Подруги или страшно реальная история

    
     Они были очень близкими подругами. Иногда казалось, что они как сиамские близнецы прорастали друг в друга. Так аппетитно, и с таким исступлением они дружили, что энергетически не выдерживали подобного напора страстей,  потому с завидной периодичностью ругались тоже по полной, и безо всяческих компромиссов, так, что не разговаривали по нескольку лет. По большей части это происходило из-за очередного мужчины, которого не могли поделить, ну, как, впрочем, всегда это и бывает. Затем судьба как-то совершенно незаметно для всех, опять сводила их вместе, и все продолжалось по прежде заведенному порядку.

      Одну звали Жанна.  Она была красивая и уверенная в себе.  Практически всю жизнь не работала, если не считать нескольких лет в американской гостинице, куда ее устроил друг по блату, как говорят, и где, собственно, они и познакомились. Один курс медицинского института и работа в морге, дали несколько циничное отношение к жизни, и любовников из стран Ближнего Востока.   Каждый вечер вместе с подругами она проводила время в различных ресторанах, где водились иностранцы: итальянцы, французы и даже вьетнамцы.  Там зарождались новые отношения, и появлялись подарки, и даже деньги. Ну,  как повезет. Каждый вечер она, не ленясь, приводила себя  в образ с обложки глянцевого журнала, чем  привлекала восторженные взгляды проходящих мимо мужчин. Из-за плотного графика романов и отношений, учиться оказалось совершенно некогда, и она, ничуть не жалея, покинула учебное заведение и даже морг. Цель была, тем не менее, достигнута – она расписалась с сирийцем и родила сына. Но с другой стороны, эта цель оказалась лишь точечной, а не растянутой в пространстве – восточной женой она стать не сумела по причине  безотрадной скукотищи.

     Другую звали Ляля. Она, в отличие от богемной подруги, такой жизни не знала. Выросшая в семье инженера и  врача, она надеялась и мечтала о многом в жизни, но в реальности все было буднично и обычно. Скорее всего, не хватало уверенности в себе, хотя внешне она была довольно симпатичной и стройной блондинкой. В первом браке родился сын. Она плыла по течению жизни и ловила лишь то, что попадалось ей в руки. Так и с первым мужем – особой любви меж ними не было, скорее дружба. Просто так сошлись обстоятельства, и он попался ей на пути. Она скучала в браке, но думала, что так все и живут. Родился сын. Они были погодки с сыном подруги, и это обстоятельство их еще больше сближало.

     Познакомились на работе. Ляля работала менеджером  в отделе ресторанного обслуживания гостей в номерах, и именно в этот отдел и привел друг Жанну  работать официантом -  в те годы многие работали не по специальности. Платили там хорошо и долларами, в случае успешного прохождения долгого испытательного срока с мизерным жалованием.

     В их отделе работало человек так около тридцати, и все были молодые и энергичные авантюристы, с трудом прорвавшиеся сюда за длинным рублем. С течением времени рубль короче не становился, а только наоборот, рос, так как со временем приспосабливалась  хозяев американцев обманывать, по-нашему, по-русски, делая левые заказы, и продавая  свою водку, купленную в обычном магазине за бешеные американские “баксы”. Ляля была консервативная, к такой жизни не привыкла, но боялась потерять место. Приходилось на какие-то вещи просто закрывать глаза. Народ тащил всего и понемногу – заграничное масло, рюмки и чашки, ножи вилки, майонез и даже салфетки. После огромных банкетов обычно оставалось огромное количество целых и невредимых тортов непередаваемого вкуса, шеф кондитерского цеха был австрийцем. Главным шеф-поваром был, естессно француз, маленький, старый и злой, как пинчер. Мог выгнать за стакан сока, выпитый даже не тобой, но ему ли разбираться с посудомойками? 

     В их отделе ко всему относились с юмором. Постоянно шутили, играли в ассоциации, когда не было запарки по заказам. Публика работала разношерстная, в основном интеллигентная и с высшим образованием. Американцы не любили брать профессионалов в этом деле – боялись воровства, не зная, что наши люди независимо от специальностей, быстро входили в курс дела. Когда Ляле после ночной смены, официант Никита Дуров принес пятьсот баксов от общей их выручки, она удивилась, но промолчала, купив себе в этот же день итальянскую кожаную куртку в ГУМе,  и модную сумку... Ну, пусть так.. Но еду она не брала, считая это моветоном для начальства…

       Официанты должны были владеть английским, но, видимо, по блату приходили многие, и без английского. Работал официантом  Денис Дмитриев – весельчак и балагур, сочинитель стихотворных произведений, которыми никто на тот момент не интересовался, но он не унывал и терпеливо издавал свои книги на свои же, собственные деньги. Английского он не знал в принципе, так как в школе изучал  немецкий.   Повара тоже были с английским на вы,  и иногда случались казусы.  Вместо  сэндвича с индейкой, как-то приготовили сэндвич с тунцом, попросту перепутав похожие “теки” с “тьюной”… Денька  на смене, должен идти к гостю и выручать поваров, неся в заказе тунца вместо индейки.  Штрафы и злой пинчер на хвосте.. Дмитриев, ничтоже сумняшеся,  пошел на задание…  Через определенное время пришел – радостный и довольный. “Ну что????” “ Да все в порядке, белорыбицы мои, - как всегда прикалывался  Деня…”Что сказал то ему? – не унималась удивленная толпа из поваров и официантов…” Ну, я сказал ему  - туркан из нот сизон”.  Типа не сезон для индейки…
       А Никита Дуров с другом  Серегой любили работать по ночам. Это было выгодное занятие. Недаром, один был Феликсовичем, а другой -   Фридриховичем  ...  Потом пришла работать рыжая  Алена  Фирсова с огромной копной волос и фигурой гитары, с крупноватым носом и скрипучим голосом. Она была модная, не похожая на других и немного нелепая. Они ее оба полюбили, и  никак не могли поделить. А она как-то умудрялась держать на привязи двоих. Наташка, по профессии журналистка, тоже работала официантом. Она вообще не имела барьеров в общении, носила детские тяжелые очки, мальчишескую прическу и пионерские трусы. При этом без памяти любила мужа и отдавала ему не только всю зарплату, но и чаевые, за что ее особенно ругали коллеги  по цеху.
       Работал многодетный отец Коля. Он был постарше и попроще других, например, носил усы, и старомодные туфли.  При все при этом,  Коля  умудрялся на работе безбожно пить. Иногда после ночной смены, где в его распоряжении был бар, ему не доступный за пределами гостиницы, его отвозили в локер на сервировочном столе и в бессознательном состоянии. А чего только стоила Танька Кулакова, Лялин заместитель – одинокая старая дева из центра Москвы.   По сравнению с другими она была в возрасте, но еще не бальзаковском. Курила, как сапожница, и пила постоянно кофе, от чего всегда имела соответственный цвет лица. Иногда от нее несло перегаром от распития  крепко-алкогольных напитков.  После возлияний, она, обычно,  обожала садиться на диету. Тогда все вышеперечисленное оставалось единственным, что она принимала вовнутрь. В эти дни  Татьяна становилась куда  более злая и вредная. Но ей  прощали все - даже сбоку бантик или порванные колготы.  Или Игорек Гольштейн  – махровый еврей, интеллигент до кончиков ногтей, выпускник Историко-Архивного института. Он изо дня в день,  на смене, приоткрывал самые темные и не раскрученные пятна истории. Рассказывал интересно, но был нервным и временами истеричным,  до трясучки. Больше всего на свете, он боялся делать левые заказы, то есть носить жратву гостям без чека. Он злился и трясся как-то по-особенному в такие важные моменты, но что поделаешь – круговая порука. Он боялся, что его выведут на чистую воду по пути в номер, и схватят, и будут ругать и уволят американские начальники или их российские замы, которые особо старались потопить нашего брата.
    
     В Лялином подчинении и работали эти тридцать с небольшим человек. Все ее любили, как обычно любят начальников, ну только пока те ими остаются.  Дарили парфюм, утюги и другие полезные и бесполезные вещи, стараясь понравиться или выгадать себе что-нибудь. Ее даже боялись, так как в моменты гнева, она могла быть резка и даже жестока. И только Жанну не интересовали никакие социальные пирамиды и деления на начальников и подчиненных. Она всегда спокойно уходила домой, с торчащим из-под пиджака маслом или чем-то еще.  А если ее и ловил Лялин начальник  Гошка, в прошлом официант, выбившийся в большие начальники в раннем возрасте,  и тщетно пытавшийся заставить всех себя уважать, то она с улыбкой возвращалась обратно на какое-то время,  и также с маслом уходила домой со второй попытки. Иногда Гоша ловил ее по нескольку раз и жаловался Ляле на сотрудника. Ляля послушно отчитывала Жанку, но не более того.

      Все шло своим чередом и соответственно возрасту – завязывались отношения, все дружили, любили или ненавидели друг друга. Вот и Ляля не заметила, как они с Жанкой стали общаться все ближе и чаще. Вместе ходили в кафетерий обедать, просто вместе ходили по гостинице. Курили…  Для Ляли Жанна была образцом богемной жизни, которую она совсем не знала, но, видимо интересовалась. Однажды, стоя на лестнице и смотря сверху вниз на бизнес-центр гостиницы и видя, как туда сюда снуют деловые мужчины и женщины, Жанка сказала: “Чего суетятся, все равно все умрут и будут одинаковыми. Я же в морге работала, печень взвешивала и другие там органы. Знаю…” На Лялю эти слова произвели впечатление и она молчаливо согласившись, зауважала подругу еще больше. Потом Жанна пригласила Лялю в гости,  и та постепенно перезнакомилась со всеми богемными и не очень, Жанкиными друзьями. А компания  была не маленькая.
     Жанна правила этой компанией, как королева. Все к ней приходили, пили, и она вместе со всеми пила, общалась, красилась, затем находила себе нового любовника, и завязывала очередные, необременительные отношения. После ресторанного периода, такие отношения ей казались дружескими, и ее пассии,  все как один, были дружочками. Постепенно коллеги по работе плавно и незаметно перетекли и разбавили и без того многочисленную компанию.

     Первым любовником в гостинице стал шеф австриец, который пек непомерно вкусные торты. Некоторое время они жили вместе, в его съемной квартире, но  затем и это ей наскучило. Наносить травмы мужчинам ей было несложно. Она всегда думала, прежде всего, о своем мироощущении.  После австрийца,  как то совсем необычно для друзей, привыкших к разгульной жизни в ее квартире, любовником стал обычный повар Вадим. В ответ на недоуменные взгляды, она защищалась: “ Вы ничего не понимаете! Он похож на белого офицера!!” Белый офисэ поселился у нее в квартире. Забил холодильник до отказа всевозможными деликатесами, которые  тайно выносил из гостиницы. Потом стал понемногу борзеть, не пуская друзей к персоне. Все друзья ее стали, по его мнению,  пьяницами, и он старался изо всех сил, поменять порядок вещей в доме. В результате стал “Красным командиром”, и был с позором выгнан. Он просил испытательный срок, валялся в ногах, лил грязь Ляле на Жанну, на ее черствость и что ей все равно на дружбу с той. Типа, сама лезет. С трудом, но ушел, написав Ляле прекрасное стихотворение, которое сравнивало ее с кораблем в плавании!
      А Ляле как раз и не хватало такого корабля. Ее корабль уже давно стоял в гавани, в затхлых  водах, с приросшим ко дну якорем. В жизни все было добропорядочно и тоскливо до тошноты. И тут еще Жанка стала ей петь на уши про мужа, типа он тебя не стоит. Эти слова проникали в Лялю разрушительной силой и делали свою работу. Не выдержав, она сказала об этом Федьке – ее мужу, который внешне остался спокоен, но слов этих  он не забыл.
      От скуки может быть, но Ляля решила справлять свой очередной день рождения на даче, пригласив и новых друзей с работы: Жанку, двух ФФ, Алену Фирсову и еще некоторых коллег. Она так старалась не ударить в грязь лицом – ведь она же их начальник,  и обязана представить “миру” “счастливую семью”.  На даче  неутомимо развлекала всех, тратя на это дело всю свою энергию. От Федьки требовалась такая же отдача. Жанна заранее предупредила всех, что когда напьется и пойдет спать – отгонять от нее всех мужиков, которые захотят ею завладеть в бессознательном состоянии..  Через какое-то время, Ляля увела ее наверх, спать, и продолжила развлекать гостей. Не заметив среди них мужа, что-то ей подсказало – где его можно искать. Она вошла в дом… Поднявшись наверх, она безошибочно знала, что там увидит. Но удостовериться и включить свет было необходимо…  Потом были разборки, Федька со всеми друзьями выяснял, что сказать этой “дурре”. Конечно, он был напуган, и к тому же, пьян. Да и слова, сказанные Жанной, сыграли свою фатальную роль…  Ляля легла спать, пролежала с открытыми глазами до пяти часов утра. Встала, тихо собралась, и  пошла на электричку, оставляя сзади друзей, мужа, семью. Шла и мысленно закрывала за прошлым  дверь. Теперь она осталась одна… Жанна на работу не выходила  несколько дней – боялась разборок  и увольнения. Затем пришла, похожая на китайского  пчеловода, опухшая от возлияний. Ляля сама к ней подошла и сказала, что не будет ее увольнять –  дела семейные…
     Федька страдал долго, да и ей было нелегко, но впереди маячила и манила более яркая и насыщенная жизнь. Сын страдал больше всех. Она, как хирург объяснила ему, что будут жить отдельно. Сын плакал…  Но время текло незаметно, и у Ляли стали появляться первые любовники. Вначале, с барского плеча подруги, которая знакомилась, сближалась ненадолго, и сводила с подругой. Ляля чувствовала, как надуваются паруса ее корабля…

      Но однажды и сама Жанка  влюбилась. Снова перестала выходить на работу, зависая на квартире у Фомки, как она его ласково называла. Решила поделиться радостью с Лялей, пригласив ее к ним в гости. Встречать Лялю у метро пришел он… Нет, красивым он точно не был, но необычным уж точно. В длинном черном пальто, со стрижкой типа каре и прикольными очками, он привлекал к себе внимание противоположного пола. Но самое ужасное случилось, когда он увидел ее, Лялю – тоненькую, как свечку, нежную, красивую и модную. Он смотрел на нее непозволительно долго для незнакомца. Пока они шли до его дома, он продолжал поедать ее своим тягучим и наглым, раздевающим взглядом. Он откровенно восхищался ею. В его глазах сквозило даже удивление.  Жанна поняла  с первой минуты – им больше не быть вместе. А Ляля осталась. Хотя по сути, настоящего романа из этого приключения не получилось.  Жанка в который раз забила на работу, пила с дружочками со слоганом “эта с*чка у меня Фоомку увелааа”… И так продолжалось дня три, а может быть и больше. На работу она опять пришла, как китайский пчеловод, опухшая от возлияний и рыданий...

       Время уходит так незаметно…  Какое то время они общались, потом снова судьба разводила их дороги.  И у Жанки, и у Ляли  появились новые мужья и новые дети – у одной прибавилось два мальчика, у другой – две девочки.  Жанку муж любил сильно. Он работал на телевидении, ездил частенько в командировки, иногда бросался в запои, становясь своим  альтер эго. Постепенно возвращаясь в сознание, он заново становился заботливым и любящим супругом, постоянно покупал подарки жене и детям. Лялин второй брак трещал по швам. На этот раз инициатором ухода из семьи был муж. Он нашел себе кого-то, но терзал, не объясняя причины своего кардинально изменившегося отношения к ней. Жанна, как добрый самаритянин, звонила Ляле каждый день, заменяя ей психотерапевта и каждый раз предлагая свою жилетку. Они вновь сблизились…  После тяжелого и длительного развода, Ляля проводила время у нее на даче, где всегда была теплая компания, шашлыки и шутки на грани фола. Обычно все уже давно ложились спать, когда они могли всю ночь болтать, слушать музыку, и пить.  Жанка наслаждалась дачей по полной программе. Говорила, что даже жалко тратить время на сон. Встречала рассвет на крыльце. Курила, не переставая – жадно и вкусно. Однажды, как обычно засиделись вместе допоздна.  Жанна помогала Ляльке подняться на второй этаж ложиться. Их беседа не прерывалась.  Жанка говорила без пауз. Лялька была очень эмоциональна. Светало… Пошли взаимные признания в любви и вечной дружбе. “Ты ваще моя самая лучшая подруга”.. “ А я тя как люблю – сильно-сиильно”..

- Да заткнитесь вы там, наконец!!!!!! -  муж Ленька  был не склонен к романтике в три часа ночи…

     Жанна почти никогда не забывала, что она королева.  “Я умру раньше, долго не проживу.  Не перебивай…. Все переживут, а тебе, Лялька, будет плохо”, - уверенно заявляла она.
- Ленька, будешь с Лялькой, когда меня не будет? – смеясь, спрашивала мужа.
- Да, конечно, Жаночка. Завтра, -  грустно парировал  шутки любимой жены Ленька.

     Королевские замашки граничили с некой категоричностью. На дне рождении Ляльки опять поссорились из-за какого то пустяка.  Она  уже не сильно переживала, закаленная в расставаниях и встречах. Надеялась, что  скоро опять будут вместе.  И была уверена, что у Жанки с  Ленькой будет все хорошо. Жизнь била  ключом, ведь жизнелюбия  Жанне было не занимать. Как в фильме – да на тебе пахать надо… Изредка молилась за нее. Иногда ведь неплохо расставаться – хорошее видится на расстоянии. Все, что обесценивается со временем при близком общении…

     Когда через несколько месяцев неожиданно позвонила Наташка, журналистка из гостиницы, Лялька четко поняла, о ком будет разговор…
-  Жанна  тяжело больна. Уже пару месяцев как… Да.. Священник приходил.. Нет, сказала, чтобы ты позвонила.. Состояние крайне тяжелое… Да, давай, хорошо.. Завтра, смогу. Ты то, как? Нашла кого-нибудь? Нет? Да, ладно…Давай, целую…   До встречи…

     Известие  в прямом смысле сбило ее с ног.  Лялька долго сидела в ванной, закрывшись и ничего не соображая.  Неожиданность….  Шок и полное отсутствие соображения. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем она начала плакать, выть. Рыдания сотрясали ее. Она старалась их подавить, чтобы не испугать детей..

-  Ну, рада видеть тебя.  Привет, красавица. – Лялька с обожанием смотрела на лежащую в постели Жанну.
- Ну, привет, - Жанка  тепло и радостно смотрела на Лялю.
– И кому охота смотреть на больного человека. Можно и по телефону общаться, - она оставалась верна себе.
- Да разве она важна, красота то эта? – Ляльке было безумно жалко подругу.
- Да уж..  Хорошо вот, что детей родили… - было заметно, что она очень рада подруге, но говорила слабо и тихо. И при этом умудрялась оставаться верной себе.
- А знаешь,  Александр Васильев сказал бы сейчас, что ты одета ваще не стильно. Хочешь, подержись за меня.  Зарядишься моей сексуальной энергией. Ай эм сэкси -  энд ай ноу ит, - тихонечко пропела она. Лялька рассмеялась и прижала ее руку к своей щеке. Поцеловала… Иногда нужные слова куда-то деваются, когда они особенно нужны. И ты бродишь в поисках их, но остается молчание….

      Жанночка умирала медленно, но верно. Таяла, как свечка - день за днем. С улучшениями и ухудшениями, но к заранее кем-то предрешенному финалу. К телу были прикреплены всякие проводочки, и от этого она становилась еще более беззащитной. Чем разрывала сердца близких ей людей – от щемящей боли до хорошо спрятанного испуга.
Близкие не говорили ей всей тяжести ситуации, и она до последнего верила и ждала, что выкарабкается. Нет, она не боялась, просто как-то застыла в недоумении.
- А почему одному человеку тааак много страданий? – после этого вопроса, она тихонько начинала плакать. В ее глазах до последней минуты можно было прочесть легкое недоумение и все тот же немой вопрос. Зачем же ей, такой жизнелюбивой и доверяющей жизни, полной жизненных сил,  и имеющей детей-школьников, послано такое страшное испытание, переходящее всякие границы человеческого понимания?
Лялька просила ее молиться, спросить у Него, почему. Но она закрывалась, и по выражению глаз было видно, что  обижена, не понимает Его промысла. И в том, что происходит с ней – нет никакого смысла или логики….

     Она умерла тихо, в полусне, нежно улыбнувшись мужу. Он держал ее за руку, она повернула голову, улыбнулась ему, вздохнула…. И умерла…

      Потом была суета. Суета, за которой скрываются от горя.  И горе, само по себе, неприкрытое, стоящее стеной и не уходящее, как не пытайся скрыться.  Которое режет сердце, как острый нож, холодно и жестко вырезая человека, и оставляя только воспоминания о нем и шрамы….


…. – Ляль, а помнишь, Жанка говорила, чтобы, типа,  меня тебе передать. Ну, что-то вроде того… Она так говорила. Помнишь? – Ленька искал утешения. Он вышел из долгого и мучительного запоя и такого же длительного восстановительного периода.
- Слушай, отвали…

      
…..  Он вошел в нее, неторопливо, но жадно, и с каким-то облегчением. Она отдалась ему вся, без стеснения или желания понравиться. Просто она жалела его и ценила,  как он ухаживал за ней. Или попросту у нее долгое время  никого не было. Они предались друг другу с неторопливым исступлением, как бы боясь что-то спугнуть, упустить, что-то важное. Он заходил в нее все глубже…,  как будто старался  отыскать там свое потерянное  счастье, свою жену, которая была для него всем…. У нее отнимались ноги, когда он делал это, неторопливо, и все тело отдавалось этой игре, как проснувшийся вулкан, когда он ритмично входил и выходил из нее. Она была совершенно свободна, лишь стараясь следовать за  его ритмом. Они хватались друг за друга, как  выживщие  после страшной катастрофы. Как хватают и бьют воздух потерявшие любимых  люди… Они сплелись в этом грустном танце любви и отчаяния, наслаждаясь им, и стараясь забыться в своих проблемах, горестях и печалях вместе…   Как две выброшенные на берег жизнью рыбы, вдруг нашедшие воду. Его ритмы становились быстрее и энергичнее. Она с трудом уже справлялась с нахлынувшими на нее чувствами и откликами тела.  Начала стонать, неосознанно, как то хрипло и негромко это получалось у нее. Он от этого пришел в неистовство, старался держаться изо всех последних сил – и,!.. Он полностью потерял контроль над собой, его движения превратились в движения животного, самца, удовлетворяющего свою самку, но он уже ничего бы и не вспомнил – и вот, неожиданно, пришло освобождение от всего тяжкого, печального и безысходного!!!  Ритмы тела стали независимы от их разума. Они двигались вместе в каком-то своем танце…   Казалось, их тела стали одним целым, плавно движущимся организмом, исполняющим определенные движения, как бы заведомо им двоим известные… Они смотрели друг на друга, но, видимо, уже не узнавали… Эти двое   не контролировали себя.  Они парили оба где-то в своем. На глазах у нее появились слезы, которые он с готовностью целовал… Ритмы тела постепенно стихали, дыхание становилось ровнее, тише… Он целовал ее грудь с  благодарностью за  щедрость к нему. Он целовал и вдыхал запах ее тела, жадно и устало... Несмотря на усталость, она почувствовала, как в ней снова начинают бушевать забытые чувства. Он понял это, и они начали снова, он вошел  в нее неторопливо,  как бы боясь потерять…..