Вечера над Тихой Сосной. Легенда о четвериковом хл

Нынешним летом случилось у меня особенно много встреч с людьми, кого любознательность и лёгкие ноги привели в наши места. И как-то в поездках и вечерних разговорах возникла общая мысль записать сокровенные сказания старины в небольших легендах, сделать их чем-то вроде визитной карточки Бирюченского края. Я долго отнекивался, ибо иметь дерзость говорить от имени истории мне не позволяют ни способности, ни знания. Однако же нынче, после ещё одной встречи с паломниками по Белогорью, я согласился записать дюжину преданий с тем только условием, чтобы их не относили ни к краеведению, ни к народному творчеству. Это просто мой вольный пересказ тех событий, о которых я слышал от старых людей, или читал в документах далекой поры. Я буду выдавать их по новелле в каждый вечер и надеюсь, что читатели простят мне незамысловатость рассказов.
Приступим, помоляся.
...
Случилось это очень давно. Тогда у России флаг еще был черно-желто-красный, а управляла страной Софья Алексеевна - дочь царя Алексея Михайловича.
Царь Алекснй Михайлович по упокоении оставил наследникам огромную державу - от Литвы до Опоньского царства. Длинной плосой легла Россия по картам мореплавателей и землепроходцев в те поры ,известные теперь под имеем Великих Географических открытий.
Ну вот.
А по югу России, ниже Курска и Воронежа, лежало почти ничье Дикое Поле. На него имела виды и Москва, и Истанбул. Потому в тех краях было неспокойно, хотя Москва уже стала здесь железной пятой. Легла по рубежу Белгородская засечная черта, возникали тут города, посады и села.
Чтобы привлечь народ на новые места, давал царь переселенцам большие льготы. Щедро отрезал он служилым людям куски жирного чернозема. Особенно привлакательными стали южные степи для среднего служилого сословия - детей боярских и дворян. Ну, дети боярские - это не родня бояр, а офицерское сословие тогдашнего стрелецкого войска. Как и дворяне.
Так вот они получили особые превилегии - так называемые четвериковые наделы земли.
Что это такое?
Вот Верхососенск. К 1686году здесь значилось почти 4 тысячи жителей обоего полу. Из них около половины - мужское население. То есть - около 2 тысяч душ.
На них царь наделил землю. Всего за городом, посадскими слободами и за вальскими (за городским валом) деревнями нарезано было 60 тысяч десятин земли. Землю поделили на наделы, по числу душ. 60 тысяч делим на 2 тысячи - поучается 30 десятин.
То есть - один верхососенский земельный надел равнялся 30 десятинам. Это приблизительно,- прошу не использовать мои записи, как документ.
Но это совсем не значит, что на каждую мужскую душу полагалось 30 десятин земли. Дальше шла отдельная степень нарезки . Человек, мужчина, приравнивался не к наделу, а к сохе или дыму.
Тут - отдельная тема, для большого разговора. Но мы просто остановимся на том, что простые, рядовые стрельцы и городовые казаки получали землю в пятую, третью, вторую часть надела, исходя из того, сколько у него мужчин в семье. На круг по Верхососенску на такую семью получалось по 3-4 десятины. Но и эта земля принадлежала не им, а городской, или посадской, общине. То есть - каждый год по весне проходила жеребьевка, кому какие наделы выпадут на это раз. Такой порядок был установлен затем, чтобы одной и той же семье не достаась пашня жирная, или скудная. С этой земли владелец платил все налоги и по количеству земли на него раскладывались тяготы.
Все по справедливости.
Иное дело - наделы для детей боярскимх и дворян. Для офицерского сословия.
Эти получали в наследственное пользование четверть надела на семью. И сколько б там ни было мужских дух - размер надела уже не менялся. То есть - глава дворянского семейства получал в Верхососенске четверть от 30 десятин. Или 7 с лишним десятин.
Для семьи служилого человека - довольно большое поле. Попробуйте при одной-двух лошадках обработать сохой - в сроки не управитесь. Поэтому четвериковое землепользование нуждалось в привлечении наемной рабочей силы. То есть - вокруг города складывалась крепкая сельскохозяственная колония.
К сему добавлю, что четвериковая земля надлогами не облагалась. Но при этом, она не была частной собственностью - оставалась государственным клином. А хозяин просто получал её в наследсенное пользование для своего двора.
Так появился класс вольных хозяев - однодворцев.Однодворец имел право владеть пятью крепостными душами. Просуществовали одноджворцы аж до Октябрьской революции в ХХ веке.
Так вот...
Но мы отвлеклись.
А начали разговор с той поры, когда на Руси полноправной хозяйкой была царица Софья. Время суровое и в людях, и в природе. Европа все ещё переживала Малый ледниковый период. Москва-река становилась в сентябре. По Сейму, Осколу, Тихой Сосне санные дороги с октября ложились до мая.
А в Москве, в угрозу Софье, подрастали братья -царевичи Иван и Пётр.Стрелецкое войско всё чаще проявляло покорность им, а не Софье. Чтобы перетянуть войско на свою сторону целиком, надо было пообещать стрельцам добычу. Нужна была большая война.
В войне нужны союзники. Софья поехала в Смоленск, и там тайно уговорилась с польским королем Жигмонтом. В залог договора сняла правительница с руки молодого боярина , красавца Висковатова, перстень зеленого огня и передала Жигмонту
Мы тут не будем обсуждать царское право и затеи. Наше дело рассказать о малом частном случае из той войны.
И немножко о самой войне.
Тогда Крым был отдельным государством. правил там хан Селим Первый Гирей. И был этот Селим на побегушках у турецкого султана. Султан руками Селима тягал из Руси пленников, скот , хлеб. Вот Софья и решила воевать Селима.
Начальником похода назначила она своего "собинного друга", князя Василия Васильевича Голицина. И дала ему под руку аж 200 тысяч войска.
В ревность молодому боярину Висковатову.
И Стамбул испугался.
Ну, чтобы вы имели представление...
200 тысяч войска - это не только активные пищали и сабли. Всему этому походу требовался обоз. Стрелец ведь не может все полторы тыщи вёрст тащить на себе оружие и доспехи. Нужен воз. Таких возов набралось , для всяких войсковых нужд, 12 тысяч штук. Причем - две трети обоза шло на воловьей тяге. А волы перемещались со скоростью 12 вёрст в сутки. Еще медленнее, чем пешее войско.
А еще войску, казачьей его части, к 50 тысячам подседельных коней, полагалось столько же вьючных и ремонтного стада.
Да много чего двинулось из Москвы вместе с Василием Васьлиевичем! Лекари, коновалы, кузнецы, монахи, девки, прости, Господи. Куда ж без них...
А замыкали войсковой шлейф стада коров и овец, предназначенных на корм войску. Ну - и совсем в хвосте, глотая пыль от миллионокопытного потока, катились в больших пустых телегах мародеры. Выдавали они себя за купцов, но ехали с одной целью - после разгрома Крыма привести оттуда персидских ковров да турецкого зелья.
Словом - великое переселение народов.
Вышли ранней весной 1886 года. По склонам и перелескам еще лежал снег. Но еще с января, по трескучим морозам, разослал Малороссийский приказ по южным русским городам своих гонцов. Со строгой росписью заготовить для проходящего войска харч.
Прибыл такой гонец и в Верхососенск. Звали гонца Махмуткой. Нехристь из татар, при двух прогонных казаках. Злой, как черт. На воеводу накричал, плошку с водкой у девки прямо с подноса выбил. Некогда мне, говорит, с вами бражничать, потому что спешу царской волей дале, в Валуйку , Изюм и Бахмут, а тебе, воевада, оставляю роспись.
И четыре мешочка с деньгами оставил. Золотая монета.
Так и уехал меж двух казаков, словной влитой в седло ногайского иноходца.
Воеводачстольник Митрофан Осипович Данилов пот со лба отёр, дьяка кликнул Дьяк пришел,печать на рулончике сломал, прочел роспись : "А надлежит тебе, Люшин, о сём нашем приказе передать воеводам Усерда, да Царёва Алексеева, да Коротоякского городу, да Урыву к майю месяцу закупить да свести в войсковые магазины на Бирючьем Погосте четверикового хлеба на войсковые потребности в мерах, кои и доводим воеводам к исполнению. "
Глянул стольник Данилов  . Городу Верхососеску заготовить надлежит 600 пудов.
Лихо!
Еще ползимы впереди, город и так не жирует. Но спасибо - царица посады да сёла не тронула. А уж однодворцы выдюжат. Да еще за золотую монету.
И закипела работа. Помчались конные вестовые по городам Белгородской черты. На Бирючий погост из Усерда и Верхососенска приехали на новых широких санях плотники.
Тут скажу пару слов о Бирючьем Погосте. Это крошечный городок на северном пологом склоне Тихой Сосны, спрятанный в дремучем лесу, с тремя ниточками почти непроезжих дорог - на Валуйку, Усёрд и Верхососенск. Никто не помнил - когда тут поселились первые люди. Но название свое городок получил еще от времен Мамая. Предание гласит, что здесь похоронили царского глашатая - бирюча, который спешил сообщить Великому Князю Димитрию Ивановичу о продвижении татарского полчища.
С тех пор сведения о Бирюч-Погосте то появлялись в старых бумагах, то исчезали в глухих сказаниях . Но в 1637 году, когда Алексей Михайлович заложил Усёрд и Верхососенск, распорядился он, между сими крепостями, на Бирючьем погосте, заложить войсковые магазины. Тогда же тут началась тайная постройка настоящего подземного города . Очевидно, что Москва много рассчитывала на порубежный Бирюч.
Так вот тут и развернулись основные события нашего повестования.
Если кого утомили мои долгие вступления, то прошу простить. Сейчас мы подошли к самой сути.
Значит, на Бирюч приехали плотники и кузнецы. Застучали топоры, повалил черный дым. Уснувший городок проснулся, ожил. Из Коротояку-городу приехал дьяк-казначей Гурьян Смыковский, ему отлельно срубили палаты с окнами, забранными узорным железом. Под казну.
Приставили сменных городовых казаков.
Плотники обновили магазины, срубили четыре новых лабаза. За каких-то две недели население городка увеличилось впятеро. Не было часу, чтобы на Тихой Сосне, по ледовому следу, не скользил воз или целый обоз.
А к началу марта пошли сюда хлебные караваны.
...А тем часом, войско еще не выступило из Москвы - в Речи Посполитой, в городе Варшаве, король Жигмонт принимал тайного лазутчика. Лазутчик весь в красной мантии, как кардинал, лицо закрыто капюшоном.
Ну, словом, настоящий лазутчик, сами понимате.
И этот тайный гость короля передал Жигмонту список той самой росписи четвериковому хлебу, что привез месяц назад гонец Махмудка в Верхососенск.
Врать не будем. Мы не знаем, где лазутчик взял тот список. На Махмудку грешить не станем. Да и не было того, чтобы Московского государя предавали касимовские мурзы. Вот свои русские - эти часто. Особенно за золотые монеты.
Ну, словом - так вот. Король Жигмонт лазутчику заплатил - перстень зелёного пламени с пальца снял и вручил лазутчику." Тебе принадлежит по праву".
Два дня король хлопотал по злому умыслу.
А на третий день из восточных городских ворот Варшавы походным порядком, без обозов, налегке, выскользнули пятьсот владников. Вел их коштелян Адам Кисель на Россию, на Тихую Сосну, к городку Бирючьему Погосту.
А в городок уже пришла весна. Все тут знали, что из Москвы идёт в Поле великое войско, и ждали его подхода, как огненного вала, как чумного поветрия. Потому что проход такого огромного числа людей и скота всегда оставляет за собою вытоптанную землю.
Но магазины были заполнены зерном, в казне лежали деньги для рассчетов с однодворцами, а в небе уже появились скворцы.
Войско Василия Васильевича шло вдоль рек. По кромке лугов и лесов. Так, чтобы кони в болотине не вязки. Оскол с Изюмским шляхом оставили по правую руку, к Бирючу шли от города Оскола, рубя просеки и наводя гати.
За один переход до Бирча, у деревни Быковой, войско стало на ночлег. Скрпип тысяч осей, рев усталых животных, метельшение ворон над скопищем выдавало войско на много десятков верст окрест. Поэтому отряд Адама Киселя прогшмыгнул в сумраке мимо незамеченным. И в два часа поляки оказались у беззащитного Бирюча.
Что их сюда привело? Да тайный сговор Жигмонта с Селим-Гиреем. Если сжечь хлебные магазины - Василий Васильевич останется без провизии. Еще весна - до нового урожая далеко, а старых запасов нет. А когда голодное войско остановится на Тихой Сосне - тут самое время ударить ему в спину, от Крыма, из Турции.
А на Бирюче только полусотня городовых казаков. Да три десятка местных хозлов. Да столько же плотников с кузнецами.
Да, Дьяк Смыковский с казной. Поп, бабы, детишки.
Что ни говори, против пятисот Адама Киселя - сила никакая.
Знаете - я не умею описывать батальных сцен. Кто там напал первым, с какого фланга ударил, кто кого перехитррил - тут пусть военные расскажут. Я просто знаю, что неожиданно напасть Киселю не удалось. Городской пацан - пономарев сынишка - поднялся на Покровскую колокольню отзвонить часы - и увидел поляков. У них оперенье дурацкое - на манер двух крыльев по спинам. Наши так не ездют.
Ну - и вдарил сынишка набат.
Словом - сразу у Адама зажечь магазины не получилось. А получился самый настоящий бой. Конные - они ведь хороши в лаве, в открытой схватке. А в городе, да между строениями, да когда не знаешь - кто и откуда по тебе выстрелит? - силы обороны кажутся вдесятеро.
Ввязался Адам в драку, потерял превосходство. Уж и амбары загорались от стрел с огнем - но кто-то их сразу тушил. Уж и десятка два казаков порубили - а все взять городка не могут.
Дело к обеду. Если за пару часов не управиться - тут появятся передовые дозоры Василия Васильевича .
Коштелян с трудом вышел из боя, собрал своих на окраине. Посчитали - прослезились. Тридцать две сабли потеряли.
А назад идти нельзя. Что скажешь Жигмонту?
Развернулись - и снова на приступ.
Солнце пошло клониться, а магазины целы. Тогда Кисель начал жечь город. У крыльца дьяка-казначея порубили обоих дозорных казаков, дьяка вытащили на крыльцо.
Где казна?
Дьяк с крыльца кричит своим мужикам у магазинов:
-Православныи! Брось анбары, спасай осудареву казну!
А мужики ему оттуда:
- Да пропади твоя казна пропадом. Войску её не скормишь. А жито не отдадим, хоть все поляжем!
Ну - поляки Смыковского зарубили, казну нашли. Зажгли избу с крыльца, на городском майдане гарцуют. Им бы вон из города - да теперь работные не пускают. Кисель сунется в один проулок, в другой - а там или рогатины, или кузнецы с раскаленными шинами.
Да как шарахнет каштелян через плетни, по огородам.
Ушел. С казной и совсем немногими всадниками с помятыми крыльями.
Уцелевшие стрельцы да горожане стали своих побитых и раненых собрать. На майдан, к съезжей избе снесли побитых поляков.
Один в огненной медной кольчуге. Белокурый, в голубых перчатках по локоть. Наверное - большой начальник.
А тут и дозоры Василия Васильевича появились. Еще немного - и все городские звуки утонули в треске, скрипе, реве, говоре и плаче войска. Московская рать вошла в обложила его по лесному окоёму и береговой луговине.
Войско стало на отдых и ночлег.
Конечно, о набеге князю доложили тотчас. Он выслушал воеводу , из походного шатра прошел на площадь.
Лучи вечернего солнца , словно золотой саван, покрыли погибших русских и убитых поляков. Василий Васильевич подошел к телу в медных доспехах, вгляделся в красивое лицо покойного. Ровная  бородка его казалась золотой.
Василий Васильевич наклонился и стянул с руки убитого перчатку.
На среднем пальце его зеленым пламенем вспыхнул перстень.
Василий Васильевич осторожно снял перстень с пальца и положил покойному на грудь, на медный доспех.
Так и велел закопать с перстнем.
А горожанам поклонился в пояс.
...Войско неделю столо в Бирюче. Отдыхало, лечилось, бражничало. Дальше от Бирюча, до самого Перекопа,так обильно запастись провизией ему было негде. Бросок предстоял отчаянный, на бирюческих запасах.