Клочок земли и соседи

  Давно это было. Перестройка только началась, и ещё не отзвенел радостной посудой сухой закон, ещё мы, слушали открыв рты нашего оракула Горбачёва.  Слушали с радостным замиранием сердца, представляя перспективы будущей светлой жизни. Уже примеряли на себя все его обещания. Примеряли как новый костюм, который хотелось бы купить. Но, костюма, пока не было, только мечты, мечты, мечты, но мы его уже носили, тоже в мечтах….
Мы мечтали. Что тут скрывать, каждый из нас мечтал о новой жизни, и в тайне стремились к ней. Пусть это было коряво, пусть это было неумело. Для нас неумело. Мысли-то разбегались и путались. Но мечтали мы здорово, в мечтах вырисовываются наши желания, наши стремления, образы среди которых мы видели себя, среди которых мы хотели бы жить…
Это для нас было неумело, потому, как конечная цель была расплывчата, толком не обозначена, отсюда была и постоянная неразбериха.
Но кто-то же видел конечную цель? Конечно, видели, они уже готовы были к ней и делали всё, что б приблизить. Сухой закон – это был только ориентир. Стиральный порошок, сигареты, а дальше повальный дефицит…
А мы, вроде как этого и не замечали, подумаешь –  и ни такое терпели во время войны, временные трудности, ими нас не испугать. Сидели себе у телевизора, растопырив уши, открыв рот и выпучив глаза. Нам нравились смелые призывы, открытые разоблачения.
Свобода, и ни какой цензуры, митинги, забастовки.
Пролетариат – хозяин страны.
Выборы начальников на предприятии….
Тогда мой тесть, со злостью сказал – с ума по сходили, этого Горбачёва надо расстрелять как предателя, он страну разваливает.
 - Ты ничего не понимаешь, - кричал я ему. Ведь свобода, будем всё делать сами, будем руководить…
 - Да кто вас пустит, - спорил он с пеной у рта. Сейчас сеять надо, а они митингуют.
 - Да зачем нам столько посевных площадей, Африку кормить не будем, и нам хватит.
А тут Горбачёв, подначивал народ - вы, начинайте снизу, а мы вас поддержим.
И мы начинали.
Снимали общим голосованием руководителей, митинговали….
И домитинговались….
  Ну вот. Приблизительно в это время, мой тесть разговорился со своим соседом Петровичем по душам. И всё как водится о политике, о состоянии экономики, о скотине, о посевных, о прогнозе на урожай. Ну, о чём ещё могут говорить два соседа в деревне. Закончили здоровьем Петровича. Тот перенёс совсем недавно инфаркт, долго лежал в больнице, потом дома. У тестя, ещё было свежо в памяти, как он на своём запорожце возил его в инфарктном состоянии в больницу. Тот умирал, жена криком кричала – Петя помоги.
Тесть, тогда ещё относительно молодой, бегом, в одних трусах завёл машину, подогнал к дому соседа, и втащили вдвоём с женой полумёртвого Петровича в кабину, и он ночью, по лугам, на бешенной скорости, какую только можно выжать из ушастого запорожца  повёз его в больницу.
Тогда успели, спасли. Всё закончилось хорошо.
  Хочешь спросить - почему по лугам? Дожди тогда шли, а вокруг ведь чернозём. Даже на таком вездеходе проехать по расквашенному сельскому тракту, да ещё ночью, проблематично. А тут ещё и умирающий Петрович лежит и стонет, решили не рисковать. По лугу, по скошенной траве всё получилось отлично. Запорожец, как живой, как будто он слышал причитания соседки, и видел умирающего соседа. Он будто чувствовал – надо помочь хозяину, нельзя подвести. И помог, будто пароходик проплыл по набухшему водой лугу, резво выскочил на асфальт, и полетел в город….
 - Как сердце, Петрович? Ты береги его, ведь ещё молодой, ты на сколько лет старше меня?
 - Пять лет? Так это ерунда, ещё надо жить – подытожил тесть.
 - Поживём ещё, - ответил сосед. У меня другие планы на жизнь, - произнёс он с улыбкой.
 - Петрович, - продолжал тесть, я вот что хочу спросить, почему у тебя земли так мало?
 - Пока работал, была не нужна, отказался.  А в поле не охота брать, далеко, да и зачем.
 - Давай, я вот этот клочок земли, что у твоего забора, тебе отрежу, - предложил мой тесть.
 - Ты здесь грядку сделаешь, лук, редиску, может ещё, что посадишь. У меня-то земли много, у дома двенадцать соток и на лугу восемнадцать. А ты забор перенесёшь, и у тебя будет на участке свободнее.
 - Спасибо Петя, - улыбнулся Петрович, это было б здорово.
На том и порешили.
  Мой тесть, должен я тебе сказать, человек очень добрый, и щедрый.  Если с ним по-хорошему, по-доброму, то он как говорится, штаны последние отдаст.
Ну, штаны, ни штаны, а земли кусок отрезал. И было видно, что ему самому на много приятнее было ощущать свою щедрость, чем Петровичу.  Короче - грядку отрезали, забор перенесли и потихоньку успокоились.
Прошёл год. Тесть с Петровичем иногда вечерами по-соседски, беседовали через забор, и как всегда, обсуждали перестройку, ругали политиков. Иногда выпивали по соточке тестева самогона, закусывали тут же, тем, что на грядке выросло, дружно крякали, а потом,  в продолжение беседы, что-то доказывали друг другу, но были едины во мнении, что эта перестройка страну до добра не доведёт.
  Жили дружно, на столько дружно, как могут дружить соседи, у которых всё хорошо, и которым делить нечего.
И вот, однажды, ближе к осени, ближе к дождям, тесть обнаружил вдоль Петровичева забора металлические колья вбитые, в землю. И именно там, на тропинке, где ходят люди в самую грязь, где ходит скотина, когда идёт с пастбища домой. Именно там, где иногда старался проехать тесть на своём запорожце, когда выезжал в город или ещё куда, по делам.
  Колья были вбиты со знанием дела, они торчали на пять-семь сантиметров над землёй, так, что их сразу и не разглядишь. Да и тесть бы не обратил на них внимания, грязь кругом, он шёл и зацепился сапогом за колышек, порвал его, остановился и стал рассматривать, обо что это он так неосторожно…
И тут, у него челюсть отвисла от увиденного….
 - Петрович, - позвал он соседа, выйди сюда.Что это за колья тут вбиты? - поинтересовался он у него.
 - Да это, что б люди не ходили близко к моему забору,- весело ответил сосед, видимо довольный своей выдумкой. А то ходят, прижимаются к забору, держатся за него, а мне потом ремонтируй.
 - Петрович, так ведь здесь тропинка, что б ходить, а ты колья, я вон сапог порвал об них, - не унимался тесть.
 - А ты, туда, дальше от забора ходи, - улыбнулся сосед.
 - Так там же дорога, там колея от Камаза, как там ходить? – тесть стоял обалдевший от такого не понимания.
  Должен согласиться с тестем, немного дальше по улице, как у них в деревне говорят – на бугре, жил Василий, тоже сосед, хороший мужик, работящий, безотказный, и как раз у него-то и был тот злополучный старенький, списанный грузовой Камаз.
  По чернозёму, в дождь и на Камазе, стоит несколько раз проехать туда-сюда и колея готова. И ни человеку, ни машине, ни скотине не пройти. Хотя нет, тесть осторожно проезжал, стараясь не попасть в колею.
Ты про луг хочешь напомнить? Да, я помню, но это был резервный путь, когда надо спешить…
 - Так ведь тут корова идёт с луга, она может копыта поранить, - взревел тесть, когда понял, что его не понимают. Ты что же это творишь сволочь ты такая. Что я буду делать с коровой, если она копыта поранит? А детишки идут в школу, я вон сапог порвал, чуть ногу не поранил, а они? Ты что, совсем сдурел на старости лет?
 - Ты что орёшь на меня, иди вон на жену свою ори, - взорвался сосед, нечего ходить около моего забора, води скотину там, - и указал на колею…
 - Сволочь ты Петрович, ты когда сдыхал, я тебя вёз, я тебя спасал, я машину не жалел, ты мне тогда весь салон обосрал и обоссал, я ничего не сказал. А ты колья забил, что б я колёса ещё порвал. Сволочь ты Петрович. Сейчас же вытаскивай колья, а не то к участковому пойду. Он тебя быстро научит жизни.
Иди, иди, - ишь разошёлся, тоже мне командир, ещё будет учить меня жизни….
 - Эх ты, а я тебе ещё земли дал – махнул рукой тесть, фашист ты. Знать тебя не желаю….
Вот так и поссорились.
Что тогда нашло на Петровича, зачем он забил эти колья, знает только он.
   Участковый, вызванный тестем, сказал – убирай колья сейчас же, и ни дай  Бог, если кто поранится, или дети, или скотина  - не имеет значение, суда тебе Петрович не миновать.
   Петрович колья вынул, тяжело это ему далось. Ни как они не хотели поддаваться. Через некоторое время он умер, очередной инфаркт. Тесть как не спешил, довезти его до больницы, на этот раз не успел.
Вот такая история. А ведь мог бы жить. Тестю моему восемьдесят два года, а Петровичу было бы… считай сам, он на пять лет старше.
   Смерть Петровича произвела сильное впечатление на моего тестя, мне кажется, он винил в этом себя. И не зря. Ведь эта ссора была результатом его щедрости. Так и должно было случиться. Своей щедрость он расслабил себя. Разве может человек, которому сделали добро – отплатить злом? В это не верилось, вот и он не верил. Он ещё жил в СССРе, он ещё не перестроился…
Это сейчас, поговорка – не делай добра, не получишь зла, стала как нельзя актуальна, а тогда все жили одинаково и верили в добро.
Вдова, через некоторое время, продала дом, вместе с землёй. Тесть знал это, но промолчал, не захотел связываться. Видимо понял, что этот клочок земли, стал камнем преткновения между двумя приятелями, которым и делить то было нечего. А вот ведь, нашлось что….