Роман Ассириец Глава двадцать четвертая

  Глава 24.
          Жрец храма Тота


    К столице восставшего Египта ассирийские колонны подходили неспешно, размеренным маршем, словно подчеркивая, что враг в ловушке и бежать ему некуда, а, следовательно, и спешить незачем.

    На подступах к Саису Ашшурбанапал приказал разбить лагерь и начать приготовления к штурму. В обозе закипела работа: инженерные войска собирали осадные башни и тараны, привычно и деловито скрепляя веревками и кожаными ремнями деревянные детали, обшивая железными листами грозные орудия; под огромными чадящими котлами с битумом запылало пламя, войсковые кузнецы развернули полевую кузню и звонкий перестук их молотов ритмично вплелся в шумные приготовления многотысячного воинства.
 
    Пока войска готовились, я вместе с Аби-Эшухом объезжал окрестности. Немногочисленные селения вокруг столицы были разорены и покинуты жителями, бежавшими в страхе от железной армии ассирийцев. Посевы вытоптаны и потравлены лошадьми, дома сожжены и разрушены… Ассирийское войско, верное своей извечной тактике, вело войну на тотальное уничтожение.

    Мрачно глядя по сторонам, я внимательно прислушивался к словам своего нового друга.
 
    Псамметих, по словам капитана, за последние девять лет, что истекли с момента взятия Фив ассирийскими войсками, приложил немало усилий, чтобы восстановить простой народ и знать Египта против ассирийцев, привлек на свою сторону множество союзников, использовал несметные сокровища храмов на подкупы и подарки, собрал огромное наемное войско из нубийцев, лидийцев и греков. Он долго готовился, отстраивал крепости, копал рвы, строил башни. Роздал прибывшим наемникам земли для поселений, вокруг Саиса – новой столицы - возникли греческие и лидийские колонии.

    Он использовал не только военные навыки прибывших чужеземцев, но и поощрял развитие наук и искусств, что долгое время и отвращало от него гнев Ашшурбанапала, высоко ценившего древние знания египтян. Но всему есть пределы. Он осквернил святилища Мардука и Ашшура, он решил вернуть Египту старых богов, напал на ассирийские гарнизоны. Аби-Эшух пожал плечами. Предатель сам выбрал свою судьбу, гибель ждет его.

    Наши лошади неспешно трусили по каменистой земле. В моей голове давно вертелся вопрос и я, наконец, решился его задать.

- Аби-Эшух, все-таки, почему Ашшурбанапал сам возглавил этот поход? В провинциях неспокойно, в Вавилоне зреет заговор, с востока идут орды степняков, разоряя земли, сжигая урожаи, храмы…Почему царь ушел в поход сам, когда война сама пришла в Ашшур? Не поручил разобраться с Египтом Бэл-ибни или тому же Шамши-Ададу, да мало ли в имперском войске опытных воевод. Я не понимаю…К чему так рисковать? Разве в Египте сейчас решается наша судьба?

- Видимо, этому есть веская причина. – пожал плечами капитан. – Многого я не знаю сам. Скажу то, что знаю: за несколько недель перед походом владыка вселенной получил очень важные вести из Саиса. Он ждал их несколько лет, и они были, наконец, доставлены – свитки знаний древних, бывших до нас, богов земли Шумер. И это лишь малая часть того, что хранится здесь. – он  обвел руками холмы слева от нас. – Видишь? Эти холмы скрывают не только песок.  Если царь решил сам возглавить поход, значит это сейчас для Империи важнее всего.

    Я покачал головой в сомнении, но ответить не успел. За нашими спинами раздался конский топот. Подскакавший запыленный вестовой  передал нам приказ из ставки вернуться в лагерь.

    Царя мы застали за разбором папирусных свитков. Он внимательно вычитывал тексты и делал пометки на полях.

- Я жду послов, – коротко сообщил нам Ашшурбанапал. – Вы оба мне понадобитесь.

    Мы прошли в дальнюю от входа половину походного шатра, но не успели обменяться и двумя словами, как полог откинулся и, внутренне ахнув от неожиданности, я увидел трех египетских жрецов, бесшумно вошедших внутрь в сопровождении гвардейцев. Коротким движением руки царь отпустил охрану, и мы остались трое на трое.

    Стоявший впереди жрец с гладко выбритым блестящим черепом и скрещенными на груди костлявыми руками уперся мрачным взглядом в царя и заговорил. Говорил он на аккадском, гортанно растягивая звуки, так что я не все понимал, но общий смысл мне был ясен.

    Старик уповал на мудрость и просвещенность ассирийского царя, прославившие его далеко за пределами Империи, и просил сделать все, чтобы сохранить, как он выразился, «мудрость вселенной», хранителем которой он, как старший жрец храма Тота, является вот уже сорок лет.

    При имени Тота я встрепенулся. Я знал об этом великом фараоне-боге из лекций Профессора, когда он рассказывал о тех, кого называл Учителями – посредниками между богами и людьми. Позднее, именно его греки назовут Гермесом Трисмегистом, что означает «трижды величайший»… Среди наук и искусств, которые Гермес-Тот открыл людям были медицина, химия, юриспруденция, астрология, музыка, риторика, магия, философия, география, математика (особенно геометрия), анатомия и ораторское искусство. Его также почитают за реформу календаря - он увеличил год с 360 до 365 дней, за изобретение букв и символов. Этот фараон божественного происхождения был одним из величайших Учителей, о которых говорил Профессор. Мало кто из них оставил такой же глубокий след в истории древнего человечества. Неужели именно с хранителями его мудрости свела меня судьба? Фантастика! А старик все говорил и говорил, вдохновенно сверкая черными глазами.

- Тысячелетиями мы храним наши знания, царь царей, именно они и являются главными сокровищами Египта. Что значат города с их богатствами, каналы и сады, даже дворцы фараонов по сравнению с величайшей мудростью тысячелетий, что сберегали наши прадеды, получив в наследство от их прадедов! Сами боги вручили им эти знания, сам божественный Тот запечатлел Истину на стенах древних храмов! Мы лишь перенесли знаки древних на свитки. Мы не можем допустить их гибели. Просим тебя, Владыка мира, сохранить в неприкосновенности и тайне истинные ценности моего народа, в противном случае, все последующие поколения проклянут тебя, а великие боги разрушат твое царство, уничтожат твой род и сотрут саму память о тебе в веках. Будь же мудр, о царь, и прими волю богов!

    Старый жрец, наконец, закончил свой горячий монолог и снова молча сложил накрест руки на груди.

    Царь слушал его внимательно, не перебивая, опустив голову на грудь. В тишине он поднял тяжелый взгляд на жреца и спокойно произнес:

- Я услышал тебя, старик. Ты хочешь, чтобы спустя месяцы тяжелого пути, полного лишений и боев,  после той победы, что одержали мои войска у Палусия, в момент, когда я вот-вот возьму столицу Египта, где затаился мой враг, чтобы покарать его за предательство и измену, я вдруг передумал и, сложив оружие, ушел обратно? Дав возможность Египту и дальше наращивать свою силу, которая меня же и уничтожит, а тебе – еще долгие годы беречь свои сокровища в мертвой тишине ваших каменных склепов?
 
Ты стар, жрец. И, похоже, выжил из ума. Завтра Саис падет. Я не оставлю камня на камне от этого змеиного логова. Час пробил и для твоего храма, жрец. Но не волнуйся! Вся мудрость древних, что хранится в нем, не пропадет. Тут ты можешь быть спокоен. Все книги древнего знания с ветхих и ненадежных папирусных свитков мы переведем на таблички лучшей глины, которая сохранит их для потомков, прославляя в тысячелетиях мое имя и мою славу. Великая библиотека Ашшурбанапала выполнит предначертанное богами – защитит и умножит божественную мудрость!

    Договорив эти слова, царь повернулся спиной к египтянам. Один из сопровождавших старого жреца вдруг резко вскинул правую руку и молча бросился на царя. В его руке тускло сверкнул кривой, похожий на серп, бронзовый кинжал. Аби-Эшух прыгнул вперед, словно пантера и заученным движением корпуса прикрыл спину царя. Второй египтянин, гнусно ухмыляясь, потянул из-под хламиды меч с тонким и гибким лезвием.

    На то, чтобы обнажить меч, мне понадобилось пол-секунды и еще секунда на то, чтобы сбить пыл с нападавших. Резкий взмах клинка и рука, сжимавшая кривой нож, упала египтянину под ноги. Поворот, стойка…Второй не успел понять, что, собственно, произошло, как меч Масамунэ расколол ему череп. Воющего от боли однорукого добил Аби-Эшух, глубоко вогнав ему в грудь свой кинжал. Через минуту все было кончено.  Бездыханные трупы на залитом кровью полу.

    Старый жрец, в самом начале схватки сделавший шаг в сторону и безучастно наблюдавший за происходящим, отделился от стены и тихо произнес:

- Я готов принять смерть, царь царей. Вижу, что боги на твоей стороне. О том же говорили и знамения, но я должен был попытаться.

- Не торопись, жрец, никому из нас не избежать встречи с богами. Но даже сейчас ты пытаешься выиграть время, если не для себя, то для своего храма. В твоей смерти мне мало проку. Я знаю, что ты не просто Хранитель, а Единственный. Кроме тебя, никто не владеет тайнами сокровищницы Тота. Убить тебя – навсегда замуровать вход в хранилище. Я знаю, что тебя не сломить ни угрозами, ни пыткой. Но все-таки послушай, что я тебе скажу.

Ты прав, тысячелетиями вы хранили и оберегали знания Божественного, не подпуская к ним никого, не позволяя лучу света упасть на древние письмена, перенося тайнопись со стен храмов и гробниц на папирусные свитки. Я знаю, что Великий  завещал вашему народу несколько тысяч книг, описывающих законы, по которым живут и Небо, и Земля, и все живое, что их населяет. Вы укрыли эти знания в глубоких подвалах, за тайными ходами, защитили смертельно опасными ловушками, на сотни лет скрыв их от людей. Но разве в этом состоял завет Тота? Разве он не принес знания вашему народу для того, чтобы народ смог обратить их себе во благо? Разве не учил он всю свою долгую жизнь народ Египта пахать и сеять, чтобы собрать обильный урожай, строить каналы и копать рвы, чтобы осушать гнилые болота и орошать скудную почву, изучать природу человека и лечебные травы и снадобья, чтобы успешно лечить самые сложные болезни? Разве не во благо народа были все его усилия и стремления, разве не о счастье людей думал ваш Великий Учитель, когда составлял свои трактаты? Разве не он сказал: «О народы, люди, рожденные на земле, погрязшие в пьянстве, сне и незнании Бога, отрезвитесь, встряхнитесь от вашего беспутства и чувственного оцепенения, пробудитесь от вашего отупления!.. Почему, о люди, рожденные из земли, вы предаете себя смерти, когда вам позволено обрести бессмертие? Раскройтесь, вернитесь к себе самим, вы, блуждающие, чахнущие в невежестве; отдалитесь от света сумрачного, приобщитесь бессмертию, раз и навсегда отвергая порок».

    Старый жрец поморщился, как от резкого приступа зубной боли и, помолчав, произнес речитативом, полуприкрыв глаза:

- «Полное знание может быть открыто лишь тем, кто прошел через испытания. Раскрывать истину следует в меру разума, прикрывая ее перед слабыми, чтобы не свести с ума, пряча ее от злых, чтобы они не смогли схватить ее урывки и сделать из них орудие разрушения. Замкни ее в сердце своем и да проявится она через дела твои. Знание будет твоей силой, вера - твоим мечом, а молчание - твоим непроницаемым доспехом...»

- «Душа есть свет, закрытый покрывалом; когда за ним нет ухода, свет темнеет и гаснет, когда же он поддерживается - как светильня маслом - святой любовью, он разгорается в неугасимый светоч!» - подхватил Ашшурбанапал. – Этому учил Тот! Нести людям свет знаний, ибо люди – это смертные боги, а боги – лишь бессмертные люди, в этом великая Истина его учения! А вы превратились в цепных псов, стерегущих древние тайны, наживаясь на них! И Истину вы превратили в доходную лавку менялы, демонстрируя толпе ваши сакральные знания, как милостыню, лишь в дни религиозных праздников, в надежде упрочить могущество храма и умножить его богатства, вы давно уже не хранители, а балаганные шуты!

    Жрец отступил на шаг и, прикрыв глаза руками, какое-то время молчал. Потом заговорил  тихо, словно сам с собой.

- Древний язык смутен и неясен даже для нас – так бесконечно далеки от нас писавшие эти знаки… Сотни лет мы читали его – и предсказания говорили, что придет он из страны далекой, он – наследник, за ключами знаний, только ему мы должны открыться…Мудрые говорили так. – Жрец вздохнул и прикрыл на мгновенье глаза тяжелыми веками. Я вдруг увидел, насколько он стар. – Но не дождались. Ждал и я всю жизнь. Ты прав, я – Единственный, было нас двенадцать, а до этого еще двенадцать по двенадцать. Первым был сын Тота, а потом его внук. Так поколение за поколением мы берегли знания Первородного. Видимо, я последний. И прав ты снова – ни смерти я не боюсь, ни пыток. Ни угроз от земных владык. Знаю свой день и час, как знал его каждый из нас – это первая мудрость, которая открывается Хранителю. И давно уже счет идет на дни. Чего же хочешь ты, царь? – сумрачно произнес старый жрец.

    Я видел, что обвинения Ашшурбанапала не прошли даром для него. Выпрямившись во весь рост, он спокойно стоял, сложив руки на груди, глаза его уже не сверкали, но с удивлением я увидел в них печаль и скорбь.

- «Да проявится Истина через дела твои», старик. Я хочу выполнить завет Величайшего, я хочу дать знания людям, чтобы, обретя их, они приобщились бессмертию и стали равными богам. Я – наследник великого царства, потомок древней династии, пришел к тебе за знанием своих праотцов. И еще…я готов отказаться от штурма Саиса.

    Услышав последние слова царя, мы с Аби-Эшухом невольно вскрикнули. Старик встрепенулся и посмотрел в глаза царю долгим взглядом. Мне стало очевидно, что он кривил душой, когда заявлял, что ни судьба Саиса, ни его жителей его не волнует.

- Да. Я готов, - повторил царь, - но у меня есть ряд условий. Первое: ты ведешь нас в сокровищницу. Мы работаем в ней несколько дней, копируя те книги Величайшего, которые сочтем нужным. Второе: вы выдаете мне Псамметиха. Он предатель и он должен ответить за содеянное. В конце-концов, в его жилах течет ассирийская кровь, не думаю, что в ваших глазах его жизнь стоит больше, чем благополучие народа Египта. У меня нет задачи разорить ваши земли, пока они подвластны мне. Мы оставим наместника, который будет послушен воле Империи, и вы по-прежнему сможете хранить свои знания для будущих поколений. Выбирай, старик! Или погибнет все.

    Старик попросил на раздумье три дня. Через три дня мы вошли в сокровищницу Тота.