Заячий бугор. Цикл Донская природа

     Было начало весны, когда снег уже стаял, и земля набирала живительное тепло. На вербах появились первые клейкие зелёные листочки, и повисли многочисленные серёжки соцветий. На выгоне заметно зазеленела трава, и появились первые несмелые чашечки мелких жёлтых и голубых цветков, неизвестных мне названий. На песчаных буграх за селом зацвела ракита. Её красные и жёлтые ветки были усыпаны тысячами белых бусинок – раскрывшихся почек ещё задолго до появления листьев. Эти соцветия в селе называли «кутюшками». Рядом стояли ожившие кусты топольняка с набухшими клейкими, напоминающими крохотных воробьёв, почками, готовыми вот-вот раскрыться, и выгнать зелёные листочки. В воздухе стоял горьковатый дурманящий запах от распускающихся тополей и ракит. Под ногами хрустела сухая прошлогодняя трава, отжившая и пожухлая. Из-под этой травы лезла густой зелёной щёткой новая молодая трава.
     Я, с топором в руках, бродил между песчаными буграми среди цветущих ракит и зеленеющего топольняка. Выбирал наиболее длинные и хлёсткие ветки ракит для хвороста, чтобы починить обветшавший плетень на нашем дворе.
     Всё вокруг было наполнено шумом оживающей природы и пением многочисленных вёртких пташек, шныряющих везде в кустах. В небе высоко над землёй, застыв на одном месте, щебетали жаворонки, радуясь весне и солнцу. Звук моего топора, которым я рубил зелёные сочные ветки, не вязался с окружающей меня гармонией. Это было противоестественное, насильственное вмешательство человека в мир торжествующей природы. Но это было нужно для жизни людей, и природа терпела. Мне было очень хорошо! Все заботы и горести отошли в сторону. Думы и мысли полностью слились с природой и импонировали ей.
     Вдруг, у подножья  большого песчаного бугра в густых зарослях топольняка и ракиты я увидел большого, серого зайца. В небольшом, вырытом в земле углублении, лежал он, прижавшись всем своим телом к земле, уткнув голову в корневище ракитового куста. Я остановился, не зная, какие принять действия. В моём мальчишеском воображении мелькнула мысль – поймать этого зайца и живым принести в село. Вот, будут завидовать мои товарищи, когда у меня во дворе будет жить настоящий заяц. Потом мелькнула другая мысль: оглушить зайца обухом топора, но она сразу же сменилась жалостью к серому зверьку. Наконец, я решил зайца напугать и посмотреть, как он будет улепётывать от меня. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и закричал: «О-го-го! Проснись, серый соня!» Но заяц продолжал лежать неподвижно. И я с грустью понял, что он был мёртв. Тихо подошёл я к нему, бережно взял его за короткий пушистый хвост и вытащил зайца из-под куста. Это был крупный старый заяц, с пушистой серой шерстью на спине и мягкой белой шерсткой на животе и между ног. Глаза у него слегка были открыты, а зубы крепко сжаты. С зайцем что-то случилось прошедшей ночью. Никаких следов разложения на нём ещё не было. Ни муравьи, ни мухи, ни другие насекомые его ещё не обнаружили. Мне стало жаль зайца. То ли это была неизвестная болезнь, то ли свалила его неотвратимая старость. Всё вокруг готовилось к продолжению жизни, и смерть зайца с этим никак не вязалась.
     Я сделал заметку на кусте у бугра, собрал срубленный хворост, увязал его в большой пук, взвалил этот пук на плечо и пошёл домой. Всю дорогу я думал о зайце. Придя домой и, сбросив с плеча хворост, я побежал к своему товарищу Ваське, и рассказал ему о найденном мною зайце. Он захотел его посмотреть. Мне тоже не терпелось ещё раз попасть к большому песчаному бугру, и я тут же согласился.
     Мы взяли с собой лопату, и пошли в ракитник. Замеченное мною место нашли быстро. Заяц лежал там, где я его оставил. Васька долго рассматривал зайца, а потом сказал:
     -Давай, мы его торжественно похороним!
     Мне Васькина идея понравилась, и я поддержал её. Вырыли мы здесь же под ракитовым кустом для зайца могилу, устлали её дно сухой травой и прошлогодними листьями, положили в могилу зайца, присыпали сверху мелкими тополёвыми и ракитовыми веточками, и засыпали песком. Сверху на могиле насыпали небольшой холмик и утыкали его ракитовыми веточками с белыми, словно бисер,раскрывшимися почками. Постояв немного, мы отправились домой.
     Большой песчаный бугор, возле которого мы похоронили зайца, теперь мы стали называть Заячьим бугром. На Заячий бугор весной мы ходили за хворостом, летом играли в густых кустах со своими сверстниками «в войну», осенью собирали сушняк на дрова, а зимой катались с крутых склонов бугра на лыжах. Всякий раз мы говорили: «Пойдём на Заячий бугор!». Это название от нас с Васькой перешло к другим жителям села, и крепко закрепилось в селе. Но только мы с Васькой знали, почему этот бугор, среди многих таких же бугров, назывался Заячьим.
     Прошло много времени, а тот бугор и сейчас называется Заячьим. И бегают к нему уже другие мальчишки, чтобы играть там в свои игры, кататься зимой с его крутых склонов на лыжах. И никто из них не знает, почему же этот бугор называется Заячьим.