Большая перемена

— Ты готова? Большая перемена сейчас начнется, — шепчет мне за партой Лена.

Я сжимаю в кулаке золотые серьги.

— Да! Готова.

Проколоть уши в школьном медпункте на большой перемене – поступок. Сомнений в том, что я смогу это сделать, у меня не было. Решила твердо.

Медсестра, с которой я договорилась накануне, уже ждала нас. Невероятно огромная игла меня сначала смутила, но вспомнив цель – я не отступила.

— Колите…

— Если даже будет больно — терпи и не дергайся! – серьезно сказала мне медсестра Любовь Ивановна.

Я зажмурила глаза, пока она обрабатывала мне мочку уха.

Ужасно боюсь уколов. Но это закалит мою волю.

— Начинаем…

Мой хрящ сдался с характерным хрустом. Со вторым ухом было полегче. Мне не столько больно, сколько страшно. Я вцепилась в сиденье стула так, что к пальцам на руках перестала прибывать кровь.

— Терпи, моя девочка. Уже прокололи. Ты умничка. Серьги сразу оденем? Лучше сразу одеть, чтобы проколы не затянулись, – тихонько, как бы виновато за причиненную боль, спросила Любовь Ивановна.

— Да, конечно, вот, — я посмотрела на Лену, которая все это время была рядом. Она поняла мой взгляд и протянула серьги. Обработав серьги, Любовь Ивановна начала одевать их в мои проколы. Я и подумать не могла, что через мочку уха можно добраться до мозга. Как это больно! Любовь Ивановна пыхтела, хмурилась, мне казалось, этот процесс озолочения, был невыносимо долог. Она будто по новой бурила застежкой мне мочку. Я готова была взвыть. Слезы выступили на глазах, но я сидела молча.

— У меня ничего не получается, — взволнованно сказала медсестра, — твои серьги из турецкого золота, они мягкие, да и застежка не подходящая. Что делать будем?

— Можно мои одеть? – вдруг спросила Лена.

Мы рассмотрели ее серьги и сошлись на том, что она даст мне их на пару недель, а пока будет носить мои.

Я выдохнула:

— Сейчас должно получиться. Если бы я знала…

Ленины серьги вошли в мои измученные и изрядно покрасневшие от мучений мочки, быстро. Я была так счастлива и довольна собой, что уже почти не чувствовала боли. Поблагодарив Любовь Ивановну, мы вышли из кабинета.

— Ну, ты молодец! Я уже не помню, как это. Мне всего 3 годика было, когда уши прокололи — не без восхищения говорила мне Лена.

— Спасибо тебе! Ты так меня выручила… Сколько до звонка осталось? – быстро сказала я.

— Ого! Еще 5 минут, ничего себе мы уложились.

В моей голове пронеслась лишь одна мысль : «Нужно срочно увидеть его!».

— Лена, я побежала!

— Сейчас? Ты с ума сошла! Айда в класс!

— Я быстро!

Я поднялась по лестнице на этаж выше, практически бегом неслась по длинному коридору. От волнения вспотели руки, дыхание участилось, сердце билось так, что окружающие должно быть слышали его стук. Остановилась. Толпа народу. Быстро ищу его глазами, слегка приподнявшись на цыпочки. Я увидела ЕГО. Он тоже заметил меня и, улыбаясь, сделал пару шагов навстречу:

— Привет! Как дела?

Этот голос… Мой пульс снова участился:

— Привет! Отлично. Я только что, проколола уши.

— Как? Ого! Авантюристка!- он стал рассматривать мои уши, мне казалось, что они стали огромные и опухшие.

— Больно? – чуть сузив глаза, спросил он.

— Уже не болит. Мне хоть идет?

— Да! Очень…

Звонок. Мы попращались взглядами и разбежались по классам.

На уроке я сидела и улыбалась от счастья, прокручивая в голове эту встречу снова и снова, порой делая стоп-кадр на его взгляде. Мне хотелось петь! Громко петь! Чтобы весь класс пел вместе со мной. Ощущение дикого восторга вперемешку с острым чувством первой любви. Конечно, я сделала все это ради его восхищенного взгляда. И нисколько не жалела. В шестнадцать лет наши сердца, только познают чувство влюбленности. Мы будто проверяем это ощущение внутри себя. Делаем глупости, краснеем, теряем способность внятно выражать свои мысли, в разговоре с тем, кому с радостью бы отдали свое сердце, прокричав от счастья на весь мир. Мы не ходим по земле, а летаем… И эти ощущения остаются с нами навсегда.