Книга Жизни

***


      Я знал, что когда-нибудь этот день наступит. Стоя напротив двери к моему лечащему врачу, я знал, что явно услышу что-то не очень хорошее о себе. И мои опасения были не напрасны. Набираю воздух в больные, почти сгнившие легкие и костяшками пальцев стучу по деревянной лакированной поверхности. Пора уже обо всем узнать.

— К сожалению, Кэрол, — доктор Коллинс, светловолосый мужчина лет тридцати, смотрел прямо в мои глаза. Я видел, даже за толстыми стеклами очков, что на его глазах наворачиваются слезы, — анализы показали, что жить тебе осталось от силы два дня. После этого твои легкие абсолютно полностью перестанут функционировать, и ты…

— Не продолжайте, — я остановил его с улыбкой на своих губах. Протянув руку, стер в его щеки слезу и поднялся с места, — доктор, может быть, Вам пора в отпуск? Отдохнуть там, развеяться.

      Он коротко кивнул. Я знаю, что ему будет катастрофически тяжело прощаться со мной, поэтому будет лучше, если он сможет отдохнуть где-то далеко, в месте, где не будет телефонов, чтобы он развлекался так, чтобы забыл о моей смерти. А может, он найдёт там красивую девушку или парня и останется там. Но от чего-то мне стало грустно…

      Я болен. С рождения и это довольно тяжело. Мне совсем недавно исполнилось пятнадцать лет, я даже жизни не видал, а уже придется с ней попрощаться. Я никогда не видел, как расцветает яблоня или вишня и как опадают их лепестки. Я никогда не чувствовал на своей коже колкий снег. Всю жизнь мне приходилось ходить так, словно меня отправляют на ядерную зиму: укутанный до самого носа в теплую ткань, только нос и глаза оставляли открытыми, дабы я мог видеть и дышать. Но я не мог даже прикоснуться к холодной субстанции…

      Шагая по практически пустому коридору больницы, я пристально долго смотрел на белоснежный лист, на котором мелкими черными буквами написано «Кэрол Арчер: диагноз — рак легких IV степени». Мне неожиданно захотелось закурить, хоть я никогда даже не зажжённую сигарету во рту не держал. А может попробовать? Всё равно терять нечего. Тряхнув головой, ударяю себя по щекам. Ещё чего удумал, Кэрол? Я остановился. Повернув голову, увидел своё отражение в зеркале, седые волосы, голубые глаза и стекающие по лицу слезы.

      Я не хочу умирать…

      Мне осталось всего несколько дней, сорок восемь часов, может, немного больше или меньше, но все же. И я больше не открою глаза, не обругаю всю вселенную из-за слишком яркого солнечного света, который мешает спать. Мир для меня просто исчезнет. Нет. Это я исчезну для него. Меня не станет ни для кого, никто больше не позовет меня ужинать, я не увижу мою любимую, счастливую семью, которая, улыбаясь мне в качестве приветствия, приглашала сесть за стол, дабы приступить к трапезе. Мне никогда не удастся почувствовать аромат индюшатины, которую мама делает на день благодарения. И не ощутить на своей коже боль от укусов младшего брата, который пытается забрать у меня ножку от птицы. Хочу упасть и зарыдать в голос, как маленький. Желаю биться в истерике, наплевав на то, что задохнусь и будет приступ удушья. Мой мир, который я создал просто своим существованием. Мне даже не удалось влюбиться за всю жизнь, ни разу! А так хотелось, просто для того, чтобы погулять со своей второй половинкой по парку, держась за руки, есть вместе мороженное и рассказывать веселые истории, а вечером, уставшими идти домой и поцеловаться на прощание.

      Мои сверстники из-за моей болезни перестали со мной общаться. Моими единственными друзьями были бумажные мирки в твердом, а иногда и мягком переплете. Каждый день я приходил в библиотеку, рядом с которой мы жили и сидел там, бесконечно разговаривая с людьми на обложках, рассказывал им разные истории, которые слышал, правда, перефразировал каждую, чтобы она была похожа на мою собственную, которая бы произошла со мной раньше. И казалось, что они слушают меня, даже некоторые отвечают. Но я понимаю, что это просто слуховые галлюцинации.

Или же…?

      Шагая по теплому тротуару, я задумался, а что будет, если я вылечусь? Вот так, неожиданно для себя же. Просто утром встану и буду дышать легко, без всяких проблем. Эта счастливая мысль заставила меня подскочить на месте и напугать идущих сзади детей грохотом баллончиков с кислородом, прикрепленными к рюкзаку за моей спиной. Я чувствовал, что с каждым разом кислорода все меньше, а потому стоило поторопиться, чтобы сменить баллоны. Я понимаю, что нужно рассказать маме и папе о том, что мне рассказал Джейкоб. Но это так тяжело.

      Вслух я начал придумывать самые нелепые фразы, чтобы сказать родителям о моей скорой кончине.

— Хэй, мам, пап, а давайте устроим пирушку! — вскинув руки вверх, я попрыгал на месте. – Что? Зачем? Да я просто тут умру скоро. Аааа, не так!

      В мою голову почти не лезли идеи для решения этого вопроса. И это кошмарно. Что мне говорить, как себя вести? Может, просто кинуться в мамины объятия и, рыдая, показать ей листок с диагнозом? Только вот, скорее всего, умрет она быстрее, чем я. Этого мне ещё не хватало. Размышления настолько затянули меня, что я, к своему удивлению, просто ударился лбом о дверь своего дома.

— Мама, Девид, я дома! — прокричав, я бросился по лестнице вверх, в комнату.

      Какое же на самом деле облегчение, когда чувствуешь новую дозу чистого кислород в своем организме. Откинувшись на постель, я растянулся на мягкой поверхности во весь свой небольшой рост и закрыл глаза. В голове я слышал, как шумит море. Я никогда не был там, но сестра мне много раз включала пластинки, в некоторых песнях из которых я слышал шум воды и крики чаек. Я попытался представить, как стою на золотистом песке, вдыхая теплый, летний воздух, нагретый солнцем. В лицо мне летят прохладные капли солёной воды, и это настолько приятно, так хорошо, что хочется здесь навсегда остаться.

— Кэрол, это мама! — её голос моментально вернул меня в реальность. За окном уже стемнело. Я уснул? — Можно войти?

— Да, мам, — оттолкнувшись от края кровати, я сполз на большой махровый ковер бледно-голубого цвета. Моего любимого.

      Она вошла, держа в руках поднос. Лицо мамы красное, словно она плакала. Нет, не словно. Видимо, Коллинс позвонил ей, рассказал о диагнозе и теперь она в истерике. Впервые в жизни я благодарил Бога за то, что не слышал, как она плакала. Поставив передо мной поднос, мама поцеловала меня в макушку и попросила поесть. В этот же момент я понял, что голоден до ужаса! Вдохнув в себя потрясающий аромат жаренной картошки, я вытер длинным рукавом слюну с губ и приступил к еде.

— Кэрол, — отвлекла меня мама, — у тебя веснушки проявились.

      Надо сказать, я даже этому рад. Она любит мои веснушки, да и мне они идут, даже несмотря на то, что я седой. А до этого был с угольно-черными волосами. Отвечаю кивком, ибо рот забит до такой степени, что даже прожевать нормально не могу: часть пришлось проглотить прямо так. Горло предательски горело и жгло, будто я сунул в рот не картошку, а раскаленные гвозди.

      Мама смеялась, глядя на моё покрасневшее от натуги лицо. И от чего-то на сердце стало так легко и спокойно…

— Мам, тебе звонил Джейкоб? — спросил я. Она опустила голову.

— Да. Рассказал о твоём диагнозе.

      Я встал и обнял её. Просто молча обнял, поглаживая ладонью по спине. Только вот ткань на моём плече стала понемногу намокать от её слёз. Я чуть покачался в разные стороны, мурлыча под нос незатейливый мотивчик, вроде собачьего вальса. Как же мне было её жалко. Она поцеловала меня в лоб и вытерла капли с подбородка.

— Кэрол, — мама мягко улыбнулась, — ты не хочешь сходить в библиотеку? Раз уж у тебя и правда осталось настолько мало времени. В конце концов, это твоё любимое место.

      Ах, библиотека, я забыл о ней! Быстро чмокнув маму в щёку, я схватил новенькие баллоны и сумку с едой, которую приготовил ещё днём, и побежал по лестнице вниз. Мои друзья меня заждались, мне даже стало ужасно стыдно перед ними.

      Дорога не заняла у меня много времени. Даже с баллонами мне удавалось достаточно быстро передвигаться, но при этом запинаясь пару раз. Самое тяжелое было забраться по лестнице на второй этаж, где располагалась библиотека и протащить туда баллоны, ибо весили они, мягко говоря, целую тонну.

      Громко постанывая от тяжести, стирая со лба пот, но я дошёл до заветной ярко-медной двери. Она всегда открыта для меня, а за ней — моя вселенная. Я открываю дверь, и приятный запах свежераспечатанных листов ударяет в ноздри. Хочется отбросить тяжелый балласт и кинуться к книгам, обнимая каждую, но я вовремя останавливаюсь и беру себя в руки.

— Ой, Кэрол! — воскликнула госпожа Аммелия — хозяйка библиотеки. — Ты пришёл!

— Здравствуйте, мисс Эдисон, — помахав женщине рукой, я бросился в самую глубь зала, где специально для меня стоит небольшой сине-зеленый диванчик, а рядом с ним, на столике, недочитанные книги, которые я оставляю открытыми. Поставив рядом с собой машину для кислорода, я закрепил маску на лице и лег на спину, взяв в руки книгу, которую читал позавчера. «Книга жизни», рассказывающая о юноше по имени Уэйт, который создал собственный мир ради исполнения мечты — он хотел сохранить в ней свои воспоминания до того, как умрет, но после смерти его душа просто осталась в мирке, называемом «Уэйтворлд», и всем пришедшим туда он рассказывал о себе, о том, что придумывал, пока был жив, что изобрел и кого спас. С самых первых строк я влюбился в эту книгу. И в самого главного героя. Ведь Уэйт так похож на меня.

— «Здравствуй, странник!» — читал я вслух слова Уэйта. — «Хочешь, я расскажу тебе кое-что интересное о себе? Однажды, когда я был маленьким, рядом с моим домом росло большое дерево и на нём птица свила гнездо. Птенцы росли вместе со мной, представляешь? Вон там, на том пригорке они до сих пор живут и каждый день навещают меня, принося всякие вкусные подарки. Желаешь ещё историю?»

      «Интересно, что бы он рассказал мне?» — промелькнуло в моей голове. Мои веки с каждой секундой тяжелели, руки ослабли и стали ватными — я не мог держать книгу нормально. Только помню, что мягкие листы накрыли моё лицо, укрывая, словно одеялом. Шелестя, книга желала мне приятных сновидений.

— Да! Теперь — решено без возврата я покинул родные края, уж не будут листвою крылатой надо мною звенеть тополя.

      «Какой приятный голос», — подумал я, расплываясь в нежной улыбке. Растопырив пальцы на руках, чувствую, что прикасаюсь к чему-то приятному, теплому. Трава?

      Открыв глаза, вижу перед собой небо. Чистейшее, яркое, что аж глаза слепит. С белыми кучевыми облаками, похожими на огромные и мягкие куски ваты. Распахнув глаза, открываю рот от восхищения. Настолько прекрасное небо мне удавалось увидеть только в день, когда мне поставили окончательный диагноз. Именно оно позволило моему резко упавшему настроению подняться до небывалых высот.

— Очнулся, наконец? — повернув голову в сторону, откуда исходил голос, я увидел высокого рыжеволосого парня. Большие зеленые глаза, распущенные пряди, несколько из которых закреплены заколкой на виске. Я задумался: внешность его мне ужасно знакома, но вспомнить, откуда, я не могу. Просто не выходит.

— А… где я? — на этот вопрос он засмеялся.

— Как это «где»? Ты в великом «Уэйтворлде»! — не без гордости сказал рыжеволосый. И до меня дошло.

— У-уэйт Юсфорд?

      Он удивленно на меня посмотрел, будто я сказал, что являюсь Владом Цепешем. Однако кивнул, в знак того, что я оказался прав. На моих щеках появился румянец, и я поспешно закрыл лицо воротником белой рубашки.

      Попал в книгу… попал… в… книгу…

      Да такое разве возможно вообще?!

— А В-вы что, правда н-настоящий? — заикаясь, спросил я, пытаясь встать с земли. Привычка подниматься медленно, дабы не надорваться, появилась несколько лет назад, когда мне всучили в подарок на день рождения переносные баллоны с кислородом. Только вот сейчас их не было ни рядом, ни за моей спиной.

— Естественно настоящий, глупый, — я услышал в его голосе нотку издевательства, — думаешь, что перед тобой призрак или что-то вроде того?

— Были такие мысли, — я расслабился. Всё-таки, он реальный, — ведь я читал книгу о Вас, — сердце моё билось с каждой секундой все быстрее, все громче. Набравшись смелости, иду к нему, не обращая внимания на то, что периодически спотыкаюсь о небольшие кочки, незаметные в густой траве.

— Может, хоть представишься?

Я вздрогнул. Точно же, задумавшись о том, куда делись баллоны и о том, настоящий ли он, я совсем позабыл о том, чтобы представиться.

— Мое имя Кэрол Арчер, — достигнув, наконец, своей цели, я протянул ему забинтованную руку. Он пожал её.

— Взаимно, Кэрол.

      Счастливый? Слабо сказано. Сидя перед ним, я слушаю его истории, не отрывая взгляда от книги в руках парня. Каждый рассказ не похож на другой, а он с таким удовольствием говорит, будто посвящает их мне и только мне. Я никогда так широко не улыбался и не слушал никого. Я не хочу уходить отсюда, моё желание — остаться рядом с ним, продолжать слушать. Забыл обо всем: о болезни, о диагнозе, о докторе и о том, что я скоро сыграю в ящик.

— Эй, а ты любишь стихи? — спросил он меня вдруг.

— Стихи? — я склонил голову набок. — Ну да, люблю.

— Тогда слушай, — покашляв, Уэйт поднял голову вверх, — Я иду, головою светясь, переулком в знакомый кабак; шум и гам в этом логове жутком, но всю ночь напролёт до зари, я читаю стихи проституткам и с бандюгами жарю спирт. Сердце бьётся всё чаще и чаще, и уж я говорю невпопад: «я такой же, как вы, пропащий, мне теперь не уйти назад».

— Оооо, — протянул я, хлопая в ладони, — Вы сами это написали?

— Глупый, это Есенин, — я вскрикнул, когда его твердый палец уперся в мой лоб, — ты что, в школе совсем не учишься, что ли?

— В том и проблема, что нет… — разочарованное «оу» и тишина. Румянец от стыда накрыл моё лицо.

— А почему, расскажешь?

      Я, якобы случайно, положил ему голову на плечо.

— У меня рак легких четвертой степени. Мне бесполезно ходить в школу, да и тяжело носить с собой кислородные баллоны. А без них я не смогу дышать.

      К моему лбу вновь прикоснулись мягкие, теплые губы. Тихое «чмок» и зеленые глаза напротив, смотрящие в самую душу. Я застыл на месте, чуть приоткрыв рот.

— Но ведь ты полностью здоров, — прошептал Уэйт, приобняв меня за плечи, — ты точно болен? Или у те…

— Кэрол!

      Я открыл глаза. Перед собой увидел обеспокоенное лицо Аммелии, которая крепко сжимала мою руку. Рядом с ней стоял Джейкоб. Видно было, что он уставший, потный настолько, что капли стекали по его лицу при каждом движении.

— Кэрол, ты в порядке?! — кричала женщина, «ломая» мои пальцы. Я зашипел от боли и только тогда она меня отпустила.

— А что случилось?

      Джейкоб раздраженно вздохнул.

— У тебя остановилось сердце, — он снял дрожащей рукой очки, — клиническая смерть, еле спасли. Благо, Аммалия успела подойти к тебе и вызвать скорую раньше, чем все могло бы закончиться плачевно. Но самое странное далеко не это.

      Я поднялся и сел прямо, уставившись на Коллинса. Я вздохнул и задержал дыхание о того, что мне было легко дышать. Вдох-выдох, несколько раз. Я закрыл руками рот, чтобы не закричать, не заплакать от счастья. Я излечился? Я здоров?!

— Но как?

— Ах, если бы я знал, если бы я знал, — он присел передо мной, положив ладони на мои колени, —, но я могу сказать одно: ты жив, твои лёгкие в полном порядке. Так что просто беги домой.

      Я вскакиваю с места, рвусь к выходу. Необъяснимая легкость в движениях, где-то там, внутри. Я больше не чувствую той дикой, чудовищной боли, от которой мне не удавалось уснуть несколько дней. Я свободен, моей радости лет предела! Наконец-то я жив, эй, слышите вы, все! Я живой! Ворвавшись в дом, сразу же натыкаюсь на плачущую маму в странном чёрном платье. Она вытирала маленьким платком слёзы, капающие с её глаз на тёмную ткань одежды. Я обхватываю руками её талию, уткнувшись носом в грудь и плачу. Тихо, надрывно, но в каждым разом все громче и громче. Мама удивленно посмотрела на меня, на то, что я так широко улыбаюсь.

— Мам, я буду жить…

***


— Кэрол, ты опоздаешь такими темпами! — мама кричала с первого этажа, торопя меня.

      Сегодня — первый день в нашем новом доме. Стоит ли сказать, что это праздник? Хмм… да, стоит. Мы все нарядные, довольные, подобно котам, наевшимся сметаны. Я поправил приятного бежевого оттенка галстук на своей шее и схватил со спинки стула пиджак, накинув его на себя сверху. Проверил, в порядке ли волосы, нормально ли они смотрятся заплетенными. Убедившись в том, что всё в полном порядке, я вышел из комнаты.

      Мама, отец, Девид и Клариса уже ждали меня у автомобиля. Я быстро подбежал к ним и обнял каждого. Настроение на высоте, пускай я даже несколько недель уже не ходил в библиотеку, да и вряд ли уже туда вернусь. Я поднял голову, устремив взгляд в чистейшее небо, как тогда, во сне. Точь-в-точь такое же, даже облака той же формы, тоже кучевые. Не хватает только аромата свежей травы, магнолии и длинноволосого юноши, сидящего под деревом с книгой в руках.

— А может, пойдём пешком? — я вырвался из объятий Кларисы и кинулся вперед, кружась на месте и вновь бегу вприпрыжку.

— Стой, Кэрол, остановись!

      Лишь вижу перед своими глазами яркий свет фар и скрежет автомобильных колес по асфальту. Боль. Сводящая с ума и поглощающая с головой. Я не чувствую рук, не чувствую ног. С трудом поворачиваю голову и вижу свои руки рядом с собой. Покрытые кровью, они не крепились к телу, а лежали, придавленные тёмным шипованным колесом грузовика, как и мои ноги. Я вижу свои кости, торчащие из конечностей в местах переломов, на глаза попадаются огромные куски кровавого мяса, но, приглядевшись, вижу, что это мои собственные органы. В глазах мутнеет, я проваливаюсь в темноту. Удается выговорить лишь сдавленное «на помощь…»

      Слишком яркий свет бьёт по глазам. И я вижу дерево магнолии, но там никого нет. Крича, рыдая, я бегу к нему, обходя со всех сторон, заглядывая на каждую ветку. Я мертв. Нет, нет! Не может этого быть! Падаю на колени, рыдая в голос. Но не успел я опомниться, как окровавленное, широко улыбающееся лицо появилось передо мной, протягивая ко мне длинные руки. Рыжие волосы, заплетенные в высокий хвост, словно змеи Медузы Горгоны, грозно шевелились.

— Добро пожаловать домой, Кэрол…