Presto, маршал Галимзянов!

На плацу курсанты военной кафедры занимались строевой подготовкой.
     - Ты мне ножками-то не сучи! – кричал лейтенант Окоёмов, только что окончивший училище и попавший на кафедру по блату. - Не сучи ножками, говорю!.. Печатай шаг, ирод! Ать-два!.. Ать-два!.. Раз!.. раз!.. Да кто же так ходит, хрюня!
     Одинокий курсант под бдительным оком лейтенанта послушно отсчитывал шаги. Остальные его сотоварищи стояли в сторонке в любовной позе "вольно" и с таким оживлённым любопытством взирали на эту муштру, что не заметили, как за их спиной появился молодой человек…
     осторожненько, вдоль стеночки, прошёл до конца здания… -
     так… так… так… -
     и свернул за угол, оставшись незамеченным…
     Увидел спортивный снаряд, ранее именуемый турником, ныне называемый перекладиной, подошёл, подпрыгнул, подтянулся на одной руке три раза, потом на другой – столько же...
     - Кого я вижу! – услышал знакомый голос.
     Повернулся – и…
     Капитан Вахмистров наблюдал за ним, стоя у распахнутого окна в одной из аудиторий первого этажа.
    - А поди-ка сюда, друг ситцевый, - сказал капитан и поманил его пальцем.
    Молодой человек вошёл в подъезд, протопал по длинному гулкому коридору, замер в дверях и громко, согласно уставу, доложил:
     - Товарищ капитан, курсант Швец после тяжёлой и продолжительной болезни прибыл на военную кафедру для дальнейшего прохождения учёбы.
     - После тяжёлой, говоришь? После продолжительной, гутаришь?
     - Так точно. Лёгкое недомогание, переходящее в осложнение.
     - Всё у тебя переходящее, и всё с осложнением, - проворчал капитан Вахмистров. – Чему тебя учили - не забыл?
     - Никак нет, товарищ капитан.
     - А вот скажи мне, если в помещении двое – сержант и маршал…
     - РФ?
     - Чего?
     - Российской Федерации, спрашиваю?
     - Ну, разумеется, российской! Так вот, если в комнате двое – сержант и маршал РФ…
     - Галимзянов?
     - Почему – Галимзянов?
     - А какой ещё?
     - Хрен с тобой, пусть будет Галимзянов. Итак, если в комнате двое – сержант и маршал РФ Галимзянов...  (пауза) … к кому ты обратишься в первую очередь?
     - К сержанту, разумеется.
     - А почему не к маршалу?
     - А я, извиняюсь, с ним не знаком, товарищ капитан. Не представлен я маршалу Галимзянову. Если честно, то я его в глаза не видел – этого Галимзянова. Даже на портрете!
     - А что такое субординация тебе ведомо?
     - Конечно, ведомо, - сказал Игорь Швец, - только я в своей жизни – вы уж извините меня, товарищ капитан, - руководствуюсь этикетом, а не субординацией.
     - Этикет?.. субординация?..– удивился капитан Вахмистров. - А разве это не одна хрень?
     - Разумеется, нет, - ответил курсант Швец. – Между этими понятиями, товарищ капитан, коллизия существует – маленькая такая, крошечная, незаметная глазу, но - существует. Вот если что-то такое эдакое происходит на плацу, то это субординация, а ежели в концертном зале консерватории, то - этикет. Понятно?
     - Не очень, - признался капитан. - Там – что? – в этой консерватории различия в званиях не существуют?
     - Почему же не существуют - существуют: народный артист, заслуженный… первая скрипка, вторая… но все эти звания какие-то не такие, как в армии… беспагонные что ли…
     - Бибит твою бибит! – воскликнул капитан Вахмистров. Ругался он витиевато, собирая в одно предложение почти что весь матерный свод. "Бибит твою бибит!" – простейшее из легальных на сегодняшний день словоизобретений. Другие выражения на русский литературный язык переводу не подлежат.
     Глянул на курсанта.
     - Садись, рядовой, в ногах правды нет… - И честно признался: - А я ещё ни разу в консерватории не был.
     - Хотите я вам контрамарочку достану?
     - А что я с нею делать буду? Нет уж, уволь меня от этого этикетного мероприятия.
     Помолчали, с интересом рассматривая друг друга.
     - Я, честно признаться, и не знал, что у нас в маршалах есть какой-то там Галимзянов, - вздохнув, сказал капитан. – Я, курсант Швец, всех советских маршалов помню – и Конева, и Рокоссовского, и Василевского, и Жукова, а этого, российского, расстреляй меня ("Ну зачем же?" – сказал Швец) - не помню…
     Ну, да ладно, хрен с ним с этим Галимзяновым. Автомат ты разобрать сумеешь?
     И указал на изделие купца Калашникова, лежащее на столе.
     - Разобрать-то смогу, а вот собрать – вряд ли. А уж стрелять он после этого точно не будет…
     Я в детстве, товарищ капитан, будильник разобрал, да так быстро, что сам удивился. А собрать не смог. Отец пришёл – по шее дал… Потом мы сели - и весь вечер его собирали…
     Собрали…
     Так оказалось, что мы куда-то минутную стрелку подевали…
     - И что? – заинтересовался капитан Вахмистров.
     - Что-что – опять он мне по шее дал. Идти спать велел. Сказал, что руки мои из жопы растут. Я ему говорю: "Это – ноги"…
     - А он?
     - А он не верит.
     Помолчали.
     - Руки… ноги… - сказал капитан. – Конечности…
     - Для особо тупых повторяю… - ворвался в окно голос лейтенанта Окоёмова…
     Капитан встал, крикнул: "Ты там не очень-то! Не очень"… -
     и затворил створки.
     - Завяжи глаза, - попросил он Швеца. – Мне – завяжи. – И протянул ему чёрную, суконную полоску, похожую на шарф.
     - Это ещё зачем? – удивился курсант. - Или вы под Паниковского косить собираетесь?
     - Завяжи, завяжи, - добродушно проворчал капитан. Потом, уже с завязанными глазами, легко, как детский конструктор, разобрал автомат и столь же изящно, словно играючи, собрал воедино.
     - Лихо! - восхитился бравый курсант Швец.
     - Я его лет двадцать с завязанными глазами разбираю и собираю – и во сне, и наяву, - признался капитан. - А вот с женой разобраться не могу. Я, когда с ней разговаривать начинаю, на меня затмение находит…
     - Лунное или солнечное? – вежливо поинтересовался курсант Швец.
     - И то, и другое одновременно.
     - Ха-ха-ха! – рассмеялся Швец.
     - Смех смехом, а плакать хочется… - признался капитан. - Люблю и ненавижу её – сучку дранную. А она знает – и пользуется этим… Лютует, ох и лютует…
     - Я, когда в больнице лежал, видел, как медсестра хирурга отчитывала, - сказал курсант Швец. - При всём честном народе, представляете? Больные собрались – слушают, а она его в коридоре чихвостит – за милую душу. Стоит он бедненький, пот по лицу катится. Он рукавом его вытирает, в другой руке – скальпель держит. Со скальпеля кровь капает на пол – кап… кап… кап… "Кто же рану чёрными нитками штопает?" – кричит медсестра. - А какими надо – белыми? – спрашивает горемычный. – "По цвету следует подбирать – тон в тон. Нет, негра, конечно, можно и чёрными, а белую девушку – рази можно? Тут другие нитки требуются – телесного цвета". – Да где же их взять – телесного? – "У меня попросили бы, я бы - дала". – Да какое имеет значение – белые, чёрные? Всё равно – выпарывать? – говорит доктор. – "А до этого, как ей быть – позориться? - отвечает сестра. – А как же человеколюбие, эстетические воззрения и прочая придурошная хренотень?"
     Пригляделась и говорит: - "А где вы этот скальпель выискали?" – Из дома принёс. – "А домой зачем брали?" – Затачивал, отвечает, уж больно он затупился…
     - Брешешь, ой брешешь! – заулыбался капитан. – Ну ни одного слова правды нет!.. У меня жена медработница, меня на мякине не проведёшь, хотя… - Он задумался. - Хотя санитарка твоя точь-в-точь моя супружница, тон в тон… Слушай, а ты в какой больнице лежал?
     - В сорок первой.
     - Нет, моя – в пятнадцатой работает… Ладно, иди…
    И тут же остановил его:
     - Если честно, очень соскучился я по тебе, Игорёк. Ты уж не болей больше, хорошо?
     - Постараюсь, - ответил курсант, – но никаких гарантий на этот счёт не даю. Я даже любимой девушке жениться не обещаю. Вот такой я, товарищ капитан, ненадёжный.
     Подумал и добавил:
     - Ей бы лейтенанта Окоёмова в мужья – он бы заставил её сучить ножками.
     - Заставил бы, - согласился с ним капитан. – Он кого хочешь заставит. Даже меня…

Игорь Швец вышел на крыльцо. Глянул на солнышко, которое – вот неумеха-то! - запуталось в облаках. И облака-то – одно название, а поди ж ты…
     - Ты мне Ваньку-то не валяй, не валяй Ваньку! – кричал лейтенант Окоёмов кому-то за углом, на плацу.
     - Это не я валяю, товарищ лейтенант, это – Терпсихоров, - отвечал невидимый глазу курсант.
     - А мне по фигу кто из вас "хоров", а кто "херов" - Ваньку валять не надо! Много вас тут таких – "терпи херовых"! Попробуй – вычисли. И выучи!.. НАТО на вас нету! У, салаги!.. Presto! – вдруг закричал лейтенант. – Presto! вашу мать! presto!..