Юсуп! Отголосок Войны... Роман 1-2

Юсуп! Отголосок Войны...  Роман 1-2

1."Жизнь прожить,не поле перейти."
Глава 2
Бережное отношение
к записям в тетради

Бережное отношение к записям в тетради сразу же у меня
появилась, как только я их получил, потому что от старости
сама бумага выглядела жёлтой, и прочесть было сразу труд-
новато, но я наловчился, рассортировал тетради по годам,
пронумеровал и начал с самой первой страницы. Сразу за-
метил, что он был далеко не писатель. Мысли были разбро-
саны, и я понял, что мне нужно будет прочесть вначале всю
тетрадь, чтобы описать за него детство и юношеские годы,
иногда цитируя его...
   Эти годы проходили в Узбекистане, о котором он писал с
любовью к природе и к родным: сёстрам, братьям и особенно
к матери. Они жили в 80 километрах от города Шахрисабз,
в деревушке Ходжа-Илгар, за высокогорным перевалом, он
называл её почему-то кишлаком. Он родился в декабре 1925
года в большой семье. Маленький дом, облепленный гли-
ной, чан чугунный, свисавший с потолка на железных це-
пях, под ним вечно горели дрова, то ли чтобы не было сыро
в доме, ведь всё же горы, то ли для того чтобы мать могла
что-нибудь приготовить на всю ораву. Деревушка Ходжа-
Илгар в отрогах горной системы Памиро-Алтай находилась
в хороших климатических условиях, во дворе стоял такой
же чан и тандыр1 для выпечки хлеба. Она больше готовила
мясо баранины с луком, плов узбекский, выпекала лепёшки
в виде хлеба, оставляя на каждой лепёшке свою руку, чтобы
бережно относились к хлебу. Готовила обед во дворе чаще,
чем в доме. Мне почему-то показалось, что в семье большую
роль играла мать. «Но я её жалел и сам доставлял дрова в
дом и рубил их». Отец лишь сидел на топчане, застланном
ковром, как господин, гордо, и она подносила то и дело чай,
несколько раз в день. Что мог запомнить ещё маленький па-
цан? Он её не бил, но его сурового взгляда боялась и она.
«Помню, мать вывозили на сезон работать на сбор хлоп-
ка, она была комбайнёром. А отец так и сидел на топчане и
пил чай, за нами ухаживала тогда его сестра». И он всегда во
всех записях хорошо отзывался о ней. Я вспомнил в то время
и свою тётю, и почему-то появились тоже тёплые воспоми-
нания. Трудное детство было у него. Отец держал детей как
бы на привязи, может, время тогда было такое? Несмотря на
то, что он сидел и ничего не делал, но Юсуп боялся в страхе
посмотреть даже в его глаза. Он писал: «В нашей деревне-
кишлаке школ не было, и порой два километра по склону
гор приходилось добираться в школу в соседскую деревню».
Но всё равно я понял, что юношеское воспоминание – это
красная полоса его жизни. Он писал очень оживлённо о сво-
ей первой любви, хотя учился в школе, где учились только
мальчики. Но он всё равно заметил девчонку-соседку, кото-
рая всё бегала с несколькими косичками до пояса на голове.
Она ходила быстрым шагом с кувшином за водой, и часто
он подстерегал её внизу у источника. Он с ней не разговари-
вал, она смущалась при виде него, и он часто описывал её,
как первую любовь, которую он так и не отведал. Её звали
узбекским именем Анора, что означает гранат. Он писал так:
«Она и правда была гранат, весной распускалась вся в цвет-
ном одеянии, а осенью была после лета такая краснощёкая,
загорелая, так и манила себя поцеловать, но на это долго не
представлялось возможности. Лишь когда объявили войну
в 1941 году, и всех отцов, почти всю деревню призвали на
фронт, я в семье остался за старшего. Подкараулил однаж-
ды у родника и впервые её поцеловал, дорвался до её губ и
лица». Он был очень удивлён, что она не сопротивлялась,
несмотря на строгие обычаи этих краёв, а сама подставляла
свои пухленькие красные губки бантиком. Он же, не зная,
как целуются, описывал, как поцеловал по-детски, чуть ли
не стукнувшись носом. «Но, видно, ей понравилось, и она
чаще обычного спускалась к роднику за водой. Проходя
мимо нашего каменного, как попало построенного полураз-
валенного забора, бросала в меня камешком, если я стоял
во дворе. А через пять минут я уже бежал за ней. Так может
быть, это было не свидание, но уже желание общаться, а
может, и большее познать».
Дальше строка была написана по-узбекски, и мне при-
шлось переводить с помощью словаря. «Я созревал не по
годам, мне было шестнадцать, и в один из вечеров, когда она
спускалась к роднику, я нагнал её и предложил посмотреть
на сияние звёзд с гор, поддерживая её и отводя к обрыву с
другой стороны горы. Она не сопротивлялась, мне доверя-
лась. Мы шли рядом, я слышал каждый её шаг и неровное
дыхание. Я остановился, сбросил мою фуфайку и попросил
её сесть, она мне повиновалась. Я вспомнил свою мать, она
так же повиновалась моему отцу, когда он ей что-то говорил,
особенно когда он её уводил в хлев, только сейчас я понял,
зачем. Я сел рядом, обнял её, и уже набравшись храбрости,
стал опять целовать. Может быть, по-детски пока, но заме-
тил, что она тоже мне отвечает, тоже любит меня. Не помню
уже, как мы легли, как я оказался на ней, я чувствовал, как
у меня «конь» окреп, и то и дело тискал её, но она не сопро-
тивлялась. Может, она ещё ребёнок, так думал я. Она была
на пару лет меньше меня, не понимала, что я делаю?! Наши
поцелуи стали страстными, я и не понимал в те минуты, как
осмелился и расстегнул ей платье, наружу вывалились, как
купола, её большие нетронутые груди. Я прильнул к ним,
это было неописуемо: впервые добраться до женской груди
подростку. Я дрожал, желая большего. Одной рукой сдав-
ливая, но всё же бережно поглаживая, но беспощадно зуба-
ми, губами сосал вторую грудь. Ей, видно, стало приятно,
я заметил, как она расставляет ноги, чтобы мой «бугорок»
прикоснулся к её клитору. Я тёрся, натирал грубой штани-
ной ей до боли, но она молчала, лишь стонала от страсти,
наполнявшей её, целуя меня. Я заметил, что приятно осво-
бодился, по моим ногам потекла слизь, и штанина стала мо-
крой. Но я продолжал, работал, двигаясь, тёрся между ног
о её трусики, пока она не стала течь тоже. Потом поцеловал
её и сказал: «Ты ничего не бойся, я женюсь на тебе». Хотя
сам подумал: «Не дай Бог, чтобы так бы кто-нибудь сделал с
моими сёстрами. Убил бы». Наши встречи стали частыми, и
с ней я по-настоящему научился целоваться и не только, мы
стонали от страсти, но ещё не позволяли лишнего».
Дальше он писал на немецком, мне пришлось опять поль-
зоваться словарём. «Хотя с нами ничего серьёзного не про-
исходило, нас всё же тянуло друг к другу. Я подавал ей руку
после завершения, освобождения, и после того, как набира-
ли воды в кувшин, мы возвращались в деревню. По дороге
я понимал, что нам нужно больше сблизиться. Было темно-
вато, но я не оставлял её одну, ходил, правда, далеко от неё
во избежание лишних разговоров. Однажды, когда мы про-
ходили мимо скирды с сеном, а сено мы держали у себя во
дворе для своих овец, я показал ей и сказал, чтобы он при-
шла в полночь. Она покачала головой, но всё-таки пришла,
я ей стал объяснять. «Война, наших отцов уже забрали всех
на фронт, может, скоро и меня заберут». Она прильнула ко
мне в слезах, опять поцелуи, опять страсть охватывала нас,
подростков. Я и не мог подумать в то время, что она, не за-
думываясь, может отдать мне то, что каждая узбечка так бе-
режёт – девственность, но она раскрыла халат, и я заметил,
что она абсолютно нага, обнажённое её тело блеснуло при
свете луны и звёзд, оно так и манило меня. Я не выдержал,
вплотную придвинулся к ней. Быстро сбросил свои шарова-
ры, затем штаны и оказался в её объятиях. Она жадно меня
целовала. Наверное, тоже понимала, что я скоро уеду на
фронт, и, может, больше не встретимся. Она согласна была
мне отдаться. Ведь каждый день в деревне получали похо-
ронки на отцов и братьев почти в каждый дом с фронта. Мы
опустились на сено, я опять целовал страстно, не думая уже
ни о чём. Впервые почувствовал, что влетаю «конём» в не-
проходимую пещеру с таким волнением и наслаждением,
что не понимаю, что ей больно, толкаю и толкаю туда упру-
гую головку «коня». Она ревела, кричала, стонала, до боли
меня кусала в плечи. Разве мне было понять её? Когда сам
подросток и тоже перенёс недавно эту странную боль, став
мужчиной. Я не мог успокоиться, перевернул её, и ещё, и
ещё. Она затихла, видно, первая боль прошла, и я заметил,
как она сама уже отдаётся, толкая на меня. Я же опять пере-
ворачиваю, начинаю целовать, успокаивать. «Ты моя жена,
не бойся ничего». Она целует меня в грудь, я чувствую её,
страсть накалилась опять, наша любовь была кратковремен-
ная, как у всех подростков, но часты позывы. Несколько раз
стрелял, не понимая то, что надо её удовлетворить. Как го-
ворится, первый блин комом. Но зато он тоже блин, и я с на-
слаждением лакомился им. Уже рассвет, надо по домам. Но
нам не хотелось расставаться. Мы встречались не у родни-
ка, а здесь, каждую ночь и чаще. Наша любовь становилась
крепче и страстней, и мы с ней проходили одновременно
азбуку Морзе».


1 Тандыр – это знаменитая узбекская глиняная хлебная печь, в которой
можно запечь даже целого ягнёнка или же барана. При использовании
тандыр жарко натапливается углём, дровами или хворостом.




http://www.proza.ru/2015/11/29/2253

© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2015
Свидетельство о публикации №215112902253