Учебный центр ЗРВ в Кубинке

                Учёба и слаживание дивизиона ЗРС С-75

    По возвращении из Росси началась подготовка к новой командировке. После доукомплектования наш дивизион в полном составе направлялся на переучивание и слаживание в Учебный центр ЗРВ, расположенный в Подмосковье, в пяти километрах от ж/д станции Кубинка.

    В соответствии с новой должностью у меня появились новые подчинённые. Запомнились гордый, с достоинством, самоуверенный сержант дагестанец Бекей Бекеевич Бекеев, украинец младший сержант Климов и ещё двое рядовых.

    19 июля 1962 г. всем составом дивизиона прибыли в Учебный центр. Разместили нас в помещение барачного типа, гордо называемое гостиницей. В небольшой комнате жило нас 5 человек: я, Слава Минец, Женя Курочкин, Володя Русаков, Женя Сосновский. Кровати были двухъярусные. Мне достался 2-й ярус. Солдат дивизиона разместили в палаточном городке. Опытный Саша Воробьёв вызвал к себе лёгкую на подъём супругу Свету с сыном. Они сняли комнату в соседнем посёлке и стали жить как на даче.

    В Центре одновременно проходило обучение, а вернее переучивание личного состава, нескольких дивизионов со всего необъятного Советского Союза. Здесь я встретил многих ребят из нашего Даугавпилского училища. У нас с Женей Курочкиным оживилась ностальгия по авиации. Взволнованные этим чувством мы написали письма на имя Министра обороны. В них мы рассказали, как мечтали об авиации, и попросили возвратить нас в неё обратно. Вскоре на имя нашего командования пришли ответы с просьбой, чтобы они нам внятно объяснили, что мы должны служить там, куда нас послала Родина.

     Порядок в Центре был строгий. Чтобы успеть все сделать, и не опоздать на развод, вставали в 6:50 утра. Питались в военторговской столовой. Заказывали и оплачивали питание за день вперед. Трёхразовое питание обходилось 1,20 – 1,30 рубля в день.

     Занятиям предшествовал развод, на котором выстраивались все подразделения, прибывшие на переучивание. Рапорта о наличии личного состава принимал полковник, начальник центра. Здесь же разбирались малейшие нарушения (пьянки, самоволки и пр.) и принимались неотложные драконовские меры, в том числе отчисление из Центра.

    Учебный день был напряжённым. Занятия до обеда в течение 5 часов и после обеда 4 часа. Изучали материальную часть и боевую работу конкретно по своей системе ЗРС С-75. Учёба давалась мне легко, так как в Даугавпилском училище нам была дана хорошая подготовка по основам радиотехники и радиолокации. Чтобы восстановить свои знания по ним, я взял с собою училищные конспекты. Помимо чтения лекций были контрольные занятия, на которых ставились оценки. Из старых писем узнаю, что учился я на четыре и пять. В заключение теоретических занятий по системам, были, практические занятия на технике, проведение регламентных работ, слаживание дивизиона при боевой работе. При этом, по результатам слаживания, оценивался каждый из нас и дивизион в целом. Обучение оканчивалось экзаменами.

    Вечерами было личное время. Писали письма, гуляли по городку, играли в волейбол. Мои сожители с забвением забивали козла. Естественно, сами стирали своё нательное бельё. По указанию командования дивизиона посещали палаточный городок, где общались со своими подчинёнными. Утром, по очереди ходили на подъём личного состава. В этом случае приходилось вставать в 6 утра. Привлекали нас и к несению службы по Центру, доверяли нам патрулирование городка.

    Командиром дивизиона я был назначен редактором стенной газеты. Мне пришлось в этих полевых условиях выпускать «Боевые листки». Не представлял тогда, что этот крест мне придётся нести до конца моей службы в армии. Избрали меня так же секретарём комсомольской организации дивизиона. Этот крест мне пришлось нести полтора года, основное время становления дивизиона на путь истины.

    В субботу, после занятий, до 50 % офицеров могли выходить за пределы Центра, в том числе выезжать в Москву. Для этого писались рапорта на имя командования дивизиона, составлялся и подавался список увольняемых в штаб Центра. Нам выписывались и вручались увольнительные записки от имени начальника Центра с соответствующим инструктажем.

    Однажды возил в Москву на экскурсию своих подчинённых. Конечно, побывали на ВДНХ, на Красной площади, на территории Кремля. Посетить желанный Мавзолей Ленина не смогли. Очередь нужно было занимать в 6 часов утра. Запомнилось, как Бекеев, увидевший негра, подбежал ко мне: «Товарищ, лейтенант, посмотрите, он же чёрный, как мои сапоги!»

    Подмосковье удивило меня большим количеством берёзок. 28 июля первый раз в жизни посетил Москву. Разыскал Лорину двоюродную сестру, Ламкину Марию Ивановну. Жила она в Черёмушках вместе с мужем Генрихом, сыном Сашей и дочерью Аней. Бывая в Москве, я останавливался у них. Подружился с Сашей и Аней, при возможности таскал их за собой по Москве. Добился их расположения. Они просили приезжать к ним чаще. (Генриха, Марии Ивановны, Саши сегодня, 2014 год, уже нет. С Аней поддерживаем связь по телефону. Последний раз был у них в гостях на Рублевском шоссе 7, кв.56 в начале 90-х годов).

    В Москве, за время учёбы в Центре удалось побывать во многих культурных заведениях столицы, о которых я мечтал с детства. Это – Кремль, Дворец Съездов, Третьяковка, стадион Лужники, Воробьевы горы, парк Горького, Сокольники.
Посетил я и плавательный бассейн «Москва», на месте которого когда-то возвышался Храм Христа Спасителя. Не знал я тогда о его трагической истории.

    («Москва» — плавательный бассейн под открытым небом, существовавший с 1960 по 1994 в центре Москвы, на берегу Москвы-реки. Строительство было начато в 1958 по проекту архитектора Дмитрия  Чечулина. Изначально на этом месте было намечено возвести Дворец Советов, но стройка была приостановлена, и, после устройства фундамента, не возобновлялась. Бассейн был открыт 16 июля 1960 года, закрыт 15 сентября 1994 года. В конце 1994 года бассейн был снесён для восстановления Храма Христа Спасителя, занимавшего то же самое место до сноса в 1931 году. В последние годы своего существования (1993-1994) бассейн работал эпизодически).

    Храм Христа Спасителя, восстановленный на месте бассейна «Москва»,  мы посетили с Ларисой в 2002 году.
(Кафедральный соборный храм Христа Спасителя Русской православной церкви в Москве является коллективным кенотафом (пустая гробница) воинов Русской императорской армии, погибших в войне с Наполеоном. На стенах храма начертаны имена офицеров, павших в Отечественной войне 1812 года и Заграничных походах 1797—1806 и 1814—1815 годов.

    Оригинал храма был воздвигнут в память о наполеоновском нашествии по проекту архитектора К.А.Тона. Строительство продолжалось почти 44 года: храм был заложен 23 сентября 1839 года, освящён — 26 мая 1883 года.
Здание храма было разрушено в разгар сталинской реконструкции города 5 декабря 1931 года. Заново отстроено неподалёку от прежнего места в 1994—1997 годах.
Храм имеет статус Патриаршего подворья.

    Храм, на время завершения строительства крупнейший в России, рассчитан на 10 000 человек. В плане храм выглядит как равносторонний крест около 85 м шириной. Высота храма с куполом и крестом в настоящее время составляет 103 м (на 1,5 м выше, чем Исаакиевский собор). Возведён в традициях так называемого русско-византийского стиля, пользовавшегося широкой государственной поддержкой в момент начала строительства. Роспись внутри храма занимает около 22 000 м;, из которых около 9000 м; позолочены).

    Однажды мне повезло быть в концертном зале  сада Эрмитаж  вместе с космонавтом № 2 Германом Титовым.

    Всякий раз, прибывая на Белорусский вокзал, я сразу бежал в театральную кассу, где меня уже знали. В этот раз билетёрша сказала, что я родился в рубашке, потому, что у неё остался один билет на бразильскую эстраду со знаменитым певцом Жоржи Гоуларт и певицей Норой Ней. Я схватил билет и побежал искать сад Эрмитаж, где вскоре должен был начаться концерт. Место мое за 1 рубль 30 копеек, естественно, было на балконе. В течение первого отделения концерта я с удовольствием слушал песни и музыку. Перед антрактом бразильская знаменитость стала что-то говорить. Переводчик разъяснил:
– Я очень рад, что на моем концерте присутствует космонавт Герман Титов.

    Все встали, чтобы увидеть живого космонавта. Так как Титовы, Герман был с женой и друзья, не встали, то они сразу же были обнаружены в районе восьмого ряда, особенно нами, зрителями балкона. В перерыве встретить Титова не удалось. А вот после концерта я быстро сбежал с балкона, обогнул театр и встал на возможном пути следования Титовых. Ждать пришлось не долго. Мне представилась следующая картина. Впереди бежал несчастный Титов. Невдалеке от него, в качестве арьергарда, трусила жена с друзьями. За ними поспевала неуправляемая, дикая толпа. Она меня подхватила. Титов быстро проскочил через калитку сада, а вот толпа вместе со мною и женой Германа в этой калитке застряла. Мне, молодому лейтенанту, пришлось приложить усилия, чтобы оградить жену Германа от дикой толпы.

     Жена Титова, сдерживая эмоции, подошла к черной Волге, за рулем которой уже сидел Герман Степанович. Она с чувством открыла дверцу машины, села рядом с мужем и также с чувством закрыла дверцу. Толпа обступила машину и тупо смотрела на живого, доступного космонавта номер два. Благо, что тогда еще не было у нас машин с тонированными стеклами. Титов завел машину, начал сигналить и медленно ехать, раздвигая толпу.

     Концерт Жоржи Гоуларт запомнился на всю жизнь. Благо, что есть Интернет, который спустя 50 лет позволил ещё раз послушать его знаменитую песню «Мама йо керо».

    Посетил я и родителей своих сослуживцев по училищу, живущих в Москве. Узнав, что в 7 км от нас находится авиационный городок, в котором служит однокашник по Даугавпилсу Толя Романов, посетил его.

    В общем, использовал я своё пребывание в Подмосковье на полную катушку.
Совершенно случайно, при очередном посещении Москвы, в троллейбусе встретил одноклассника Юру Чекренёва. Он окончил Ленинградский институт водного транспорта и по распределению ехал в Якутск. В кафе «Космос» на улице Горького отметили нашу встречу. Он очень удивился, что Лариса Шабан стала Власовой. По этому поводу мы выпили по бокалу шампанского.

     Время шло, а мы всё находились на переучивании. Восьмого сентября в Центре отметил первую годовщину нашей с Ларисой свадьбы. По этому случаю послал ей поздравление с ситцевой (марлевой) свадьбой, с пожеланием, чтобы нам поскорее быть вместе навсегда и чтобы нам вместе было хорошо. Сегодня, спустя 53 года, с удовольствием отмечаю, что, в основном, эти нехитрые пожелания исполнились. Мы вместе, и вместе нам хорошо. Дети выросли, живут отдельно, но не забывают нас, а мы их и наших внуков.

     К концу пребывания в учебном центре, пришлось мне выполнять и непривычные для меня обязанности, ходить по магазинам Москвы, искать и покупать заказанные вещи для жены Ларисы, сына Серёжи, сестры Риммы, Оксаны, дочери друга Казимира. Нужно было найти нужный магазин, в нём нужную вещь, отстоять огромную очередь, при этом постоянно переживая, что покупаю не то, что нужно.

    Занятия окончились в конце сентября. Но нас оставили здесь до середины октября для уборки урожая в Подмосковье. Мне в некоторой степени повезло. Командование дивизиона решило вывезти домой в Лиду наши конспекты. Так как они секретные, то для сопровождения их перевозки необходимо иметь оружие. Меня направили в Лиду за пистолетом. Естественно, на обратном пути в Кубинку я заскочил в Минск. Наконец, я смог увидеть своего осмысленно улыбающегося сына Серёжу.

    Покидали Кубинку, пробыв в ней почти 3 месяца, 17 октября. Обременённый оружием я должен был безотлучно находиться в купе вагона у перевозимого сейфа с секретными документами.

                Лида  –  Радунь  –  Лида

    Вернулись в Лиду 18 октября 1962 года. Большинство моих сослуживцев ещё летом, когда я находился в командировке в Росси, подыскали себе в частных домах жильё. Сейчас они вернулись с Кубинки как бы к себе домой. Некоторым хозяевам было даже радостно их возвращение. Так Володя Русаков и Женя Курочкин жили на квартире, где у хозяев была симпатичная девочка, ученица 9 класса. Она симпатизировала привлекательному, деликатному молодому лейтенанту Жене Курочкину. Он не отвергал её внимание. Родители девочки надеялись, что из этого может что-то получится. Хотя Женя не давал никаких поводов.

    Я же переживал за свою судьбу. Жена есть, сын есть, а семьи нет. Нет гнёздышка, где бы я мог быть вместе с ними. Ларису тоже не устраивала такое положение, ей, судя по письмам, хотелось быстрее жить одной семьёй. Я начал ходить по домам частного сектора, расположенного поблизости от нашего военного городка, называемого «Северным», и робко спрашивать хозяев о наличии и желании сдать свободную площадь для проживания молодой семьи с маленьким ребёнком.

    Довольно быстро на улице Щербакова, недалеко от воинской части я нашёл такой дом. На мой стук в дверь вышла достаточно молодая женщина, по имени Ванда, которая также робко начала объяснять мне, что они могут нас принять, но не сейчас, так как они ремонтируют комнату, в которой могут поселить квартирантов.

    Я особенно не спешил, так как Лариса с Серёжей спокойно жили в Минске с родителями. От нечего делать я вечерами приходил к своим будущим хозяевам и помогал делать ремонт квартиры. Мы с хозяином дома Романом обшивали для утепления стены гипсокартонном. У Ванды и Романа были две дочери. Мы как-то быстро прониклись взаимным уважением. Иногда, после ремонта, мы вместе ужинали.

    Всё было хорошо, но, вдруг, ситуация в очередной раз  резко изменилась. Дивизион наш, расположенный в городке штаба бригады, продолжал колобродить. Привести его в порядок не было никакой возможности. Штаб бригады ожидал ежегодной проверки корпусной комиссии. Накануне её приезда нас, от греха подальше, отправили в дивизион, расположенный под Радунью, в котором была возможность нас разместить.

    Жили мы в Радуни, а вернее сражались с родным личным составом около месяца. От безделья, отсутствия какой-либо серьёзной задачи, личный состав распустился до предела. У нас, молодых лейтенантов, не было опыта, как вести себя в таких условиях. Этого опыта было не больше и у нашего командира дивизиона майора Картомышева. Самоволки, пьянство, воровство у местного населения будоражили дивизион. Впервые я услышал такое понятие как наркомания. Беседы, увещевания, обращения к совести ни к чему не приводили.

     Местному командиру боевого дивизиона, с которым мы делили одну казарму, такое соседство не нравилось. Он, имея больший опыт работы в таких условиях, предложил свои услуги. У него в дивизионе был подвал. Он предложил очередных пьяных самовольщиков определить в него. Через несколько часов нарушители взвыли, начали просить о помиловании. Слава Богу, мой личный состав вёл себя прилично. Я старался как можно дольше с ним заниматься изучением нашей техники, кабины «П».

    Слава Минец в очередной раз вместе с женой и маленькой трёхмесячной Мариной обратились к командиру бригады с просьбой о предоставлении им служебного жилья. Командир, за неимением такового в Лиде, или не желая предоставить его какому-то лейтенанту, предложил им поселиться вместе с нами в Радуни, где были свободные квартиры. Квартиры свободные то были, но все они не отапливались, к ним даже не было подключено электричество. Помню, как я лазил на крышу дома, чтобы его подключить к электросети. Накануне приезда Минцов, мы круглосуточно топили их квартиру, с потолка которой капала вода. Одновременно, мы между собой ругали несерьёзных, безрассудных родителей, которые везли двухмесячного ребёнка в такие ужасающие условия. Правда, можно было понять и Минцов, у которых семьи жили не в Минске, как у меня, а в далёком Казахстане. Потом, оставаться жене Славы в Лиде одной, с грудным ребёнком на квартире, тоже не сахар.

    Высокое командование нас не забывало. Пришла директива о направлении нас на полигон в Капустин Яр для получения техники. Нам приказали вернуться в Лиду, чтобы собираться в поездку на полигон. Сердце нашего командира дивизиона Картомышева не выдержало такой моральной и физической нагрузки, он лёг в госпиталь. Нам временно назначили нового командира, более жёсткого, который мог лучше справиться с нашей ситуацией. Говорили, что он за превышение власти был где-то снят с должности и переведён в нашу бригаду. Личный состав сразу почувствовал его силу и несколько притих. С ним в начале декабря 1962 года мы и поехали на полигон.

    Слава Минец, получив заверение командования зрбр, что по возвращении с полигона получит жильё в строящемся доме, отправил жену с ребёнком к родителям в Казахстан.