Мама

                Глава I
          До сих пор Ксения Николаевна не замечала в своём сыне никаких странностей.
Да и какие могут быть странности у человека, кончающего десятый класс и всецело поглощенного учебой. Жизнь в это время, со свойственной ей красотой и многообразием, не успела еще выпятить одну или несколько черт характера, способных вызвать удивление и приклеить к ним этикетку странности. Но вчера Ксения Николаевна впервые удивилась. Виктор, казалось, пришел со школы раньше обычного, но она  не придала этому особого значения, мало интересуясь временем его прихода и полагаясь на  серьезность. Тем более, она знала, что в посещении уроков он никогда не позволял себе вольностей. Ожидать этого от него в десятом классе было просто немыслимо. Второе, что ей бросилось в глаза –  неочищенный с ботинок снег. Казалось, они, нарочно, минуя протоптанные еще с утра дорожки, прошли по сугробам  с добрый километр. Спешили? Но зачем и – куда?.. Домой?.. Но дома, кроме уроков, особых дел у Виктора не было, и спешка была абсолютно не нужна. Еще с порога, не успев закрыть за собою дверь, Виктор бросил:
   – Мама, кушать.
Излишне громко хлопнул дверью и стал раздеваться.
   Ксения Николаевна не привыкла, чтобы ее подгоняли, да  и, собственно говоря, подгоняли-то её впервые. Она остановилась на полпути к буфету и, внимательно, как это делает человек, который пытается разгадать непонятное, взглянула на сына. Его ботинки выглядели так нелепо в чисто убранной комнате на строго простеленных новых дорожках, как и его окрик »мама, кушать!» Хорошей матери никогда не нужно напоминать, что сын ее хочет кушать, как и  мать никогда в этих случаях, не должна обижаться на его звонкий голос и естественную потребность молодых лет.
Ксения Николаевна заметила:
- Витя, а снег?..
- Снег …Снегу много за ночь навалило.
- Я знаю, но снег у тебя на ботинках…
- Да! – только сейчас спохватился Виктор и взглянул на свои ботинки._ Я забыл, мама. Ты извини мне мою неряшливость.
   Он быстро подошел к матери, поцеловал её, улыбнулся и выскочил в сени.
- А веник?
Но он уже не слышал.
Ксения Николаевна успокоилась: он всё тот же, ее Витя, – хороший и ласковый мальчик, любимый сын. Что-то теплое и большое наполнило ее грудь, грудь матери, подступило к глазам. Неторопливыми шагами она подошла к плите, взяла в уголке веник и вынесла его сыну.
    Легкий морозец расписал стекла просторной веранды загадочными узорами; и холодный матовый свет зимнего дня целыми потоками хлынул в помещение. Ксения Николаевна окунулась в него и невольно вздрогнула.
 – Ох, как здесь холодно…
Подала сыну:
 – Возьми веник, Витя.
 –  Спасибо, мама. Я сейчас… Ты наливай, наливай мне…
Она налила ему кушать и так же неторопливо, как делала всё, точно задумываясь над своими действиями, что обычно свойственно спокойным, рассудительным людям, подала на стол:
 – Садись, Витя, кушать.
– Да, мама, я сейчас…Фу-ф! Как приятно умыться после занятий!
Он умывался и брызгался, как маленький.
– Ты знаешь, мама, я сегодня голоден, как волк: буфет в школе закрыт на ремонт, там, кажется, идет побелка,… где полотенце?
Она подала ему полотенце. Вытираясь, он говорил:
 –Если можно, ты положи мне на второе немного больше.
 –Конечно, можно.
– Только без соуса: я не хочу,…а ты не знаешь, куда девалась наша расческа?
– Расческа?
 Мать взглянула на его густые кудри и вспомнила, как часто расчесываясь, он ломал зубцы расчесок, на глаза ей попала расческа в боковом кармане его костюма. Она спросила, стараясь придать своему голосу как можно меньше серьезности:
 –А разве у твоей расчески уже все зубья сломались?
Виктор понял, что его рассеянность, некоторым образом  выдала спрятанные глубоко в сердце, мысли… Он слегка покраснел и в тот же миг подумал, что мать не должна заметить его смущения.
 – Ах, да я совсем забыл о  расческе. Она цела.
Нужно было улыбнуться, и он улыбнулся, хотя в эти последние дни ему приходилось заставлять себя казаться веселым и  не теряющим бодрость духа. Рассказ о школе,  выдуманной им побелке, о неряшливости и случай с расческой – всё казалось ему нелепым и излишним. В то время, когда нужно было молчать – иного  образа действий он даже себе и не представлял – он  вступал в неприятные разговоры: приходилось лгать, лгать перед матерью.