Лиза

Ненавидит кофе. Пьет только зеленый чай. Никогда не завтракает и не ужинает. Каждый день обедает в три часа на рабочем месте и всегда звонит мне. Разговаривает сухо, тяжело, надменно. Пытается показать, что сильная. Слушаю внимательно. Каждое слово – ценная капля общения в мой маленький горшочек. Он почти пустой. Ночами не плачет. Выпивает бокал вина и включает любимую передачу на каком-то канале. Залезает под теплый плед на большом диване в зале, ставит бутылку рядом. Программа идет фоном для ее мыслей. Вот она жизнь. Повторяет всегда одну и ту же фразу: «Я не пью, я отмечаю каждый день, что по нему скучаю». Вспоминается сразу ST, его голос, его грусть, эти ноты, пробирающие до дрожи. Лиза слушает и слушает его. Вспоминает. Молчит. Порой приезжаю к ней по приглашению. Редко, но приезжаю, потому что если Лиза звонит в три ночи – значит точно надо. Необходимо. Значит, не может дышать. Значит, нуждается, даже если потом она забудет об этих разговорах, самоанализах вслух. Приезжаю в огромный пустой двухэтажный дом, открываю дверь, захожу, не снимая балеток с ног, шлепаю прямо так по намытому темному кафелю до кухни. Вытаскиваю все ножи и запихиваю наверх кухонного гарнитура, потом топаю до гостиной на первом этаже. Сажусь с ней рядом, не здороваясь. Снимаю балетки, залезаю под плед. В мае, июне – не важно. Плед и алкоголь – то, что лечит ее уже полтора года. Слушая ее историю заново, понимаю, что мне повезло: я никогда не теряла безвозвратно. Люди все еще ходят по этой земле. Слушаю из раза в раз одну и ту же историю. Поездка замечательная. Трасса обратно. Лобовое. Машина всмятку. Она полгода в коме с переломанными руками, ногами, его – нет. Свадьба должна была быть через месяц. Готовились, обсуждали вместе все, выбирали, хотели детей, мечтали, думали, планировали. В одну секунду, потому что какой-то тип захотел пойти на обгон на скорости в 180 км/ч. И ничего не осталось в памяти, кроме его лица, для нее он останется вечно молодым, озорным, будящим ее по утрам щекоткой перед работой. Для меня Лиза всегда будет такой – мало эмоциональной, холодной, закрытой. Пресекающей все поползновения мужчин в ее сторону. Сразу, бесповоротно. Никаких встреч. Никакого кофе. Тем более, никаких звонков. Я – ее ниточка с этой жизнью. Наливаю сама себе вина. Смотрю в потолок. Мне плохо и хорошо. Даже страшно признаваться ей, что мне хорошо. Вот так рядом, бок о бок, слушая ее, я растворяюсь в ней, растворяюсь, как аспирин в воде, только в безысходности, в горе, в этой темноте. Она со мной. Я с ней. Мы друг с другом. Мы не друзья даже. Просто познакомились в кафе. Она видела, как что-то пишу быстро на белом листе бумаги, внимательно следила, как делаю звонки по работе. Подошла и поставила чашку с чаем на мой стол. Села. И в этой секундной тишине. В эти голубых глазах я узрела безграничную боль. Разлитую по всему ее телу невидимой рукой. Бегущей по венам вместо крови. Помолчали. Я поняла. Она пригласила выпить чаю как-нибудь еще. Встречались. Молчали. Медленно чай превратился в вино, кафе в ее дом, дни в ночи. И я точно знаю, если три ночи, значит Лиза. Значит я хочу ехать, даже если не хочу, потому что мы в ответе за тех, кого приручили или те, кто приручили нас в ответе за нас. Ночи заканчиваются под утро. Она засыпает. Я возвращаю ножи на свое место, завариваю кофе в позолоченной турке. Готовлю ей завтрак, ставлю рядом с диваном стакан холодной воды, кладу телефон на стеклянный столик. И исчезаю. Как будто меня здесь не было. Как будто она спала всю ночь, а не мечтала «сходить в гости к нему».

22.06.15

Редактор: Настя Шварц

Иллюстрация: Lucy Yu