Глава II

       Виктор ел молча. Он торопился. Когда мать подала ему второе, прекрасно пахнущие луком котлетки, он встал из-за стола, взял с этажерки газету, аккуратно сложил на нее еду и завернул. Подскочил к своему пальто, и, хотел уже, было положить сверток в карман, но задумался на минуту,  возвратился к столу, развернул газету и отрезал хлеба…
        Нужно сказать, что все эти операции Виктор старался проделывать в отсутствии Ксении Николаевны, она была на кухне и готовила ему чай. Мать всегда делала все  так, чтоб сыну оставалось только проглотить…
       Ксения Николаевна вошла в комнату как раз в то время, когда Виктор резал хлеб. Он понял, что проклятая поспешность предала его. Он попался и решил объясниться первым:
– Мама, я… Он вытер вспотевший лоб:
– Мама, я спешу к товарищу…Мы будем готовить черчение – трудный урок…возможно, я задержусь и поэтому…
Виктор указал на котлетки и отвернулся, стараясь скрыть от матери свои пылающие щеки.

– Хорошо, хорошо, Витенька. Ты возьми  с собою еще что-нибудь сладкое. К чаю я сегодня приготовила пирожное. Ты же любишь сладкое.
Голос Ксении Николаевны почему-то дрогнул и сорвался.
– Да, я люблю сладкое. Заверни мне кусочек.
Виктор уже надевал пальто, когда Ксения Николаевна заворачивала ему завтрак и можно было заметить, что руки ее слегка дрожали .Она поняла, что здесь что-то не так, что у сына есть тайна... Кому, ка ни  матери,  самой природой позволено знать все о своем сыне, его делах и помыслах. Пусть самое ужасное, этой мысли пока не допускала Ксения Николаевна, но знать все, - думала она.
       Разве он хоть раз был недоволен ее участием, когда откровенно делился с нею? Никогда. Мысли нахлынули сами собой, помимо воли. И она спросила себя:
– А что если произошло что-нибудь дурное?... Да, что-нибудь дурно?…Странно все-таки с этим завтраком. Сколько раз товарищи Вити, готовя уроки, завтракали у нас, сколько раз он завтракал там… у них… и вдруг, эти котлетки. Странно.
Все эти мысли пришли к  матери, когда она мыла посуду, а Виктор, спрятав под пальто сверток, почти бежал к своему товарищу. Перед глазами падали одинокие снежинки – все, что осталось у природы от снегопада.