Сова в городе

— Смотри-ка, мертвяк, — равнодушно сообщает мне Джа-Джи, приостанавливаясь на повороте во двор и вытягивая шею.

— С чего ты взял, что мертвяк-то? — удивляюсь я, вглядываясь в непроглядный заснеженный сумрак. — Да и где ты его вообще увидал?..

—Да вон, смотри, у лавки — беленькое чернеется... — Джа скалится в злой усмешке и неспешной трусцой направляется в сторону таинственного «беленького». Помедлив, я иду следом: мертвец — не мертвец, но Джа на ерунду не разменивается, так что проверить стоит... Еще за несколько шагов до цели я слышу:

— Хм, смотри-ка, живой ещё! И даже не пьяный...

Я перехожу на бег, торопливо опускаюсь в снег у неподвижного тела. Длинный пуховик с поднятым капюшоном очень светлого песочного цвета и широченная, накинутая — почему-то поверх пуховика — пёстрая жёлто-коричневая шаль. Женская, даже скорее — подростково-девичья хрупкость фигуры, изломанная поза и полная неподвижность. К счастью, ни следа крови.

— Ну переверни же её, чего ждешь? — подсказывает сзади Джа. Советчик...

— Сам бы и перевернул, не переломился бы, — бурчу я, но послушно тянусь вперед, мгновение в нерешительности медлю — и переворачиваю тело. Не знаю, чего я ждал, но у лежащей совершенно обычное девчоночье лицо, только очень бледное. Светлые рыжеватые брови, столь же светлые ресницы, между которых виднеются полоски белков закатившихся глаз, тонкие губы, веснушчатый нос с горбинкой.

— Надо её в больницу, — говорю я.

— Не надо, — неожиданно возражает Джа-Джи, непринуждённо сидящий прямо на снегу рядом. — Она тебе спасибо не скажет.

— Уверен? — Я осторожно отвожу пух воротника, щупаю шею: пульс есть. Впрочем, Джа ведь сказал, что живая... — По-моему, совершенно обычная девчонка.

— Много ты понимаешь! — фыркает друг. — Ты и меня в свое время совершенно обычным посчитал!..

— Ну извини, — ворчу я, одновременно осторожно подхватывая незнакомку с земли. Из-под задравшегося края пуховика показываются острые коленки, обтянутые джинсами. Девчонка не весит почти ничего. — Я простой редактор, а не практикующий волше...

Договорить мне не удается: висевшая до сих пор тряпочкой, моя ноша внезапно оживает, обретая сотню острых углов, каждый из которых норовит ударить меня по лицу, груди или рукам, девчонка бьется, как в приступе, невозможно выгибаясь и крича — пронзительно, бессвязно, словно попавшая в силок птица, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы хотя бы не уронить ее обратно на снег. А потом Джа-Джи ловит ее взгляд, страшно оскаливается и рявкает: «Спать!». И девушка вновь затихает.

— Сразу... этого нельзя было... сделать? — задыхаясь, спрашиваю я, перехватывая ее поудобнее.

— Извини. Растерялся, — ухмыляется в ответ Джа.

Иногда я его почти ненавижу.



Без пуховика и шали моя внезапная спасённая выглядит ещё меньше. Я укладываю её на диван — единственное спальное место в моей тесной квартире, — поразмыслив, расстегиваю пуговицу на джинсах: чтобы не давили. Что делать дальше? Похлопать по щекам? Положить мокрую тряпку на лоб?..

— Не кипиши, — лениво говорит Джа-Джи, входя из прихожей и вытягиваясь на ковре. — Укрой одеялом, пусть поспит. Когда проснется — дашь воды и мяса...

— Мяса?!

— Именно, сырого мяса. Так что иди, достань из морозилки... что там у тебя есть.

Некоторое время я смотрю на Джа со скепсисом и недоумением, но его смутить невозможно. Сдавшись, иду на кухню, выуживаю из морозилки кусок свинины на кости, поразмыслив, засовываю в микроволновку, в режим разморозки. Наливаю воды — себе.

— Не забудь мясо ломтиками порезать! — кричит из комнаты Джа.

В стенку кухни принимаются стучать, требуя прекратить шум и унять собаку. Микроволновка утробно гудит.



...Гостья приходит в себя около часа ночи. Я ещё не сплю — сижу у компьютера, лениво листая страницы башорга в обратном порядке. Джа размеренно сопит прямо на ковре у дивана.

— Аак... аашак... — неестественно высоким голосом выговаривает девушка. Впрочем «выговаривает» — не самое удачное слово, эти звуки больше похожи на сонное клекотание, чем на слова.

Я мягко, без резких движений встаю из-за стола. Девчонка вкидывается и разворачивает ко мне голову — быстрым, нервным движением. Её глаза с расширенными зрачками отчётливо отсвечивают в темноте зелёным.

— Тише, — шёпотом говорю я. — Я сейчас принесу тебе воды. И мяса.

Девушка быстро моргает, молчит. Её короткие рыжие волосы торчат в стороны, словно перья.

Вернувшись с миской наструганного мяса и кружкой воды, я вижу, что девчонка всё так же сидит на постели, подобрав под себя ноги, а Джа, положив голову на край дивана, смотрит на неё исподлобья. Молча.

Когда я вхожу в комнату, он едва заметно передёргивается — не с отвращением, а словно бы в нервном порыве. Говорит, не оборачиваясь:

— Её зовут Софья. Она из северных кланов. Был бой со стаей Ночных. Её оглушили. Больше не помнит ничего.

— Бой? — переспрашиваю я, ставя на колени Софьи миску. — Северные кланы?.. Господи, в каком веке мы живём? И в каком мире, если на то пошло?

— А чёрт его знает! — фыркает Джа. Софья тихо хихикает над его словами, впрочем, тут же обрывает смех, опускает глаза.

— Вода, — спокойно говорю я, подавая ей кружку. Руки у девушки дрожат.



В седьмом часу утра на улице всё ещё тьма египетская. В квартире неожиданно жарко, и я приоткрываю створку окна на кухне, стою, рассеянно разглядывая смутные очертания крыш — словно неровный, с торчащими шипами хребет огромного зверя. В такие моменты мне немного жаль, что я не курю.

— Мне... пора, — шепотом говорят сзади. Тихо стукает о поверхность стола посуда.

— Сейчас? — спрашиваю я, оборачиваясь. Софья стоит у стола уже полностью одетая. Шаль, свисая складками, кажется похожей на крылья. — Подождала бы хоть, пока транспорт пойдёт...

— Я сова, мне сейчас самое время домой возвращаться да спать. — Софья чуть улыбается. У неё удивительно мягкая улыбка и острый птичий взгляд светло-карих глаз. — А транспорт мой всегда при мне.

— Тогда пожалуйте в комнату, мадмуазель, — шутовским тоном говорит Джа из темноты за спиной Софьи. Тёмный на тёмном, сейчас он невидим, только глаза горят синим, как болотные огни. — Тут у нас всё окно сеткой затянуто, а там балкон не застеклён.

— Спасибо, — говорит девушка, и непонятно — относится это к словам Джа-Джи или к оказанной нами помощи в целом. Она разворачивается и идёт обратно в комнату. Расстояние здесь всего ничего, но почему-то я не успеваю за ними обоими, оказываясь на пороге комнаты только в тот момент, когда Софья уже стоит, чуть покачиваясь, на узких перилах балкона. На миг мне становится страшно от этого зрелища, и я бросаюсь вперёд, увязая в расстоянии, как в меду. Софья поворачивает голову — почти на полкруга, как люди не могут, — произносит:

— Спасибо, Говорящий...

И опрокидывается вперёд и вниз, взмётывая края шали, исчезая... И словно лопается какая-то струна, я практически влетаю грудью в перила, перевешиваюсь, ища взглядом её фигуру.

— Да не туда смотришь, дурак, — говорит Джа, опираясь на ограждение рядом со мной. Кивает башкой куда-то вправо и вверх: — Вон она, полетела...

— Точно, — бездумно отзываюсь я, провожая глазами светло-песочный силуэт птицы. — Сова-сипуха, если я хоть что-то помню из биологии... Странно, я думал, они не водятся в городах?

— В нашем городе водится всё, — щурится Джа.

С соседнего балкона доносится кашель, недокуренная сигарета красноватым росчерком падает вниз.

— Слушай, сосед, — хрипло говорит Виталий, зябко кутаясь в махровый халат и глядя на нас с Джа-Джи странным, затравленным взглядом. — Мне пофигу, что ты там делаешь — с собаками разговариваешь, птиц выгуливаешь... но сделай так, чтоб твой кобель больше не лаял по ночам! У меня дети спят!

— Попробую, — говорю я, пожимая плечами.

Чёрный волкодав Джа склоняет набок мохнатую голову и скалится, вывалив язык.