Легенда семьи

   Андрей Федорович Шидловский – легенда нашей семьи. С ним связано много бытовых анекдотов. Постараюсь вспомнить все, что о нем помню.

   Он – младший брат моей бабушки Марии Федоровны по линии мамы, родился в 90-х годах 19 столетия. Когда его убили весной 1962 года, он еще работал и, по разговорам  родителей, ему было несколько более 70 лет.

   Жил Андрей Федорович легко, никогда не унывал. Мало что его в жизни огорчало. Он был самоуверенным, любил красиво жить, никогда не думал о завтрашнем дне. В его 70 лет у него не было ни стажа, ни пенсии, ни квартиры, ни жены, ни детей. Из родственников у него была сестра, моя бабушка, умершая в 1948 году, и две ее дочери, то есть его племянницы. Одна из них, моя мама Ольга. Она была его любимой племянницей. Вторая племянница, Лидия, могла, порой, открыто посмеяться над беспутством Андрея Федоровича и обматерить его. Он хорошо чувствовал отношение к себе, хотя внешне это не показывал. Видимо, в свое время Андрей Федорович получил неплохое для своего времени и положения образование и воспитание. Он, по словам папы, часто повторял: «Из Узды (районный центр в Минской области) нас только двое выбилось в люди: это я и Трацевский». Отец мой считал, что это заявление несколько нескромным, так как последний стал академиком.

   Андрей Федорович был пижоном, тщательно следил за своей внешностью и очень был влюблен в себя. Часами приводил в порядок ногти и укладывал свои волосы. Любил и умел развлекать молоденьких девиц. Одна из них и погубила его. Во время еды ставил перед собой зеркало, наливал стопку, чокался с зеркалом, приговаривая: «Будь здоров, Андрей Федорович». Для гостей у него всегда были в запасе чекушка водки или бутылка пива.

   Андрей Федорович был высоким, представительным мужчиной, с гладкой холеной кожей лица, волосы на пробор всегда аккуратно причесаны. Носил он военную форму: гимнастерка-косоворотка под ремень, галифе, сапоги, зимой шинель и на голове фуражка сталинка, в руках обязательно портфель. Ходили слухи, что в портфеле были все его вещи. Видимо, за этот портфель отец называл его «служащим». Бабушка моя, его сестра, которая была лет на 15 старше, относилась к нему строго, и, осуждая его беспутство, неустроенность в жизни, называла Андрея Федоровича «бродягой». Андрей Фёдорович это виновато сносил и просил сестру, называя её Марией Фёдоровной, не сердится и не ругать его. Когда он приходил к бабушке и отдыхал у неё на кушетке, то спал, всегда подложив под щеку ладонь. Я пробовал это делать, но испытывал неудобство.

   Андрей Федорович много читал. У него на столе постоянно была какая-нибудь книга из библиотеки. Он любил и умел рассказывать прочитанное или увиденное. В 30-е годы он любил водить моих родителей в кино, предварительно посмотрев фильм. Во время сеанса комментировал, как будет развиваться сюжет. Это не нравилось моему отцу.

   Для нас детей он был интересен тем, что рассказывал нам всякие правдоподобные небылицы. Однажды, он нам с сестрой рассказал такие страсти про покойников, чертей и бандитов, что сестра долго не могла ходить без меня в темные помещения.

   Андрей Федорович пел и играл на гитаре. У нас в доме постоянно висела гитара в ожидании прихода Андрея Федоровича. Он долго ее настраивал, затем закатывал глаза вверх и пел про дореволюционную гимназисточку. Мою 14-16-летнюю сестру он иногда водил в театр. Брал всегда 1-й ряд балкона. Во время представления стелил на барьер газету, клал на нее колбасу, хлеб, ставил чекушку водки. В общем, воплощался в жизнь принцип – «хлеба и зрелищ».

   По словам мамы, в жизни у Андрея Федоровича были взлеты и падения. По натуре он был безалаберным или, даже, авантюристом. В годы революции и гражданской войны он, то владел миллионами, то все их спускал на девочек и карты.
После войны Андрей Федорович работал, как правило, на стройках. Занимал на них такие командные должности как нормировщик или десятник. Он часто менял места работы. Это связано было с его честностью и принципиальностью. Не мог пойти на воровство, приписки и иные строительные махинации. Естественно, его не любили как рабочие, которым он не давал спуска, так и начальство, желающее делать приписки и махинации чужими руками. Похоже, что он устраивался на работу не в очень серьезные строительные организации. Об этом свидетельствует следующий анекдотический случай. В конце 40-х годов, а может даже, в начале 50-х у нас в доме объявился Андрей Федорович с просьбой к отцу, чтобы он помог ему составить заявление для получения паспорта. Оказывается, все это время он жил по немецкому оккупационному паспорту.

   Для жилья он снимал где-нибудь комнату или угол. Появлялся у нас в доме по случаю. Если он приходил, то это означало, что у него не было ни работы, ни жилья, ни еды. Однажды он пришел, и мама его доверительно спросила: «Как живете, Андрей Федорович?»
– Олечка, я три дня ничего не ел.
   В таких случаях мама ему помогала. Благо, что отец ко всему этому относился с пониманием, считая Андрея Федоровича большим безобидным ребенком. Вся наша семья относилась к нему с уважением. Он был приглашен на свадьбу и к сестре в 1957 году, и ко мне в 1961 году. В нашей семье имя Андрей Федоровича связано с множеством бытовых анекдотов.