Диаметральный диагноз

                «Был Иван, а стал болван.
                И всё винцо виновато».
                Пословица.


        - Так что же со мной было, доктор? - спросил Фёдор, закончив выстраданный рассказ о последствиях, напавших на него после недельного запоя.
        - У Вас, голубчик, или белая горячка, или шизофрения.
        - А это не одно и то же?
        - Ну, что Вы, голубчик! Это же разные вещи. Иногда встречаются болезни, очень похожие, но на самом деле они оказываются, можно сказать, диаметрально противоположными.
        Фёдор напрягся, пытаясь осознать услышанное, но голова от аналитического усилия начала раскалываться. Прибегнул к примеру, для чего поискал в памяти болезнь, «диаметрально противоположную» насморку. Но, кроме отсутствия насморка, ничего не нашёл. Фёдор недоверчиво покосился на доктора.
        Тот был возраста «за пятьдесят», маленький, опрятный, в чистеньком, хорошо отглаженном халатике. Волосы были причёсаны по-старомодному. Лицо украшала не менее старомодная бородка. Он постоянно произносил непривычные для слуха Фёдора слова: голубчик, ну те-с, так-с.
        «Где-то я его видел! На какой-то фотографии», – напряг свою память Фёдор. Но… тщетно. От непосильного упражнения мозг его ещё более воспалился, а череп затрещал по всем швам. Сильно огорчившись, что не может вспомнить, Фёдор набычился и уставился на носки своих грязных ботинок.
        Жена предупреждала его, что этот доктор, рекомендованный подругой, очень умный, очень интеллигентный и очень проницательный. Почти, как рентген.
        - Видите ли, голубчик, белая горячка - это острый психоз. Вот так-с! И развивается он под влиянием злоупотребления спиртными напитками. Причём, уважаемый голубчик, этот психоз характеризуется расстройством сознания, галлюцинациями, возбуждением и бессонницей.
        Доктор немного передохнул, глотнул водички, а затем встал и, заложив руки за спину, по-профессорски прохаживаясь вдоль стола, продолжил:
        - А шизофрения - психическая болезнь с непрерывным или приступообразным течением, проявляющаяся в изменении личности. А изменения таковы-с: снижение активности, эмоциональное оскудение, утрата единства психических процессов, нарушение мышления. Возможны-с галлюцинации.
        Доктор остановился и пытливо посмотрел в глаза Фёдора:
        - Я понятно излагаю?
        - Излагаете понятно, - ответил Фёдор, - только я ничего не понимаю. По мне всё едино: что там психоз, что здесь психоз.
        - Ну, что Вы, голубчик! – доктор покачал головой. – Кстати, а у Вас галлюцинации были?
        Фёдора с бодуна заклинило, и он никак не мог вспомнить значение этого слова: показатель умственной деятельности был в нулевом положении. Доктор задал наводящий вопрос:
        - Ну, может, необычное что-то стало появляться в Вашей жизни?
        - Нет. Ничего необычного не появлялось, - решительно сказал Фёдор. – Мыши, правда, появились. Да и то, обычные, серые. Кот состарился, работать не хочет.
        - Ну, это к делу не относится, - заключил доктор и добавил: – Так что у Вас болезнь, диаметральная (он кашлянул, гмыкнул, хмыкнул)… не соответствующая традиционным недугам… и не специфичная типичным проявлениям… (доктор снова зачастил медицинскими терминами, часть из которых терялась в пространстве, не доходя до слухового аппарата пациента).
        С каждым витиеватым оборотом врача голова Фёдора раскалялась всё больше и больше. Единственные два слова, которые осели в его сознании, это - «болезнь» и «диаметральная». Бедолага, задавленный непрерывным речевым потоком, ничего уже больше не слышал и с беспокойством задавался одним лишь вопросом:
        «Что же это за диаметральная болезнь?»
        - Закодированы? - внезапно спросил доктор.
        - Не-е-т, - нараспев ответил Фёдор.
        - Очень хорошо. А то с этими кодами такая неразбериха. Накодируют всякое, а потом копайся в них.
        - А мне жена сказала: если не закодируешься, домой не приходи.
        - Кстати, жена… Она у Вас как? От Бога?
        - Че-го? – испугавшись, по слогам удивился Фёдор. Вопрос показался ему не только странным, но и страшным.
        - Первая? Или вторая? А, может, третья? – строго допытывался врач.
        - Первая… - растерянно ответил Фёдор.
        - Значит, от Бога, - задумчиво произнёс доктор.
        - Почему это? – недоумевал Фёдор.
        - Голубчик, - ласково укорил врач незадачливого больного, - Вы же должны знать, что первая жена от Бога, вторая от человека, третья от чёрта. У Вас первая. Значит, от Бога. Ну, уж это должны знать.
        Фёдор вспомнил своего приятеля-собутыльника Гришку, у которого была третья жена.
        «Вот ведь, дурачок, не знает, с какой женой живёт, - подумал Фёдор. - То-то он всё время её чёртом в юбке называет. Наверно, надо ему раскрыть глаза. – И тут же сделал для себя потрясающий вывод: - Так что же получается? У Гришки четвёртой женой попахивает?»
        - А четвёртая от кого? – Фёдор решил до конца прояснить вопрос с жёнами.
        - Четвёртая, голубчик, - доктор задумался, вероятно, пытаясь подобрать доступные для Фёдора слова, - четвёртая, пятая и так далее, это уже болезнь... (врач замолчал).
        - Ну? Что же это за болезнь? – Фёдору не терпелось узнать о будущем заболевании Гришки, если он бросит жену от чёрта и женится в четвёртый раз.
        Врач проницательно посмотрел в глаза Фёдора и строго спросил:
        - Вы действительно хотите знать?
        - Да! – горячо воскликнул тот.
        Врач с минуту задумчиво смотрел в окно, а затем решительно написал что-то на бумажке и осторожно, оглядываясь по сторонам (словно разглашает государственную тайну), пододвинул пациенту.
        Фёдор нетерпеливо прочитал и… от неожиданности откинулся назад. Если бы не спинка стула, он бы упал на пол.
        - Да! Да, голубчик! – осуждая кивками головы болезнь на букву «Б», вкрадчиво сказал доктор. – Я, видите ли, не могу произносить матерные слова вслух.
        Закрыв вопрос «с жёнами», врач и пациент немного помолчали.
        - Вы где, голубчик, работаете? – прервал молчание доктор.
        - Да… так, - засмущался Фёдор, - по-разному… сейчас грузчиком.
        - Грузчиком… - с интонацией погружения в себя повторил врач и, внезапно оживившись, сказал: - А я вот, голубчик, всю жизнь, можно сказать, работаю с вашим братом. И такое повидал! Кстати, а брат Ваш где работает? Тоже грузчиком?
        - Не… он на заводе, этим… инженером.
        - Инженером… - снова задумчиво повторил доктор, - что ж, и среди инженеров попадается ваш брат.
        Устав от мудрёной философии насчёт братьев, оба замолчали. Каждый думал о своём. Мысли их внезапно пересеклись в пространстве, и они почти одновременно задали почти одинаковый вопрос.
        - Что же мне делать? – был вопрос Фёдора.
        - Что же мне с Вами делать? – был вопрос доктора.
        - Что же мне поможет? – перефразировал свой вопрос Фёдор.
        - Слово, голубчик! Слово! Только доброе слово способно справиться с этой болезнью… (доктор снова с увлечением возобновил свою лекцию).
        «Лечение, конечно, простое, - обрадовано подумал Фёдор, - только от кого я дождусь это доброе слово? Моя Зинка таких вообще не знает».
        Доктор прервал свою речь и замолчал, уставившись на Фёдора, будто ожидая, пока сказанное дойдёт до разума пациента и при этом не заблудится в лабиринтах проводящих путей центральной нервной системы. По глазам Фёдора можно было понять, что ждать нужно очень долго.
        Фёдор был легко внушаемым человеком. Во время семейных скандалов, основной причиной которых была «последняя бутылка», распитая с приятелями, жена постоянно повторяла одну и ту же фразу: «Мозгов у тебя нет!» Это привело к тому, что Фёдор не только поверил в отсутствие серого вещества в своей черепной коробке, но и осознал его отсутствие. Теперь он, пользуясь своей безмозглостью, постоянно увиливал от решения сложных семейных проблем.
        Через некоторое время доктор вдруг хлопнул себя повыше колен и, резко вскочив, радостно, словно совершил открытие в области медицины, провозгласил:
        - Вот что, голубчик! Раз у Вас жена «от Бога», приходите завтра вместе с ней на приём!
        - Ей-то зачем? Она же не пьёт! – изумился Фёдор.
        - Будем воздействовать на Вас через неё! Я - как врач, жена - как проводник, и… Вы! – доктор ликовал. – Втроём мы одолеем Вашу болезнь.
        Фёдору сделалось не по себе. «Третьего лишнего» он никак не ожидал.
        - А, может, обойдёмся без проводника… - жалобно выдавил он (ему вдруг представился высокий крепкий мужик в галстуке с огромными кулаками).
        - Нет и нет! – доктор буквально заходился от восторга. – Будем действовать по науке.

        Дома Фёдор сбивчиво доложил жене о результатах визита к «чудодейственному» доктору. Зинаида, услышав о «добром слове», прописанном в качестве лечения от алкоголизма, страшно заругалась отнюдь не добрыми словами.
        - Не верю! – кричала она по-станиславски. – Заврался, пьяная ты рожа! Пьёшь до отключки, а потом несёшь всякую ересь!
        - Да не вру я, Зин! Не вру! Не пил я сегодня! - загорячился Фёдор и, потупившись, промямлил: - Вчера да… был… в несознательном состоянии…
        - Доброго слова ему захотелось! - продолжала кипеть Зинаида. - А этого не хочешь? – и она сунула мужу под нос красноречивый кулак. Фёдор отшатнулся, робко защищаясь:
        - А я-то чего? Это врач сказал, что только доброе слово лечит… Зин, а вроде и песня такая есть…
        - Я те дам! – громовым раскатом супруга задавила упомянутую Фёдором песню, причём, целиком, от горла до хвоста, вместе с непроизнесённым названием. – И песню ему ещё подавай! Может, тебе и на баяне сыграть?
        - Про баян он ничего не говорил, - робко пояснил Фёдор.
        - Ну, так скажет ещё! Такой врач скажет! – продолжала греметь жена. – Ну, подруга! Ну, посоветовала! (Зинаида внезапно переключилась на свою приятельницу.) Удружила! Своему-то… торпеду в задницу вшила! А ты, Зинка! - обратилась сама к себе жена. - Добрым словом лечи! Удобряй мужика! Да ещё сосочку не забудь на бутылку натянуть! Чтоб удобнЕй было пить!
        Жена закончила свою восклицательную речь и, обессиленная, рухнула в кресло, обдав Фёдора обжигающей волной.
        - Зин! Ну, ты чего? – извиняюще начал Фёдор. – Это ж не я. Это ж врач назначил. – Фёдор помялся немного, а потом робко промямлил: - А, может, попробуем, Зин… добрым словом-то. (Фёдору было очень симпатично предложение доктора.)
        Жена пружинисто выпрыгнула из кресла, словно оно ужалило её в мягкое место, и гневно прокричала:
        - Чем я тебе попробую? Ты же все мои добрые слова вытравил, паразит! – и саркастически произнесла: - Ничего! Завтра лично поговорю с этим прохфессором.
        Она снова плюхнулась в кресло и, поглаживая подлокотники, словно усмиряя разозлившегося пса, тяжело дыша, заприговаривала:
        - Спокойно! Спокойно!
        Слившись с креслом в один внушительный монолит, она буквально уничтожала мужа, тщедушно стоявшего перед ней в повинной позе. Фёдора вдруг пронзила такая жалость к себе, что на глазах появились скупые слёзы. К горлу подкатил копившийся невыкрикнутый ком обиды. Возмущённый долготерпением, этот ком неожиданно для хозяина прорвался наружу.
        - Эх, Зина! Зина! Да про мою тяжёлую жизнь роман можно написать! Хождение по мукам! Почище, чем у Тургенева будет!
        Зинаида снова взвилась с кресла и, наступая на мужа, уничтожающе произнесла:
        - Только роман этот будет называться не «Хождение по мукам», а «Хождение под мухой»!
        Покрутив пальцем у виска Фёдора, она язвительно спросила:
        - Ты слышал что-нибудь про Алексея Николаевича Толстого?
        - Нет. А причём здесь это?
        - Притом, что ты дурак! – заключила Зинаида и снова слилась с креслом в единый монолит.
        В школе литература прошла мимо Фёдора, не задев такого важного органа, как голова, и, следовательно, не поселившись ни в одном уголке её памяти. Фёдор осознавал это. Но такого унижения и оскорбления он не ожидал.
        Жена, словно прочитав его мысли, подвела неутешительный итог:
        - А роман про униженных и оскорблённых давно уже написан! Кстати, не Тургеневым, а Достоевским.
        - Зин! А откуда ты всё знаешь?
        - В школе училась! И хорошо! В отличие от некоторых! – и, словно вспомнив, что не высказала всех обвинений в адрес супруга, - закричала: - Да ты мне всю жизнь испортил! С самого начала!
        - Зин, но мы в школе-то не были женаты, - напомнил муж.

        На следующий день Фёдор и Зинаида стояли перед кабинетом.
        - Здесь, - шёпотом, таинственно, сказал Фёдор.
        - Ты куда меня привёл? – прошипела жена. – Дверь больно обшарпанная!
        - Куда ты меня со своей подругой отправила, туда и привёл, - огрызнулся Фёдор и, порывшись в кармане, достал смятую бумажку. - Вот, видишь? Кабинет 25.
        Зинаида, приглядевшись, увидела на двери номер 25, написанный мелом. Надпись была едва заметна, так как мел почти обсыпался.
        Отступать было некуда: всё совпадало, и супруги вошли в кабинет.
        - Он, - бесшумно выдавил Фёдор.
        Доктор смешно оторвал себя от стула, словно был приклеенный, и кинулся к Фёдору, как к давнему старинному приятелю.
        - Пришли-с! Очень хорошо-с! – радовался он. – А это жена? - доктор подмигнул Фёдору. – От Бога! Это просто замечательно!
        Выплеснув восторженные эмоции, врач, наконец, сел за стол.
        «Чудной какой-то», - подумала Зинаида, а мужу, пока доктор шелестел бумагами, прошептала:
        – На Чехова похож.
        - На какого ещё Чехова? – почти беззвучно возмутился Фёдор, так как знакомых с такой фамилией в его круге не было.
        - На писателя, дурак!
        - Да! Я действительно похож на Антона Павловича, - услышав спор, гордо сказал доктор.
        В извилинах Фёдора промелькнул вялый сигнал к поиску хоть каких-то сведений о Чехове. Но этот сигнал тут же погас, не найдя ничего интересного. Тем не менее, Фёдор решил блеснуть своей учёностью и важно изрёк:
        - То-то я смотрю: похожий Вы какой-то!
        - Ну-с! – прервал его доктор. – Перейдём к делу. Должен Вас, больной (при слове «больной» Фёдор вздрогнул), предупредить: если не удастся вылечить Вас по методике словесного убеждения, которая предлагает опорные слова с установкой на добро, то придётся прибегнуть к медикаментозному способу, то есть использовать инъекции.
        Слово «инъекции» царапнуло Фёдора, он даже не понял, по какому органу.
        - Итак! Начнём… - воскликнул доктор.
        Но начать не удалось. Дверь резко распахнулась, и в кабинет ворвались верзилы в белых халатах. Фёдор не успел сосчитать налётчиков, но обратил внимание на их здоровенные ручищи.
        - Вот он! – хрипло сказал один, вероятно главный, так как, указав пальцем на доктора, приказал остальным: – Хватайте! – и укоризненно добавил: - Опять за своё! Ты меня достал! Прикую к батарее! Насмерть прикую!
        - А-а-а-а! – запищал доктор, беспомощно трепыхаясь в крепких лапах связывающих его мужиков. – Эскулапы! Растлители здоровья! Умершвлители душ человеческих! Руки прочь от профессиональной медицины!
        - Ничего, профессор! Поори! – приговаривал главный. – Я тебе уже клетку персональную подготовил, чугунную. Из неё не удерёшь!
        Фёдор и Зинаида, от страха прижавшись к стенке, наблюдали за происходящим. Выскользнуть за дверь опасались, так как около неё на страже стоял высоченный и широкоплечий громила.
        Когда толпа выволокла доктора из кабинета, главный заметил затаивших дыхание супругов.
        - Ну, что? И вы попались на удочку этому махинатору?!
        - А кто это? – первой осмелела Зинаида.
        - А что это? – Фёдор не хотел отставать от жены в постановке вопросов.
        - Это очень больной и опасный псих! Кличка «Доктор», – назидательно пояснил главный. – Неужели, вы, взрослые умные люди, не заметили этого?!
        - Так ведь не похож… - начал было Фёдор.
        - А я сразу заметила! Как только про «доброе слово» услышала! - возмутилась жена и передразнила мужа: - «Диаметральный диагноз! Диаметральный диагноз!» Тьфу!
        - Он всем этот диагноз ставит, - усмехнулся главный. - И тем больным, на которых «доброе слово» не действует, инъекции вкалывает. Причём, такие, что двоих еле-еле откачали. И неизвестно, что с ними ещё будет.
        - А кто же это ему позволяет? – спросила Зинаида.
        - А никто! – строго ответил главный. – Просто он талантище. Как бы его ни изолировали, ухищряется, чеховская его морда, удрать и поиграть в профессора.
        - А причём здесь Чехов? – недоумевала Зинаида.
        - Да? – поддакнул Фёдор, подчёркивая свою осведомлённость насчёт Чехова.
        - Да косит он под него. Утверждает, что работали вместе. Ещё на Сахалине.
        Помолчали. Первой встрепенулась Зинаида и накинулась на мужа:
        - Ты куда меня привёл?
        - Как куда? В кабинет 25! Как в бумажке написано, - и Фёдор снова достал изрядно помятую записку.
        - Кабинет 25 этажом выше. Там действительно настоящий врач принимает. А здесь у нас полуподвальное помещение, используется для хозяйственных нужд, - разъяснил главный.
        - Так ведь здесь на двери тоже 25 написано! – негодовал Фёдор.
        - Это его штучки, - хмыкнул главный, - вашего самозванца.

        Через несколько минут супруги стояли перед дверью, на которой висела внушительная табличка с надписью: «кабинет 25, врач-нарколог Чехов Антон Павлович».
        Фёдор и Зинаида одновременно вздрогнули и переглянулись.
        - Пошли отсюда, - прошептал Фёдор, почувствовав неладное.
        - Надо разобраться! – тихо осекла его жена.
        - Что вы там шушукаетесь? Входите! – послышалось из-за двери. Голос Фёдору показался знакомым.
        Зинаида выдохнула, и решительно втолкнула упирающегося мужа в кабинет. Оба от увиденного застыли около порога: из-за стола им навстречу встал доктор, как две капли воды, похожий на недавнего психа.
        Супруги ещё раз одновременно вздрогнули и переглянулись.
        - Это же он… – холодея, выдавил из себя Фёдор. – Надо уходить.
        - Это вы о ком? – спросил врач, направляясь к посетителям.
        Посетители, не сговариваясь, сделали шаг назад.
        Первой взяла себя в руки Зинаида:
        - Мы только что из подвала…
        - А-а-а! Понятно! – перебил доктор. – Вы от моего бывшего пациента. Да-с. Тяжёлый случай. Видите ли, пролечившись у меня, он решил, что получил медицинское образование. И теперь постоянно сбегает из стационара, чтобы врачевать в своём подвале, причём, косит под меня. И даже методику мою применяет.
        - Он вроде… под другого Чехова косит, под писателя, - робко заметила Зинаида.
        - Да кто это вам сказал? – возмутился врач. – Санитары слабоумные? Они ж ничего не понимают. – И решительно стукнув ладонью по столу, утвердил: - Косит он под меня!
        «А Вы под кого косите?» - чуть не вырвалось у Зинаиды. Она тоже начала чувствовать неладное и, взяв мужа за руку, начала пятиться назад.
        - Нет, нет! Проходите! – строго приказал нарколог, как бы говоря: «Попались, птички!»
        Через минуту Фёдор слушал знакомую лекцию, в которой периодически произносились уже знакомые слова: «диагноз», «диаметральный», «болезнь». И хотя бедный мужик слушал лекцию во второй раз, и в знакомом интонационном исполнении, - он по-прежнему не понимал ни слова.
        Тем не менее, лектор дошёл до слов насчёт лечения, а именно:
        - И так-с! Должен Вас, больной (при слове «больной» Фёдор, как и на предыдущем приёме у самозванца, вздрогнул), предупредить: если не удастся вылечить Вас по методике словесного убеждения, которая предлагает опорные слова с установкой на добро, то придётся прибегнуть к медикаментозному способу, то есть использовать инъекции.
        Слово «инъекции» на этот раз царапнуло по всему организму Фёдора.
        Нарколог, тем временем, предался долгой, гнетущей паузе, будто демонстрируя затишье перед грозой и своим видом показывая, что буря будет разрушительной. Посмотрев в окно, он устрашающе усмехнулся, как бы представляя последствия стихии.
        Зинаида взором устремилась вслед. Представлять результат разрушений ей не пришлось, так как во дворе итак была неимоверная разруха.
        - Вот что ждёт Вас, уважаемый голубчик! – глядя на дворовую грязь, мрачно произнёс доктор, тем самым, заканчивая свою магически тягостную паузу.
        Вероятно, эта пауза была настолько чёрной, что под покровом её темноты ни Зинаида, ни врач не заметили исчезновения Фёдора.
        Догнать его жене не удалось.

        «Хождение по мукам» в наркологическом диспансере настолько впечатлило и потрясло Фёдора, что он бросил пить в одночасье. «Неадекват» врачей не только напугал его, но и «вразумил и наставил на путь истинный». Теперь он с содроганием проходил мимо злачных точек и ругал себя самыми недобрыми словами.
        Окончательно очистившись от алкогольных «радикалов», Фёдор прозрел: резкость его зрения достигла такого уровня, что он мог рассмотреть тончайший ажур весенней листвы на деревьях, фантастическое разноцветье заката, бусинки дождя на стекле. Окружающий мир стал ярким, отчётливым.
        «Какой же я был дурак! – сокрушался Фёдор. – Шёл вечно пьяный по жизни и, причём, мимо жизни».
        На место бывшего увлечения спиртным пришло другое – благородное и возвышенное: Фёдор пристрастился к чтению. Литература захватила его: он прочитал почти всего Тургенева, начиная с «Му-Му», хохотал и плакал над рассказами Чехова, научился отличать по стилю Толстого Льва Николаевича от Толстого Алексея Константиновича… и так далее.
        Друзья по выпивкам переживали за Фёдора.
        - Совсем пропал мужик, - сожалел Гришка. – А всё Зинаида, пиявка!
        Полюбив здоровый образ жизни, Фёдор пытался влиять на товарищей, но те смотрели на него, как на больного, и считали потерянным для своего общества.
        - Какого мужика утратили! – горевали они.
        Как-то после грозы Гришка и Фёдор повстречались на перекрёстке.
        - Красотища-то какая! – восторженно сказал Фёдор, показывая пальцем в небо.
        - Ничего хорошего, - хмуро ответил друг, отряхиваясь, - промок насквозь.
        - Гриш! Хорошо бы прокатиться с этой горочки? – спросил Фёдор, глядя вверх.
        - Чего? – обалдел от вопроса Гришка.
        Фёдор сочувственно вздохнул и, похлопав друга по плечу, пошёл своей дорогой. Гришка поднял голову и обнаружил на небе крутую радугу. Вглядевшись, он подумал: «Пожалуй, неплохо бы…». Но тут же спохватился и вслух чертыхнулся:
        - Тьфу! Заразить пытался, поэт! Не выйдет!
        А что же Фёдор? У него действительно обнаружился творческий дар. Затопленный ранее обильными возлияниями, он воскрес и всплыл наружу. Фёдор даже не заметил, как его рука сама взялась за перо. Он стал писать рассказы.
        Узнав об этом, Гришка перестал бороться за друга и окончательно махнул на него рукой:
        - Писатель - он и есть писатель. Что с него возьмёшь.

        Смею заметить: в данном повествовании отражён (с разрешения Фёдора) реальный случай из его жизни. Сам он ударился в фантастику и алкогольную тематику обходит стороной. Ни к чему она ему теперь.
        «Счастлив тот, кто вина не пьёт!» - гласит пословица. И это – про Фёдора, которого так диаметрально развернула судьба, и в лучшую сторону.
                ...