Элис. Глава 1 В Сумраке

Скука. За последние месяцы, начавшие свой отсчет с приходом зимы, это было для Элис самым привычном, а то и вовсе неизменным ощущением. И вечер этого дня, день недели которого Элис не смогла бы вспомнить, даже если бы ей пообещали денег, не был исключением.
Элис стояла у стойки с кассой, как обычно не позволяя себе сесть, когда в салоне есть клиенты, и читала Скин Дип, приглядывая за клиентами одним глазом. Они справлялись со всем сами, а выработанное за два года чутьё говорило ей, что сегодня эти клиенты не добавят в кассу ни единого пенни, а ошибалась она редко. Их было трое, точнее четверо.
Первыми пришли, и до сих пор не ушли, отвлекая её от чтения и бухгалтерской возни уже больше часа, жизнерадостная, словно из старых американских фильмов, мамаша, и её нерешительная дочка, которой еще наверняка не было и шестнадцати. Мамаша хотела что-то “миленькое”, дочка хотела что-то “классное”, и сойтись на чем-то одном у них не получалось. Элис подсунула им несколько своих альбомов с фотографиями и эскизами, что занимало их на какое-то время, пока они снова не обращались к ней за её личным советом и мнением, которым хотели подкрепить своё пока еще полностью отсутствующее решение. Элис знала, что они уйдут сегодня ни с чем, точнее она останется ни с чем, затем придут и уйдут еще раз, и только на третий раз, потратив кучу её времени и сил, наконец заплатят за какую-нибудь скучную работу, вроде россыпи звездочек или скучную надпись псевдокрасивым шрифтом. Или же не придут вовсе.
Не смотря на неформальную внешность Элис и обстановку салона такие клиенты приходили к ней благодаря вывеске с обширным набором услуг, отзывам клиентов, и тому, что она умела не только выглядеть мрачной и жесткой, но и умела по-доброму улыбаться таким людям, хоть улыбка и давно перестала быть искренней/ Так же она умела говорить с людьми на понятном им языке, разжёвывая всё до мельчайших подробностей. От “офисных пчёлок”, как Элис их называла, она получала неплохой доход и за него была готова терпеть их занудные разговоры и необходимость улыбаться людям, которые считали себя выше её во всём.
Вторым клиентом был мужчина неопределенного возраста в плаще цвета только что залитой водой высохшей земли, старомодной, и поношенной, шляпе, с бледным и ничего не выражающим лицом. Элис определила его не как офисную пчелку, а скорее как уже перегоревшего мотылька. Он зашел молча, не издал ни звука, ни поздоровавшись даже кивком, и вообще делая вид, что он тут один и ничего кроме него больше нет, и начал рассматривать стены сквозь висящие на них фотографии. Так он делал уже пол часа.
Ничего необычного в таких клиентах для Элис не было. Типичный, медленно пожираемый изнутри шизофренией, городской житель, который живет внутри самого себя и лишь от части пересекается с реальным миром. Лучше было им подыгрывать, если они обращали на тебя внимания, или игнорировать их, если они игнорировали тебя, и тогда они исчезнут сами собой. Самым худшим вариантом было, если они вдруг захотят поговорить. Тут существовало два варианта развития событий -это будет либо поток абстрактного бред, нёсшим который нужны были только слушатели для их разговора с демонами в собственной голове; либо бредовая проповедь на любую возможную тему, в основном утверждающая, что Элис живет неправильно, делает что-то ненужное, или богомерзкое, и для неё обязательно уже готово место в аду, как, впрочем, и для всех остальных. К последнему обычно приходили оба типа бесед. И именно для таких клиентов у Элис на стойке стоял уже антикварный эбонитовый телефон. Стоило сказать “уходите, или я вызываю полицию”, и после череды проклятий городские сумасшедшие исчезали.
Сегодняшнего типа Элис уже даже как-то раз видела на улице, и, вроде бы, в ближайшем пабе. Он так же бесцельно шатался по улице вечерами, или стоял в пабе, изучая песчинки пыли в воздухе. Их никто не трогал, ведь с больными на голову, каким он мог оказаться, как и с идиотами, лучше не связываться, причем примерно по одной и той же причине. Элис оставалось надеяться, что в ближайшее время тип в плаще классического эксгибициониста найдет смысл вселенной, тут же забудет его, и молча уйдет искать его в какое-то другое место.
Третьим был мужчина лет тридцати пяти, с широкими плечами, выпирающими ключицами, торчащими вверх короткими волосами, в бесцветно-серой куртке-ветровке с закатанными рукавами, и темных джинсах. Элис сразу приняла его за полицейского в штатском или кого-то вроде того. Она часто их видела, потому что здесь часто были те, кто им так нужен. Все кто занимались расследованиями, да и патрулированием улиц тоже, казались ей одинаковыми, или имели довольно ограниченное количество типажей.
В сегодняшнем представителе исполнительной власти она видела типичную самоуверенность и высокомерную снисходительность, которую они обычно проявляли в её салоне. Это виделось и чувствовалось во всех его действиях, в том как он пренебрежительно листал журнал с её эскизами, с каким постным лицом рассматривал фотографии и обстановку салона, как он небрежно кивнул ей и смерил всё-сразу-понимающим взглядом. Элис по обыкновению мило улыбнулась ему и поздоровалась, но подходить не стала. Она хорошо знала, что такие люди заговорят с ней первыми и только в тот момент, когда сочтут нужным.
С момента открытия “Цвета и формы” Элис повидала много полицейских, и очень быстро начала их не любить. Их профессиональная деформация, или нечто вроде выработанного снобизм заставляли их смотреть с каким-то отвратительным пренебрежением, как на слабую будущую жертву, на всех, кто не был “частью общества”, на тех не ходил в офис и не одевался по дресс-коду. На людей в пиджаках и галстуках же они смотрели как на неудачников и слабаков, которые тем более не чета им. Так что среди полицейских у Элис друзей не было, да и это бы дурно отразилось на её бизнесе.
Первые знакомства с полицейскими начались после первого клиента из разряда “антисоциальных граждан”, как их называли сами полицейскими, и с первым таким гражданином Элис познакомилась на второй неделе после открытия. Это был смертельно пьяный китаец, который не сколько зашел, сколько завалился к ней перед самым закрытием, и совершенно не говорил по-английским, только размахивал сотней фунтов, быстро и невнятно что-то говорил на китайском и указывал на свою руку. Элис он сразу показался несколько подозрительным, это чутье было выработано еще в прошлом салоне, и заниматься им она не хотела. Объяснять бандиту с похмельем, что в новом рисунке на его теле виноват он сам и алкоголь - не самое интересное и безопасное занятие.
Китаец уходить не хотел и достал из карманов еще одну сотню, попутно выронив на пол еще две, и продолжал указывать на руку. Отказываться от такой суммы денег, по крайней мере от той, что были у него в руке, Элис не решилась, деньги ей были очень нужны. Под рубашкой китайца оказалось довольно большое количество татуировок явно сделанных в разные годы его жизни, и подпортившиеся соответственно. На его левой руке, на которой он так явно акцентировал внимание, была оплетающая руку от плеча до кисти змея, ползущая со спины, и проплывающие под ней ни то карпы, ни то окуни. Сделано это было весьма сомнительно. Суть же была в том, что всю эту работу портил внушительный и уродливый шрам практически у самого плеча, и выглядел он так, словно его оставили топором или мачете. Китаец тыкал в него, повторял одни и те же слова, и, видимо через алкогольную пелену разглядев хмурое лицо Элис, достал еще пятьдесят фунтов.
Понять что именно он от неё хотел Элис не смогла, но решил обыграть шрам как рябь на воде, и обновив всё, что было нанесено на руку до неё неизвестным мастером, который не вызывал у неё уважения. Всё это было не сколько сложно, сколько действовало на нервы - китаец отключился на кресле примерно через пол часа и иногда всхрапывал так, что Элис вздрагивал, по этому понять, правильно она поступал или нет,было невозможно. К тому же она впервые видела человека, который даже под дозой алкоголя смог заснуть в тот момент, когда его татуируют.
Через три с половиной часа Элис забрала у внезапно обретенного клиента полагающиеся ей деньги, запихнула в его карманы всё, что он уронил, шутить с этим было опасно, да и красть ей было противно, после чего оставила его спать на том же месте, оставив открытой входную дверь, чтобы проснувшись он исчез сам собой. Так и случилось - когда Элис снова поменяла входную табличку на “открыто”, а было это около полудня, китайца уже не было, и не закрытая касса, в которой она специально оставила только пятьдесят фунтов, была цела.
История с китайцем продолжилась ближе к вечеру, когда он пришел в компании двух друзей, которые были трезвы, хмуры и от которых веяло холодом, как от бордюрного камня. Её клиент, едва зайдя в салон с друзьями, сразу начал издавать много непонятных звуков, указывая на неё и говорят что-то своему старшему товарищу, видимо вспомнив место, где он вчера был. Старший из трех, коротко стриженный и довольно высокий китаец в темных очках и продолговатой козлиной бородкой твердым шагом подошел к стойке, за которой стояла Элис:
-Ты вчера делать его? -китаец говорил так резко и прерывисто, словно выплевывал пули.
Элис была бы рада засмеяться акценту и построению предложения, но она чувствовала всю серьезность ситуации, и сохранила каменной лицо. По крайней мере один говорил по-английски, это уже было хорошо. Может быть.
-Я, -кивнула она в ответ.
-Сколько ты взять?
-Двести пятьдесят за всю руку.
Элис очень старалась сохранить ровный голос и выражение лица, хотя ощутила, как коленки стукнули друг о друга. В салоне они были одни, прямо за ней был вход в квартиру с еще лучшей звукоизоляцией, да и на улице было пустынно.
-Какие-то проблемы? -через силу выдавила Элис.
Каменное лицо китайца изменилось так же, как за последний год изменилась мостовая на соседней улице, и холода было столько же. Китаец резко скинулся с себя куртку, бросив её своему дружку, или подручному, тогда Элис ничего еще про них не знала, чем заставил её нервно сглотнуть, затем развернулся к ней спиной и задрал водолазку. На его спине была выколота красивейшая и очень сложная работа - красный карп, который боролся с полуобнаженным мужчиной. Татуировку едва прикрывал воротник водолазки, а заканчивалась она где-то уже под джинсами, но самое главное - она была испорчена несколькими шрамами, похожими на последствие пулевых ранений, дюжиной порезов и ссадинами.
-Ты меня делать сколько?
С этой фразы началась дружба Элис с местными китайцами. За целый она так и не смогла точно определить, кем же они были, но для себя она решила, что они нечто вроде английского крыла китайский триады. Сами они об этом не говорили, а она не собиралась спрашивать, за это качество её многие ценили. Впрочем, пару раз увиденных у них пистолеты и большие ножи говорили о них достаточно.
На китайцах она заработала приличные деньги, и получала массу удовольствия. Работать с ними было весело, они всегда пили, шутили, смеялись, наливали ей, и Элис постепенно даже начинала улавливать о чем они говорят, но работать приходилось много. Не только потому что их было много, хоть и различала она их только по татуировкам, но и потому что хотели они от неё очень много, так что ей приходилось ради них закрываться на целый день. А на то, что они иногда приводили с собой проституток и были под кокаином, который она запрещала им принимать у себя в салоне, Элис просто не обращала внимание.
Вскоре Элис пришлось узнать, что её дружелюбие и желание заработать создаёт ей дурную славу, которая распространялась быстрее осеннего гриппа. Уже через несколько месяцев она знала в лицо всех бандитов всех окрестных районов, которые были не только не прочь пообщаться с красивой девушкой, которая не терялась при их виде, но и нуждались в различных косметических услугах.
Много раз ей предлагали расширить список собственных услуг, от передачи непонятных слов зашедшим в определенный час людям до передачи чемоданов, в содержание которых она не должна была лезть. Были, конечно, и более простые предложение, такие как посредничество при продаже оружия всякому сколовшемуся отребью, торговля собой под чьим-нибудь щедрым покровительством и всё в подобном духе.
Разумеется внимание полицией она привлекла практически так же быстро, как и внимание своих особых клиентов. Последние приходили к ней только по звонку, чтобы не распугивать более обыденную публику, но умение держать своих клиентов в узде и не делать с ними ничего кроме того, что написано на вывеске, помогало ей избегать претензий со стороны людей в форме и, иногда, без неё. В тех же редких случаях, когда новые клиенты отказывались воспринимать адекватно её “нет”, ей помогало знакомство с другими клиентами.
Не смотря на полную легальность своего бизнеса, за чем Элис очень пристально следила, с полицией ей пришлось познакомиться весьма плотно. Она не единожды была в местном участке, пережила пару обысков, имела множество иногда доверительных, а иногда и жестких бесед практически со всеми местными полицейскими, которым нечего было ей предъявить кроме пребывания в плохой компании. Именно так Элис пришлось узнать об отношении полиции к себе и всем, кто не старается всеми своими силами сторониться всего, что хотя бы кажется незаконным.
От одной только мысли о полиции Элис не могла сдержать раздраженный вздох. Приятно скрипнувшая дверь и звон колокольчика заставили её отвлечь от журнала, чей выпуск был посвящен модным объёмным татуировкам, и уделить толику внимания затихшим посетителям. Она рассчитывала встретиться взглядом с мистером “я крутой полицейский без формы”, который наверняка ждал пока все уйдут, чтобы показать ей пару фотографий и задать десяток вопросов, но вместе этого вплотную к стойке стоял мужчина в плаще.
Он стоял неподвижно, буквально прижимаясь животом к стойке и пристально смотрел ей в глаза, а Элис совершенно не уловила момент, когда он подошел так близко.
-Вы…-слова внезапно застряли у Элис в горле, превратившись в мерзкий и холодный ком, который она никак не могла проглотить. -Вы ч-что-то хотели?
Его глаза. Что-то не так было с его глазами. Они были какие-то другие. От них было едва возможно оторваться, они затягивали, засасывали. Элис хотела не смотреть в них, но не могла. Ей потребовалось чудовищное усилие воли, чтобы оторваться от них хотя бы на секунду, за которую она панически оглядела салон, и поняла, что мать и дочь ушли, полицейский ушел, и что она осталась наедине с этим человеком. Одна.
-Ты мне нравишься, -произнес человек.
Его голос хрипел и шипел, и каждое слово будто давалось ему с усилием. Его рот был приоткрыт, а губы постоянно немного двигались и подрагивали, будто в судороге или словно они произносили что-то, чего она не слышит.
Элис почувствовала, как её тело само напряглось как струна и как ногти до боли впились в стойку. Она давно перестала быть пугливой, но сейчас вдруг ощутила такой страх, от которого не могла сдвинуться с места. Такой ужас она помнила только по своим самым страшным детским ночным кошмарам. Доски пола вцепились ей в ноги, как трясина, а шокер, лежащий который она хранила под стойкой, казалось лежал очень, просто невероятно далеко.
-Ч-ч-что?
Эти слова сами сорвались с её похолодевших губ. Элис едва узнала в них свой голос, он больше напомнил ей блеяние. Ей было бы стыдно, но место стыда занимал сковывающий, холодный, иррациональный страх. Она не понимала, что с ней происходит и почему она так боится. Этот взгляд, эти глаза. Ей начали видеться вещи, странные вещи. Ей виделось, будто его лица тоже немного подрагивает, а зрачки и радужная оболочка его глаз разделились на две части, превратившись в скрытые за тонкой оболочкой глаза вертикальные пасти.
-Ты. Мне. Нравишься.
Его голос стал еще более хриплым, и низким, нечеловечески низким. Мужчина не двигался, не менялся в застывшем и одновременно колышущимся лице, которое не выражала ничего, кажется даже не дышал, но Элис казалось, что прямо сейчас перед ней распахивается гигантская, невидимая, полная огромных зубов пасть, которая измельчит её до состояния фарша.
Из полного оцепенения её вырвало какое-то движение, которое она видела только краем глаза, всё еще не в силах оторвать взгляд от хищных глаз стоявшего перед ней человека, в чей человечности она всё больше сомневалась. Полицейский. Он возник из ниоткуда, спрятаться ему было негде, тем более человеку с его комплекцией, и он был меньше, чем в паре метров от мужчины, словно появился из пустоты, как фокусник.
Всё начало казаться Элис невероятно медленным, как когда на пол падает что-то важное. Каждое мгновение застывает перед глазами, но тело не успевает среагировать, и остается только быть беспомощным наблюдателем.
Резкое движение. Полицейский быстро вынимал что-то из под одежды. Что-то было под его курткой. Пистолет. Большой, черный. Быстрое движение по дуге и ствол пистолета уже смотрел мужчине в бок. Рядом с Элис словно выстрелили из корабельной пушки. Пистолет плюнул огнём, как огромная зажигалка, раздался оглушительных сухой хлопок, от которого зазвенело в ушах, а все предметы в салоне будто подпрыгнули, и всё стало еще медленнее. Элис даже не дрогнула.
Он ни на секунду не остановился, поднимая пистолет еще выше, держал его уже двумя руками, целился в грудь, и снова выстрел, и еще, за ним другой. Пистолет в его руке продолжает взлетать вверх, и уже смотрел мужчине в плаще в голову. В весок. Полицейский держит пистолет на вытянутых руках, повернувшись чуть боком к своей цели. Еще выстрел, затем еще один, и еще, и еще.
Что-то было не так. Элис не могла понять что именно. Не сразу. Мужчина в пальто. Он всё еще смотрел на неё. Не сдвинулся с места, не моргнул, не колыхнулся. Не было крови, не было пролетавших тело насквозь и разрывавших его на выходе пуль, не было раскроенного, словно маленькими молотками, черепа. Полицейский не мог промахнуться. Не с такого расстояния, не после стольких выстрелов. Сколько их было? Пять? Или семь? Или десять?
Правая рука мужчина в пальто, та рука, которая должна была быть прострелена, которая не должна была уже двигаться, потому что мужчина в пальто должен был быть на полу, мёртв, не узнаваем, без головы, взлетела с едва различимой для глаза скоростью. За короткое, невидимое мгновение ладонь мужчины схватило полицейского за голову, запрокидывая его лицо назад. Еще один выстрел, вслепую, но без шанса на промах. Ничего. Ладонь мужчины сжалась, сминая череп и лицо полицейского как жестяную банку. Раздался ужасающий влажный треск и из его глаз, ушей, носа и рта хлынула кровь. В следующее мгновение их было уже не различить в том кровавом месиве, в которое превратилось его лицо.
Элис не могла даже закричать. Она всё еще смотрел в глаза мужчины в пальто, он за всё это время ни разу не оторвал от неё взгляда. Тело полицейского обмякло, руки упали вниз, не выпустив пистолет, колени подкосились, на джинсах начало расти темное пятно, но тело не упало на пол. Мужчина в пальто держал его, за голову, за то, что от неё осталось, на вытянутой руке. Мир за пределами салона перестал существовать, его не было уже много лет. Элис не знала дышит ли она, бьется ли её сердце. Она продолжала смотреть в пожирающие её глаза.
Другая рука мужчины взвилась в воздух как плеть, изогнулась словно в ней не было костей, а затем резко, по косой, опустилась. Элис показалось, что её лицо взорвалось изнутри с такой силой, что этот взрыв должен был разорвать её тело на части. Рука-плеть ударила её наотмашь. Ноги Элис оторвались от земли, голова на огромной скорости соприкоснулась со стеной, и в глазах стало темно прежде, чем лицо коснулось пола.

Когда непроницаемая темнота, которой сознание попытался укрыть её от внешнего мира, рассеялась, и Элис попыталась открыть тяжелые, словно залитые бетоном веки, первое, что она ощутила, была боль. Боль во всём теле, но больше остальных мест болела спина, затылок, лицо, особенно челюсть, и щиколотка. В голове, со скоростью сто пятьдесят ударов в минуту, забил огромный колокол, боль от которого по крови распространялась от головы до кончиков пальцев ног.
Открывая глаза Элис больше всего на свете хотела увидеть потолок госпиталя, а себя - в кровати. Она бы обязательно его узнала, этот потолок, она видела его не раз, была бы очень рада врачу, чтобы с ней не случилось, и полицейским тоже, сколько бы вопросов они не задавали. Но перед её глазами был не потолок госпиталя, она была в другом месте, тоже очень хорошо знакомом. Элис хотела закричать, забиться в ужасе, лишь бы её услышали и пришли на помощь, но она не смогла только слабо промычать, а тело едва двигалось вовсе, словно надутое изнутри. Она была у себя дома, в комнате над салоном, в собственной спальне.
В одно мгновение карта боли сложилась в единую картину - её тащили. Держа за ногу, по лестнице, наверх, и её голова затылком билась о каждую ступеньку. Челюсть не двигалась, она была сломана, и было больно, дико больно. Элис посмотрела в сторону. Шея двигалась так тяжело, словно все мышцы в ней давно замерзли и умерли, тогда же она впервые в жизни по настоящему захотела, чтобы она тоже давно замерзла и умерла.
Мужчина в пальто стоял посреди её погруженной в полутьму спальни, рядом с ним, на полу, лежало тело полицейского. Мужчина держал его за руку, а на нём самом не было лица. Ни глаз, ни носа, не рта, ни ушей, ни волос. Ровная, бледная кожа. Его голова без лица была похожа на кожаное яйца. Яйцо пульсировало, ритмично, как биение сердца, сдувалось и надувалось. И мужчина не держал полицейского за руку, их руки слились. Не было ладоней, держащих друг друга. Была рука, которая начиналась в плече полицейского, и заканчивалась плечом мужчины в пальто.
С полицейским, с тем, что от него осталось, тоже что-то происходило. Он тоже пульсировал, но с каждым новым ударом невидимого сердца он высыхал, истончался. Под кожей пропадали мышцы, и с каждым ударом он становился всё более сухим, всё больше напоминал старый, ссохшийся труп, мумию.
Элис не знала сколько времени прошло, сколько она не дыша смотрела в темноту на то, что не понимала, что не хотела видеть, и что хотела как можно скорее забыть. Она не знала, не остановилось ли время вовсе. С мужчиной в пальто начали происходить новые изменения. Он начал меняться, весь. Он постепенно становился выше ростом, становился шире, мощнее. На его обтянутом кожей черепе, в который будто никогда не попадала ни одна пуля, начали проступать черты лица. Черты лица полицейского. Нос выдвигался вперед, ниже, как натянутый винил треснула кожа и начали появляться губы, расти зубы, а полицейский лежал на полу, будто умерший десятки лет назад.
Мужчина в пальто, или, теперь уже, полицейский, всё это время смотревший в никуда отсутствующими глазами, медленно повернулся к ней. Кожа на месте глаз порвалась и в образовавшихся прорезях как гнойники надулись белые глаза без зрачков, которые появились минуту спустя, словно вспылили из глубины, не сразу найдя центр глаз, блуждая по нем. Создавалось впечатление, словно он, оно, это существо, смотрит глазами в разные стороны, как хамелеон.
Хамелеон. Это слово засело у Элис в голове, поселившись среди кричащего белого шума, которым было её сознание. Она против воли думала о том, что будет дальше, что будет с ней. Её убьют так же легко и страшно, как люди давят насекомых, или же он впитает её в себя, пока она еще жива, и станет ею?
Это этой мысли её отвлёк острый, режущий слух звук. Треск. Разбивающееся стекло, которое падало на пол и разбивалось снова. Из деревянной рамы окна начали вылетать щепки и стеклянная крошка. Пули, много пуль. Целые очереди бесшумно влетали в окно, как злые пчёлы, и осыпали её деревянными щепками когда промахивались мимо цели и вгрызались в стену за её спиной.
Сначала существо не реагировало на них, как и раньше, но потом дернулось, один, второй раз, а затем у него из груди вырвалась тонкая яркая струя. Она была густая, светилась оранжевым светом, как раскаленная магма, и над ней были видны вспыхивающие на мгновение язычки пламени. После первой вырвавшейся струйки, которая будто заменяла существу кровь, появились еще несколько. Они вылетали из него и падали на пол, быстро остывая и пропадает в темноту, которую только что разгоняли своим светом, каким-то чудом не поджигая деревянный паркет.
Существо дернулось сильнее, всё еще не издав ни звука, сделало резкий шаг вперед и припало на одно колено, смотря только что образовавшимися глазами сквозь пол, в никуда. Из его лба выбило еще одну струю застывшего огня, но рана мгновенно затянулась, а существо это будто даже не заметило. Тогда же рука существа и мёртвого полицейского разъединились. Даже не разъединились, они оторвались друг от друга, оставив рваный обрубок у существа и оголенные, мгновенно осыпавшиеся на пол кости руки полицейского. Существо так и не издало ни единого звука.
Стрельба прекратилась, и едва это произошло в комнату кто-то ворвался, выскочил из дверного прохода. Невысокий, и совсем не крупный мужчина, в чем-то похожем на военную форму. В левой его руке был большой, огромный белый пистолет. Он целился в голову существа. Сначала его голову и всю комнату озарил белый свет, затем она дрогнула от звука выстрела, как будто стреляли из ружья. Затём все снова повторилось. В носу начало резать от запаха серы. Это был не пистолет - обрез, один ствол над другим, выкрашенные в белый цвет и такого размера, будто предназначались для самого крупного слона на свете.
Первый выстрел разорвал голову существа на две часть, сделав его похожим на огромную мухоловку, или на раскрытую пасть с рваными краями вместо зубов, второй оставил огромную дыру в груди. По комнате разлетелись светящиеся и горящие ошмётки. Из ран вырывались живущие мгновение языки пламени. Внутри существа не было ничего, ни органов, ни пустоты, словно оно было целиком из той магмы, которую из него выбивали пули.
Секунду спустя после второго выстрела солдат с обрезом вскинул высоко вверх правую руку, в ней что-то сверкнуло, и существо оказалось разрубленным надвое от живота и выше, и едва не распалось на две части. Образовавшаяся огромная открытая рана изрыгнула пламя, как подожженный газовый карман, огонь которого ударил в потолок и тут же расползся по нему тонкой яркой пеленой, жадно пожирая новую добычу. Солдат быстрым движением спрятал свой пистолет-обрез за спину, схватил Элис за руку и одним рывком поставил её на ноги. Он вцепился ей в ладонь так крепко, что она бы вскрикнула, если могла.
-Шевелись! -крикнул солдат так громко, что у неё снова зазвенело в ушах, как от выстрела.
 Собственное тело казалось надутым изнутри, как будто заполненным водой. Элис казалось, что она вся была в синяках, ссадинах и кровоподтеках, а в голове была только одна мысль - “пусть всё это закончится”.
Солдат бежал и вёл её за собой с огромной скорость, скорее даже тащил. Из комнаты в коридор, налево, вниз по лестнице. На последних ступеньках он отпустил её руку, снова вытащив свой пистолет-обрез. Элис едва чувствовала свои ноги и как только потеряла опору в виде руки солдата тут же упала, скатившись с последних ступенек лестницы. Она не успела ощутить боль - солдат снова схватил её за руку и потащил за собой, и тогда же наверху что-то закричало, загудело и завыло одновременно. От этого жуткого шума затряслись стены и задрожали стёкла, словно что-то начало биться в бешеной ярости, ломая всё вокруг, вылетая в коридор вслед за ними, не замечая стен, круша пол и потолок. От этих звуков хотелось упасть, сжаться и больше не дышать до самой смерти, либо же бежать так быстро, как только можно. Элис выбрала второе и хватка солдата немного ослабла. “Все ко мне, живо!” - снова закричал солдат.
Элис была в своём салоне, в своей квартире, где всё знала наизусть и могла ориентироваться даже в темноте, которая сейчас была по всюду, но именно сейчас едва понимала где находилась. Мгновение и над ней уже не было крыши, несколько шагов под ногами была жесткая каменная плитка, потом трава. Солдат с неожиданной силой толкнул её в сторону, роняя на траву вдалеке от себя и разворачиваясь на месте. Элис поняла, что она была на заднем дворе своего дома, из которого был еще один выход, она хотела прокричать вопрос почему они остановились, когда надо бежать, но тогда же она увидела, как выход из её дома буквально вылетел наружу.
На задний двор её дома, снеся дверной косяк и часть стены на огромной скорости выбежала, или же вытекла, бесформенная масса цвета человеческой кожи. Снова два оглушительных выстрела и в существе образовались две большие дыры, которые сразу начали уменьшаться. Практически сразу, но уже не так быстро, как раньше. Солдат выбросил в сторону свой пистолет-обрез, из ствола которого шел дым, и только тогда Элис увидела, в свете тусклой лампы, освещающей задний двор, что солдат был женщиной. Черные сапоги, бледные бело-серые брюки, такого же цвета китель с двумя широкими красными линиями идущими от воротника к подолу и двумя тонкими от воротника к рукавам через плечи, длинные черные волосы заколотые на затылке.
Рядом с ней в землю была воткнуто нечто вроде шпаги, а в руках она уже держала небольшой автомат, ствол которого заканчивался длинным глушителем. Она не собиралась целиться, начала стрелять от бедра, и только потом приложила приклад к плечу. Автомат стрелял недолго и издавал негромкие острые, шипящие звуки, выплевывая пули на огромной скорости. Как только он замолк воздух снова заполнился шумом - под стволом автомата было что-то вроде еще одного обреза, который оставлял на существо множество мелких дыр, которые теперь исчезали еще медленнее.
Пустая обойма автомата упала в траву, её место тут же заняла новая. Движения женщины-солдата были точными и очень быстрыми, словно она делала это сотни раз. Автомат снова начал выплевывать пули, его звук напоминал быстрый щебет какой-то большой и злой птицы. Обрез молчал. Вторая обойма нашла первую в траве, её место заменила третья, снова раздался злой щебет, а существо так и замерло, не сумев до конца вылезти из разломанного дверного проёма, только без конца заживляло собственные раны. Решительность на лице женщины сменилась раздражительностью и злостью, в вспышках от выстрелов было видно, как она скалит зубы, а Элис так и лежала в траве, не в силах подняться или что-то сделать, парализованная болью и страхом.
Выстрелы прекратились, женщина-солдата едва успела скинуть с себя ремень, который связывал её с автоматом, когда существо дернулось и из него вырвалось три щупальца, которые через многие метры потянулись к ней. Элис моргнула, отбронешнный автомат лежал в траве, женщина летела назад в невероятном прыжке, словно на крыльях, рассекая спиной сумрак, в её руке была шпага. Её лезвие покрывало кусачее синее пламя, оставлявшее в воздухе яркие недолговечные узоры, на землю летели дымящие обрубки щупалец.
В темноте движение её оружия казались росчерками серебра, за которым пытался угнаться огонь. Еще три удара, еще три куска щупалец, с горящими синим огнём краями, падали в траву. Их это не останавливало, лишь укорачивало. Одно из щупалец вырвалось вперед и устремилось вниз, стелясь по траве, пытаясь схватить её за ноги. Элис уловила только момент, когда женщина-солдат снова была в воздухе, вниз головой, делая сальто и нанося удар еще не коснувшись земли. Еще два удара, еще два отсеченных куска, но щупальца было три. Последнее, на которое у этой невероятно быстрой женщины не хватило скорости, как плеть ударило её по груди снизу вверх, подбрасывая её еще выше в воздух. Руки женщины ослабели, выпуская шпагу и что-то еще, что полетело в сторону Элис. Крепкий садовый стол из толстых досок соприкоснулся с её спиной и с треском разлетелся на части, словно был сделан из сухих веток. Такой удар нельзя было пережить сохранив целыми все кости.
Она не поднималась. Существо дернулось, с него посыпались обломки стены, втянуло в себя одно из щупалец и укоротив два остальных, и медленно ускоряясь устремилось в сторону лежавшей женщины. Всё сознание Элис занял один вопрос - “это конец?”.
Она не поняла, как нашла в себе силы встать, когда она это сделала и для чего. Не поняла, когда разглядела в лежащем траве предмете маленький белый револьвер, украшенный серебряными вензелями в виде изгибов лепестков роз, не почувствовала его в своих руках, только видела как направила его в сторону огромного ползущего сгустка плоти. Её руки дергались вверх и с невероятным усилием опускались вниз, глазам было больно от шести белых вспышек, столько же ударов было по ушам, потом были сухие, беспомощные щелчки.
Элис прекратила судорожно давить на спусковой крючок пистолета и стала так же неподвижна, как существо, сквозь которое она теперь видела в шести разных местах. Образовавшиеся обожженные дыры были достаточно широки, чтобы в них можно было вставить руку. Дерево, которое росло на заднем дворе и сейчас было за замершим существом, затрещало и повалилось на землю. Она была готова поклясться, как ощутило, что внимание существа, у которого не было ни головы, ни даже глаз, теперь полностью переключилось на неё, а затем как услышала в своей голове “Ты. Умрёшь”. Снова вернулось ощущение невидимого гипнотического взгляда, наполняющего её страхом и парализующего тело.
Элис моргнула и ей показалось, что она на вечность погрузилась в темноту. Когда она открыла глаза, то видела, как женщина солдат бежит к существу едва касаясь земли и заведя за спину правую руку для удара. Ладонь её руки была открыта, перед ней, словно соединенный невидимой нитью, парил крохотный шар из света, белый и яркий как падающая звезда. Внимание существа переключилось, его тело разверзлось множеством щупальцев, словно открылась пасть со множеством кривых и длинных зубов. Женщина-солдат бежала прямо в эту пасть, которая уже смыкалась и должна была поглотить её, соединить её с существом, как это произошло с полицейским.
Сквозь брешь между щупальцами Элис увидела, как женщина выкинула вперед руку с парящей крохотной звездой и дотронулась ею до тела существа. Взрыв, жар и шум разбивающихся на крошечные кусочки стёкол. Элис ударило в грудь волной горячего воздуха, который выбил из неё дыхание, и протащило по траве. Ощущая спиной холод сырой земли, у Элис перед глазами застыло черное безоблачное небо Лондона, в которым свет от уличных фонарей давно заслонил звезды.
-Эй, ты в порядке? Встать сможешь? -кто-то нависал над Элис, перед глазами всё плыло.
Вдох и выдох, еще один вдох. Боль в груди, и во всём теле. Женщина-солдат. Её лицо было хорошо видно, словно ночь давно закончилось. Она была моложе, чем Элис показалось вначале, ей не могло быть больше тридцати пяти. Холодные карие глаза, острые скулы, злые узкие губы, копоть на лице, обгоревшие брови и длинные черные волосы, и огромный шрам начинавшийся над левой бровью и идущий по переносице через всё лицо к правой скуле. Не уродливый, но страшный, суровый, воинственный, как боевая раскраска.
Элис попыталась кивнуть, но это было трудно сделать лёжа на траве. Вместо ответа она издала какой-то непонятный звук, не сумев выговорить ни слова.
Женщина помогла ей встать, крепко взяв за руки, а затем забрала пистолет, который Элис до сих пор сжимала в руке.
-Черт, -выдохнуло женщина, покачав головой. -Это были чертовски дорогие патроны. Ладно, к дьяволу их. Спасибо за помощь. Черт возьми, что у тебя с лицом? Давай помогу.
Она вытащила из под куртки скрученный бинт и несмотря на легкий протест Элис дала его ей в зубы, затем щелкнула у неё пальцами перед глазами, чтобы отвлечь её внимание, и сильно надавила ей на челюсть. Боль была такой сильно, что Элис опустилась на корточки, схватившись за лицо и сразу выплюнув моток бинта. Челюсть оказалась не сломана, только вывихнута, но всё еще чертовски болела.
От собственной боли Элис отвлек свет. Было так светло, словно солнце встало и освещало их, но не могло окончательно разогнать ночь, и было так жарко, что болела кожа. Элис услышала сирены. Не полицейские, пожарные. Она не могла понять зачем они здесь. Она обернулась к своему дому и увидела, что он и оба прилегающих к нему, были в огне. Огонь поглощал их и поднимался вдвое выше крыш, жадно треща, словно перекусывал доски и камень невидимыми зубами. Элис не знала, как могла не заметить такого пожара, и как могла не услышать шума разрушающегося здания. Сирены были всё ближе.
-Капитан! -позвал мужской голос.
Элис обернулась, не потому что хотела, а просто испугавшись появления очередного человека, который мог оказаться чудовищем. “Чудовище” - пронеслось в голове у Элис. За все эти часы, или минуты, сколько времени прошло она не знала, ей ни разу в голову не приходила мысль, что она столкнулась не с каким-то ненормальным человеком, не маньяком убийцей, а чем-то из кошмарных снов, с чем-то, чего не может быть в природе. От этой мысли все мышцы в теле напрягались и начинали дрожать от напряжения.
Через единственный выход из двора, через который она сама хотела убежать, вошли трое мужчин и одна женщина. Все в такой же странной форме, как и спасшая её женщина, все вооружены. У женщины на голове был черный хиджаб.
-Явились наконец-то, -зло ответила женщина, которую назвали капитаном. -Где вас черти носили?!
-Мы вошли в дом, но там уже был пожар, потом в другой, но там тоже огонь, -ответил мужчина в форме. -Пришлось обходить и… что с Ноланом?
-Нолана нет, -тяжело ответила она.
Женщина в хиджабе всхлипнула, прикрыв рот рукой, один из мужчин громко выругался и со злостью пнул траву. Вдали завыли новые сирены, полицейские. Элис снова отвернулась к огню и ощутила, как по щекам бежит вода. Она не чувствовала, что плачет, но по её щекам ручьем текли слезы. Элис не знала, почему что-то внутри неё плачет. Потому что перед ней в пепел превращался её дом, который был всей её жизнью? Потому что она едва не рассталась с жизнью самым страшным способом, каким могла представить? Или потому, что была еле живой от страха, который никак не желал покидать её?
-Полиция, -раздраженная сказала женщина, -всем убрать оружие.
Элис отвернулась от огня, который раскалял ей лицо и не сразу поняла, что видит. У всех больше не было оружия, и не было формы. Они были в совершенно обычной одежде - джинсах, куртках, свитерах, ботинках и кроссовках. Их автоматы испарились так же и пистолеты в кобурах на бедре. У “капитана” пропал шрам с лица, вместо него появился легкий макияж, в ушах были сережки. Элис хотела удивиться, задать вопрос, но на это не было сил. Она не знала откуда берутся силы, чтобы стоять на ногах.
-Эй, как тебя зовут? -Элис не заметила, когда к ней подошла женщина-капитан. Своё имя Элис произнесла с трудом.
-Я Катерина, -представилась женщина. -Элис, это был твой дом?
-Да, -тихо сказала она в ответ, почувствовав, как горло сжалось.
-Тебе есть куда пойти? -сказала Катерина, заглядывая в её опущенные глаза.
-Да… наверное.
-Ясно. Пойдешь с нами, отвезем тебя в отель, -её голос был холодным, как и взгляд, словно всё происходящее было в порядке вещей, а потом и вовсе сменился приказным тоном, когда она обратилась к остальным. -Мы уходим. Дамира, сообщи в штаб, что мы закончили, и что нам нужна машина для тела.
-Есть, -очень тихо ответила девушка в хиджабе.
-Ричи, останешься здесь. Разберешься с полицией, потом заберешь вещи и тело Нолана.
Высокий молодой мужчина только резко кивнул в ответ, ничего не ответив.
Катерина быстрым шагом пошла к выходу из двора, взяв едва переставляющую ноги Элис под локоть, все остальные пошли за ней, в том числе и Ричи. Сразу на выходе их встретили вспышки сирен полицейских машин, их свет резал Элис глаза. Полиция попыталась их остановить, но Ричи, военная форма которого сменилась на черный деловой костюм и белую рубашку без галстука, показал им какое-то удостоверение, похожее на жетон полицейского. Все полицейские разом сосредоточились на нём, забыв про всех остальных.
Оставив Ричи с полицией и пройдя две улицы, Катерина открыла перед Элис дверь заднего сидения большого черного ленд ровера. Машина была удлиненной, и за вторым рядом сидений, вместо багажного отделения, был еще один ряд кресел, развернутый назад, в сторону распахивающихся двойных дверей.
-Джон, за руль, -приказным тоном сказала Катерина, сев на переднее пассажирское сидение.
Девушка в хиджабе, Дамира, и мужчина, чьего имени Элис не знала, сели на третий ряд. Оказавшись одна на втором ряду, Элис внезапно ощутила приступ одиночества, будто никто не просто не был, а не хотел быть с ней рядом. Ей было холодно и хотелось обнять себя руками, но вместо этого она просто впивалась пальцами в черный нейлон колготок.
-В какой-нибудь отель, поприличнее, -уже тишине сказала Катерина Джону.
Джон только кивнул и машина тронулась с места. Ехала она плавно, но у Элис было впечатление, будто она была невероятно тяжелой. Не считая шума дороги и звука напрягающегося двигателя, в машине стояла ужасающая тишина, никто не произносил ни слова. Воздух казался напряженным и холодным, как натянутая стальная леска.
-Что это было? -сказала Элис, не поднимая головы.
Она понимала, чувствовала, что время было совсем неподходящим для разговоров, но молчать больше не могла. Говорить не хотелось, хотелось не быть в тишине.
-Чудовище, -спокойным, но серьезным голосом ответила Катерина, не отрывая взгляда от дороги. -Постарайся сейчас об этом не думать. Я всё объясню тебе позже.
-Мы зовем их безликими, -сказал Джон, -или иногда...
-Следи за дорогой, - оборвала его Катерина, скорее даже заткнула.
Тишина стала еще более напряженное и холодной, и переносить это молча Элис просто не могла:
-Тогда кто вы?
-Мы рыцари, -ответила Катерина. -Охотники на чудовищь. Позже поговорим.
-Лучше ты нам скажи, что там произошло, -резко сказала Дамира из-за спины Элис.
Её голос был злой, резкий, свой вопрос она задала не разворачиваясь, продолжая смотреть в удаляющуюся дорогу. По её голосу было понятно, что её терпение и самообладание было на исходе. Элис ответила не сразу - возвращаться к этим воспоминаниям, которые были похожий на потоки тумана, было неприятно и страшно.
-Я… я не помню, что случилось. Плохо помню, -начала быстро говорить Элис, сквозь сидение чувствуя на себе внимание Дамиры. Сидеть к ней спиной и тем более не смотреть ей в глаза было жутко неудобно. -Всё случилось слишком быстро. Я работала, у меня были клиенты. Мать с дочерью, этот мужчина, в плаще и шляпе, этот… безликий. И ваш друг тоже.
-Нолан, -практически прорычала Дамира. -Его звали Нолан.
-Нолан. Я приняла его за полицейского. У меня часто бывают полицейские. Потом мне показалось, что все ушли, а когда я подняла глаза, то увидела этого безликого перед собой. Он что-то сказал мне, я не помню. Какую-то ерунду, не помню. Что-то про еду, про одного.
-Всё как обычно. Он сказал “ты мне нравишься”, -сказал Джон. -Это всё, что они реально произносят, а их жертвы запоминают что угодно, но не это.
От слова “жертва” Элис вздрогнула.
-На дорогу смотри, -резко сказала Катерина.
-Я не знаю, наверное, -продолжила Элис. -Мне стало страшно, я почувствовала, что что-то не так. Потом появился ваш друг, то есть Нолан, хотя мне показалось, что он ушел. Не знаю где он смог спрятаться. Он начал стрелять в это существо, стрелял много, но оно этого будто даже не замечало. И по моему он совсем этого не ожидал. То есть Нолан этого не ожидал. Что потом было не помню. Помню только, что я очнулась у себя, наверху, а оно уже превращалось в него.
Дамира шумно вдохнула носом, будто подавляя желание заплакать. Сидевший рядом с мужчина что-то тихо сказал ей.
-Нолан погиб, спасая тебя, -тихо, но с подавленной злостью произнесла Дамира.
Элис не знала, как реагировать, ей просто стало еще холоднее.
-Не вздумай её ни в чем обвинять, -спокойно парировала Катерина. -Ей что, быть теперь всю жизнь виноватой в том, что она осталась жива?
Дамира молчала.
-Давайте будем честными, -продолжила Она. -Нолан не пытался никого спасти. Он просто хотел всё сделать сам, и сам виноват в том, что с ним произошло. Он знал, как нужно себя вести в такой ситуации, и сделал ровно наоборот.
-Что?! -вскрикнула Дамира, и Элис почувствовала, как она резко развернулась на своём сидении, чтобы видеть Катерину, и вцепилась пальцами в кожаную спинку кресла рядом с её плечом.
-Ты меня слышала, -Катерина даже не дрогнула, и не развернулась к ней, продолжая смотреть на дорогу. -Ты не хуже меня знаешь, что Нолану надоело быть в лейтенантах, и что он давно искал способ себя проявить. И ты еще лучше знаешь, что он не имел право действовать один. Поступив так, он поставил на кон выживаемость нашей группы, а значит рискнул нашими жизнями, и всё это ради того, чтобы выслужиться.
-Да как ты можешь так говорить?! Он был нашим другом! Ты… ты бессердечная!..
-Чтобы я больше этого не слышала! -в спокойном голосе Катерины внезапно стало столько острой стали, что Элис сжалась, но потом её голос смягчился. -Мне тоже его жаль. Он был и моим другом тоже. Но Нолан решил рискнуть, и не выиграл. Я бы сказала ему тоже самое, если бы он остался жив. Тема закрыта.
-То есть, ты считаешь, что…-Дамира шипела, как раненная и очень злая змея.
-Я сказала, -снова произнесла Катерина стальным голосом, -тема закрыта.
Дамира снова зашипела, едва сдерживаясь, но всё же промолчала и села обратно. Снова на долгие минуты воцарилась тишина, в которой несколько раз было слышно, как Дамира всхлипнула.
-Приехали, -сказал Джон.
Катерина вышла из машины и открыла перед Элис дверь. Перед ней возвышалось высокое темное здание отеля, построенное в начале девяностых годов. Через пару улиц отсюда уже начинался Сити, и отель действительно был хорошим, Элис знала эти места. Катерина провела её в лобби и, оставив её сидеть на диване, пошла говорить с портье.
Катерина снова показывала какое-то удостоверение и несколько раз указывала на Элис, но они говорили слишком тихо, чтобы разговор можно было разобрать. Элис это было и не интересно. Ей казалось, что она плывет по течению и совершенно не в силах повлиять на происходящие вокруг события.
Из холодной пучины собственных невнятных мыслей Элис вырвалась только, когда подошла Катерина. В руках у неё был бумажный конверт с пластиковым ключом-картой. Они поднялись на седьмой этаж и Катерина открыла перед Элис дверь, впуская её внутрь. Ни лифта, ни коридоров, ни холла Элис не запомнила.
За дверью был хороший номер с большой двуспальной кроватью, маленьким журнальным столиком с двумя низкими креслами с мягкими подушками и видом на Темзу. Ощутив какое-то подобие безопасности и некой обычной жизни, Элис вдруг почувствовала себя совершенно опустошенной. Она до сих пор не до конца могла понять, что же с ней произошло и что ей дальше делать. События этого вечера не укладывались у неё в голове и ей было непонятно, как вот так легко перед её глазами произошло то, чего не могло произойти в реальной жизни. Предсказуемый следующий день, который должен был наступить с рассветом, превратился в пустоту и воспоминание, а от мысли, что любые вещи, которые связывали её с детством и родителями, теперь развеваются ветром, всё внутри Элис сжималось.
-Он твой на неделю, -спокойствие голоса Катерины снова вернуло Элис к реальности. -Завтрак входит в стоимость. На большее время я не могу тебе его оплатить, извини.
Она снова была в своей странной военной форме, а её обычная одежда куда-то пропала. Шрам через всё лицо, копоть на форме, шпага у левого бедра и пистолет в кобуре на правом тоже вернулись. Удивляться всё еще не было сил.
-Спасибо, -не сразу и очень тихо сказала Элис. -Можно я спрошу?
-Конечно.
-Я действительно… действительно должна была умереть сегодня?
У Элис на уме было множество вопросов, каждый хотел быть заданым раньше все остальных, но первым почему-то оказался именно этот. Катерина тяжело вздохнула:
-Нет, конечно нет. Ты никому не можешь быть должна умереть. Нолан и Дамира были были близки, вот и всё. Ей просто нужно время, чтобы прийти в себя и справиться с эмоциями. После она будет смотреть на вещи по-другому. Не забивай себе этим голову.
Слова доходили до Элис, как через туман. Они казались ей кусочками пазла, которые плохо подходили к друг другу.
-Да, я понимаю. Наверное. Но… что действительно случилось? Что это было за существо? У меня всё еще ощущение, что всё это происходит не на самом деле.
-Так и должно быть. Элис, послушай меня. Я представляю твоё состояние и насколько ты сейчас устала, но есть еще одна очень важная вещь, которую ты должна понимать. Присядь.
Не дожидаясь ответа, Катерина взяла Элис за локоть и усадила её в одно из кресел перед журнальным столиком, сев напротив неё. Катерина заглянула ей в глаза и это напомнило ей чувство, которое она испытала, когда на неё смотрел безликий - засасывающий взгляд, за которым чувствовалась воля гораздо более сильная, чем её собственная.
-Сейчас, пожалуйста, слушай меня очень внимательно. Дело в том, что мир так устроен, что если однажды с тобой произойдет что-то подобное, что сегодня произошло с тобой, то ты начинаешь меняться.
-Меняться? -непонимающе сказала Элис.
-Есть поговорка, что если долго вглядываться в пропасть, то пропасть начинает вглядываться в тебя. Это истина, и она гораздо более важна, чем все пологают. Ты сегодня заглянула в Сумрак, и увидела одно из её созданий, и теперь Сумрак смотрит на тебя. Ты переступила черту.
-Черту? Какую черту?
-Черту между светом и тьмой. Между теми, кто видит мир таким, какой он и есть, и между теми, тем кто видит его таким, каким хочет видеть, теми кто отворачивается от Сумрака.
-И… что мне теперь делать?
-Тебе предстоит сделать выбор - принять мир со всей его тьмой и чудовищами, или забыть всё, что с тобой случилось и жить так же, как ты жила раньше. Хотя бы от части так же.
-Забыть? -Элис нахмурилась. -Как такое можно забыть?
-Ты забудешь, если захочешь. Всё что угодно можно забыть, так устроен мир. Стоит тебе захотеть и твое сознание убедит тебя в чем угодно. Оно создаст для тебя воспоминания, которые объяснят для тебя всё произошедшее так, как тебе будет нравиться. Если ты захочешь, то не будет безликого, не будет нас, будет только пожар и ты. И всё что произошло, будет просто пожаром. Твой разум сам заполнит пробелы.
-Но ведь это будет…
-Ложь, но такая ложь многих устраивает гораздо больше, чем знание, что такие существа реальны.
-Но остальные люди. Были выстрелы, крики…
-Они не видели эту тьму, как ты, но почувствовали, сами не зная о том, что именно ощущают. И их разум защитит их от лишних вопросов, и от неприятной правды.
Элис нечего было ответить и не смогла вспомнить, как давно она перестала смотреть в глаза Катерине и начала смотреть сквозь стеклянную поверхность журнального столика. Она чувствовала себя еще более опустошенной, чем до этого.
-На то, чтобы сделать выбор у тебя три или четыре ночи. Я не знаю, будет ли считаться эта.
-А как сделать этот выбор?
-Это трудно объяснить, но ты сама всё поймешь. Ничего кричать в темноту не нужно, все произойдет у тебя в голове.
Элис кивнула.
-А что если я выберу всё помнить? Что тогда со мной будет?
-Ты начнешь видеть всё, что скрывает тьма.
-А что за ней, за этой тьмой? Больше чудовищ?
-Не только. Целый мир, другой мир, -серьезно ответила Катерина.
-Целый мир, -повторила Элис. -Какой он?
-Трудно сказать. Я бы хотел назвать его злым, но и этот мир у меня не получается назвать добрым. Он настоящий. На его фоне мир вне Сумрака кажется фальшивкой, ширмой, за которой прячется правда.
-Какая правда?
-Разная. Например та, которую ты сегодня видела - чудовища существуют, они среди нас, и с ними нужно бороться. И та, что людей можно с трудом назвать доминирующей особью. Есть и другие, кто борется за это звание. Поэтому, если ты решишь не забывать всё, что с тобой случилось, то ты должна знать следующее - начав видеть сквозь Сумрак, ты начнешь видеть чудовищ, которые в нём скрывается, а это значит, что они могут заметить тебя.
Элис поежилась и сжалась. Всё становилось понятнее, но выбор до сих пор не был для неё очевидным. Спокойное неведение, в котором не было никакой безопасности, ведь чудовищам не было никакого до этого дела, или страшная правда.
-Эти чудовища, -тихо произнесла Элис, -их много там, во тьме?
-Достаточно, -холодно ответила Катерина. -Таких, как эти безликие, мало, но много других. Многим не будет до тебя никакого дела, пока ты не перейдешь им дорогу. Есть даже такие, кого можно назвать “добрыми”, хоть они и не перестанут быть от этого чудовищами, но всё равно есть множество таких, для кого ты всегда будешь только добычей, мясом.
-Мне страшно.
Элис не знала, зачем сказала это, эти слова вырвались сами, но они были очень правдивыми.
-Я знаю, -всё так же холодно сказала Катерина. -И по этому я не хочу тебе врать - если ты решишь принять мир таким, какой он есть на самом деле, то будешь в большей опасности, чем была, пока жила в неведении. Пока ты по другую сторону черты они просто не выделяют тебя из толпы.
-Тогда почему безликий пришел именно ко мне?
Катерина вздохнула:
-Я не знаю. Никто не знает, что у них там в голове. Да у них её и нет. Слушай, давай договоримся.
С этим словами она взяла ручку и блокнот с логотипом отеля и написала в нём несколько строк.
-Если ты решишь не забывать, то позвони мне, и я объясню тебе всё, что нужно знать. А теперь мне пора, у меня еще много работы. Да, и… спасибо за помощь. Может быть если бы не ты, то мы бы сейчас не разговаривали.
Элис снова только кивнула. Густой туман не давал ей сосредоточиться. Она молчала и смотрела, как встает и уходит Катерина, не знала что сказать и как реагировать на услышанное, даже не смогла попрощаться.
Дверь закрылась и Элис снова осталась одна, в темноте и тишине. Время казалось ей застывшим, а темнота, рассеиваемая только лунным светом, льющимся из окна, пугающей. Включать свет было еще более страшно, темнота, по крайней мере, скрывала её. От кого именно Элис пыталась скрыться она не знала и сама.
Она подошла к окну и посмотрела вниз, там где была река, дорога и вход в отель. Катерина выходила из здания и направлялась к ожидающей её машине, на встречу ей вышла Дамира. Уличные фонари освещали её уже терракотовый хиджаб. Они говорили о чем-то, сначала спокойно, а потом начали добавлять к словам быстрые и резкие жесты, указывать на что-то пальцем в темноте, потом встали ближе к друг другу. Элис не слышала их разговора через оконное стекло, но можно было не сомневаться, что они ругаются.
Потом Катерина буквально заставила Дамиру сесть в машину, указала куда-то рукой и машина уехала, без неё. Элис наблюдала, как Катерина несколько минут стояла у дороги, смотря вслед машине, затем села на лавку под фонарём. Элис казалось, что так она просидела долго, упирая локти в колени и держа себя за голову. Она не была уверена, но ей показалась, что Катерина провела платком под глазами, затем встала и медленно ушла в темноту, вслед за машиной.
Только тогда Элис по настоящему почувствовала, что она осталась одна, в незнакомом месте. Ей не хватало сил, чтобы нарушить холодную тишину, а гостиничная мебель не могла перебить ощущение пустоты вокруг. Не произнося ни слова Элис зашла в ванную комнату и открыла кран с водой, чтобы умыться. Кожа на лице казалась ей невероятно сухой, высушенной настолько, будто с неё вот-вот начнет сыпаться песок. В раковину вода возвращалась оставляя на керамике темные капли от смытой с её лица копоти. Элис хотелось помыться, очиститься, смыть с себя что-то невидимое, но на ванну не было сил. Садясь на край кровать и переставая держать спину прямо, не помня, сняла она с себя одежду или нет, Элис тут же погрузилась в глубокое беспамятство.