История перевода в сельскохозяйственный институт

     Мой перевод в Ленинград, по-видимому, был предрешён тем, что Людмила договорилась о поступлении в аспирантуру Института физиологии имени И.П. Павлова, что в Ленинграде. И когда на летней практике я узнаю об исключении специализации «генетика» на биофаке Донецкого университета нетрудно понять, что первой же мыслью становится мысль о немедленном переводе в Ленинград. Ещё до того, как там появится Людмила.
     Для того, чтобы реализовать этот перевод, я ещё во время практики отправляю два письма – в университет и сельскохозяйственный институт. До конца практики успеваю получить ответ и, оставшись после практики в Донецке, непосредственно занимаюсь переводом. Понятно, что гвоздём всех мероприятий по переводу явилась поездка в Ленинград.
     Итак, в августе 1973 года я впервые в своей жизни оказываюсь в Ленинграде!
Несмотря на то, что визит мой был краток и довольно насыщен делами, я успел увидеть такие вещи, как дворцовый мост, Неву, университет, дома на набережных. Связано это было с тем, что один из визитов – первый – я нанёс в университет. К декану биофака. Он посетовал, что я не приехал, не получив от них письма. Я его успокоил информацией о письме из сельхозинститута. Он посетовал и на то, что, несмотря на недостаток парней на военной кафедре, принять меня на кафедру генетики возможности у факультета не было. «Есть у нас место на кафедре пищеварения, но вам же это не подходит» – сказала мне судьба и я с ней поспешил согласиться. Как будто бы место в сельхозинституте мне подходило больше! Как будто бы из сельхозинститута легче бегать на занятия на кафедре генетики, пытаться перевестись на кафедру генетики из сельхозинститута.
     Но что случилось, то случилось. И второй визит я нанёс декану сельхозинститута. Декан был деловит и сух при нашей встрече. Он подтвердил свою готовность зачислить меня в институт сразу по предоставлении мною всех необходимых документов.
     В Царском Селе, в тот первый приезд, я увидел лишь пару дореволюционных памятников. Да, побывал в музее даче Китаевой, которую А.С. Пушкин снимал с Н. Гончаровой в первый год их совместной жизни. И выехал обратно в Донецк.
     В Донецке я оформил все необходимые для перевода документы. Декана не убедила такая причина для перевода, как снятие специализации «генетика» на биофаке. Но достаточной оказалось женитьба на Людмиле и её поступление в аспирантуру в Ленинграде. Заместитель декана не стал скрывать своего отношения к переводу: «Жаль, конечно! И так мало парней. Толковых – тем более». Чем весьма согрел моё честолюбие.
     Когда оформление документов было закончено, моя деловитость немного поуспокоилась и на её место, как утренний туман, вползла печаль. Я два года провёл с ребятами. Последний год в комнате нового общежития, где со мной проживали: Пит, Волд, Сократ и Ник. Я купил большой лист ватмана. В верхней части обвёл свою фотографию. В центре поместил рисунок радующихся кур Ленинградского сельхозинститута и плачущих рыб Донецкого университета. Но гвоздём этой настенной газеты с единственным лирическим героем, было письмо улетавшего героя к остающимся парням. Лирическим итогом письма была фраза, помещённая в конце письма: «Конечно, я ещё буду бывать в университете, посещая Донецк. Но что-то исчезает из нашей жизни навсегда…»
     Пит, вернувшийся в Донецк к началу нового учебного года, первым оказался в общежитии. Он увидел газету и всё понял, даже не читая её. Он сел: «Всё и так было хреново. И в учёбе. И в жизни. А тут ещё Серега ушёл!»  Позже, в первом письме, полученном мною от него в Ленинграде, он я прочту: «На фоне твоего безудержного оптимизма мы ещё как-то держались…».
     Но закончить мне хотелось бы оптимистическим абзацем. Я постоянно по пути к родителям в каникулы залетал в Донецк, и мы с парнями пили много сухого вина и вишнёвого ликёра, танцевали с красивыми девушками и целовали их влажные губы, до изнеможения шлялись по холмистым улицам Донецка. Мы брели по юности вместе. И вместе продолжаем идти до сих пор.