Пять лет без войны

               


   - Вот кто-то с горочки спустился, - завела песню Елизавета.
   - Наверно милый мой идёт, - подхватили гости. Нравится мотив со складными словами.   
   - На нём защитна гимнастёрка,
   - Она с ума меня сведёт.
   - На нём пагоны золотые,
   - И яркий орден на груди,
   - Зачем, зачем я повстречала
   - Его на жизненном пути…
   Ожили в памяти волнительные встречи, о которых говорится в песне. Всколыхнулись лучшие чувства. Послевоенная история любви у каждого своя. Одинаково только то, что женихи на свидание, являлись в гимнастёрках, галифе и яловых сапогах до блеска натёртых войлоком после дёгтя. Больше одеть было нечего. Теперь все иные, нарядные. Правда, иногда, заботы доводят до ненужных противоречий. Но это ерунда. Приложение к семейной жизни.
   - Зачем, когда проходит мимо
   - С улыбкой машет мне рукой
   - Зачем он в наш колхоз приехал
   - Зачем нарушил мой покой…
Такие тяжёлые, военные годы пережили. Не приведи Господь. За семерых вкалывали как ломовые лошади.
   - Его увижу сердце сразу
   - В моей волнуется груди
   - Зачем, зачем я повстречала
   - Его на жизненном пути.
   Допели песню. Мужики курить вышли.
   - Ой, девки! – подавшись вперёд, воскликнула Лиза. Миловидное, открытое  лицо преобразилось. Серо-зелёные глаза заблестели. Подобрала с боков русые волосы гребешком, заколола сзади.
   - Время-то, какое настало! Живи да радуйся! А то уж смеяться разучились. 
   - Не говори! – отмахнулась Фаина, - от похоронок воем выли.
   - Полдеревни война мужиков забрала, - скорбным голосом произнесла Маруська – золовка. Не до веселья. Тоска часто одолевает. Память годы не тупят. Всех жалко, особенно младшего братика. В августе 43-го сослуживцы письмо прислали. Сказывали, что после месячных курсов механиков-водителей танков, их бросили в бой под Орлом. В Колину машину угодил снаряд, и осколком  оторвало нижнюю челюсть.  Скончался уже в медсанчасти. Поди, в каких муках отходил.
  - Я своих тоже часто вспоминаю, - Елизавета без надобности взяла в руку вилку, - сперва старшего брата Мишу убили, следом папу. Остались  мы со Светкой одни у мамы.
   - Михаил ведь с Любкой Кабардиной сошёлся перед войной, – уточнила Фая, - где она теперь? Говорили, что из-за неё Мишка погиб.
   - В городе. Где же ещё? К ухожору перебралась. Здесь от людей всякого наслушалась. И поделом. Такого парня загубила. – Лиза поскрябала вилкой по краю тарелки. - Он ведь об ней обмирал. А теперь, нахалка бесстыжая, как вдова офицера, хлопочет пенсию  за него получать. 
Положила вилку на скатёрку, выпрямилась. В глазах заиграл огонёк возмущения. Нутро наполнилось обидой.
   - Нет, я так не оставлю, - всё сильнее утверждалась в своём решении, - пойду в военкомат и всю правду выложу. Пускай решают по совести, давать ей пособие или нет.
   Лизавета брата знала как облупленного. Рос простодырой, но со своими убеждениями. Последнее ближнему своему отдаст. В деревне каждый на виду, в одном конце скажут – в другом услышат. А в семье и подавно. По взгляду, по молчанию настроение и мысли угадываются. Друг от друга ничего не скрывали. Жили без особого достатка. Особенно трудно было в голодные годы. Спасал огород, сад, порой доходило до лебеды, но не до раздора. Перед войной Мишка в военное училище поступил. Захотел стать военным.  Прельщало то, что там кормят и одевают за казённый счёт. Понимал - без него легче  будет девчонок подымать. Учился в городе, а жениться надумал на местной. Нравилась давно.
   - Любка была видная! – подметила Фаина.
   - Она и теперь ничего! – спокойно подтвердила золовка, - однова встретились на рынке. Гладкая, справная.
   - Ни детей, ни плетей, - отреагировала Елизавета, - чего же не добреть. Свиристелка. Живёт в своё удовольствие. На уме, поди, одни мужики. Отговаривали Мишу не брать, а тот нивкакую. Слушать не хотел. Настырный.  Жена офицера, говорил, должна соответствовать красотой и статью. На всё глаза закрыл. Она же гулящая. Никто не звал, а тут такой парень подвернулся. Ухватилась за него и присушила. Только пожить, вместе не успели. Война через неделю разлучила. Пока муж воевал, молодая жена хвостом крутила. Повадилась с молоком на базар ходить, а там какой-то желанник пригрел. По ранению пришёл в отпуск и прознал про измену. Тужил сильно. Из-за неё раньше срока уехал на фронт. Под Ленинградом, на Пулковских высотах вскоре убили. За похоронкой треугольник получили. Думали, что командование ошибку допустило. Нет. Писали как погиб. Пулям не кланялся, в окопах не пригибался, словно смерть искал. Ухайдакал его немецкий снайпер.
   - Шут бы с ней! – в сердцах обронила Маруська. - Нешто на ней свет клином сошёлся.
   - Однолюба никакими словами не вразумишь, - тяжело вздохнула Лиза. – Уж мы его и так и сяк уговаривали. В горячке порывался выяснить отношения, но мама осадила. Кинулась на шею со слезами. Боялась, как бы чего не натворил. Пересилил себя, остыл.
   - Чего приуныли!? – вошли в горницу мужья, втащив с улицы густой запах махорки.
Засуетились женщины. Отбросили мрачные мысли. Смахнули со стола крошки. Подали горячее. Наполнились рюмки сельповской водкой.
   - Не пьют на небеси, а тут только поднеси! – оживился гостеприимный хозяин, поднимая стопку.
   - Погоди, Лёнь, - остановила супруга. – Праздник отметили, убиенных помянули, теперь до вас очередь дошла, - Лиза поднялась с табурета, смерила всех тёплым взглядом. Захотелось излить душу. Сказать что-то значительное. Да разве можно придумать такие слова благодарности, которых удостоины вчерашние защитники? Сердце заходится от приятных мыслей. Есть к кому прильнуть, на кого опереться. Вон сколько орденов и медалей на груди у каждого. За ними храбрость и крепость духа. Вспомнился налёт на железнодорожный мост. Жуть. А каково приходилось на передовой? Правду говорят – человек слабее мухи и крепче железа. От них и поросль пошла твёрдая.
   - Не тушуйся, - угадывая волнение подруги, чуть слышно проговорила Фая.
   - Я и говорю, - ровным голосом продолжила Елизавета, - долго ждали спасителей, насилу дождались. Мы измаялись, а вы и подавно. Неловко теперь жить скверно. Не резон воевать с бабами. Знаю, водится такой грешок за некоторыми. Чудно получается. Для этого, что ли немчуру били? Хочу, - подняла со стола гранёную рюмку на ножке, - выпить за то, что выстояли, живыми вернулись. Нам облегчение принесли. Пускай эта война, проклятая, будет последней! Чтобы дети не знали такого ужаса! А вы не озоровали!
   - Больше к нам никто никогда не сунется, - заверил Сергей, муж Фаины. – Наподдали фашистам как следует. Впредь другим будет неповадно.
   - Дай-то бог! – тихо обронила Маруся.
Женщины пригубили. Мужчины опрокинули по полной, закусили. Пошли разговоры о недавнем, очередном, снижении цен.  Каждый год ждали послабления, с каждым годом легче становилось жить. Вот бы ещё налоги отменили. А то картошку с огорода отдай, с овцы шерсть, с коровы масло, даже с петуха яйца требуют. Может, настанет золотое время, когда крестьянина освободят от всякой повинности.
   - У нас зенитчицы стояли до сорок третьего, - принялась рассказывать мужикам Фая. – Нынешний омшаник был ихним блиндажом. На месте силосной ямы распологались звукоулавливатели. Тут же прожектор. Девчонки молоденькие, ловкие. В трёх километрах зенитная батарея окопалась. На станции, на крыше вокзала спаренные пулемёты поместили. Немцы  днём, остерегались налетать. Чтобы сбить с толку ночью, построили ложную  железную дорогу. Со всей округи подводы с людьми нагнали. За сутки шпалы положили. При налётах настоящая отключалась, а эта включалась. Фронт к Лискам подходил. До нас рукой подать. Однажды, ночью, уловили зенитчицы звук вражеских самолётов, завели генератор. В это время баба Дуня Сивохина вышла ночью по нужде. Ворачивается и давай орать:
   - Труша! Труша! Гляди, что творится! На небе стропила навесили!
 Весь дом переполошила. Думал, спятила старуха. Дверь отворил. А небо в лучах ослепительных  крест-накрест. Прожектора с двух сторон немецкие самолёты выискивают. Получилось вроде стропил – каркаса под крышу. Для неё в диковинку. Отродясь такого светопреставления не видела. Взяли в перекрестье одного. Ударили с горы зенитки. Сбили. Другой побросал бомбы куда попало, и ушёл восвояси. На месте взрывов ямы глубокие образовались. Теперь из них песок берём.
   - Зимой большак от снега чистили лопатами, - продолжила разговор Лиза. – Снега были по крышу. Все руки отмахали. Долго суставы болели. Летом ходили дрова пилить двуручной пилой за двадцать километров в лес. Поднимались чуть свет и возвращались к полуночи. Умудрялись носки, варежки вязать для себя и на фронт. Денег живых не видели. На них обязывали покупать облигации займа. У кого заводилась копейка, отдавали на покупку военной техники. Ничего не жалели. Тогда все так поступали. Мне в ту пору семнадцати не было. На трактор посадили, на колёсный "Сталинец", без кабинки с железным сиденьем. Ломался на каждом шагу. Неполадки устраняла со слезами где придётся. От нагрузки, при вспашке, вкладыши на коленвалу выходили из строя. Вот где морока. На ремонт никаких скидок. Норму вспашки не отменяли. Как хочешь, так и управляйся. За время краткосрочных курсов в машинно-тракторной станции особо ничему не научили. Овладела навыками езды, и ладно. Однажды, у лисьего оврага, на дальнем поле заглох. Заводилку проклятую, до кровяных мозолей крутила. Бесполезно. Ни разу не чихнул. Обернулась, глядь, а ко мне волк идёт. Что делать? До людей не докричишься, далеко. Всё, думаю, конец пришёл. Остолбенела.
   - Может с собакой спутала? - сомнительно произнёс Сергей.
   - Что же я, кобеля от сучки отличить не могу? - последовал укор, - у волка оскал другой - хищный. Морда крупная, шерстка серая, хвост длиннее, пушистее. А то не знаете, сколько их здесь раньше было.
   - Ну вот, - перешла к главному, - приближается без опаски. Чует - заступиться некому. Спохватилась, залезла на трактор. С него труднее меня достать. Елизавета сделала паузу. Налила в кружку домашнего кваса из глиняного горшка, сделала глоток.
   - Небось, струсила? - вырвалось у Фаи.
   - Ещё как! - вытерла губы рукой, - поджилки трясутся, но глаза не отворачиваю. Собачьи повадки знаю, не одна не кинется, если к ней лицом повернуться. Возобладала собой. Молитву "Отче наш" шепчу. Маманя выучить заставила.
   - Ты же комсомолкой была! - напомнила золовка.
   - Будет тебе! - осадила Лиза, - в таком положении и чёрта вспомнишь. Толком не знаю, что помогло, только беда мимо прошла.
   - Расцвела под окошком, - снова запела она.
   - Белоснежная вишня,
   - Из-за тучки далёкой
   - Показалась луна,
   - Все подружки по парам
   - В тишине разбрелися
   - Только в этот вечер
   - Засиделась одна...
Без оглядки, выстраиваются задумки, крепко связанные с государственными планами, на пятилетие вперёд. Ждать в ближайшем времени прибавления во всех семьях. А как же! С детьми веселее налаживать новую жизнь. В лето закладывается начальная школа, правление с медпунктом, мастерская у кузни. На артель выделяют две полуторки и гусеничный трактор.
   - Всё как лучшему другу
   - Я тебе доверяла
   - Почему же сегодня
   - Ты прошёл стороной...
Льётся песня, согревая души теплом. Хорошо! Словно никогда не было и не будет передряг. А будет вечный мир и благоденствие.