Байки

               
                Как плохо быть стеснительным
 
     Вырос я в Заполярном Нарьян –Маре в среде глубоко верующих староверок мамы и бабушки. Видимо, поэтому в детстве и чуть не половину своей жизни был до предела стеснительным. Был я тощим, но длинным, и чтобы не выделяться среди сверстников, постоянно наклонял голову вперед. В результате вырос сутулым.
 Много  неприятных для меня и, порой, просто комичных  - для окружающих, моментов я в своей жизни испытал из-за этой проклятой стеснительности, покинув родной Нарьян – Мар в 1958 году.
  Расскажу о нескольких из них.
     Когда я сдавал последние выпускные экзамены в школе, мой старший  брат Иван  сдавал экзаменационную сессию в институте физкультуры им. Лесгафта в Ленинграде, где он учился заочно. Иван написал мне, что меня как лыжника  из Архангельской области, родины членов сборной СССР по лыжам В. Кузина и В. Кудрина, согласны принять в этот институт вне конкурса.
    Обрадованный этим  известием, я поехал в Ленинград, где меня  Иван встретил,  разместил в комнате уехавшего в отпуск знакомого преподавателя  института физкультуры им. Лесгафта и объяснил, как найти приёмную комиссию. Следующий день был выходной, приемная комиссия не работала. Мы провели его на стадионе и в залах института, где его студенты – звезды Советского спорта готовились к Спартакиаде народов СССР. Иван непрерывно рассказывал и показывал мне «кто есть кто», из тренирующихся на стадионе и в залах.
   Испугавшись оказаться в среде этих знаменитостей, я всю ночь не спал и к утру  решил поступать не в институт физкультуры, а на физический факультет Ленинградского  государственного университета (ЛГУ). О существовании этого факультета я знал от одноклассника, который туда поступал, сдавая вступительные экзамены как представитель нацменьшинства дома в Нарьян - Маре.
  Я подумал, что если ненцев туда принимают, то и меня, может быть, примут. Мне понадобилось два дня, чтобы набраться смелости и войти в главное здание университета, где находилась приёмная комиссия.
 Потолкавшись перед сдачей первого экзамена – по физике в толпе поступающих (поступало на физфак более 500 человек), понял, что, поменяв физкультуру на физику, я метнулся, что называется «из огня, да в полымя». Многие ребята в руках держали «Сборники задач для поступающих» и учебники по физике, о которых в своем Нарьян – Маре я и «слыхом не слыхивал». Среди них была группа, только что приехавших из Москвы, где они не прошли по конкурсу при поступлении в МГУ и Физтех. В этих ВУЗах вступительные экзамены, специально, проводили на месяц раньше, чтобы не прошедшие в них по конкурсу, могли,  не теряя года, поступить в другие ВУЗы страны.
 НО,….отступать было уже не куда и я решил: будь, что будет.
 Судьбе было угодно, чтоб, я стал студентом физфака ЛГУ.
     Закончив второй курс университета и получив стипендию за летние месяцы,  не стал тратить три дня на дорогу до г. Печора в поезде Ленинград – Воркута и еще четыре дня на плавание на  пароходе от г. Печора  до  Нарьян – Мара, а полетел самолетом. Прямых  авиа рейсов от Питера до моих родных мест тогда еще не было. В первый день я долетел до Архангельска, где должен  был переночевать.    Аэропорт Архангельска тогда находился на Кег - острове, на противоположном от города берегу Северной Двины. Мне удалось устроиться в гостиницу в аэропорту. В номере, кроме меня, было еще пятеро. Они летели в отпуск «на материк» с  полярных станций, расположенных  на островах Ледовитого океана. Из их разговоров я понял, что отпуска им предоставляли раз в два-три года, но, зато, почти на полгода и выдавали  им «кучу денег» - отпускных. На станциях из-за «отсутствия наличия спиртного» был «сухой закон». И вот, наконец то, они дорвались до него – родимого - спиртного. У каждого в ногах стояла батарея бутылок  и они, что называется «отводили душу». В ту ночь заснуть мне так и не довелось. Вынужден был через каждые полчаса отражать атаки – предложения: «Выпей с нами, студент.» А я тогда еще «в рот спиртного не брал». 
 К утру в комнате от перегара дышать стало не чем, и я решил съездить в город, побродить до отлета моего самолета и заодно – подышать свежим воздухом. Между Архангельском и Кег – островом было регулярное пассажирское сообщение на маленьких судах. В Архангельске они приставали к морскому причалу, высота которого  на пару метров превышала высоту палубы судна, курсирующего на Кег – остров. Часа за два до отлета самолета я подошел к тому месту, где утром высадился на причал, увидел там готовое к отходу судно и по трапу спустился на его палубу, не решившись спросить, куда идет это судно?
 После того, как команда судна убрала  трап и швартовы, а судно начало отваливать от причала,  услышал, как один пассажир спросил у другого: когда они приплывут в Северодвинск? Я мгновенно понял, что сел не на то судно, чисто импульсивно рванул на нос суденышка и с  разбега прыгнул на вертикальную поверхность причала, увидев вбитую в нее железную скобу и небольшой выступ – под ней. Руками мне удалось ухватиться за скобу, но ноги на выступ не попали. В результате – повис на руках посредине  вертикальной стенки пирса.
 Капитан судна тут же дал команду: «Человек за бортом!» Услышав которую, дневальные матросы бросились спасать меня. Когда под всеобщий шум и гам меня вытащили на причал и спросили: «Ты, что – сумасшедший?», а я ответил: «Нет, просто мне надо на Кег – остров», публика долго потешалась надо мной.
     В ноябре 1972 году мне нужно было срочно слетать из Каунаса в Москву на один день. Управившись с делами в Москве, в начале девятого вечером примчался во Внуково и приобрел билет на самолет, отлетающий  в 21 час «с копейками» в Вильнюс. Когда проходил регистрацию, мне сказали, что посадка на мой рейс уже объявлена. Поэтому я вышел на улицу, увидел самолет, на который уже заканчивалась посадка, и поспешил к нему. Было темно, мела метель,  и тети, проводившие посадку, в бумажки пассажиров особо не вглядывались.   Самолет был полупустой, я уселся в первом ряду за столик, на котором лежала газета. Это была «Черноморская здравница» за тот день. И я решил, значит утром наш борт совершил рейс в Адлер, а сейчас летит в Вильнюс. Когда убрали трап, и самолет стал выруливать на взлетную полосу, услышал голос командира корабля. Он был рад приветствовать пассажиров, совершающих рейс по маршруту: Москва – Адлер!
 А у меня через три дня в Каунасе должна было состояться защита кандидатской диссертации. Поэтому, даже, дармовая поездка в Сочи из-за ошибки работников аэропорта, меня никак не устраивала.  Никого из членов экипажа в пассажирском салоне не было, поэтому я бросился к двери, ведущей в кабину пилотов. Дверь была заперта. На мой стук и крик никто и никак не реагировал. За два года до этого  литовцы: отец и сын Бразинскасы совершили кровавый теракт  на авиалайнере АН-24, выполнявшем рейс по маршруту Батуми-Сухуми с 46 пассажирами на борту. В связи с этим, на воздушных судах были приняты всевозможные меры предосторожности.
 В конце концов,  через закрытую дверь меня спросили, чего  надо? Я ответил, что у меня билет в Вильнюс, а не в Адлер. После небольшой перебранки на тему, как я тут оказался. Командир корабля связался с диспетчерами и спросил, что делать с буяном? Через некоторое время мне сообщили их ответ: если буян согласится прыгнуть с высоты порядка 3х метров на бетон взлетной полосы, то откройте ему дверь и пусть прыгает. Если, нет, то пусть летит в Адлер. Я, не раздумывая, согласился. Мне открыли дверь, и я сиганул в темноту.   Когда встал на ноги после не очень удачного приземления, меня спросили, что ноги целы? Тогда отойди подальше на траву, мы будем взлетать.
 Я отошел, огляделся, увидел вдали огни аэровокзала и во весь дух помчался в их направлении, т.к. мне надо было еще успеть на свой рейс -  на Вильнюс.


                Студенческие байки
                ( Из воспоминаний, посвященных
                Празднованию 50 летия со дня окончания физфака ЛГУ.)
                Санкт – Петербург, май 2013 г.
                О военной кафедре
       Вступительную лекцию первокурсникам 1958 года на военной кафедре по традиции читал начальник кафедры, генерал- лейтенант Кныш, о котором студентам было известно, что ВОВ он закончил в Ташкенте. В завершении лекции один из студентов задает вопрос: «Товарищ генерал, а на каком фронте Вы воевали?». Аудитория вместо генерала дружным хором в сотню голосов отвечает: «На Ташкентском!».
   Полковник, возмущенный не очень усердным занятием студентов, вправляет им мозги: «Тут вам не университет. Тут головой думать надо.»
    Студенты не остаются в долгу и перед Новым годом задают задачку полковнику: «Товарищ полковник, что это такое: посредине елка, а вокруг ее дубы?». Видя, что полковнику задачка не по зубам,  хором отвечают: «Это военная кафедра в Новый год». 
   Во время строевой подготовки подполковник командует студентам: « От меня до следующего столба, шагом марш». После чего никак не может понять, чем так развеселил студентов, что они  ржут как кони.   
    Обучение на военной кафедре завершалось военным сбором продолжительностью 24 дня в маленьком городке Виноградове на границе с Румынией. Из них 6 дней занимала дорога от Питера через Львов до Виноградова и обратно.
 Разместили нас в казарме в центре города. На улице температура + 30, поэтому все окна казармы круглые сутки распахнуты.  По  установленной студентами физфака традиции после первого отбоя  в наступившей тишине один из нас произносит: «Первый день прошел», в ответ ему на весь Виноградов разносится рев: «Ну и  х….. с ним!».  Командирам части не удавалось искоренить эту традицию ни ночными марш-бросками, ни другими мерами.
   Набегавшись по расплавленному асфальту в кирзовых сапогах с портянками, тучный в комплекции  Миша Козлов поставил на ночь сушить  свои мокрые от пота сапоги и портянки на подоконник казармы. За ночь сапоги не только высохли, но и ….испарились! Пришлось Мише на всеобщую потеху выйти на утреннее построение в галифе и тапочках.
     В качестве батьки – наставника у нас был добродушный как теленок сержант сверхсрочник татарин Сафин. Он же проводил с нами какие- то занятия в аудитории. Пользуясь его добродушием, часть студентов, и я в том числе, спасаясь от духоты, улеглись на пол под ряды кресел. На нашу беду в аудиторию заявился проверяющий майор и рявкнул: встать! У тех из нас, кто попытался инстинктивно выполнить команду майора, на лицах до конца сбора красовались синяки от ударов о кресла, под которыми мы дремали, распластавшись  на полу в холодке.
     Наиболее продвинутые из нас, такие как В. Божков и А. Черкасов (сын Народного артиста СССР Н. Черкасова), не очень считались с мнением и командами не только  бедняги Сафина, но и отцов – командиров.
 А некоторые из них умышленно напрашивались на «губу», т.к. еще одной из традиций студентов физфака было побывать на губе и  потребовать, доставить им труды Ленина ( на гауптвахте разрешалось читать  военные уставы и труды Ленина). При этом требовали доставить те тома Ленина, которых  нет в библиотеке Виноградова (о чем было заведомо известно), а значит, за ними придется посылать гонца в Ужгород.
 Не помню, сидел ли  кто-нибудь из продвинутых на «губе» из-за своего вызывающего поведения. Но записи в свою характеристику о прохождении сбора от командира части: подвержен религии  – носит золотой крест (а значит, не может  быть офицером Советской армии), кое-кто из них удостоился.
 По части издевательств отцы- командиры в долгу не оставались, заставляя нас изучать устройство станции АРСОМ (артиллерийская разведывательная станция обнаружения минометов) исключительно в процессе чистки их гусениц и траков, после возвращения станций с учений в полевых условиях. А, также заставляя нас на солнцепеке драить покрытые толстым слоем солидола стволы и лафеты гаубиц.
             О полете Ю. Гагарина.
       Вечером по общаге разнеслась весть: в нашей стране в космос запущен космический корабль с человеком на борту. Многие тут же ринулись через мост Строителей на факультет. Откуда-то появились листы ватмана и краски. Умельцы изготовили плакаты с изображением символа факультета – черной кошки, ракеты и надписями типа: все там будем!
 Народу все прибывало, и кто-то предложил пойти на Невский. Несмотря на уговоры  преподавателей и представителей парткома не ходить, колонна студентов с изготовленными плакатами двинулась на Невский. Дошла ли она до Невского не помню. Но помню, что на следующий день «в буржуазной прессе на Западе» - в Хельсинки появилась статья об этом  шествии, с фото черной кошки и плакатом «Все там будем», преподнесенной  как желание молодежи вырваться из СССР, куда угодно, хоть к черту на рога. Но, самое страшное, что в кадры объективов попались радостные физиономии  некоторых наших однокурсников на фоне «Все там будем». В общаге говорили, что только смелое вмешательство Ректора спасло тогда  нашего Гену Зорина от печальной участи: отчисленного или того хуже – отправленного в  Большой дом на Литейном проспекте.
           Живущий в Вильнюсе выпускник нашего физфака (кончал на 2 года раньше нас) Валентин Козлов любезно согласился, как бывший общественный деятель физфака,  провести ревизию моих баек. Его письмо с поправками  «баек» прилагаю.
 Письмо В. Козлова:
 «Байки твои замечательные! А про черного кота могу добавить В 1961 году секретарем факультецкой комсомольской организации была Нина Рожкова и она быстро организовала все эти лозунги и главное черного кота, которого и остановила милиция на Дворцовом мосту. Боольшой шум поднялся - разбором занимался  секретарь партийной организации ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ ЗАНАДВОРОВ и только с его помощью дело было закрыто и пострадавших не было. А Нина Рожкова теперь живет во ФЛОРИДЕ-МЕКСИКЕ и фамилия её Израилева. Она в 1962  уехала в Новосибирский Центр, куда, кстати, в этом же году уехал А.Д Александров»
                О Ректоре
     Возможно, я ошибаюсь, но у меня отложилось в памяти, что наш Ректор - Александр Данилович Александров был не только защитником студентов,  но всеобщим любимцем и объектом для подражания  как: ученый, спортсмен, интеллектуал и мужественный человек. Вероятно, он уже в те годы понимал, что переезд физфака в Старый Петергоф ни к чему хорошему не приведет. Поэтому пытался во всех инстанциях, вплоть  до ЦК КПСС, пробить другой вариант расширения ЛГУ  – передачей университету территории и зданий Военной академии тыла и транспорта. Он не только боролся за это, но и не боялся обсуждать эту идею на встречах со студентами.
   Не боялся на встречах со студентами не очень лестно отзываться о «палочном режиме дисциплины» в таких институтах как Электротехнический связи им. Бонч- Бруевича, в котором ректором был генерал – лейтенант Муравьев.
    Еще раз повторю: Александр Данилович был образцом для подражания и своим человеком для студентов ЛГУ. А любимым местом студентов, особенно в день получения стипендии, была «восьмерка»(студенческая столовая). Александр Данилович и «восьмерка» были для нас - вечно полуголодных студентов (как в прямом, так и в духовном смысле), источниками оптимизма и позитивизма.
 Поэтому, для меня было  ударом увидеть в 2003 г. перед «восьмеркой» унылую фигуру другого:  академика А. Д. Сахарова. Из меня невольно вырвался вопрос: а он то как тут оказался? При всей своей гениальности, А. Д. Сахаров, по моему мнению, для многих был и остался символом разрушения и уныния: и как создатель бомбы, и как диссидент и как один из активных разрушителей СССР.
 Да, и какое отношение он имел к ЛГУ? У меня создалось впечатление, что авторы, разместившие памятник  А.Д. Сахарова перед  «восьмеркой», преследовали всего лишь одну цель – «разрушить» аппетит у не в меру прожорливых  студентов.
   Наша страна богата примерами неудачного размещения памятников и последующего сноса и замены их другими.
     Не кажется ли Вам, Уважаемые однокурсники, что для восстановления исторической справедливости памятник А. Д. Сахарову следовало бы перенести в МГУ, а на его месте установить памятник Александру Даниловичу.
                О подарке советских ядерщиков  XXII съезду КПСС
   Сегодня все уже подзабыли, что  А.Д. Сахаров не только символ наших побед в области ядерного противостояния с США, но, пусть невольный и косвенный, но все-таки - виновник трагических последствий этого противостояния. В качестве подтверждения приведу выдержку из Википедии:
                «50-мегатонный взрыв над Новой Землёй
 От редакции.
 Создание советской сверхмощной водородной бомбы и её взрыв 30 октября 1961 г. над Новой Землёй стали важным этапом в истории ядерного оружия. В.Б. Адамский и Ю.Н. Смирнов, неоднократно выступавшие на страницах нашего журнала, вместе с А.Д. Сахаровым, Ю.Н. Бабаевым и Ю.А. Трутневым были непосредственными участниками разработки конструкции этой бомбы. Они также участвовали в её испытании.
   Воспоминания В.Б. Адамского и Ю.Н. Смирнова дополнены воспоминаниями А.Д. Сахарова, опубликованными ранее. Мы считаем этот материал уникальным и рады тому, что он впервые появляется на страницах журнала ВИЕТ.
    30 октября 1961 г. за подписью министра среднего машиностроения Е.П. Славского и Маршала Советского Союза К.С. Москаленко в Москву ушла телеграмма. Министр и главнокомандующий ракетных войск страны рапортовали об испытании советской термоядерной бомбы беспрецедентной мощности:
 „Москва. Кремль. Н.С. Хрущёву.
 Испытание на Новой Земле прошло успешно. Безопасность испытателей и близлежащего населения обеспечена. Полигон и все участники выполнили задание Родины. Возвращаемся на съезд“ [1].
     В Москве, в только что построенном и впервые открывшем двери огромном Кремлёвском Дворце съездов уже две недели проходил XXII съезд КПСС. 30 октября шёл предпоследний день его работы.»

        Уважаемый читатель, позволь обратить твое внимание на фразу: «Безопасность испытателей и близлежащего населения обеспечена» - с одной стороны и с другой – напомнить, какую панику сначала в Скандинавии, а затем и в Питере вызвало сообщение об этом «безопасном» испытании. В те годы, в Питере входила мода, ходить  зимой без головного убора. Но обильный снегопад, вызванный циклоном, пришедшим от Новой земли, заставил всех модников мгновенно вспомнить о своих головных уборах.
  Вся безопасность «близлежащего населения» свелась к предупреждению в день испытаний по возможности не выходить из домов, и открыть в домах форточки, чтобы взрывной волной не выбило окна.
  Никаких сообщений в печати о массовом радиоактивном заражении оленей и «близлежащего населения», естественно не было. Поэтому жители Архангельска, носившие кличку трескоеды (из-за отсутствия других продуктов)  очень обрадовались подарку партии и правительства по случаю XXII съезда КПСС – свободной продаже большого количества вареной колбасы. И только, через несколько месяцев, кое- кто из едоков этой колбасы узнал, что у работниц колбасного производства руки от этой колбасы покрылись язвами неизвестного происхождения.
 В 70е годы я встретился в Нарьян – Маре с нашей бывшей учительницей и спросил, где она сейчас работает? Она ответила, что в школе для умственно-отсталых детей. Я спросил, что это дети алкоголиков? Она с болью в голосе ответила: «Нет, дети офицеров с Новой земли».
       Думается, что, установив на территории ЛГУ памятник А.Д.  Сахарову, авторы его как бы часть вины А.Д.  Сахарова возложили на плечи ученых ЛГУ.

    Неприятный осадок от выше изложенного, попробую хотя бы частично сгладить байкой на ту же тему. Изложу ее в редакции, гулявшей по нашей общаге .
 Взрыв на Новой земле заставил физиков ЛГУ вспомнить, что на территории университета находиться циклотрон. С помощью  индикатора радиоактивности решили обследовать всю прилегающую к нему территорию. Заметного превышения естественного фона там не обнаружили. Зато, чисто случайно, обнаружили  превышение этого фона в Большой физической. Получалось, что   мы с Вами, Уважаемые однокурсники, в Большой физической 5 лет не только конспектировали лекции, но и заодно -  слегка облучались. После долгих поисков удалось найти источник излучения. Им оказался кусок радия, который лаборант, демонстрирующий нам физические опыты, долгие годы бережно хранил в память об одном из профессоров.
                Об отце родном
     Прочитав в воспоминаниях Лены Чистовой: «Пошла на физфак. А тут в актовом зале с благородными колоннами выступил седовласый замдекана Вальков и сказал: « Если вы уверены в своих силах, если хотите проникнуть в тайны мира и Вселенной, то идите к нам». Я поняла, что это для меня»,
   Не смог удержаться, чтобы не дополнить ее воспоминания. Если А.Д. Александров был у многих студентов образцом для подражания, то для нас иногородних бедолаг, многие из которых выросли без отцов, «седовласый замдекана» Вальков Валентин Иванович был за отца родного. Не одного и не двух он спас от суровых вердиктов (по лишению стипендии, а то и отчислению) второго замдекана, которого в общаге иначе не звали, как «Ваня – Коля». К сожалению, моя память не сохранила ни имени его, ни фамилии.
 Многим, поступившим на физфак вне конкурса - как спортсмены, и не смогшим учиться на нем, Валентин Иванович помог перейти на более легкие в учебе факультеты.
 Не могу простить себе, что не сумел сохранить, подаренный мне Валентином Ивановичем томик стихов  Афанасия Фета. И тем более –  не догадался и не осмелился спросить его: что я должен был найти в стихах не очень популярного поэта.  Может быть это:
«Еще весна, - как будто неземной
 Какой-то дух ночным владеет садом.
 Иду я молча, - медленно и рядом
 Мой темный профиль движется со мной.
 Еще аллей не сумрачен приют,
 Между ветвей небесный свод синеет,
 А я иду - душистый холод веет
 В лицо - иду - и соловьи поют».
                А. Фет

 
                Окорока в кустах

               
                Посвящается  памяти однокурсника Сергея               
                Поплавского, очень рано ушедшего из жизни               

     В 1964 г. меня и других выпускников Ленинградских ВУЗов, приехавших по направлениям работать в Каунасский НИИ радиоизмерительной техники, поселили в освободившийся производственный корпус на берегу реки Нярис. Заселять корпус начали с подвала, поэтому мы с однокурсником Сергеем оказались в огромном подвальном помещении – используемом до того в качестве обеденного зала, располагавшейся в подвале столовой. В марте 1965 г. к нам подселили еще одного выпускника Ленинградского ВУЗа -  Юрия. У Сергея были  проблемы со здоровьем, поэтому он все свободное время проводил за шахматной доской. А мы с Юрой, как бывшие спортсмены, для поддержания своей спортивной формы совершали регулярные поездки по живописным окрестностям Каунаса на велосипедах.
  Во время очередной велосипедной вылазки решили исследовать, куда ведет серпантин грунтовой дороги, уходящий в лесной массив на выезде из Каунаса в сторону Вилькии. Серпантин оказался не только длинным, но и крутым в завершающем его участке дороги. Поэтому Юре пришлось спешиться со своего дорожного велосипеда, не имеющего переключателя скоростей, и вести своего коня в гору за руль.
    Наконец, серпантин закончился. Вместе с ним закончился сосновый лес, и дорога вошла в редкий  кустообразный березняк. Мой напарник по путешествию вскочил в седло и мы покатили дальше.  Вдруг он затормозил и спросил меня,   тебе этот запах ни о чем не говорит? Я остановился, втянул в себя воздух и, действительно, почувствовал не свойственный березовому лесу запах. После чего ответил ему, да чувствую запах подгоревшего мяса. Юра меня тут же уточнил, не подгоревшего мяса, а копченого свиного окорока!  Юрий в отличие от меня, выросшего в Заполярье и впервые увидевшего свиней в Литве, вырос на Украине. Запах оказался для него не только знакомым, но и  родным.
  Мы положили велосипеды на обочину дороги, чтобы попытаться обнаружить источник столь любимого с детства для Юры запаха. Обойдя большой куст березняка, обнаружили большую кучу, прикрытую куском брезента. Размер брезента был меньше диаметра кучи. Поэтому из под него торчали, свиные окорока, каждый из которых был завернут в упаковочную бумагу.         Судя по всему, лежали в лесу эти окорока не более суток. И, по мнению Юры, попали они сюда прямо  из коптильного цеха, поэтому и источали столь сильный аромат. Те, кто припрятал их тут, знали, что местное население еще не забыло о «зеленых братьях» и без особой необходимости по лесам не шастает.
  Поразмышляв на тему, как нам поступить дальше? Решили взять один окорок в качестве «вещественного доказательства» и вернуться в город, чтобы сообщить о своей находке в милицию. Окорок весил порядка 10 кг и мы его с трудом закрепили на багажник дорожного велосипеда Юрия.   
     Но, доехать до милиции нам не довелось. На крутом участке серпантина, тормоза моего спортивного вело не выдержали - резиновые тормозные колодки вырвало из гнезд. И мой велосипед стал стремительно набирать скорость. Я не сумел вписаться в очередной  крутой поворот и улетел в  кювет.  В результате помял переднее колесо велосипеда, порвал брюки и приобрел несколько кровоточащих  ссадин. После чего мне стало не до окорока и милиции. Общими усилиями постарались выправить помятое колесо, чтобы оно проворачивалось в вилке, и потащились к себе в общагу.
    Превозмогая боль от ушибов и трение искореженного колеса о вилку велосипеда, я еле дотащился до дома. Поездку в милицию решили отложить на неопределенное время. Чертову находку – причину моих несчастий – занесли и бросили на большой обеденный стол.
  Пока я замывал и залечивал свои раны, Юра развернул окорок и наслаждался его ароматом. В одной из стен нашей комнаты была большая, плохо заделанная, дыра – бывшее раздаточное окно столовой. Да и дверь имела большие щели. Поэтому запах от  окорока проник в коридор и соседние помещения.  На него  отреагировал баламут, вечно поддатый и, по этой причине – полуголодный, еще один выпускник Ленинградского ВУЗа - Эдик. Он тут же заявился к нам и спросил, что Серега опять из Одессы что то привез?
  Дело в том, что за год до этого, Сергей вернулся из родной Одессы с мешком зеленых зерен кофе, который он «одолжил» в порту родного города. И на протяжении нескольких месяцев вся общежитская компания холостяков собиралась к нам пить кофе, который мы заваривали в 5и литровом чайнике, предварительно поджарив зерна кофе на большой сковороде и разбив их молотком.
  Эдик не стал ожидать нашего приглашения и разрешения. Извлек из своего кармана складной ножик и тут же отрезал кусочек, чтобы попробовать. После чего воскликнул: «То, что надо!» и побежал к соседям за хлебом.
  А я с облегчением вздохнул, сделав вывод, что тащиться в милицию нам с Юрой  без «вещ дока», наверное, не стоит.
 Осенью мы с Сергеем получили в профкоме путёвки на две или три смены подряд в профилакторий Каунасского радиозавода, который находился за Панемунским лесопарком. Однажды одесский пижон Серёга, возвращаясь поздно вечером в профилакторий из города, заблудился в лесопарке с литовской девушкой-крестьянкой, работавшей в нашем НИИ и тоже жившей в тот момент в профилактории. Звали её Алдона Заводскайте. Я шутя звал ее Алдона Заласкайте.
 В поисках дороги Сергею пришлось залезть на высокую ель и кричать: «Ау, ау». Через месяц они поженились. Но счастье их длилось недолго. Через два или три года Сергей умер от закупорки артерии оторвавшимся тромбом при падении  с мотоцикла.
 За ночь до его смерти я зашёл к нему. Он лежал в постели. На столе перед ним лежали какие-то лекарства, которые он сам себе назначил. Уходя, я позубоскалил: «Если умрёшь, свою «Яву» (мотоцикл) завещай мне». Утром его не стало.


                Байки из Советских времен

   О ненцах.
Узнали ненцы Прошка да Тимофей, что русские грибы едят и решили тоже пойти в тундру за грибами. Собирал, собирал Прошка грибы и увидел лягушку. И спросил у Тимофея: у гриби глази есть, нет? Тимофей подумал и ответил: как же, как же должны быть. Стал Прошка и лягушек в ведро с грибами совать.
Грибы им понравились, особенно, которые с глазами. И решили они последовать другому примеру русских: поехать рыбу ловить. Перед отъездом, как водится у ненцев, попили чаю, разведя костерок на берегу Печоры.  Затем сели в лодку, оттолкнули ее от берега и долго разбирались, как веслами грести. За это время лодку течением унесло далеко вниз по реке. Наконец разобрались и наловчились. Лодка медленно пошла вверх по течению. Гребли Прошка с Тимофеем час, гребли другой, а тони (пологий песчаный берег, где забрасывают невод) все не видать. Притомились уже.  Тут Прошка увидел на берегу догорающий костер. И говорит Тимофею: «однако, огонек горит, кто й то варовал (пищу готовил) и нам  пора цаю попить.»    Пристали к берегу и увидели, что это они тут утром «цай пили». Так до тони они в тот день  не доехали и рыбкой не разговелись.
  О цыганах.
В 40х годах занесла нелегкая цыган на Печору. Остановились они в Усть – Цильме и стали добывать себе на прокорм назойливыми просьбами погадать, попрошайничеством и воровством. Шибко это не понравилось местному населению, особенно бабкам, которые и дома то свои, уходя по делам, не запирали. Стали они умолять мужиков выкурить цыган из села. Мужики стали уговаривать цыган покинуть село. Но, те в ответ: пароходы уже не идут, а лошадей у нас нет. Тогда мужики сказали, мы вам и лошадь продадим, только уезжайте. Тем более, что был в колхозе  до предела ленивый и упрямый конь. Вот и решили его сплавить цыганам. С вечера искололи всю спину коняги шилом и утром предложили цыганам испробовать его верхом. Вскочил цыган на коня, а тот от боли на дыбы, чтобы сбросить седока. Очень понравился цыганам такой конь, и они купили его, не торгуясь.  Но из села все равно не уехали.  Тогда мужики выследили, где цыгане воруют дрова по ночам. Выдолбили в полене дупло, набили его порохом и подсунули в костер дров.  Через пару ночей полено попало по назначению – в печь к цыганам и печь разрушило. Чтобы не замерзнуть в не отапливаемой халупе, цыгане покинули село.
     Прочитав мои байки про Усть-Цильму, мой троюродный брат Г.В. Чупров добавил еще одну:
Уже в 70-х годах мне отец рассказал  толи байку, толи быль.
 Вася Туман (ему уже было за 80 лет) поддался на уговоры молодого зятя и поехал браконьерить. Только выметали сетку, налетела инспекция, сетку отобрали и оформили документы в суд.
 Туман пришел, сидит тихонько, чешет большую седую бороду. Судья, молодая девушка, спрашивает:
 А Вы-то дедушка зачем поехали на рыбалку, в Вашем -то возрасте надо дома сидеть, а не браконьерить.  Василий встал и говорит: В осьминадцатом году нам обещали всё, а нынче что, ровным счётом ни х... Хотел ещё продолжить, но судья говорит: Садитесь дедушка, садитесь.
 Штраф небольшой всё же выписали .

  Про чукчу.
Приехал чукча из тайги на оленях в райцентр и пришел на прием к секретарю райкома партии.
Войдя в кабинет секретаря, возбужденно заявил: «Начальник, я шпиона поймал!» Секретарь спрашивает: «Какого шпиона?».
Чукча в ответ: «А вот он за дверьми стоит».
 Секретарь попросил: «Введите своего шпиона».
Чукча заволок в кабинет связанного по рукам маленького мужика.
 Секретарь спрашивает мужика: «Вы кто?».
Мужик отвечает: «Я начальник  геологической партии». 
Чукча,  торжествуя, поднял вверх палец и воскликнул: « Во!! Он мне то самое сказал! А я знаю, кто у нас начальник партии  - Брежнев!»
   Про ученого грузина.
В бытность мою нач. отделения в Каунасском НИИ радиоизмерительных приборов, приехал к нам в командировку грузин из Академии Наук Грузии. Походил он пару дней по Каунасу, перед отъездом пришел отметить командировку и подает мне два командировочных удостоверения. На мой недоуменный вопрос: а где же второй? Он не менее недоуменно спросил: «А вы, что по одному командировочному ездите?». И пояснил, что второй в это время дома  мандарины в саду убирает. В результате ему хорошо: не надо просить отгул на работе, и мне хорошо: получу двойные командировочные.
    Про евреев
Вызвали Рабиновича в органы и говорят ему: «Не посредствам Рабинович живешь. Где деньги берешь?»
Долго юлил Рабинович, но припертый фактами к стене, признался: «Меня Абрамович содержит».
Следователь спросил, почему он тебя содержит?
Рабинович в ответ: «А, я его от фашистов спасаю».
От каких фашистов, воскликнул следователь, войны уже 20 лет как нет?
Потупив глаза, Рабинович признался : « А, я ему не говорю».
    О дружбе народов.
Слушатель Армянского радио задал вопрос: «Можно ли уничтожать грызунов в квартирах?»
Армянское радио ответило: «Не можно, а нужно. И не только в квартирах, но повсеместно. И не грызунов, а грузинов

                О нечистой силе в Усть –Цильме
   Из рассказов бабушки.
Через год или два после смерти моего деда Василия (мужа бабушки) пошла она в лес на Попов холм корову искать. Дотемна бродила, но корову так и не нашла. Бредет темным лесом и плачет: был бы жив мой боженой Васильюшко, не блудила бы я тут. Вдруг из леса выскакивают страшные мужики, хватают ее, тащат в гущу леса и садят на  пень. Сдернули плат (большой платок) с головы, распустили ей косы и давай наперебой зубоскалить: возьми нас в мужья и не будешь больше одна по лесу шататься. Испугалась бабушка до потери чувств. Очнулась под утро одна в лесу.
   Из рассказов  моей мамаши.
Было ей лет 10, когда жонки и дети рода Чарнышевых во главе с дедом и бабкой закончили сенокосить на Высокой горе к Ильину дню и собрались переезжать на другую пожню. Староверы в церковные праздники не работали. Но, погода стояла  сухая и теплая, и деду не терпелось, поскорее переехать на вторую пожню, пока не испортилась погода.
 Потому он, сказав бабке: «Езда не работа. Бог простит», скидал утром в Ильин день весь сенокосный скарб в лодку и заставил бабку со всей оравой сесть в нее. Сам закрепил  один конец бечевы за бедь лодки,  другой завязал за гуж хомута лошади, оттолкнул лодку в реку, вскочил на лошадь и, используя в качестве бурлака лошадку, повез лодку. 
Берег был песчаный и ровный, но местами у самой воды торчали коряги ивняка, свороченного  в воду льдом во время ледохода. Бабка, сидевшая на корме лодки за рулем, вдруг в ужасе запричитала: «вот беда, вот беда..», увидев как, объезжая очередную корягу, дед с лошадью исчезли под водой. Бурление воды в месте исчезновения деда с лошадью прекратилось, и на ней плавал только обрывок бечевы. Через какое то время из воды выскочила лошадь и понеслась вдоль берега. Затем, проклиная вся и все, выполз на берег дед. 
Через пару дней, когда очухался, дед с мужиками осмотрели место своего исчезновения под водой. Никакого омута, даже малюсенькой ямы, они там не нашли. Воды там было всего по колено.
   Великолепным рассказчиком былей и небылей о том, как  нечистая сила пугает в Усть – Цильме, был мой двоюродный брат Леонид Носов. Рассказывал он нам (мне и своим младшим братьям) перед сном, когда мы залезали в сани - розвальни, служившие нам кроватью, под огромное одеяло из овчины в темных поветях их дома в Усть – Цильме в начале 50х годов. Не могу себе простить, что не хватило тогда ума, хоть что-нибудь из его рассказов запомнить и записать.
В те годы не только дети, но и бабушки искренне верили, что на Высокой земле и Поповом холме водится шишко или какая то другая нечистая сила. Которая не только пугает в лесу, но и присутствует при гадании незамужних девиц в темную зимнюю ночь на поветях дома на суженного своего. Иногда в золотом кольце, опущенном в  блюдце с водой, перед взором девушки возникал не облик  ее суженного, а мерзкая морда черта или  лешего, что приводило девушку к глубокому обмороку.   Еще чаще шишко напоминал о себе на Высокой горе осенью, когда старухи в избе ложились спать, а старики встречали вечернюю зорьку на озере. Не успевал старик добыть пары уток, как до него начинали доноситься причитания бабки: «Дедко, поди домой, дедко, поди домой».  В избе он находил бабку мирно похрапывающей. Растолкав её, узнавал, что у нее и в мыслях не было звать его домой.   
  В бытность студентом, во время летних каникул за чаем у вечернего костра на рыбалке заговорил на тему о нечистой силе с дядей Исаем, который в отличие от другого дяди Ивана – балагура, рассказывать не любил. Хотя ему, побывавшему в лагерях после раскулачивания и прошедшему через Великую Отечественную, наверняка, было что рассказать.
Рассказал ему пару баек, которые услышал в Усть – Цильме по дороге из Питера в Нарьян – Мар, и спросил, что он, выросший в Усть – Цильме,  знает об этом. Немного помолчав, он ответил. Мне, племяш, как члену партии, верить и тем более рассказывать эти байки не положено. Но, то что однажды  случилось со мной в молодости тебе поведаю. Ездили мы   с Митей Комаром, нашим родственником, в декабре за сеном на Высокую гору. Хотя в декабре считай круглый день темно, но погода была морозная, ясная и светила луна. Дорога была хорошо укатана, конь был справный. Поэтому на обратном пути мы с Митькой залезли на воз сена и задремали. Вдруг конь сначала захрапел, затем почти завыл как волк. Я сел, чтобы глянуть,  что случилось. И в ужасе завопил от увиденного: «Митька!». По дороге, на встречу нам скакало привидение на белой лошади, сидя верхом на табуретке. Мы с Митькой от страха пали на сено вниз лицом. Наш конь метнулся в сторону, раздался треск сломанных оглобель….. И после этого все стихло.
Очухавшись, мы прихватили на всякий случай топор, вилы и слезли с воза. Но никаких следов приведения не обнаружили. Можно было предположить, что это нам с Митькой приснилось, если бы не сломанные оглобли и нервно всхрапывающий конь.   
                2013 – 2014 годы.