Паноптикум. III

Звуки сирен нависали надо мной, словно палачи, замахнувшиеся своими секирами и готовящиеся вот-вот нанести сокрушительный удар. Я бежал со всех ног, стараясь добраться до края серых, бетонных стен, окружавших всю территорию, диаметром около десяти километров. Казалось, вой сирен раздавался прямо сверху, из-за серых туч, покрывших небо, нависавшим сплошным серым камнем, готовым рухнуть на меня.

Я продолжал бежать, периодически оглядываясь через плечо, и замечая в смазанном виде десяток человек бегущих за мной с карабинами где-то вдалеке. Собаки начали своё движение, выскочив откуда-то справа, позади меня, но я надеялся, что у меня достаточно форы, чтобы успеть.

Стремительный прохладный ветер обжигал лицо. Казалось, вот-вот начнётся ливень, а затем гроза ударит прямо в меня. Кто-то из охранников начал стрелять; пули просвистели где-то левее, в нескольких метрах от меня. Меня нёс уже не столько страх, сколько адреналин и воля к свободе. Земля под ногами была сыроватая, местами подошвы ботинок прилипали, приходилось прикладывать больше усилий. Стена, стоявшая кругом по всему периметру, приближалась, словно сама двигалась мне навстречу. Дыхание уже начало сбиваться, когда до холодного, мрачного бетона оставалась какая-то сотня метров. Я уже мог разглядеть свисающий со стены коричневый, толстый канат, предусмотрительно оставленный моими спасателями по договорённости. Я надеялся, что у меня останутся силы, чтобы преодолеть этого, казалось, исполина, высотой метров в двенадцать. Я уже представлял, как перевалившись через стену, я отпущу руки и, падая на специально подготовленный батут, буду смотреть ввысь, и наблюдать, как края стен увеличиваются в высоте и впиваются в тучи. Главное, увидеть это всё, находясь с правильной стороны стен.

Пока картина окончательного освобождения прокрутилась ещё раз в моём воображении, я оказался у каната и, машинально, даже не переводя ни на секунду дух, вцепился в коричневую ‘нить’ — последний рубеж перед тотальным спасением. Я начал взбираться по канату, опираясь ногами о стену. Желание сбежать было настолько велико, что я чуть ли не по два или три метра за раз перехватывал. Казалось, меня подталкивали вверх напором воздуха, извлекаемым невидимым механизмом. Будто внизу находилась огромная меха, а за ней работал невидимый кузнец-помощник.

Когда я, наконец, добрался до верха, собаки уже пытались достать до меня, подпрыгивая и громко лая, а часть охранников, встав на одно колено, снова открыла стрельбу по мне; другая же часть подбегала к стене. Пока я взбирался на край, чтобы наконец-то перевалиться на другую сторону, одна из пуль задела меня по ноге. Я почувствовал жжение, но адреналин настолько зашкаливал, что боль была притуплена на время. Наконец-то я подтянулся и уже был готов спрыгнуть на мягкое полотно, но не обнаружил по ту сторону абсолютно ничего. Только поле, слегка покрытое намокшей травой от начавшегося дождя, чьи границы были скрыты густым туманом так, что не было видно конца и края. Моё сердце колотилось, мысли бешено пытались собраться воедино, боль в ноге начинала проступать. Через мгновение прозвучал ещё один выстрел, и меня дёрнуло вперёд. Тело охватило содрогание, звуки стали заглушёнными, я не смог удержаться и начал падать. Я видел, как небо кружилось где-то там, вдалеке, надо мной. Серые тучи выплясывали посмертный танец. Нет, они не смеялись мне в лицо, они скорбели и словно качались в знак сочувствия.

***

Я резко раскрыл веки и яркий свет сразу же начал беспощадно бомбардировать сетчатку глаз. Шум и гам нарастали постепенно. Я постепенно отходил от сна и начинал осознавать, что это было не наяву. Таких натуралистичных снов я давно не видел, но этот снился мне уже в третий раз. Я резко сел в койке и потёр руками лицо, стараясь вернуться в реальность.

— Что-то ты паршиво выглядишь, — заметил сосед с койки рядом.

— Да. Не очень приятный сон, — кивнул я.

— Повторяю! У вас есть пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок. Затем завтрак — двадцать минут. Кто сегодня опоздает на программу переподготовки, будет помещён в изоляционный центр на неделю, и мне плевать, что там у вас случилось! — голос надзирателя прогремел очень звонко или это мне так показалось, всё ещё не пришедшему в себя.

Я решил не терять времени и быстро заправил койку, напялил на себя шмотки: кеды, штаны, футболку. Всё немного выцветшее со временем. Остальные тоже суетились в своих камерах, одеваясь, умываясь и приводя себя в порядок.

Никто не хотел опаздывать или выглядеть неприемлемо на программе переподготовки. Это был особенный день раз в полгода. Программа переподготовки представляла собой окончательный тест, который позволял определить, кто выйдет отсюда в ближайшие дни или же останется ещё на полгода. Тест каждый раз менялся. Менялись правила, процесс проведения, тестирующие, поэтому те, кто оставался до следующей программы никак не могли подсказать новичкам. По сути, это ничего бы и не дало. Тест был абсолютно индивидуален, считывающий биометрические показатели заключённого во время сеанса проведения теста. Это мог быть любой вопрос, один или десять, сколько посчитают нужным специалисты. В прошлый раз меня попросили назвать точную дату, место дислокации тюрьмы и, что я думаю по поводу своего преступления. В позапрошлый - показывали картинки Роршаха. Итого пять раз я не проходил тест. Сегодня шестой раз, и мне очень хочется на свободу.

У нас ходит шутка, откуда столько специалистов по допросу заключённых. Такое ощущение, что других профессий в мире не существует больше. Нам, кстати, не говорят, что происходит. Только общие фразы по общей политике страны. Что касается моего преступления, то оно было из числа последних подобных. Меня осудили за самозащиту, точнее за защиту. Это был поздний осенний вечер, в одной из подворотен я услышал крики. Двое мужчин грабили девушку. Дальше вы и сами знаете, что было. Меня немного порезали по правому боку, один из них убежал, второй лежал в луже собственной крови с ножом в груди. Но так как свидетелей больше не было, а показания той самой девушки никто и слушать не стал, меня осудили бессрочно. Тогда был бардак, и нововведения только ухудшали ситуацию. Адвокатов становилось всё меньше, ходили слухи о новой тюремной системе. В одну из таких я и попал. Судьи сказали, пускай разбираются со мной тут. Три года я нахожусь здесь и довольно много людей уже вышло отсюда с более тяжкими преступлениями. Те, кто мои ‘ровесники' по несчастью, тоже заметили, что система вполне действует. Никто толком не может разобраться как, но жестокие и опасные убийцы, находящиеся рядом с нами, буквально за пару месяцев становились просто наивными младенцами по характеру поведения.

Те из нас, кто уже давно тут, мы много разговаривали, рассуждали на тему всего этого, стараясь понять, почему нас здесь держат, а их – изменившихся хладнокровных убийц выпускают. Один из моих лучших друзей и интереснейших собеседников здесь был Дог. Уж очень у него было лицо похоже на морду собак этой породы, только чуть полнее. Он был не против, а мы так и стали его называть. Вообще имена здесь не очень любят; предпочитаем считать это неким отдалённым местом от нашей реальной жизни. Догу было под сорок лет, на десять лет старше меня, рост — метр семьдесят пять, умеренного телосложения, любил потирать свою лысину во время серьёзных размышлений, а уж из своей любимой серой рубашки с узорами в виде чёрных брызг, не вылезал даже тогда, когда новые шмотки привозили. Он вообще не прочь был подурачиться с ребятами на прогулке, погонять мяч, устроить армрестлинг. Однако ценил я его больше за мудрость и способность к предсказанию. В последнее время он даже начал угадывать, кого выпустят в этот раз.

— Ставлю вон на того панка и молодого парня слева. Студент, поди, — толкая меня локтём в бок, Дог кивал в сторону сегодняшних “претендентов”.

— Привет, Дог, — ответил я, пожимая ему руку. — А почему панка?

— Да рожа у него похожа на вокалиста Sex pistols, — приподняв левую бровь, ответил Дог.

Дог не очень любил знакомиться с новыми людьми, особенно с теми, кто находился здесь меньше года. Поэтому, настоящие имена их имена не знал, кличек тоже не слышал, и обычно описывал их по первому понравившемуся признаку.

— Поспорим, что только один из них ‘выиграет’? — с энтузиазмом предложил я.

— Запросто! На что? — с хитрой ухмылкой на лице подхватил мою идею Дог.

— Придумаем что-нибудь. Вот увидишь, мне сегодня повезет, и я пришлю тебе фруктов, — с ухмылкой произнёс я, пока мы пересекали периметр здания, чтобы занять очередь на программу переподготовки.

— Фруктов? Да на кой ты мне тогда сдался на свободе, так хоть поговорить есть с кем, — взбунтовался Дог. — Отпущу только под расписку, что регулярно будешь доставлять мне спиртное.

Я ухмыльнулся в ответ и встал в очередь; Дог за мной.

Очередь двигалась довольно быстро, как и в прошлые разы. Когда подошёл мой черёд заходить в специальную комнату, Дог похлопал меня по плечу и пожелал удачи. Я повернул рукоять тёмно-синей двери и вошёл. Как и раньше это была небольшая довольно прохладная комнатка без окон, покрашенная в тёмные тона, с минимальной обстановкой. На одной из стен находилась пара полок с книгами, тумбочка и небольшой проектор на ней. Мы считали, что кто-то из охраны периодически просто ‘весело проводит время’ тут. У дальней стены стоял стол и за ним сидели трое людей среднего возраста: двое мужчин в пиджаках и галстуках, и женщина, в белом докторском халате, находившаяся за персональной панелью. Один из мужчин сидевший с инфо-листами, разложенными перед собой на столе, сделал жест, чтобы я присаживался. Я сделал пять шагов вперёд и сел на обычный железный стул со спинкой, находившийся в полутора метрах от стола. Женщина в белом халате встала из-за стола и подошла, чтобы надеть на меня датчики считывающие показатели. Два крепились на запястьях, два на висках, один на груди со стороны сердца. Она включила прибор, стоявший на столе передо мной, и направила мне в глаза. Это была одна из новейших разработок, не причинявшей вред сетчатке, как нам говорили.

Датчики издали короткий писк и начали считывать показатели. Женщина села назад за свою персональную панель и что-то набрала на клавиатуре. Прибор на столе включился. Он был небольших размеров, изогнутый, как будто сгорбленный, стоял вертикально, окрашенный в чёрный цвет и лишь красный огонек горел в его верхушке, напоминавшей ‘зрачок’ видеокамеры.

— Вы можете моргать и двигать головой - он автоматизирован, — произнесла женщина.

Я не ощущал дискомфорта, но мысль о том, что они сейчас считывают меня, всё же была не столь приятна.

— Итак, — начал один из мужчин. — Заключённый Z9-20022072, вы находитесь на программе переподготовки в шестой раз. Напомню вам, что ваши ответы должны быть чёткими и как можно более точными. Вы поняли, что я сказал?

— Да, — ответил я и почувствовал, как волна беспокойства пробежала по телу.

— Отлично. Вы помните, за что и когда попали сюда?

— Да.

— Ощущали ли вы что-нибудь необычное за то время, что прошло с момента последнего теста? Что-нибудь вас тревожит, какие-нибудь новые ощущения, идеи?

— Нет, ничего такого.

Второй мужчина положил палец на один из инфо-листов лежащих на столе, и сказал:

— Вот эта точка. Д минус семнадцать.

— Вижу, — второй кивнул ему в ответ.

— Показатели в норме, — произнесла женщина.

Первый мужчина продолжил:

— Скажите, вы знаете, чем будете заниматься, когда выйдете?

— Не уверен.

— Вы не хотите на свободу?

— Хочу, конечно, — я немного опешил. — Но для начала хотелось бы именно выйти, а потом рассматривать варианты.

— Отвечайте кратко.

Я кивнул.

— Мне кажется, Z9, вам очень хочется на свободу. Настолько, что даже сочли не нужным сообщать нам о сне, который вас тревожит.

Я почувствовал, как дрожь начинала овладевать моим телом, и сердце начало биться сильнее.

— Так я прав?

— Да, — сдавленным голосом вымолвил я.

— Почему вы умолчали? Вы боялись?

— Нет, просто не счёл это важным, — я пытался придумать что-то на ходу, закосить под идиота, лишь бы не было последствий.

Нам рассказывали, что у тех, кто размышлял о побеге, впоследствии промывали мозги и отправляли в заведение с белыми стенами, где они доживали свои дни овощами.

— Значит, ваше пребывание здесь ограничивается не только размышлениями о содеянном и трудовыми работами, но вы ещё и морально совершенствуетесь? Это риторический вопрос.

Я не знал что делать, и старался ни о чём не думать вообще в данный момент, чтобы они не считывали мои мысли.

— Z9, — встрял второй мужчина. — У вас есть хороший товарищ, которому вы можете доверять здесь?

— Да, — я не удержался и в моей памяти промелькнула фигура Дога.

Первый мужчина посмотрел на персональную панель, затем на женщину. Она кивнула.

— Z9, я считаю, это всё, что мы хотели узнать, — заключил мужчина, первым начавший разговор в этой комнате.

— Вы не подпишете указ об освобождении? — уже немного успокоившись, я решил уточнить.

— Ваш — нет. Быть может, вашего друга, — улыбнувшись, произнёс всё тот же мужчина.

Женщина снова встала, предварительно отключив прибор на столе, подошла, сняла с меня все датчики и сказала, что я свободен. Свободен. Как двусмысленно это прозвучало.

Я не торопясь встал и направился к двери. Все остальные сидели неподвижно и беззвучно, лишь, когда я схватился за рукоятку двери, кто-то из мужчин попросил позвать следующего.

Я вышел назад, в широкий коридор с тёмно-зелёными стенами, где находились оставшиеся заключённые, посмотрел на Дога и сказал ему заходить. Оставшийся путь по коридору я проделал в полной прострации, с ощущением, будто меня здесь вообще нет. Мне казалось, что на меня вот-вот набросятся агенты мира, находящего за стенами нашей обители, вроде тех парней, что сейчас сидят в той комнате. Или местные стражники подхватят по руки и поволокут на процедуры для передачи учёным по промывке мозгов.

— Эй, заключённый! Ты не обознался ли часом? — окрикнул меня один из охранников.

Мне показалось, что вот оно, вот тот самый момент и настал. И мне остаётся только бежать.

— А? — обернувшись с удивлением на лице, спросил я.

Охранник, держа руку на кобуре, в которой находился парализующий пистолет, спросил:

— На работы кто пойдёт за тебя?

Я совсем был потерян и проскочил нужный поворот. Сразу после тестирования надо было идти на каторжные работы. Кто-то занимался улучшение тюрьмы, строил новые камеры, увеличивал зону охвата. Кто-то помогал на кухне, кто-то — в прачечной. Самая лучшая считалась в библиотеке — сиди себе, да перебирай книги.

— Извините, гражданин надзиратель. Задумался, — оправдывался я

— Много думать будешь, пошлём тебя на маяк, — грозно отрезал охранник.

Маяк. На кой чёрт он сдался тюрьме, находившейся в десятке километров от воды. Возможно, когда-то раньше часть суши находилось под водой. И тюрьма была не совсем тюрьмой. Тем не менее, историю её возникновения, знал, пожалуй, только архитектор. Работы на маяке были чуть лучше, чем неделя в изоляционном центре. Вечные ветра, вечно засохший помёт птиц, который не отдирался ничем, выбитые стёкла, которые выносило в штормовую погоду. С нынешними технологиями, могли бы уже сделать что-нибудь. Но это не хотели исправлять из-за воспитательных соображений относительно здешних заключённых.

На маяк редко кто попадал, да и вообще было здесь тихо в основном, без разборок. В остальном же это была обычная тюрьма, лёгкую футуристичность которой выдавало лишь несколько блоков, включая медицинский. Моя работа заключалась в учёте, сортировке и дозировки еды для заключённых. Иногда меня подкалывали, но меня вполне устраивала эта работа. За исключением того, где мне приходилось ей заниматься.

***

Во время обеда Дог подсел ко мне, поставил поднос с едой на стол перед собой и несколько секунд смотрел на содержимое. Затем на одном выдохе промолвил:

— Мне подписали документ об освобождении.

Мне стало как-то не по себе. Во-первых, от того, что мне не с кем будет теперь, действительно по душам, побеседовать, во-вторых, слова одного из комиссии никак не выходили из головы. Они подписали указ об освобождении моего друга. С одной стороны я был рад за него, но с другой, я ощущал пристальный взгляд тысячи глаз, ожидающих моей реакции. Я представлял, как сканеры уже копошатся в моей голове и ловят мысли о заговоре против меня. Мысли о некоей насмешке или поведенческом эксперименте.

— Так это же здорово! — неожиданно для себя самого выкрикнул я.

— Да, спасибо! — Дог начал ковырять вилкой котлету.

— Ты ещё, видимо, ошарашен и не в теме что произошло?

— Да как-то знаешь…, — начал Дог. — Я почему-то на себя не подумал. Ну, что мне повезёт. Я даже не понял, почему они так одобрили моё освобождение. Причём, я даже усесться толком не успел. А они мне сразу датчики налепили, спросили что-то про отношение к правительству и остальным заключённым. Ну, про правительство то я, ясное дело, ничего резкого говорить не стал…

— Ты успокойся. Поешь лучше, — прервал я Дога, жадно доедая свою котлету.

Мне хотелось поговорить о случившемся с ним наедине, обсудить всё спокойно. Сейчас же мне хотелось побыть наедине со своими мыслями, чтобы всё упорядочить и вечером изложить ему всё спокойно, не торопясь.

— Вечером у тебя в камере. Есть серьёзный разговор, — мне не хотелось вот так обрывать его подвешено-радостное состояние, но моё собственное грозило перерасти в параноидальный бред.

***

— Знаешь, мне снится один и тот же сон уже раз в третий. Но каждый раз по-новому. Меня это терзает и всё больше наталкивает на мысль, что иного выхода нет, кроме того, чтобы остаться здесь до скончания времён, — мы сидели у Дога в камере вдвоём, стараясь говорить как можно тише.

— Думал над моим предложением? — осторожно спросил Дог.

— Ты говоришь о побеге?

Дог оглянулся на всякий случай и кивнул.

— Я не протяну здесь ещё полгода. После сегодняшнего сеанса я чувствую себя паршиво. Даже не столько физически, сколько морально.

— Так значит, они прямо так и сказали, ну, про друга? — Дог действительно был в этом заинтересован не меньше моего.

— Да. Я чудом отважился на это разговор. Быть может, они подслушивают нас прямо сейчас. Не знаю. Всё это так странно и внезапно.

— Всё слилось воедино. Думаешь как-то связано, вот эти вот твои сны, наши первые разговоры о том, чтобы сбежать, и сегодняшний тест? — Дог всегда задавал верные вопросы, но сейчас мне нужен был скорее верный ответ, что тоже не редкость от него.

— Я ещё подумаю, — как-то размыто ответил я.

Меня вдруг осенило, что если нас действительно подслушивают, то не стоило им выдавать того, что сбежать я был намерен уже сейчас. Если даже всё было так, как я думал, глупо было сейчас вот так резко обрывать беседу. Они уже всё знают и их группа перехвата готова действовать в любую минуту.

— Знаешь, что интересно? В моём сне охранники были с карабинами. Ну, с такими, которые ещё были вовсю в ходу во время Второй мировой. И вообще одеты совсем не так, как нынешние. А потом, я ещё подумал и вспомнил, что тюрьмы когда-то были иными. Мягко выражаясь, был бардак, насилие, беспредел. А сейчас мы находимся в какой-то утопии. Те, кто сидели раньше, сказали бы, что тут просто сказка, — я решил рассказать Догу всё, что думаю, пока не забыл или пока меня не заставили это забыть. — В нашей тюрьме около трёх тысяч заключённых. Новые заключённые подвергаются временной амнезии и не могут толком рассказать, что там снаружи. Они помнят свою жизнь, но не помнят жизнь окружающую. Возникает вопрос, зачем это нужно? Да, я знаю эти рассказы про лучшее осмысление своих поступков и, так называемое, перевоспитание. Только чушь это всё, теперь я уверен.

Дог сидел, вытаращившись на меня:

— Вот уж от тебя не ожидал такого. Делаешь успехи, точно как я тебя учил.

— Ты видал? — я решил продолжить тему. — Те двое, про которых ты говорил, они вышли сегодня. Почему с тобой тянут? И как, чёрт возьми, ты определил, что именно они те счастливчики?

— Ну, смотри. Панк — учинил драку в баре, а потом отнял обрез у бармена и учинил пальбу. Четверо убиты, пятеро ранены. Мед экспертиза установила, что он был хоть и пьян, но лишь слегка и вполне вменяем, — сразу же принялся объяснять Дог.

— Откуда такая точность? — не унимался я.

— Так он сам сказал.

— Мне кажется не стоит им верить. Ну ладно, а что с тем ‘студентом’?

— Охотился на женщин, все семейные. Скверная история, не хочу рассказывать.

— Я бы не осмелился говорить с таким, пускай здесь и охрана хорошая, мало ли что.

— Вот и получается, что чем опаснее, тем быстрее его перевоспитывают и отпускают, — Дог сделал, пожалуй, лучшее умозаключение за сегодняшний день.

— Я не верю, что они посещают только те же лекции что и мы, я вечно засыпаю там. От них никакого проку. Тут что-то ещё.

— Вот в этом ты очень прав, парень. Тут есть что-то ещё. А про хорошую охрану ты подметил точно. Всё отличие от тюрем старых в том, что охрана здесь неподкупная.

— Я думаю, что и сбежать труда не составит. Почему-то никто раньше и не раздумывал или, по крайней мере, не говорил об этом вслух, но сдержать всю толпу явно они не смогут. Я говорю про самый настоящий тюремный бунт, — меня уже начали одолевать различные картины и проекции нашего побега.

— Эй, потише, — Дог сделал успокаивающий жест руками. — Ты же сам только что рассуждал о том, что нас могу подслушивать. Контроль в широком смысле. Выходит, поэтому, если что, они тут же заметут любого зачинщика.

— Да плевать, я устал, мой мозг словно просканировали и запихнули туда эту идею. Помимо моего собственного желания, мне начинается казаться, что они сами этого хотят, — я совсем запутался и пытался хоть как-то оправдать беспрерывно возникающие теории в моей голове. — Что касается контроля. Никто точно этого не знает. И при этом никто до сих пор не рискнул. Преступники стали тоже слишком хороши? Да брось, я теперь даже собственным глазам и ушам не совсем верю. Единственное, что меня смущает, это факт того, почему же мы раньше не догадались до всего этого. Не смогли развить идею и пронести её сквозь все эти факты.

У меня слегка разболелась голова, я обхватил её руками и так и сидел, несколько минут молча, уставившись в пол. Дог тоже молчал, и только снаружи раздавался гам от других заключённых.

***

Я лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок, такой же неровный, с облезшей краской местами, из-за которой виднелась предыдущая — зеленоватого оттенка. Прямо как то самое поле, где поверх зелёной травы лежали хлопья только что выпавшего снега. Поле из моего сна этой ночью. Я снова бежал до стены, я успешно перелез через неё, но по ту сторону снова никого не оказалось, и я просто ринулся бегом по полю. Затем я проснулся от выстрела.

Пока мы сидели за завтраком, все что-то бурно обсуждали. Я даже не сразу уловил что именно, поскольку всё ещё был погружён в раздумья после вчерашних событий. Сам я ещё даже не приступил к еде, как позади меня послышался громкий голос Дога и металлический отзвук упавшего подноса. Я обернулся и увидел своего друга в окружении тут же подбежавшей охраны и мужика из вчерашней комиссии. Все заключённые сидели, наблюдая и не спеша принимая свою пищу; Дог уже не орал что-то непонятное и в основном ругательное. Спустя несколько минут ему дали поднос с новой порцией, и охрана сопроводила его к одному из столиков.

Дог покорно уселся и начал жадно принимать пищу; через минуту охрана отошла от него. Я поглядывал на него всё это время, и когда, наконец, он увидел мой вопрошающий взгляд, то просто покачал головой и продолжил трапезу.

Я подошёл к Догу, пока у нас было время на отдых после завтрака:

— Я уже ничему не удивлюсь. Так что же произошло?

— Сволочи сказали, что перепутали что-то.

— Ты о ком? О комиссии? — я уже догадывался, что он скажет дальше.

— Да. Неправильно сняли показатели, что-то там у них заглючило и прочие их заумные словечки, — Дог стоял, уставившись куда-то в пол позади меня и уперев руки в бока.

В этот момент мне показалось, что всё место ликует, усмехается над нами. Тёмно-серые стены, перила и решётки. Казалось, даже лампы, висящие высоко под потолком загорелись ярче, сигнализируя о том, какие мы все здесь неудачники.

— Меня отправляют на маяк. Ну, за эту сцену с подносом, — Дог вроде бы слегка пришёл в себя.

Я подумал, как бы Догу намекнуть, что все обстоятельства просто кричат в пользу того, чтобы покинуть это заведение как можно скорее. В самое ближайшее время. Сегодня.

— После обеда я попробую пробраться к тебе на маяк. Ведь это то самое место, откуда следовало бы начинать. Верно?

Дог понял, что я имею в виду, посмотрел на меня внимательно и уверенно кивнул.

Прозвучала оповещающая сирена, мы с Догом пожали руки и разошлись по своим рабочим местам.

***

На обеде Дог подсел ко мне и спросил:

— Думаешь, нас бы уже схватили, будь всё в действительности так, как ты говорил?

— Мои намерения окончательны, надеюсь и твои тоже. Если бы они действительно могли пролезть в наши головы, то уже приняли бы все необходимые меры.

— Хорошо. А что насчёт плана?

— К чёрту план. Здесь ни у кого ничего не выкупить и никого не подкупить. Придётся импровизировать. Место, от которого ближе всего до главных стен - маяк. Там и встретимся, внизу, у канализации. Не знаю, сколько примерно это займёт времени, надеюсь, в течение получаса буду на месте. Если что-то пойдёт не так, решай сам - либо бежишь без меня, либо ждём следующей возможности. Если, конечно, она у нас будет.

— Тогда сделаем это. Ты только не забудь, что я тебе сказал про маршрут, — уверенно завершил наш разговор Дог. Он заранее продумал план побега, и, если ничего не сорвётся в нужный момент, мы должны были успешно преодолеть каждую позицию.

Во время небольшого отдыха я мысленно прокладывал путь. Пойду по коридору блока V. Далее попробую проскочить комнату охраны: надзиратели после обеда обычно менее подвижны; половина из них спит, другая смотрит что-нибудь по ТВ. Можно было бы заглянуть в оружейную, но это слишком рискованно. Наибольшую сложность представляли надзиратели на месте работы. Можно учинить драку или же вовсе попытаться освободить часть заключённых. Будет видно по ходу действия. Сейчас главное собраться и делать всё спокойно, быстро и слаженно.

Вернувшись на своё рабочее место, пройдя сквозь большие двойные двери, я сразу же начал оценивать обстановку. Оба надзирателя находились внутри кухни. Кроме меня, там работало ещё три человека. Один из них новенький. Обычно, один из надзирателей уходил сразу же на обед, так как оба следили за порядком внутри столовой. Затем он возвращался и уходил второй. Я надеялся только на этот перерыв, когда наблюдение будет состоять лишь из одной пары глаз. Я не был уверен, есть ли в этом помещении скрытые камеры слежения. Если бы я начал проверять их наличие, на это могло уйти уйма времени, и я всё равно мог бы ничего не обнаружить.

В конце концов, мной двигало лишь желание вырваться из цепких лап железобетонной тюрьмы. Я принялся за учёт еды, поглядывая, когда же, наконец, один из наших стражей покинет нас. С одной стороны мне хотелось как можно быстрее начать действовать, а с другой я надеялся на лишнюю минуту-другую, чтобы ещё чуть-чуть, ещё самую малость собраться духом.

Я снова прокрутил в голове план побега, размышляя над различными вариантами действий при тех или иных ситуациях. Не успел я закончить свой мысленный путь из тюрьмы, как один из надзирателей, зевая и почёсывая затылок, сказал второму, что уходит на обед. Вот и всё. Нужно действовать. И чем дальше я буду пробираться, тем больше шансов у меня сбежать, и тем более узким будет становиться луч света в проёме двери, которая символизировала путь отступления в случае чего.

Кухня была довольно просторная и в случае чего, надзиратель некоторое время вполне не смог бы заметить моего отсутствия. Я присел на табурет за высокой стойкой, делая вид, что что-то проверяю и перебираю. Ещё меня волновал момент относительно моих сотоварищей по работе: сдадут ли они меня? Но эта мысль тут же улетучилась, как только оставшийся надзиратель достиг дальнего угла помещения, уселся на стул и начал с шумом грызть яблоко.

Я пару раз глубоко вдохнул и выдохнул и, не вставая, почти ползком направился к выходу в намеченный коридор блока V. Я старался не издавать шума. Благо пол был покрыт недавно выложенной плиткой, взамен старой, которая скрипела и трескалась. Подползая к невозбранно оставленным не запертыми ушедшим охранником дверям, ведущим в нужный блок, я заметил, что тот самый новичок всё же заметил меня и посмотрел пустынно-дрожащим взглядом. Будто бы просил взять его с собой. Если он хотел – он мог пойти. Но выбравшись, наконец, в мрачный коридор зелёно-коричневого оттенка, я не заметил за собой других энтузиастов.

Камера слежения находилась за углом, примерно в десяти метрах. Я осторожно прошел, прижавшись к стенке и прислушиваясь к шагам, до угла и стал выжидать удобной позиции движущейся камеры. Суть была в том, что в противоположной стене была небольшая комнатка охраны. Соответственно, проскочить я должен был в тот момент, когда камера снова была бы направлена на угол коридора, из которого я вышел, но, при этом, и охранники в комнате не должны были бы заметить меня, выжидающего удобный момент.

Я должен был успеть проскочить в ‘мёртвой зоне’ обзора камеры и встать прямо под ней. Главное, чтобы никто из охранников не заметил меня из комнаты, прижавшегося к стене. Как только камера повернулась в сторону комнаты охраны, я перескочил к левой стене в коридоре, осторожно выглянул, рассматривая, что творится в комнате, за углом. Вроде бы никакого движения. Затем, пока не поздно, я резко перебежал и встал под камерой. Пришлось выпрямиться, чтобы уж наверняка. Казалось, секунды, которые проходили в ожидании, были бесконечными величинами. Футболка взмокла, весь лоб был в поту. Я даже не решился провести рукой, чтобы вытереться. Я всё ждал, направляя свой взгляд то на небольшое окошко комнаты охраны, то на камеру над моей головой.

Наконец, камера начала движение в сторону коридора, из которого я выскочил. Я моментально перебежал к противоположной стене и присел, стараясь не светить своей макушкой в окошке во время движения под ним. Дверь в комнату была заперта, однако, свет внутри горел, поэтому я старался не особо шуметь. Мой путь лежал далее: прижавшись к стене по правой стороне. Ещё через пару поворотов должен был быть небольшой закуток, что-то вроде склада, где была лестница наверх. Оттуда я уже мог добраться по винтовой лестнице к маяку.

Всё так и было. По пути мне встретилось пару охранников мирно разгуливающих с руками за спиной и что-то напевающих себе под нос. Меня всегда занимала их форма: они выглядели словно военные, будто у нас здесь военная зона или важный стратегический объект.

Взобравшись по лестнице, я попал в тёмное помещение с одним окном. Похоже, снаружи началась самая настоящая буря. Дождь с упорство бил в окно, небо было затянуто довольно тёмными тучами. Я, пожалуй, таких никогда ещё не видел. Чуть ли не на ощупь, я дошёл до винтовой лестницы. Всё точно так, как и поведал Дог. Я стал подниматься вверх; кругом стоял запах сырости. Дойдя до верха, я хотел было осторожно приоткрыть деревянную дверцу надо мной, как кто-то тут же с силой распахнул её. На мгновение меня охватил страх. Мне хотелось раствориться в кромешной тьме внизу.

— Я уже устал тебя ждать тут, — словно гром прозвучали слова Дога. Быть может, это действительно был гром, раздающийся за стенами.

— Я чуть штаны не обмочил! Мог бы и поосторожнее действовать, — заметил я с облегчением.

— Идём. Надо поторапливаться, пока никого нет. Скоро они обнаружат наше отсутствие.

Я поднялся в помещение, всё такое же сырое, плохо освещённое. Наша, якобы современная тюрьма, теперь больше напоминала средневековую темницу. Наш путь лежал к противоположной стене и там мы могли спуститься в канализацию, затем выйти прямо во двор. Хоть никто здесь и не продавал информацию, но поболтать, да рассказать, что да как смогли обнаружить во время работ, тут многие любили. Главное для нас, чтобы всё это было правдой, и мы не наткнулись бы на какую-нибудь замурованную дверь.

— Не представляю даже, сколько у нас в запасе времени, — размышлял на ходу Дог. — У тебя там как, всё гладко прошло?

— Да, всё в порядке, — я старался не отставать от товарища, ощупывая дорогу перед собой. Освещение менялось от тусклого до совершенно беспросветной тьмы.

— Нам бы хоть зажигалку сюда, — Дог скорее говорил не для поддержания разговора, а для того, чтобы я ориентировался на его голос, если что. — Но ничего, пока что я и с закрытыми глазами пройду. Пока шёл к тебе на встречу, запоминал каждый камешек.

Мы успешно спустились по лестнице в самый низ, оказавшись уже на уровне подвала. В немногочисленных окнах было видно, как гроза и не думала умолкать.

— Давай туда, мы уже почти пришли, — махнул рукой Дог.

Подвал был завален какими-то мешками и даже продуктами. На полу, местами была просто земля, никакого покрытия. Наконец, мы увидели в полу небольшие створы.

— Как мы там без света? — спросил я, помогая открывать двери.

— Мужик, который рассказал мне всё, работал тут недавно. Освещение там есть, фонари протянули, — постепенно отдышавшись, поведал Дог. — Конечно, не лучше чем на всём нашем пути до этого, но всё же.

Мы спустились на подмостки в тускло освещённую канализацию. Сразу же хлынул новый поток затхлого, сырого, даже плесневелого воздуха.

— Тут, поди, по пояс удобрений. Хорошо, что есть решётчатая дорожка, — заметил я.

— Надо будет, я и туда окунусь, лишь бы свалить отсюда.

Мы осторожно продвигались по металлической дороге, скрипевшей, издававшей причудливые звуки и вот-вот норовившей обвалиться. Где-то по стенам стекали небольшие ручейки дождя, шедшего там, наверху. Стены были каменные, состоящие из огромных булыжников. Меня не покидало чувство, что я переместился на несколько столетий назад.

— Вон туда, — указал Дог, осторожно ступая по мосту. — Ещё несколько поворотов и сможем вдохнуть свежего воздуха.

— Интересно, мы бы услышали здесь сирену? — самым обидным было бы с удивлением увидеть десяток охранников ждущих нас у выхода из этой промозглой, состоящей из сплошных углов, кишки.

Как только мы завернули за очередной угол, Дог резко остановился, дёрнул меня за руку и прижался к стене, знаком показывая мне сохранять тишину. Дог показал мне на металлический мост, который слегка вздрагивал и пальцами дал знак, что кто-то идёт.

Мы изначально обусловились, что надо избегать жертв. Мы не были убийцами на свободе и здесь не собирались в них превращаться. Не смотря на сырость и влагу, мне стало душно и, казалось, ещё чуть-чуть и я побегу со всех ног. Отзвук шагов нарастал. Когда мы увидели тень, Дог приготовился. И чуть только показалась голова нашего незнакомца, Дог схватил его за шею, развернул и с силой ударил его о стену грудной клеткой.

— Ты ещё кто, на хрен, такой, — Дог держал его за руки, прислонив лицом к стене.

— Эй, эй, ребята я свой! Я с вами! — сдавленным голосом проговорил наш пленник.

Я узнал его. Тот самый новичок, который работал со мной в столовой.

— Отпусти его. Это новенький, со мной работает.

— Да, мужики, я просто с вами заодно, — затараторил наш новый собрат по побегу.

Дог немного подождал, затем медленно отпустил парня, заглянул за угол и, убедившись, что никого больше нет, произнёс:

— Ты понимаешь, что теперь шанс того, что наше исчезновение обнаружат гораздо быстрее, увеличился. Именно из-за тебя. Хотел бежать, надо было раньше говорить.

— Да ладно вам, парни, я же не умею читать мысли. Я увидел, что он сматывается, — он кивнул в мою сторону, — и тоже решил.

— За что сидишь? — поинтересовался Дог.

— Да я там, как бы это вам попроще объяснить, за махинации на бирже. В общем, поймали меня таки, — паренёк тараторил довольно быстро и слегка ухмылялся, явно вспоминая с удовольствием лихие деньки.

— А чего бежать то решил, тебя глядишь, и выпустили бы через полгода, — всё не отставал Дог. — И вообще нам двигаться пора, по пути расскажешь.

Мы снова начали движение. Уже втроём, друг за другом. Меня слегка волновало, выдержит ли этот мостик троих, так как перспектива окунуться в ‘ядовитую’ жижу, протекающую под ногами, всё же смущала. Особенно её вид удручал на свету.

— Не люблю замкнутые стены, — продолжал наш новый товарищ. — А вы заприметили, что у них тут ни черта не заперто? Я даже опешил слегка.

— Да, я заметил тоже, — кивнул я. Дог промолчал.

— Да и вообще, бессмысленно это всё, какие-то полгода ждать, у меня ведь даже нет нормального срока. Да ни у кого тут нет его! А это тестирование — всё это чушь, — продолжал тараторить уже на полпути бывший заключённый.

— Молодец! Теперь ты точно с нами. Будешь у нас Бардом, — поддержав инициативу, Дог в своей манере присвоил новое имя.

— Это ещё почему? — недовольно вымолвил Бард.

— Нет здесь у нас имён. И ‘поёшь’ ты слишком складно, — заключил Дог.

Я ухмыльнулся. Действительно, будь все такие смышлёные в первые дни своего пребывания здесь, давно бы разнесли эти стены.

Бард был довольно высок, худощав, как новобранец побрит налысо и одет в форму, которую выдавали каждому новоприбывшему заключённому: тёмную футболку, серые штаны и кеды.

— Ну ладно. Мне начинает казаться, что я всегда ощущал, как нас как-то или что-то сдерживает. Подавляют наши мысли или что-то вроде того, — я решил развить тему.

— Это я должен был тебе сказать, — заметил Дог. — Нас зомбируют. Вот уж точно.

— Я смотрю, вы ребята, разбираетесь в этих вопросах, — поддержал Бард. — У меня так вообще уйма вопросов. И по этой вашей переподготовке и по общей системе. Всё кажется каким-то искусственным бредом.

— Может, какие-то специальные волновые источники блокируют наши мысли только там, — я указал вверх.

— Одна теория безумнее другой. Какие ещё версии будут? — задал риторический вопрос Дог, почёсывая макушку.

Мы молча двигались дальше по канализации, лишь шум стекающей по стенам воды и стук капель нарушал тишину. Наконец, Дог, шедший впереди, оживился, оглянулся на нас и указал в сторону лестницы и большой крышки люка в потолке. Это был долгожданный выход на поверхность.

Дог полез первым, за ним Бард. Лестница была склизкой. Пришлось приложить усилия, чтобы не сорваться. Дог не без труда отодвинул крышку и осторожно осмотрел местность.

— Всё спокойно, — Дог быстро начал выбираться.

Выбравшись на улицу, мне показалось, что нас вот-вот подхватит мощнейший смерч и, либо перенесёт через стены тюрьмы, либо раздавит в своих объятиях. Ливень уже шёл не такой свирепый, но тучи не спешили расходиться.

— Вот звери, заставляют работать в такую погоду, — Дог смотрел на заключенных, работающих в основном дворе. — Могли бы распределить временно по другим местам. Хотя, с другой стороны, не видать нам тогда верёвки.

Двор сейчас выглядел прямо как в моих последних снах. Посередине стояла основная часть здания; ещё выше, пристройкой на ней — маяк. С другой стороны было ещё несколько пристроек и основная дорога на въезд и выезд.

— Итак, какой у вас план, товарищи? — с небольшой ухмылкой на лице вопросил Бард.

— Вон там, справа у мужиков есть довольно крепкая верёвка с креплением. Не канат, конечно, но думаю, троих выдержит. Надо лезть сразу же всем, друг за другом, — описал план действий Дог и тут же начал движение, периодически оглядываясь, нет ли где охраны поблизости.

— Охрана сама, небось, попряталась в будках. Главное чтобы с вышек нас не заметили. Благо ливень идёт всё ещё плотный, это нам на руку, — продолжал размышлять Дог.

Мы приближались к стенам тюрьмы, где находилось несколько заключённых и инструмент нашего последнего рывка на пути к свободе — верёвка. Я всё опасался, как бы с вышки нас не заметили и не подняли тревогу или же вовсе начали стрелять транквилизаторами или чем посерьёзнее. Как бы сами заключённые не сдали нас.

Мы, наконец, добежали до края; Дог сразу же схватил верёвку. Мы с Бардом прислонились к стене, буквально сливаясь с ней. Остальные с вопросительным выражением лиц наблюдали за нами. Наконец, Дог удостоверился, что с верёвкой всё в порядке и начал замахиваться. После пары попыток ему всё же удалось зацепиться специальным приспособлением на конце верёвки за край стены.

Дог схватил перчатки, которые валялись рядом; мы с Бардом последовали его примеру.

— Ладно, давай за мной дружище, — пробиваясь сквозь занавес дождя, голос Дога долетел до меня.

Я полез за Догом, когда тот был уже в паре метров от земли. Перчатки, конечно, уменьшали скольжение, но под дождём всё же было чертовски трудно преодолевать гравитацию. Меня не покидали изображения моих снов. Мне казалось, что вот-вот выбегут те самые охранники с карабинами. Собаки покажутся откуда-то из-за угла. Что по ту сторону стены, ничего нет или там всё поле усеяно капканами, минами и прочими хитрыми ловушками. Я даже боялся увидеть, что там, по ту сторону.

Когда Дог забрался на стену, распластавшись по ней в ожидании нас, я заметил как поодаль, слева от меня, ещё одна группа заключённых повторяют наше действие.

— Вот болваны! — сквозь стиснутые зубы процедил Дог, держась обеими руками за стену и наблюдая за действием. — Нас же из-за них повяжут! Всю толпу мигом!

Я вскарабкался на стену, и мы с Догом подтягивали Барда. Затем Дог перекинул верёвку на другую сторону и начал спускаться; я моментально последовал за ним. Как и тогда, когда я сюда попал, пока меня везли по главной дороге, здесь было всё то же поле, поросшее травой. Где-то вдали виднелись деревья; не уверен, что это был полноценный лес. Я не заметил, как дождь сменился снегом. Самые настоящие хлопья падали на нас. Казалось, сама природа была против нас, пыталась остановить и вернуть назад.

Тело начало трясти. То ли от холода, толи от волнения. Но как только я ступил на землю, всё успокоилось внутри, только кровь отбивала ритм в висках. Мы прислонились к стене, пытаясь отдышаться. Дог стряхнул верёвку, намотал на руку и со всей силы перекинул через стену.

— С другой стороны, суматоха тоже может послужить отличным прикрытием, — пояснил своё действие Дог.

Спустя минуту мы заметили, как первый человек из остальных заключённых благополучно спустился на землю.

— Что будем делать? — стуча зубами и растирая руки, спросил Бард.

— Как только они побегут? — продолжил мысль я.

Дог не успел ответить, как сверху снова свисла верёвка и по ней начал спускаться один из заключённых.

Мы переглянулись.

— Эй! Какого хрена ждёте! — прокричал тот самый парень и, не дождавшись спуска, спрыгнул на землю и тут же побежал в поле, спотыкаясь и скользя.

— Всё, последний рывок. Вы готовы? — Дог посмотрел на нас с Бардом.

Утвердительно ответив в один голос, мы все ринулись вперёд со всех ног. Порывы ветра норовили задушить меня, пробраться острым невидимым лезвием в горло и затем внутрь, лишь бы задержать меня. Снег шёл довольно сильный и это были не мягкие хлопья, а стальные крупинки, словно кто-то впереди вбрасывал в вентилятор металлическую стружку. Мы скользили по траве, ноги не слушались. Боковым зрением я заметил, как ещё несколько человек бегут параллельно с нами. Заключённых становилось всё больше и больше; кто-то нас уже перегонял.

Как только мне казалось, что мои силы иссякли, как тут же открывалось ещё одно дыхание под действием опьяняющей перспективы свободы. Я старался, по крайней мере, не отставать от Дога, держаться с ним наравне. Когда мы пересекли примерно половину всей дистанции до деревьев, стоящих исполинами вдали, за которыми можно было хоть как-то укрыться, воздух пронзила сирена. Та самая сирена, которую, наверное, было слышно в радиусе пяти километров. Она не была особо громкой, но она словно пронзала насквозь, как рентгеновские лучи, и делала отпечаток нашего местонахождения для благополучной поимки. Все, словно, ринулись быстрее, прочь от этого звука. Однако на помощь ему пришёл маяк. Он вспыхнул ярчайшим светом, таким, что даже можно было почувствовать его тепло у себя на спине. Он осветил нас и всю местность на пару километров. Луч света не то, чтобы вращался вокруг своей оси, его словно направляли, расширяли диапазон, стараясь охватить каждого бегущего.

Все бросились врассыпную. Мы с Догом уже приблизились к деревьям. Где-то вдали были слышны выстрелы. Возможно, кого-то и подстрелили.

— А где Бард? — вдруг бросил на бегу Дог.

— Понятия не имею, не следил за ним, — еле дыша, промолвил я, забегая за деревья и высматривая укромное место, чтобы передохнуть.

— Ладно, чёрт с ним. Давай туда! — Дог ринулся вправо, где, казалось, деревья сгущались.

Мы двигались всё правее и правее, снег всё ещё падал, но часть его задерживалась в редкой листве деревьев. Я совершенно промок, устал и был готов зарыться в яму, лишь бы передохнуть.

Звуки сирены стихал, свет от маяка становился тусклее. Мы понятия не имели, куда нас выведут наши глаза и ноги. Мы перешли на шаг и шли так, наверное, около часа или даже больше.

— Слышишь? — внезапно Дог остановился как вкопанный и начал прислушиваться. — Шум автострады или мне показалось?

Было уже довольно темно, меня начало потрясывать от холода, пальцы промокших ног начали неметь, в животе урчало. Я надеялся, что там действительно нас ждёт окончательное спасение.

— Давай сделаем последний рывок, иначе мы тут так и останемся, — взял на себя инициативу я.

Мы шли на звук, который всё нарастал. Сомнений не было, действительно автострада. Нас вряд ли кто-то станет подвозить, но мы хотя мы могли узнать в какой стороне город или какой-либо посёлок.

Наконец, мы вышли на дорогу. Фары сверкали, выхватывая из темноты наши туловища. Нашему счастью не было предела, когда мы увидели, не только саму автостраду, но и мотель.

— Лучше и придумать было сложно. Хорошо, сейчас попробуем что-нибудь разузнать, — с новой силой Дог ринулся перебегать шоссе.

***

Я сидел в холле, пока Дог договаривался с заведующим: невысоким пузатым мужиком лет за сорок. Выглядели мы, конечно, не самым лучшим образом, однако Дог умел уговаривать людей и в таком виде.

— Всё отлично. Пойдём в номер, — подошёл ко мне Дог после продолжительного разговора с заведующим. — Теперь, главное, успеть завтра сходить ко мне домой, взять наличные, а то, глядишь, завтра уже наши рожи будут светиться во всех рекламных баннерах интернета.

— Что ты ему наплёл, что он даже без документов согласился? — поинтересовался я, пока мы поднимались по лестнице на второй этаж мотеля.

— Лучше тебе не знать, — отрезал Дог, ища взглядом нужный номер.

Мы зашли в номер, и как только дверь за нами захлопнулась, мы оба тут же от усталости опали на пол.

— Так ты, получается, недалеко здесь живёшь? — еле шевеля губами, промолвил я.

— Угу.

Мы ещё какое-то время просто сидели молча и смотрели куда-то вперёд. Мыслей, по крайней мере, у меня, не было вообще никаких. Дог прервал нашу ‘медитацию':

— Надо выстирать одежду, идти больше всё равно не в чем. Главное, до завтра протянуть, взять наличные, а там уже будет проще.

Не помню, как мы всё сделали и как вырубились. Мне даже не снилось ничего.

Когда я проснулся, Дога уже не было. Странно, почему он ушёл один. На часах, висевших в номере со светло-розовыми обоями, было уже полдвенадцатого. Я не успел подняться с койки, как в животе начало урчать. Я обмотался покрывалом и пошёл в ванную за одеждой. Одежда была ещё сыровата, на балкон её смысла вешать не было: небо всё ещё оставалось затянутым тучами, хоть и без дождя.

На тумбочке, возле двери в номер, Дог оставил записку: 'Ушёл за налом, буду около полудня. Если захочешь выйти, будь осторожен'.

Оставаться в чётырёх стенах мне было не по себе, насиделся уже. Я всё же решил разведать обстановку и выйти из номера, предварительно обследовав улицу на наличие засады или вроде того.

Когда я спустился в холл, заведующий спросил меня:

— Не думаете, что ваш друг вас кинул?

— Нет, я ему доверяю. Он скоро будет, — ответил я, пытаясь сбросить подозрения.

Заведующий кивнул охраннику, сидевшему в кушетке у дверей, которого я не сразу заметил. Я перевёл взгляд с поднимающегося охранника, ростом под два метра, на заведующего и обратно. Я подумал, что вот и всё. Меня повязали.

— Не волнуйтесь, — с ехидной улыбкой начал заведующий. — Это, так сказать, для надёжности.

Я сразу всё понял. Конечно же, они боялись, что я тоже могу улизнуть, не заплатив за номер. Мне сразу стало спокойнее, и я продолжил движение в сторону выхода. У дверей я немного помедлил, ещё раз внимательно разглядывая улицу и её окрестности. Наконец, набрался смелости и вышел. Охранник последовал за мной.

Первые минуты я никак не мог надышаться воздухом. Он казался чистейшим, свежим, способным полностью очистить мой организм от всяческих токсинов. Кто-то вдали ходил с пакетами, портфелями. Изредка проезжали автомобили, окрашенные в тёмные и серые цвета. Мне казалось, что я тут даже чужой. Что я сейчас не должен быть здесь.

От лёгкого ветра становилось прохладно, да и чувство голода давало о себе знать, поэтому пройдясь немного неподалёку от входа в мотель, я решил вернуться в номер. Но тут в конце улицы появилась фигура, напоминавшая Дога. Я задержался и пытался разглядеть. Да, это определённо был он, только уже приоделся.

Меня охватили разные мысли. Что если, его используют и сейчас меня схватят? Или его выследили, заметили где-то и нас обоих повяжут. Я не мог сдвинуться с места, размышляя над этим. Наконец, он приблизился. В руках у него был пакет.

— Эй, ты тут что торчишь то? Дождался бы меня в номере, — радостно начал Дог. — Вот, принёс тебе шмотки, извиняй, если не по размеру. И немного еды.

Я был рад, что всё складывалось настолько удачно. Однако по резко переменившемуся лицу Дога, можно было сделать поправку. Он пристально смотрел куда-то за меня. Я услышал возню позади и резко обернулся.

— Эй, эй, давай-ка полегче с этим, - охранник мотеля, что крутился позади меня, поднял руки вверх и пытался успокоить какого-то человека в куртке и шляпе. Он выглядел прямо как в старых нуарных детективах.

— Давай двигай! К тебе вопросов у меня точно нет, — это был голос Барда. Я признал его.

Бард направился в нашу сторону, держа на мушке обычного револьвера охранника; последний послушно зашёл внутрь мотеля. Я ожидал, что он вот-вот выскочит назад и что-то предпримет. Бард уловил мой бегающий взгляд и словно понял, о чём я думал:

— Не надейся, это тупая имитация.

Бард подошёл вплотную, скинул шляпу наземь и навёл дуло револьвера на Дога.

— Чего? — я даже не сразу разобрал, что сказал Бард.

— Большая часть из бежавших заключённых просто вырубилась на месте. Я был там. А потом пошёл за вами, держась поодаль, и видел, как исчезает форма. Там нет ничего, — начал свой рассказ Бард.

— Что значит — нет ничего? Откуда у тебя пушка? Что ты вообще задумал!? — вот уж от кого, а от него я не ожидал такого подвоха.

— Всё это, — Бард обвёл взглядом улицу, — не настоящее. Я что-то такое почувствовал сразу же, как попал в эту, так называемую, тюрьму. И я воочию убедился в этом. Ничего. Абсолютно. Не то, чтобы это была бездна или пустота. Нет, это была искусственная, натянутая на всё плёнка, на каждый предмет. Она излучала холод, и, прикоснувшись к ней, она распадалась на осколки. Всего лишь надвинутая на наши глаза проекция.

У Барда был пустой взгляд, пока он всё это произносил, словно перед его глазами снова и снова проигрывалась эта сцена, и он больше ничего и никого не замечал вокруг.

— Что ты несёшь? У тебя крыша съехала от свободы? — я подумал, может, попробовать выхватить у него оружие, но он тут же пришёл в себя и продолжал целить в Дога.

— Ты мне сразу не понравился, — холодно промолвил Дог, не сходя с места.

— Ладно, давай успокоимся. Убери оружие и расскажи подробно, что там у вас произошло. Тебе не зачем целить в нас.

— Ты не причём, а вот он, — Бард кивнул в сторону Дога. — Да! Я раскусил тебя!

Я посмотрел на своего друга, который всё так же недвижимо стоял с пакетом и пристально смотрел на Барда.

— Да ты посмотри на него! Он же не тот за кого себя выдаёт! — целясь в Дога или, по крайней мере, в того, кого я всё ещё считал таковым, Бард пытался заманить меня на свою сторону. — Это уже не твой друг, от него осталась только оболочка, всё остальное это лишь симуляция знакомого тебе поведения, движений, реакции. Я сейчас тебе покажу, и ты сам убедишься.

— Если ты сделаешь это, реальность обрушится, и стены паноптикума тотчас же воздвигнуться вокруг вас, — холодным голосом предостерёг Дог.

Я отступил на шаг в сторону.

— Что ты сказал? Что это значит?

— Да мы и так в нём, верно? — Бард расплылся в улыбке.

Дог посмотрел на меня, пожал плечами и отбросил пакет в сторону. Бард начал заливаться обречённым смехом тряся револьвером в руке, всё ещё направленным на Дога. Я заметил, что на улице не осталось людей и машин. Вообще никого, только мы втроём, пронзительный смех и сложная ситуация.

— Да к чёрту! — лицо Барда сменило настроение. Теперь оно больше походило на раскаивающееся, осознающее всю обречённость момента.

Прозвучал оглушительный выстрел. Мне показалось, что рядом взорвали что-то большое. Будто сразу же лопнули около сотни надутых целлофановых пакетов. Тело Дога обрушилось на землю; во лбу остался след от пули. Бард уселся на землю, обхватил руками колени и устремил взгляд куда-то вдаль.

— Ты убил его. Ты убил человека, — негромко произнёс я, ожидая реакции Барда. Но тот лишь кивнул куда-то за мою спину.

Ещё до того как я обернулся, я услышал грохот. Это упала вывеска с одного из зданий, стоявших через пару домов от нас.

— Он был прав, — еле слышно сказал Бард и осторожно положил револьвер рядом с собой.

По всей улице, начали просто сыпаться на глазах здания. Мотель, рядом с которым мы находились тоже начал осыпаться. Кругом пошёл грохот: бьющихся стёкол, падающих вывесок, балконов, выпадающих и осыпающихся кирпичей и бетонных плит. Где-то постепенно начал трескаться асфальт.

Я заметил как из-за угла, в конце улицы, выехал чёрный автомобиль, а за ним небольшой грузовичок. Они не спеша подъехал к нам. Из грузовичка вышли несколько людей в военной форме и с пистолетами на поясе. Двое из них потащили тело Дога, ещё двое взяли под руки Барда и поволокли к грузовику. Из чёрного автомобиля вышел среднего роста джентльмен в тёмном костюме, белой рубашке и при галстуке и направился ко мне, рукой подав знак, чтобы ещё двое, вышедших из того же автомобиля, не следовали за ним. Он поправил рукава рубашки, подошёл ко мне и поздоровался. Я кивнул в ответ.

— Итак, времени у нас тут маловато, конечно, — он оглядел разваливающуюся на глазах улицу с домами и начал активно жестикулировать руками. — Буду краток. Во-первых, ваш друг — Дог. Он жив. С ним всё в порядке, он, как и было решено, отпущен. Не обращайте внимания на труп. Это симуляция, как верно подметил ваш новый сотоварищ — Бард. Кстати, я думал, он будет более сообразительным и раскроет наш секрет. Понимаете, в каждой системе есть брешь и благодаря тебе, конкретно наша система стала чуточку лучше. Возможно, даже намного лучше. Поскольку во время проведения такого обширного теста, возникли новые факторы, которые помогли указать нам на иные пробелы в управлении и функциональности системы. Этот Бард, он, между прочим, как раз стал одним из таких факторов.

— Что за система? Так мы все не настоящие? — все, что мне теперь оставалось, так это задавать вопросы.

— Нет, вопрос здесь ставится по-другому, — мужчина засунул одну руку в карман брюк, а второй продолжал помогать себе в объяснениях. — Понимаете, вы живой. Но вы живой там, - указал он рукой куда-то в небо, — где, ваше тело находится в специально отведённой зоне содержания для преступников различных мастей. Вы здесь — это ваш разум. Ваше воображение. Коллективное бессознательное воздвигнутое в реальном времени здесь — в виртуальном мире, с помощью технологий, если хотите. Мы, конечно, оставляем вам вашу индивидуальность, но основной сферой обитания, является общая камера, в которой отслеживается каждый импульс каждого из заключённых. Всё то, что было с вами в тюрьме, оно по большей части призвано смоделировать поведение. Для комфорта, для лучшего восприятия, для перевоспитания. Такова нынешняя судебно-исполнительная система с последующей работой по исправлению персоны осуждённого.

Я отчётливо понимал ход его мыслей, но где-то на подсознательном уровне я всё ещё не верил в происходящее, и даже своим глазам, на которых местность продолжала превращаться в груду пыли и обломков. Мужчина продолжал чётко и слаженно говорить:

— Во-вторых, я хотел сказать, просто хочется, чтобы вы знали, что все ваши мысли, идеи, сны, в последнее время это просто внушённая нами идея. Мы подтолкнули вас на эту мысль. Поймите нас. Нам необходимо каким-то образом проверять систему на прочность, на стабильность. Вы оказались хорошим кандидатом. Ваш мозг, ваш разум — он оказался абсолютно лояльным ко всем законам виртуальной модели, в отличие от других заключённых. Ваш друг — он уже был готов вернуться в привычный мир людей. К тому же, он нам не подходил. Поэтому мы просто взяли и заменили его управляемой системой имитации, чтобы помочь вам. Между прочим, и побег вам дался столь легко опять же, с нашей помощью.

Сзади к мужчине подошёл один из охранников, как я понял и что-то шепнул ему на ухо. Мужчина в костюме кивнул, потёр пальцами правой руки лоб и произнёс:

— Я очень надеюсь, что вы согласитесь работать с нами и дальше. Что скажете?

Я был опустошён, бессилен. Происходящее, казалось, уже не имело никакого смысла, так же как и мой выбор в ответе:

— У меня есть выбор?

— Да. Я вам честно говорю. Вы запросто можете работать у нас в главном штабе. Помогать нам и дальше совершенствовать систему. Только, если можно, давайте поторопимся с решением, — мужчина посмотрел на наручные механические часы и ещё раз потёр лоб.

— Да. Пожалуй, это единственное верное решение в данной ситуации, — согласился я, ещё не до конца понимая на что.

Мужчина улыбнулся и протянул мне руку, я пожал её в знак договорённости. Мы направились к автомобилю, когда почти всё уже вокруг обрушилось, и асфальт оставался лишь на дороге, по которой прибыла делегация.

— Подготовьте нам точку выхода, — произнёс один из охранников на переднем сиденье. Я уселся сзади с моим новым работодателем.

— А почему всё рушится? — спросил я вслух, смотря в окно.

— Потому что это ваша модель, модель тюрьмы. Я не её заключённый, я здесь лишь гость, поэтому со смертью вашего друга Дога, которого вы на тот момент таковым считали, система дала сбой. Случись такое в тюрьме, ничего бы не произошло. Просто всё это место — оно отдельно смоделировано, находясь лишь в том же участке памяти, что и тюрьма.

Когда мы уже начали движение, на экране в салоне автомобиля загорелся экран с надписью о вызове. Мужчина в костюме надел наушник и нажал на экране кнопку ответа. Я не мог слышать, что говорят с той стороны, но по ответам я понял, что ничем хорошим это не грозит.

— Да… конечно, но… Нет! Вы не понимаете, он нам практически идеально подходит! — кажется, мужчина в костюме встал на мою сторону, защищая меня от нападков кого-то свыше. — Он нам может понадобиться в главном штабе… Это будет просто пустая трата времени и сил. К тому же он доказал, что…

Мужчина разъединил связь и отбросил наушник на пол, явно не дослушав. Он похлопал по плечу охранника сидевшего перед ним и повернулся ко мне:

— Извини. Тут я уже бессилен. Придётся тебе устроить амнезию, чтобы ты забыл всё произошедшее. Обещаю сделать всё возможное, чтобы помочь тебе в будущем.

Охранник, сидевший на переднем сиденье, повернулся ко мне, держа пистолет на вытянутой руке, и нажал на спусковой крючок. С небольшим свистом вылетела какая-то ампула и впилась мне в ногу; я тут же вытащил её и отбросил. В глаза сразу ‘насыпался’ песок, голова закружилась, а тело одолело бессилие. Напоследок, мне хотелось увидеть что-то новое, яркое, красивое и доброе. Увидеть наяву. Но я начал медленно падать в сон, чтобы вновь очнуться за стенами паноптикума индивидуально протекающего, но в то же время единого разума.


30.06.2012