Зимние заметки на полях. Снег. 1ч

Это был последний день ноября... Или первый?
А если первый, то ноября или декабря?

Шёл снег. С ночи. И снегопад всё усиливался. Мося поёжилась.
Наверное, надо включить телевизор и уточнить день недели. Только вот незадача -- телевизор полгода не работал. Радио тоже.

В доме было холодно и сумрачно. Бревенчатая избушка тихонько поскрипывала, охала, пощёлкивала деревянными половицами, остывая на студёном ветру. Мося закуталась в ватное одеяло, засунула ноги в валенки и прошлёпала к печке. Огонь погас давно, и оттуда тянуло холодом.

Надо затопить -- подумала женщина. В сенях лежали припасённые с вечера дрова. Она взяла охапку и принесла в дом. Подложив под дрова бересту, зажгла спичку и бросила на поленья. Спичка погасла. Израсходовав половину коробка спичек, Мося всё-таки растопила печь. Теперь можно поставить чайник, закопчённая медь которого тускло поблёскивала внутри печи.

Мося приехала сюда  восемь месяцев назад. Она не бежала от несчастной любви, потому что никакой несчастной любви и не было в её жизни, не скрывалась от цивилизации, не отрицала благ городской жизни. Просто однажды проснулась и поехала на вокзал, купила билет на поезд, и уехала туда, где провела своё детство -- в дом своей прабабушки.

Чайник, попыхивая паром, протяжно гудел, как первые теплоходы, разрезающие гладь реки после зимней спячки. Сейчас река стояла запаянная льдами, с остановившимся на время сердцем. А снег продолжал сыпать, сыпать и сыпать.

Мося заварила травы в заварочном фаянсовом чайничке. Этот чайничек привёз из Китая её прадед в подарок своей жене -- белая керамика покрылась тонкой сеткой трещин, китайская пагода поблёкла, но рисунок ещё угадывался. Мося его помнила очень чётко: синяя пагода в кружеве причудливых цветущих ветвей. Маленькой, она представляла себя китайской принцессой, гуляющей в саду под ярким разноцветным зонтиком.

Сидя за столом перед небольшим окошком, женщина жмурясь пила горячий ароматный чай. Всё-таки, снег -- это маленькое чудо! Она это сказала вслух? Мося рассмеялась. Конечно, это сказала она!

Одиночество давно её не тяготило. Как можно быть одинокой, когда внутри живёт память о тех, кого она любила?

Рузик, Фаня, Кит, Одри... Мама.... Они были... Нет! Они есть! Внутри неё! Тепло печи заполняло комнату, огненные языки танцевали на поленьях, ласкали их, поедали... Мося подкинула парочку дровин, и пламя с удовольствием приняло их в свои жаркие объятия. Вот так и люди -- подумала Мося -- сначала принимают тебя в свои объятия, а потом удивляются, почему от тебя остаётся лишь кучка пепла?!

Хотя... Мося не жалела себя. Никогда. Ни для кого.

Пора приниматься за работу! Или сначала снег почистить, вместо разминки? Лучше, снег!

Мося оделась в тёплые камуфляжные штаны и ватник, оставшиеся от мужа, на голову повязала бабушкину шаль, и вышла за дверь.

Засыпанный снегом двор, ели у забора, сам забор в белом -- белый, цвет новизны, чистоты, мудрости. Мося любила белый цвет. Она, вообще, любила зиму. Потому что в сердцевине каждой зимы -- чудо! Снег!

Невесомые тонны снежного чуда. Падающие с небес. Заботливо укрывающие местность от мороза. И вселяющие надежду. Надежду на чудо! Которое скоро с ней обязательно случится...


30.11.2015