут в полной мере воспроизвести ни в какой другой державе. Но это уже другая история, а для нас важно то, что когда использование пороха НМ-2 стало массовым, то все заметили, правда, не сразу, что теперь РС работали нормально, они больше не ревели, как оглашенные и не взрывались раньше времени. Вот тут-то и начинается, наконец, наша история, и на сцену пороходелия выходит молодой ученый  Василий Александрович Сазонов.
 
       Порох НМ-2 в ОТБ НКВД разрабатывался, естественно, в заметной спешке и имел некоторые недостатки. После Победы спецхимикам не дали даже придти в себя, но попросили разработать для новых пороховых ракет и систем залпового огня новые баллиститные пороха, более мощные и лишенные недостатков НМ-2. Этим вопросом пришлось заниматься В.А.Сазонову в подмосковном НИИ-125.
 
      Разработать новые, более мощные баллиститы ему удалось довольно быстро, но при стендовых испытаниях выяснилось, что новые ракетные заряды «заболели» старой, полузабытой болезнью. При работе они снова иногда вдруг начинали анормально реветь, разлетаться кто куда и даже взрываться. Спецхимик Сазонов призвал на помощь спецматематика Победоносцева, они вместе быстро разобрались, в чем дело. Первым делом они установили, что порох Н склонен гореть анормально, а НМ-2 этой болезнью не страдает. Спецматематик Победоносцев и спецхимик Сазонов установили, что в канале толстостенной шашки из пороха Н и из новых порохов развивается слишком высокая скорость истечения пороховых газов, эти газы начинают размывать стенки канала шашки, поверхность горения незакономерно увеличивается, возникают высокочастотные колебания, они образуют известные любому школьнику стоячие волны, которые еще больше размывают стенки шашки, и так далее, вплоть до разрыва ракетного двигателя.  Из-за стоячих волн это явление Победоносцев назвал  резонансным горением и придумал «критерий Победоносцева», который можно легко рассчитать и который определяет склонность пороха к резонансному горению.
 
      В науке самое главное – дать название непонятному, и все сразу становится ясным,как Божий день. Но в данном случае Сазонова это не устраивало. Ему-то предстояло разработать пороха, которые сами по себе, без всяких критериев Победоносцева горели бы нормально. Победоносцев уверял, что шашка для заряда РС спроектирована неправильно. Слишком узкий канал не успевает пропустить через себя огромное количество пороховых газов, отчего они размывают стенки канала и РС начинает реветь и разрушаться. Победоносцев предлагал расширить канал шашки или хотя бы просверлить в стенках шашки радиальные отверстия, чтобы газы успевали нормально выходить из канала, куда положено. На худой конец он уговаривал Сазонова протянуть в канале шашки серебряные струны, которые поглотили бы стоячие волны и дали заряду гореть нормально.
 
      Но по техническому заданию Сазонов не мог ни расширить канал пороховой шашки, ни просверлить в стенке шашки поперечные отверстия, ни натянуть в канале серебряные струны. Перед ним лежал утвержденный чертеж пороховой шашки с узким центральным каналом, и этот чертеж не предусматривал в шашке никаких дополнительных заморочек.

      Тут Сазонов вспомнил, что заряды из пороха НМ-2 горели всегда нормально, в отличие от пороха Н. Спецхимики ОТБ НКВД в НМ-2 вместо 1% централита №2 в качестве стабилизатора химической стойкости вводили 2-3% оксида магния, жженой магнезии. Никаких других принципиальных отличий в этих двух порохах Сазонов не нашел. Как положено, он воскликнул «Эврика!» и ввел в новые пороха оксид магния. Заряды стали гореть вполне нормально, без лишнего рева и без разрывов двигателя.

      Сазонов понял, что нашел решение без радиальных отверстий и без серебряных проволочек. Он еще немного подумал и сообразил, что оксид магния – это прежде всего очень тугоплавкий материал, он играет две роли при горении пороха. Во-первых, он укрепляет внутренние стенки канала шашки, и пороховые газы не могут серьезно размывать их. Во-вторых, частицы тугоплавкого оксида магния каким-то образом не дают возникнуть стоячим волнам, и резонансное горение не наступает даже при нехорошем критерии Победоносцева.
 
      Успех надо закрепить, и Сазонов еще целый год проверял изобретенный им метод. Он нашел более тугоплавкие добавки, которые можно вводить в порох совсем немного, чтобы не снижать его мощность. В конечном итоге он разработал целую серию мощных ракетных порохов, которые с успехом применятся до сих пор. Он назвал их РСИ – ракетный, свинец, известь.
 
   Надо ли говорить, что в 1949 году Сазонов защитил по этим работам кандидатскую диссертацию, а в 1952 году – докторскую. За решение важной научно-технической проблемы резонансного горения он получил Сталинскую, ныне Государственную премию. Вскоре за разработку высокоэффективных ракетных порохов серии РСИ он получил вторую Сталинскую премию.

      Все коллеги предсказывали ему большой успех и уже начинали поздравлять его со скорым  назначением на должность директора спецНИИ, в котором он работал. Но народная примета не советует раньше времени говорить «Гоп», если ты еще не перескочил через забор. Большой научно-технический успех Сазонова стал его проклятием.
 
      В НИИ-125 пришел директором большой наркоматский чиновник Б.П.Жуков. Новый директор отличался огромной силой воли, еще больше – твердостью характера, безграничным власто- и честолюбием, и совсем сильно – неприязнью к тем, кто добивался больших успехов без его, Жукова, участия. Сразу оговорюсь, что Б.П.Жуков к концу жизни стал дважды Героем соцтруда, лауреатом всех мыслимых советских премий, действительным членом АН СССР. Это про него говорили, что он любые двери в министерствах и даже в ЦК КПСС открывает ногой. Все это Жуков достиг исключительно благодаря своим личным вышеуказанным качествам. Сам себя Жуков через десяток лет называл советским фон Брауном. Как Читателю известно, после войны американцы отыскали знаменитого немецкого ракетчика Вернера фон Брауна и привезли его в США. Сейчас каждый школьник знает, что всеми ракетно-космическими достижениями американцы обязаны именно ему.

      Вокруг Жукова в НИИ-125, как водится, сразу собралась клика прихлебателей, и они доложили, что есть тут некий молодой доктор наук Сазонов, который вроде бы целил на место директора НИИ-125, и который считает себя большим ученым. И пошло-поехало. Жуков узнал, что Сазонов уже дважды лауреат, а он еще ни разу. Этого он совсем не мог стерпеть и затирал Сазонова как мог, а мог он почти все. Жуков потребовал от Сазонова включить его материалы по резонансному горению и по разработке порохов серии РСИ в жуковскую докторскую диссертацию. Жуков выделил Сазонову малоперспективное узкое направление научных исследований. Все это сопровождалось административно-командными шуточками, довольно чувствительными.
 
      Одна из таких шуточек чуть не закончилась трагически. Сазонов с молодой второй женой поехал в санаторий на самое синее в мире Черное море, и там в разгар отпуска получил по почте приказ директора НИИ-125 об освобождении его от должности начальника отдела и об увольнении его по весьма неприятной статье. От сильного огорчения у Сазонова произошел первый инфаркт. Общественность в НИИ-125 загудела, в наркомате тоже кое-кто удивился, Жуков понял, что малость переборщил и приказ об увольнении отменил. Однако нагнетание страстей продолжалось, Жуков хорошо знал тезис Маккиавели, что противника надо бить только насмерть. Возможно, он чувствовал, что Сазонов куда более крупный ученый, чем он сам. Сазонов отбивался как мог, но против такого буквально нечеловеческого напора его сил явно не хватало.
 
      Я впервые увидел профессора В.А Сазонова в сентябре 1961 году, когда приехал в НИИ-125 поступать в заочную аспирантуру. Я уже три года работал на Бийском пороховом заводе, неплохо изучил технологию баллиститов и самонадеянно считал, что превзошел все пороховые науки, и специально готовиться ко вступительным экзаменам в заочную аспирантуру мне совершенно незачем.
 
      Первый экзамен оказался по спецпредмету, то есть по основной нашей профессиональной пороховой дисциплине. И только тут я впервые с изумлением узнал, что пороховая наука ушла гораздо дальше пределов моих познаний. В билете стояли вопросы по каким-то смесевым твердым ракетным топливам, по расчету какого-то единичного импульса реактивной силы ракетных топлив и методам его повышения. Все эти термины я впервые узнал именно из своего экзаменационного билета. И только третий вопрос, о термохимическом коэффициенте ;, был мне немного знаком со студенческих времен. Соседи мои, как могли, помогли мне, но что они могли сделать серьезного?
 
      Приемную комиссию возглавлял сам Жуков, и рядовым членом в ней состоял Сазонов. Мне до сих пор нестерпимо стыдно вспоминать, что лепетал я при ответе на билет. В какой-то момент Жуков не выдержал, выскочил из-за стола и забегал по комнате с возгласом:

      - Он даже этого не знает! Кого мы принимаем в аспирантуру!?

      Все проходит, даже нестерпимый стыд. Я готовился к бесславному возвращению на свой завод, ведь больше двойки мой ответ никак не заслуживал, как вдруг узнал, что мне по спецпредмету поставили спасительную тройку. Наша кураторша, инженер отдела подготовки кадров Веденеева сказала, что на тройке настоял профессор Сазонов, хотя Жуков категорически требовал двойку.
 
      Так профессор Сазонов, с которым мы не были даже шапочно знакомы, буквально спас меня. До сих пор не знаю, почему он это сделал. Возможно, лишь чтобы в чем-то не уступить Жукову. Я напряг свои силы и остальные два экзамена сдал на 5. Меня приняли в заочную аспирантуру НИИ-125 и научное руководство надо мной почему-то взял Сазонов. Возможно, это был ответный ход Жукова: ты настоял на тройке этому бездарю, вот и мучайся с ним. С тех пор я всеми фибрами возненавидел Жукова и безгранично зауважал Сазонова.
 
      Если говорить коротко, то в установленные для полготовки диссертации три года я не уложился. За это время я сдал экзамены кандидатского минимума. Экзамен по спецпредмету принимал Сазонов, он созвал на экзамен нескольких молодых сотрудников и то и дело приговаривал:

      - Слушайте, как говорит! А два года назад лепетал как младенец!

      Кандидатскую диссертацию я защитил лишь через пять лет, и для этого мне пришлось с завода уйти в соседний НИИ-9. Сазонов оказался отличным руководителем, он не мешал мне, зато пару раз очень помог советами, когда я находился в очень трудном положении. Но когда я приехал в НИИ-125 договориться о защите, то с огорчением узнал от Веденеевой о том, что профессор Сазонов за это время перенес второй инфаркт и уволился из НИИ. Жуков все-таки добился своего и физически устранил из НИИ главного своего соперника. Я в полной растерянности думал, где мне теперь искать Сазонова. Защищаться в этом НИИ без него я не хотел.
 
      НИИ-125 располагался в поселке Дзержинском Люберецкого района, я вернулся на электричке на Казанский вокзал и растерянно стоял у табло. И вдруг случилось чудо. Я увидел профессора Сазонова! Он с портфелем подмышкой трусил к электричке и жевал на ходу пирожок! Я кинулся к нему.
 
      Оказывается, он сейчас работал научным консультантом в НИИ-4 Министерства обороны в Болшево. Мы восстановили контакт, и я всего за полгода прошел в НИИ-4 предзащиту и защиту. Мне очень помогли офицеры из НИИ-4. Молодой майор Сергеев вообще взял полное шефство надо мной. Мне, как лицу постороннему, не разрешалось брать даже свою диссертацию в первом отделе, и Сергеев ходил туда вместе со мной, брал чемоданчик с моими материалами, а вечером мы сдавали его назад.
 
     Мне запомнился очень интересный эпизод из жизни военного НИИ. Мы с Сергеевым взяли мой чемоданчик, и по дороге в лабораторию он зашел к начальнику отдела полковнику Бала Гасановичу Везирову. Естественно, мне пришлось идти вместе с ним. Майор Сергеев, стоя навытяжку, доложил начальнику о результатах исследования эффективности нескольких катализаторов горения, показал графики с экспериментальными данными. Бала Гасанович очень внимательно посмотрел все материалы и задумчиво покачал головой.
 
    - Нет, этот катализатор должен действовать вот так…, - и он нарисовал на графике новую кривую.
 
     Майор Сергеев щелкнул каблуками:

    - Слушаюсь, товарищ полковник!
 
    Доброжелательно относился ко мне начальник лаборатории полковник Прянишников.  Помню, на предзащите я с непривычки сильно вымотался морально, и когда сошел с трибуны, то еле передвигал ноги. Профессор Сазонов с полковником Прянишниковым завели меня в кабинет полковника. Там начальник лаборатории налил мне полстакана чистого спирта и заставил выпить. Чтобы отбить запах и избежать осложнений на проходной, он дал мне «на закуску» половину миндального ореха.

      У Сазонова имелись прочные связи в ВАК, и к концу года, всего через два месяца после защиты  я уже получил «корочки» кандидата технических наук. Этой буквально рекордной скоростью я полностью обязан профессору Сазонову.
 
      Мы сохранили знакомство, и я при командировках в столицу иногда заходил на квартиру к профессору, который теперь жил в Нагатино со второй женой, бывшей своей аспиранткой. Увы, наша связь продолжалась очень недолго. Примерно через два-три года после моей защиты профессор Сазонов умер от третьего инфаркта в возрасте всего 54-х лет.
 
      Его жена рассказала мне, что сердечный приступ случился с ним в метро. Пассажиры вынесли его из вагона на перрон на ближайшей станции Таганская, но он уже был мертв.
 
      Профессор Сазонов для меня один из крупнейших советских ученых спецхимиков, и я считаю его имя и его дела незаслуженно и несправедливо забытыми.
 
      Реактивные системы залпового огня «Град» и «Ураган» с зарядами из порохов типа РСИ до сих пор состоит на вооружении Российской армии и армий нескольких иностранных государств. И вообще, после работ профессора В.А Сазонова баллиститные пороха для всех новых отечественных СЗО теперь работают надежно.