Роман Ассириец Глава двадцать первая

 Глава 21.
           Предательство


    Сразу после первой трапезы вестовые царя созвали всех военачальников на совет в огромный царский шатер. Вызвали и меня. Я занял свое привычное место, слева от царя, в готовности записать любое его распоряжение.

    Шатер постепенно наполнялся людьми: входили военачальники ассирийской армии и вавилонских полков. Вавилоняне  отличались более пышными и дорогими одеждами, расшитыми золотом и серебром, держались отчужденно и надменно. Их большая группа, возглавляемая Син-шум-лиширом, вызывающе столпилась рядом с троном, который пока пустовал, чем вызвала легкий ропот среди ассирийских воинов.

    Ассирийские военачальники стояли хмуро, неприязненно глядя на  разодетых, как павлины, вавилонян. Из глубины шатра, из своих покоев, появился Ашшурбанапал в сопровождении телохранителей.

    Усевшись на трон и немного помедлив, царь произнес:

- Сыны Ашшура и Аккада! До меня дошли сведения, что в нашем лагере неспокойно. Я созвал сегодня этот совет, чтобы выслушать тех, кто желает высказаться и принять решение. Говорите!

    Из ассирийских рядов немедленно вперед выступил могучего сложения воин с мрачным дицом, испещренным шрамами былых сражений. Я узнал его – это был командир одного из ассирийских полков, покрытый славой ветеран, имевший непререкаемый авторитет во всем войске.

- Великий царь, - рокочущим басом произнес он. – Я Бэл-ибни, я почти сорок лет сражаюсь за великую Империю, на заре своей юности я уже командовал сотней отборных храбрецов в армии великого Синахериба, участвовал в егепитском и эламском походах, воевал против касситов, урартов и иудеев. То было славное время! Мы лили кровь врагов ручьями, мы сметали непокорные города десятками, мы не знали поражений! Единство и сплоченность, воинская выучка и дисциплина – вот то оружие, которым мы громили врага от Загроса до Фив, от Мелида до Южного моря! Если даже этот поход станет для меня последним, я пролью свою кровь за великого Ашшурбанапала не задумываясь, как я делал это, воюя за Синахериба и Асаргадонна. Никто не посмеет упрекнуть старого воина в малодушии или нерешительности! Но я вижу черную болезнь, разъедающую наше войско изнутри! Мы не сможем одолеть Египет, пока не наведем порядок в собственных рядах!

- Кого обвиняешь ты, достойный воин? – спросил царь.

- Я обвиняю командиров вавилонских полков в том, что они превратили своих солдат в стадо свиней и шакалов!

- Да как ты смеешь!? – немедленно вскинулся побагровевший Син-шум-лишир, но царь повелительным жестом заставил его умолкнуть.

- Все скажут свое слово, Син-шум-лишир, мы не отойдем от законов предков, - веско прознес царь. Вавилонянин скрипнул зубами, но промолчал, судорожно сжимая богато украшенную рукоять кинжала.

    Бэл-ибни невозмутимо продолжал:

- Вавилонские полки не несут наравне с нами караульной службы, солдаты ленивы, они пьянствуют, прелюбодействуют с обозными девками,  устраивают драки и поножовщину. В войске идет торговля награбленным, ростовщики ссужают солдатам деньги, которые те немедленно пропивают и залезают в новые долги. Боевой дух войска низок, похоже, никто из них и не собирается воевать! Их передвижение на марше слабо контролируется офицерами, они задерживают продвижение всей армии. Мне докладывали о случаях дезертирства! Это банда мародеров, а не регулярное войско. Одни наемники чего стоят, среди них поговаривают, что поход обречен и кое-кто уже договорился с Псамметихом…

- Ложь! – взвизгнул, не вытерпев вавилонянин, уперевшись указательным пальцем в говорящего. – Подлая ложь и клевета!

    Его соратники негодующе шумели, гневно потрясая кулаками в воздухе. Царь поднял правую руку, Син-шум-лишир заткнулся, продолжая сверлить говорившего сверкающими от ненависти глазами. Его нервные скрюченные пальцы пообрывали всю богатую шерстяную бахрому на великолепной перевязи.

- Договаривай, Бэл-ибни, - сказал царь.

- Я почти закончил, владыка вселенной. Жду твоего решения. Нам не двинуться дальше, до Саиса не больше пяти дневных переходов, разведка доносит, что войско фараона вышло нам навстречу – как мы встретим его?
 
    Ветеран поклонился царю и, намеренно не замечая вавилонян, под гул голосов отошел в сторону.

    Син-шум-лишир шумно дышал, лицо и шея его пошли пятнами, он не мог дождаться, пока Ашшурбанапал предоставит и ему слово. Но царь отчего-то медлил, словно выжидая.

    Через боковой вход, охраняемый гвардейцами, вошел Аби-Эшух и, тяжело ступая, подошел к трону сзади. Царь слегка повернул голову влево, - встретившись глазами с повелителем, капитан «неустрашимых» молча кивнул. Лицо царя разгладилось, казалось, он даже слегка повеселел. Обратив свой взгляд на томящегося и, по-прежнему, пыхтящего от негодования вавилонского воеводу, он наконец милостиво кивнул ему.

    Син-шум-лишир немедленно взорвался:

-  Да как он смеет, этот выживший из ума, порочить лучшие полки Вавилона! В них ветераны, служивщие еще великому Ассаргаддону, это честные и доблестные воины, цвет империи Ашшура и Аккада! – воевода орал выкатив глаза и брызгая слюной.

- Да, я знаю это. И многих узнал в лицо, Син-шум-лишир, мы рубились вместе не однажды, - ответил спокойно царь, внимательно наблюдая за воеводой. Казалось, он забавляется.

- Это неслыханно, оскорблять меня в присутствии царя Ашшура, меня, кого сам властитель Вавилона великий Шамашшумукин, да продлит несчетно Мардук его годы в величии и благоденствии, назначил командовать войском Вавилона, доверяя мне безраздельно во всем!

- Я знаю и это, Син-шум-лишир. Что ты можешь ответить по существу обвинений? – все тем же ровным тоном задал вопрос Ашшурбанапал.

- Обвинений?! Обвинений?...- яростно прохрипел вавилонянин, сжав кулаки. – Все это ложь, выдумки, бред! Это оскорбление, брошенное в лицо не только мне, всему войску, всему Вавилону! Он ответит за это! Против кого он поднял голос?! Как посмел? Великий Мардук свидетель, Вавилон никогда не простит!...

    Царь решительно встал и, подняв правую руку, веско произнес:

- Вавилон всегда живет в моем сердце. Ни об одном городе моего царства, кроме столицы моей, я не пекусь так, как о городе моего брата, царя Шумера и Аккада! Будь осторожен, Син-шум-лишир, не тебе говорить от лица его…

    Царь сделал шаг вперед от трона, на мрачном лице глаза его горели зловещим огнем. Вглядевшись в его лицо внимательнее, Син-шум-лишир поперхнулся своим очередным вскриком и невольно отступил на несколько шагов, судорожно скривив губы.

- Ты забыл, Син-шум-лишир, сколько трудов положил отец мой, Ассаргаддон на восстановление Вавилона, стертого с лица земли дедом моим, Синахерибом? Пустыней было то место, проклятое на семьдесят лет, обреченное на забвение, отданное во власть песков и горячего южного ветра? Каналы, тысячелетиями питавшие пашню и сады засыпаны были обломками камней и песком; городские врата и стены, величественней которых не знала история, пали под ударами  тысяч согнанных рабов с молотами и кирками; сады, плодоносившие столетиями,  были выкорчеваны; дворцы, что ослепляли любого своими богатствами и великолепием превращены были в прах, в ничто! Вот результат братоубийственной, междоусобной войны, вот к чему привела ненависть, иссушавшая сотни глоток, отравившая сердца двух народов, что тысячи лет были братьями, говорили на одном языке, молились одним богам! Проклятием нашего рода стала эта война! И снова ты пугаешь нас гневом Вавилона? – в голосе царя зловеще зазвенел металл.

    Все присутствующие в шатре склонили головы.

- О, великий владыка вселенной, земли и неба, я бы никогда не осмелился….- растерянно произнес военачальник, но царь повелительным жестом снова заставил его умолкнуть.

- Мы вновь провели каналы, оросили поля и разбили сады, мы восстановили священные храмы, башню Этеменанки возвели мы, возродив ее в прежнем величии, вернули богов в их дома, установили золотое ложе в храме Эсагилы, принесли богам бесчисленные жертвы, воскурив пред ними ладан и кипарис, дабы не отвращали они свой светлый лик от сынов Аккада! Мы наполнили золотом сокровищницы Вавилона, вдохнули жизнь в его площади и базарные ряды, пустили по жилам его рек и каналов тысячи судов, возвратили рассеянный по пустыне народ. Это сделали мы – ассирийцы! Ты забыл об этом, вавилонянин?! Я выполнил завещание отца своего, я назначил Шамашшумукина на царствование в Вавилоне, изготовил и дал ему все положенное для царского сана, собрал и вручил ему многочисленное войско, коней, колесницы, города Ниппур и Урук с округами, поля, сады! Я сделал больше, чем завещал отец мой, даровав брату моему царскую власть над Шумером и Аккадом, где он правит уже семнадцать лет! И ты грозишь мне гневом моих же земель? Земель, что по велению Ашшура дыханием своим я возродил к жизни?!

    В шатре повисла мертвая тишина. Было слышно как назойливая песчаная муха бьется в стенку полога, не видя его прозрачной кисеи. Медленно вернувшись и усевшись на трон, Ашшурбанапал продолжал уже спокойнее:

- Ты старый слепец, Син-шум-лишир. Империя пошатнется и погибнет, если Ашшур и Аккад сойдутся вновь в кровавой схватке, смерть ждет обоих, тела окровавленные их будут истерзаны шакалами, что ждут своего часа. Как черная песчаная буря, что приходит с южного моря, подобно туче саранчи, пожирающей все на своем пути, налетят они из восточных степей! Только сплотившись, плечом к плечу, можем мы отразить этот натиск. В прах, небытие уйдет все, что наши деды и прадеды строили тысячелетиями, умножая знания и богатства своей страны, ты этого хочешь? Отвечать мне!

    Вавилонянин поднял голову и, задыхаясь от плохо сдерживаемого гнева, произнес:

- Меня оклеветали перед троном твоим, великий царь, повели наказать виновных!

- Виновных? – раздумчиво произнес Ашшурбанапал. – ну что ж…

    Он хлопнул в ладоши и в шатер вошли несколько дюжих гвардейцев, бросивших на ковер перед троном двоих избитых человек, в разорванных и испачканных кровью одеждах, связанных по рукам и ногам. При виде этих двоих лицо Син-шум-лишира посерело, губы затряслись. Вперед выступил Аби-Эшух и мрачно произнес:

- Великий царь, обвиняю этих двоих в сношениях с врагами, их перехватили по дороге в Саис, при себе у них оказались послания к Псамметиху.

- Неужели, - произнес царь с деланным удивлением. – кто же послал их туда, кто искал союза с врагом? Ты допросил их, Аби-Эшух?

- В этом не было нужды, великий царь. Послания Псамметиху подписаны – в конце письма стоит оттиск именной печати.

    Двое гвардейцев по знаку капитана молча встали за спиной Син-шум-лишира, многозначительно положив руки на полированные рукояти боевых секир. 

    Издав сдавленный хрип, Син-шум-лишир повалился на ковер перед троном, моля о прощении. Возгласы изумления и осуждения наполнили шатер, вавилоняне сбились в кучу, словно овцы, под мстительными взглядами ассирийских воинов. Казалось, что все ждут только сигнала к избиению, готовые растерзать предателей в клочья.

    Царь не смотрел на военачальника, еще недавно столь надменного и властного, а сейчас совершенно потерявшегося от животного ужаса и что-то неразборчиво скулящего в пыли у его ног; взгляд царя был устремлен вдаль, губы брезгливо поджаты, скорбное и печальное лицо напоминало маску. Протекло много минут, прежде чем он холодно произнес:

- У тебя есть выбор, Син-шум-лишир. Ты или на стороне Ашшура и Аккада, братских народов,  с их городами Ниневией и Вавилоном, или ты на стороне врагов наших, что злоумышляют против Империи и наших богов, выбор за тобой. Я знаю о твоих прежних заслугах. Ты храбрый воин, не отступавший в бою ни разу, но золото и жажда власти затмили твой разум. Будь мудр и прими верное решение. В противном случае на голову твою падет меч моего гнева! Иди и поразмысли над моими словами. Я не покараю тебя в этот раз. За твое предательство ответят эти несчастные. Великая Иштар дает мне мудрость предвидеть многое. Мардук и Набу да просветлят тебя, укрепят твой дух, возродят твое достоинство. Пропустите его!

    Неверными движениями Син-шум-лишир грузно поднялся с ковра и, дико озираясь и пошатываясь, побрел к выходу из шатра в сопровождении гвардейцев. Люди молча расступались перед ним, давая проход, никто не смотрел ему в лицо, все отворачивались как от прокаженного. За ним следом, в страхе оглядываясь, шатер торопливо покинула и группа офицеров-вавилонян. Стражники унесли стенавших пленников.

- Аби-эшух, что с моими вавилонскими полками? - спросил царь, когда в шатре остались лишь несколько человек из числа приближенных.

- Большая часть войска на твоей стороне, великий царь! – отрапортовал капитан. -   Мои офицеры контролируют ситуацию. Мятеж  нам не грозит. Особо рьяных смутьянов мы взяли еще на заре. Тех, кто оказал сопротивление – казнили на месте. Остальные ждут решения своей участи. 

- Всех предателей и зачинщиков – на кол! – глухо произнес Ашшурбанапал. – У нас впереди битва. В бою я не хочу думать о том, кто ужалит меня в спину. Ростовщиков и шлюх из войска гнать в шею, сегодня же! Собрать всех в обоз и отправить назад, в Вавилон. Дойдут – их счастье, не дойдут – не велика потеря! Эх, вычистить бы всю эту мерзость, что мой брат расплодил  в лучшем из моих городов…

- Ашшурбулит, - обратился царь ко мне. Я вздрогнул. – читай вслух, что в тех табличках, которые предназначались врагу.

    Один из гвардейцев положил передо мной деревянный футляр, открыв который я обнаружил тонкие листы глины, испещренные клинописными знаками. Бросив взгляд на текст, я понял, что Син-шум-лишир действительно готовил мятеж. После некоторой заминки я бегло прочел вслух текст послания, в котором говорилось о том, что вавилонское войско готово объединиться с египетским против ассирийцев.

- Что думаешь об этом, Ашшурбулит?

- Великий царь, - произнес я медленно, стараясь правильно подбирать слова. – это предательство и оно грозило нам гибелью. Но почему наказаны все, кроме Син-шум-лишира и его приближенных? Разве не они виноваты больше других?

    Царь кивнул, лицо его было мрачным.

- За Син-шум-лиширом, потомком знатнейшего рода Вавилона стоят многие десятки богатейших родовых кланов в самом Вавилоне. Сейчас с Вавилоном нет войны и, надеюсь, не будет. Казни я его сейчас – Вавилон восстанет немедленно, как только весть об этом дойдет до врат Иштар. Вавилон подобен сегодня вороху сухой травы на солнце, которому достаточно одной искры, чтобы вспыхнуть. Я не дам моему брату повода. С его стороны было мудро послать сюда Син-шум-лишира, если он действительно хочет войны с Ниневией. Если бы предательство его удалось, у Вавилона были бы развязаны руки, если бы предатель был пойман и казнен – это повод для Шамашшумукина обвинить меня в коварстве и нарушении мирного договора…Мы поступим иначе: Син-шум-лишир останется жив, пока я не вернусь в Ниневию, там мы устроим суд и заставим Вавилон признать наше решение. До тех пор он будет под арестом. Но довольно об этом, – Ашшурбанапал поднялся с трона. – сегодня мы устроим пир. Нам есть, что праздновать! На пиру должны быть представители вавилонских полков. Бэл-ибни, отбери самых достойных, заслуженных ветеранов,  молодежь будет слушать и славить их. Пусть придут их новые командиры, мы будем пить за славу предков и грядущую победу.

    Все оставшиеся в зале низко склонили головы вслед уходящему царю. Выпрямившись и провожая взглядом  Ашшурбанапала, я впервые подумал, что прошлое, возможно, не так уж и незыблемо. Что, если нам, все-таки, удастся его изменить?..