Глава 25. Эвакуация. Каратуновы

   После встречи с мужем и его совета поскорее уезжать, Мария пошла к Ларченко. Вокруг были приметы скорого хаоса. Разгребали все в магазинах, как спичка готовы были бунтовать при малейшем поводе. Отовсюду косые взгляды. Ларченко и сам понимал, что надо срочно спасать семью, но еще оставалась надежда на планомерную эвакуацию семей служащих. Была же еще советская власть! Но власть была уже не та. Что-то не сходилось, не стыковалось. Завод еще ладно, эвакуировать просто, погрузил демонтированное оборудование, рабочих, служащих посадил и готово. А как быть с шахтой? Куда девать рабочих, специалистов? Надежда с каждым днем становилась призрачней, а неразбериха увеличивалась. Пришел момент, когда директор шахты понял, что пора использовать любую возможность. Грузился эшелон ртутян, поговорив с Калмыковым, Ларченко выхлопотал для семей вагон, наполовину груженый оборудованием. Обычный товарный вагон, куда следует точно не известно, но тянуть дальше было рискованно. Начались бои за Донецк, оставлен Днепропетровск, с севера брошен Харьков. Еще немного и ехать будет невозможно.
-Маня, как хотите, мы едем, пока не поздно, хочешь, давай и ты с нами.
-А куда?
-Главное уехать куда-нибудь, желательно подальше. А там видно будет. Пристроимся, а нет, так что здесь, что там погибать, а, может, как-то спасемся.
-Я соберусь быстро, не бросайте. Сейчас мы.
   В конторскую пролетку, которая не раз уже выручала, поместились две семьи и нехитрые пожитки.
   На вокзале не обошлось без приключений. Царила паника. Догружали эшелон, точного времени отбытия никто не знал. Вагон оказался набит какими-то служащими, и пришлось доказывать и прибегать к помощи Калмыкова, которого послушали неохотно и уступили немного места. Как доехать? Холода на носу, а тут нетопленый вагон, ни полок, ни туалета, ни воды…
Кое-как тронулись. Вечерело, и все напряженно притихли, ожидая, что как-то доедут. В неизвестность. Ночь прошла большей частью в бдении, спали кто сидя на полу, кто на ящиках, на которые сначала никого не пускали из-за ценности оборудования, но потом смирились и сжалились, а может не могли сдержать напора матерей. К утру замерзли, старательно обнимали детей, чтобы те не заболели от холода.
   Поезд резко стал и начал визгливо гудеть. Вдоль вагонов забегали, загалдели «Воздух!». Все высыпали из вагонов, стараясь не оставлять документы, и подались в придорожную посадку. В небе нарастал надсадный гул. Стали угадываться черные кресты самолетов, идущих с востока тройками. Скоро стало совсем громко и так страшно от вражеских моторов, что все старались вжать в землю детей и прикрыть их сверху собой. Начался плач. На детей зашикали: «Тише, фашист услышит и бомбу сбросит!». Но фашист полетел куда-то дальше, всей стаей черных крестов. Гул в небе утих, все стали подниматься с земли, отряхиваться, собираться к вагонам. Тут издалека донеслась канонада. Где-то вдали, далеко впереди рвались невидимые бомбы. Что там? Город? Войска?
    Снова гул начал нарастать и погнал людей прочь от вагонов в посадку. Самолеты шли вдоль железнодорожного пути, видимо ориентир держали по рельсам. Все также надсадно воя моторами, самолеты проплыли в вышине и удалились. Паровоз снова прогудел и люди поспешили в вагоны. Состав тронулся и вскоре прибыл на станцию, но не на перрон, а на самую выходную стрелку. Предупредили, что стоять будут недолго, чтобы не расходились. Впереди что-то горело, суетились какие-то люди. Кубовая с водой была не так далеко и Мария решила рискнуть. Когда еще водой получится запастись. Бегом помчалась с чайником к виднеющейся кубовой, а там уже толпой собирались люди. Вдруг нога скользнула по чему-то мягкому под песком. Удержавшись, чтобы не упасть Мария машинально оглянулась и увидела проступающую сквозь песок кровь. Глянула на свои ноги, все ли в порядке. Огляделась и увидела такие же пятна крови, проступающие сквозь песок. Еще продолжая идти к кубовой заметила на деревьях странные куски какого-то барахла и длинные, белесые гирлянды. Уже стоя в очереди, слушала последние новости. Немецкие самолеты, пожалевшие их состав, отбомбились по станции. Горели остатки вагонов эшелона, который шел впереди них. А в эшелоне были пленные немцы. Вот и досталось им от своих же. Вон, на деревьях кишки висят, а железнодорожники песком трупы присыпали наскоро. Правда тут и наши лежат и немцы, да, кто теперь разберет…
   Через несколько бомбежек, эвакуированные научились различать гудки паровоза, когда разбегаться подальше, а когда собираться в дорогу снова.
    На одной станции, даже не станции, а так, полустанке, обнаружились цистерны со спиртом. Удержать людей не было никакой возможности. В дело пошли бидоны, ведра, фляги - все, что под руку попадалось. Тут же стали пробовать несмотря на протесты начальников. Дальше дорога была веселей, только утром ожидало горькое похмелье – спирт не был питьевым. Многие умерли, иные страдали желудком. Дед Савелий в свои преклонные годы не удержался, тоже пробовал дармовой спирт, а утром стал слепнуть.
   Так ехали долго, меняя на полустанках вещи на еду, деньги давно кончились. Вокруг была настоящая зима, вдоль путей намело барханы снега. Слушали тревожные сводки «Информбюро» где удавалось. Узнали, что Горловку сдали. Тревожно провожали воинские эшелоны едущие к фронту с веселыми солдатиками, которым суждено было лечь в снег во встречных боях и лежать до весны, когда немцы заставят местных жителей стаскивать окоченевшие трупы в блиндажи и окопы, наскоро присыпать землей, предавать забвению.
   С фронта гнали эшелоны разбитой техники. Горелые танки, гнутые пушки, бесформенное железо. К фронту неслись платформы с новой техникой. Исправно работала дьявольская мясорубка,  и их состав часто простаивал, пропуская воинские эшелоны. 
   Наконец прибыли в Прокопьевск. Тут по спискам зачитали, кто остается. Сошли на твердую землю, прошли в вокзал греться. Комендант зачитывал фамилии, а помощник раздавал адреса. Каратуновым достался большой деревянный дом в два этажа. Там уже жили несколько семей местных и эвакуированных. Хозяин долго смотрел, горестно вздыхал, затем прошел, показал, где расположиться. Намерзшись в дороге и на вокзале, обрадовались домашнему теплу. Дом хорошо протопили, даже в майке было жарко.
-Здесь спать будете, захотите, ширмочку сделаете, отгородитесь. В бочке вода, пейте, хорошая. На ужин, чего сможем, дадим, позовем.
На ужин была картошка в мундирах  и чай заваренный на каких-то ветках. Приспособившись на ночлег, сразу заснули. После долгой дороге не верилось, что пол под ногами не движется в такт перестуку колес.
  Утром Виктор, сын Марии, проснувшись, поспешил к бочке, ткнул висевшим ковшом в бочку, а там лед. Пробив корку, зачерпнул воду, которой всю дорогу не хватало, и сразу выпил.
Хозяин велел собираться, мол, едоков добавилось, надо за продуктами ехать. Мария хотела ехать тоже, но хозяин сказал, что одного Виктора хватит.
   Лошадь тянула сани по наезженной дороге в каком-то азарте. От нее поднимался пар. Дорогу окружали высоченные ели. Но вскоре иней сел на ресницы и смотреть по сторонам стало неудобно. Ехали достаточно долго. Дорога стала уже, потом совсем пропала, и лошадь тянула сани по нетронутому снегу. Взъехали на бугор и внизу оказалась река, одетая льдом. По каким-то приметам хозяин определил место и стал ковырять лед. Сделав прорубь, опустил в неё привезенный багор и притих, нащупывая нечто. Виктор дивился странному приключению, дороге, реке, странной рыбалке в проруби. Наконец, хозяин поддел и достал из воды один за другим два мешка. Один, обваляв в снегу, положил на сани, другой  пробил привезенной большой лейкой и, велев Виктору держать наволочку, отсыпал из мешка сахар. Все было похоже на сказку. Сказочная дорога, сказочные деревья, сказочные мешки из-под воды. Дома оказалось, что в другом мешке мука. На обед были оладьи из тертой картошки.
    Мария пошла на работу. Её определили в столовую при ФЗУ. Виктор пошел доучиваться в школу. Потихоньку жизнь входила в привычное русло.
    Ввели карточки, и обязанностью Виктора стала отоварка их в лабазе. Длинные, нудные очереди, стояние на морозе было не самым любимым занятием. Однажды, неся полученные продукты домой, Виктор попал на гоп-стоп. Дорогу перегородили, спереди подошли, угрожая, сзади присели и Виктор полетел вверх тормашками. Несколько ударов ногами потушили свет, а когда пришел в себя, вокруг никого не было. Только в луже крови лежала буханка хлеба.
   Дома долго сетовали на происшедшее, но делать нечего.
   После школы приглашали разгружать вагоны на станцию и Виктор стал там постоянным участником. Немного давали продуктов, что-то перепадало от охранявших вагоны солдат. Виктор научился заводить троса крана и цеплять крюки. Выгружали танки и пушки и прочий военный металлолом. Его переплавляли на местном заводе и он становился снова танками и пушками. Иногда из танков несло запахом смерти. Где-то внутри валялась оторванная рука или нога. Как-то в разбитом немецком танке Виктор нашел пистолет. Отдать? Или спрятать? Вот теперь кто сунется за хлебом, вот теперь получит! И пистолет был надежно спрятан.
   Мария показала хорошую сноровку в приготовлении различных блюд и к лету стала заведующей производством. Работы прибавилось. Кроме ФЗУшников, водили кормить пленных немцев, работающих на заводе. Как-то у мусорных бачков она заметила старичка в полосатом азиатском халате. Он отыскивал что-нибудь съедобное в отбросах. Посмотрела раз-другой, жаль стало, вышла, вроде как прогнать, а сама ткнула ему за пазуху вареную картошину. Тот что-то пролепетал на незнакомом языке. Но картошина не могла помочь кардинально, дедок слабел, болел и однажды умер прямо у мусорных баков. Лежал, пока приехала на лошадях бригада  врачей. Стали его осматривать, а за пазухой халата и в его полах нашли пачки денег. Все были в недоумении, что ж ты не поел, как следует, зачем тебе теперь деньги.
   Весной посадили картошку. Просто ткнули в землю очистки со столовой, а выросла замечательная картофель, одна в одну. Виктор приспособился делать оладьи и голода не знал. В классе он был самый упитанный. Как-то незнакомый офицер подозвал его и пригласил посещать курсы разведчиков. Это предложение весьма Виктору понравилось, и оказалось, что требовалось много читать, изучать, заниматься спортом, стрельбой. Виктор успевал и в школе и на курсах разведчиков и по-прежнему ходил на разгрузку вагонов на станцию или завод.
  Писем от Павла долго не было. Нового, Прокопьевского, адреса он не знал, а семья не знала его нового адреса полевой почты. Все же, как и все жители, с почтальоном старались не встречаться глазами, опасаясь, что он принесет в дом беду.
   Как-то незаметно пролетало время. Однажды на курсах сказали, что завтра необходимо перебираться в казармы, скоро выпуск и  отправка на фронт. Это был удар для Марии, которая уже стала привыкать к своему положению эвакуированной. Все наладилось, жили сытно и вдруг лишиться сына!? Пошла к командиру курсов, говорила, что муж пропал без вести, а теперь и сына потерять, так зачем и жить. В общем, отговорила, Виктора отчислили с курсов и на фронт он не попал.
    Прошли тревоги и как-то раз, после сеанса в кино Виктор увидел своего обидчика, который избив, отнял продукты. В кинозал вела лестница и Виктор, укрывшись за ней, поймал гопника за обе ноги сразу. Тот кубарем покатился по ступеням и оказался под проворным Виктором. Съездив от души по физиономии и насытившись местью, Виктор слез с поверженного противника.
   Летом сорок третьего война покатилась на запад. Вскоре освободили Донбасс и Каратуновы засобирались домой.