Жизнь офицеров зенитно-ракетного дивизиона

     По прибытии в Лабно, с мая 1963 года мы, офицеры, в основном жили в палатках. Лето шло к осени, с каждым днём становилось всё прохладнее. Вспоминаю, как Володя Русаков, имеющий опыт полевой жизни, сжигал в палатке газету. Мгновенно, правда, ненадолго, становилось тепло. Мы успевали раздеться и нырнуть в постель с двумя одеялами и плащ-накидкой сверху.

     В начале сентября начальник штаба дивизиона майор Сергачёв, командируя меня в Лиду для получения для дивизиона грузовой машины, буквально, приказал перевезти на ней свои вещи, находящиеся в Лиде, в пустующей квартире. Ведь Лариса с Серёжей, после похорон отца, продолжали жить в Минске. Я предупредил об этом своих новых хозяев в Лабно. Хозяин дома, дядя Володя, дал добро, хотя к этому времени пол был постелен только на их половине дома. Не имелось также и разделяющей наши комнаты перегородки.

    В Лиде помогали собирать вещи и грузиться мои добрые хозяева. Ванда жалела, что мы уезжаем. Ей очень хотелось увидеть Ларису и нашего Серёжу. К сожалению, Серёжу она больше не видела. В 1975 году мы с Ларисой приезжали к Ванде и Роману в гости без него.

    Собирать вещи и грузиться также помогал верный друг Слава Минец. Он ушёл из нашего дивизиона, стал служить в техническом дивизионе в Желудке, где ему выделили квартиру, чего он решительно добивался. (Технический дивизион занимается сбором прибывающих с завода в разобранном виде ракет, их проверкой, складированием и, при необходимости, поставкой в боевые дивизионы).

    11 сентября 1963 года я привёз свои вещи в Лабно. Их мне пришлось расставить на хозяйской половине дома. Для молодого лейтенанта вещей было немало, это: полутороспальная кровать, диван, трёхстворчатый шифоньер, детская кровать, круглый стол, четыре немецких стула, кухонный шкафчик, швейная машина, стиральная машина, огромный сундук с вещами и кухонной утварью и пр. о чём я уже забыл. Своими вещами я занял всю хозяйскую половину дома. Спал я уже под крышей, в тепле, на своей кровати и слышал, как хозяйка, тётя Зина, ночью долго пилила дядю Володю за возникшие неудобства в их жизни. Мастеровой, но несколько ленивый дядя Володя с утра стал стелить пол. Здесь же я дал команду Ларисе о приезде к новому месту службы. Она не заставила себя ждать.

    Запомнился её приезд. Утром я стал просить у командира дивизиона подполковника Евсюкова машину, чтобы встретить в Гродно жену с маленьким сыном, приезжающую поездом. Он сказал, что тоже собирается ехать в Гродно, и что я поеду встречать жену вместе с ним. Время шло, а он всё ходил кругами по дивизиону, раздавая распоряжения. Я следовал за ним и канючил, что мы опоздаем к приходу поезда. Он не спешил. Когда мы приехали на вокзал, то Лариса, простояв у вагона с годовалым ребёнком полчаса, наняла носильщика, сдала семь мест вещей в камеру хранения и стала думать об обратном билете. Это ничуть не смутило моего командира Евсюкова.

    По случаю приезда Ларисы и знакомства с хозяевами мы накрыли стол. Хотя, по сравнению с теперешним временем, всё было предельно просто, в основе были бутылка водки и картофель с тушёнкой. Хозяевам понравилось наше угощение.
Сохранились письма этого периода, которые мы посылали родителям. Они достаточно полно и красноречиво описывают первые впечатления Ларисы о доме, его хозяевах и Лабно.

    «Прошло 3 дня, как мы находимся в деревне Лабно-Огородники. Устроиться полностью мы ещё не успели, вернее негде. Живём почти вместе. Кухни отдельные, но наша ещё не окончена, нет пола, не оклеена, сегодня только начали делать плиту. Комната ещё общая, правда, сейчас сделали половину перегородки с ними, а Юра красит потолок. Со временем квартира будет хорошая. Хозяева обещают, что будет тепло. Дров у них много, но нам надо ещё докупить. Юре обещали выписать дров и брикета для плиты. А в комнате они будут топить.

    Всё было бы не плохо, если бы хозяева были хорошие. Они мне с каждым днём всё больше не нравятся, в особенности хозяйка. Плиту ведь мы ставим сами, за свои деньги, кирпич Юра достал, железо для плиты сегодня купил, а делают её солдаты. Вообще, стараются всё с нас что-то выжать. Хозяин говорит, как хотите, пол красьте сами, потолок, окна, двери тоже сами, китуйте (замазывайте окна) сами.А Серёже сейчас полное раздолье. Гуляет, бегает, делает что хочет, места ему хватает.

    Плохо ещё с продуктами, ведь всё надо привозить из Гродно. Юра был в Гродно сегодня, но привёз половину, что я просила, даже хлеба не взял. Молоко, масло, яйца, картошку берём у хозяйки. Я вот только ничего о цене не спрашивала, пока беру и всё записываю.

    Здесь плоховато с водой, надо идти к колодцу метров 300, но нам привозят воду солдаты. А колодец такой, что я таких ещё не видела, глубина 40 метров.
Грибов совсем мало. Мы в воскресенье немного насобирали и немного дали солдаты.

    Сейчас о деревне. Очень она растянута по обе стороны дороги, какой-то магистрали. Дома больше старые, редко где огорожено от улицы. У кого проволока протянута, а у кого просто так. Двор у нас огромный и весь зелёный, довольно аккуратный».

     Так началась наша жизнь в Лабно, полная забот и хлопот. С утра я отправлялся на службу. До дивизиона путь около километра. Лариса с Серёжей оставались дома на хозяйстве. Пол был постелен, перегородка сделана, Лариса с Леной, хозяйской дочкой, занялись клейкой обоев.

    В нашем распоряжении оказалось половина нового чистого дома с отдельным выходом и двух достаточно больших комнат: спальня (21м2) и кухня (14м2). Сослуживцы, и, особенно, их жёны, живущие в тесных комнатушках, в допотопных домах, без отдельного входа, завидовали нам.

    Всё было бы хорошо, но у нас вначале не было печки. Ларисе приходилось идти на хозяйскую половину и там становиться в очередь. Это очень смущало и напрягало мою деликатную жену. Вскоре мы удачно вышли из этого затруднительного положения. Хозяин дал разрешение поставить нам плиту на нашей половине дома. В дивизионе, со строящейся позиции, я взял немного красного кирпича, купил необходимое оборудование для плиты, накопал глины. Рядовой Кислов буквально одними руками смастерил нам не затейливую, но достаточно удачную печь. Лариса до сих пор вспоминает и мастера, и как они с ним мастерили чудесную печь. Она нас согревала и позволяла готовить обеды. Исчезла необходимость ходить на хозяйскую половину дома.

    Выход из нашей половины дома был прямо на улицу. Я сделал крыльцо, у которого поначалу ставили выварку, используемую в качестве импровизированного холодильника. Но после того, как Лариса столкнулась с лошадью, интересующейся содержимым «холодильника», пришлось отказаться от этой затеи.

    У Ревдюков мы прожили с сентября 1963 года по начало 1965 года. За это время у нас побывали гости из Минска. Накануне Нового 1964 года к нам приезжал отец. Прогостил он у нас около трёх   недель. Немножко пообщался с внуком, помогал Ларисе по хозяйству. Но ему, конечно, было скучно. Он, любитель перед обедом выпить, не имел у нас этой возможности. Уезжал от нас отец самолётом. Это был его первый полёт в жизни.

    В феврале 1964 года в Гродно, в командировку, приезжала сестра Римма. Она тоже посетила нас. А в марте 1964 года в гости приезжала Лорина мама, Степанида Адамовна. Серёже очень нравилось посещение гостей. Он часто их вспоминал и постоянно просил нас, чтобы мы в письмах их приглашали.

    В начале 1965 года мы переехали жить во вновь построенный кирпичный, двухэтажный, четырёхквартирный совхозный дом. Совхозники не желали его заселять. Отсутствие приусадебного участка, маленькие сараи при нём не позволяли иметь привычное для них подсобное хозяйство. Директор совхоза, чтобы дом не стоял беспризорным, по договорённости с нашим командованием решил поселить в нём наших офицеров.

    Впервые у нас была своя двухкомнатная квартира: смежные комнаты 16 и 8 м2, кухня 9 м2, коридор. Мы только могли мечтать о таком блаженстве. Лариса стала полноправной хозяйкой, о чём она очень мечтала, даже тогда, когда жили и у хороших хозяев. Её больше не нервировали различные козни наших хозяев, отношения с которыми сразу стали трогательными. Исчезла одна из причин Ларисиного плохого настроения. Правда, все удобства были во дворе, отопление печное, вода в колодце или доставлялась нашей водовозкой. Но мы не чувствовали этих неудобств, так как до сих пор жили с Ларисой в подобных условиях. Так же у нас был свой сарайчик и погреб в нём.

    Серёже шёл третий год, он вырос из детской кроватки, для него из казармы привёз солдатскую кровать. В этой новой квартире побывала у нас Лорина мама. Приезжала она весной. Зима была снежная, а весна полноводная. Мы провожали её в Гродно, используя резиновые сапоги и артиллерийский гусеничный тягач, так как другой транспорт проехать не мог.

    В этом доме так же поселились мой старшина Иокелло и мать одиночка, свинарка-ударница, с дочкой. Она была депутатом какого-то совета и её в деревне иронично называли «депутаткой». Она не имела хозяйства, и эта квартира её устраивала. Быть свинаркой-ударницей не просто. От постоянного общения со свиньями, пропиталась свиным запахом не только одежда, но и тело.
   Замечательная, деликатная женщина знала об этом и очень смущалась. Применение ею одеколонов не помогало. Жили мы по-соседски дружно. Я иногда помогал ей что-нибудь сделать в квартире мужскими руками.

    В мае 1965 года военными строителями были построены для нас, офицеров, четыре четырёхквартирных дома. Это превысило все наши запросы. Тем более, что у нас уже был один четырёхквартирных дом, который построили в 1964 году, когда строили казарму для личного состава.

     Утром 9 мая 1965 года нам вручили медали «ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945». Это была моя первая медаль. В этот же день мы переселялись из совхозного дома в новую квартиру. Я с Ларисой и «помощником» Серёжей таскаем вещи, а Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев зачитывал доклад, посвящённый 20-летию Победы в Великой отечественной войне. Его мы слышали из дивизионного громкоговорителя, установленного на казарме. Врезалось в память о решении партии и советского правительства сделать 8-е марта и 9-е мая праздничными днями.

    В каждом доме было по четыре квартиры: две трёхкомнатные и две двухкомнатные. Квартир было с избытком, можно было выбирать. Мы выбрали себе двухкомнатную квартиру. Отопление в домах было печное. На кухне стояла чугунная массивная плита. Комнаты отапливались кирпичной грубкой. Вода была из местной водонапорной башни, а удобства были на улице, на приличном расстоянии с буквами «М» и «Ж».

    Для каждой квартиры выделялся сарай для дров и прочего. Жилось нам в новом доме не плохо. Серёжа был уже достаточно большим, самостоятельным. В июне ему исполнялось три года. Сам играл с ребятами на улице. Часто в нашей квартире собирались его сверстники. А вообще, жили все дружным колхозом. Мы, офицеры, были на службе, а наши жены, договариваясь между собой, выезжали в Гродно, оставляя своих чад на попечении одной из них. Дети дружили и вместе хорошо играли.

    Лариса по-прежнему не работала, и мы решили завести кроликов. Их поселили в лесу в клетках. Многие последовали нашему примеру.

    Одну из квартир выделили для военторговского магазина, в котором стала работать жена нашего нового командира Сергиенко Ивана Павловича. В магазин вереницей стали ходить местные жители. На дивизион военторг выделили два холодильника «Днепр». При розыгрыше один из них достался нам. После стиральной машины «Рига», это было наше второе крупное приобретение. Что интересно, эти две вещи дожили вместе с нами до настоящего времени.(2009 год). Стиральную машину мы недавно презентовали друзьям, и она должна отправиться на Украину, а «Днепр» честно нам служил на даче до 2014 года. Дети, в качестве подарка, купили нам новый холодильник с морозильной камерой, а «Днепр» мы презентовали соседям по даче.

    Одним из наших развлечений было солдатское кино. Его крутили в казарме три раза в неделю. На хорошие фильмы шли семьями. Женщины, как положено, красились, душились, причёсывались, одевались в лучшую одежду. Они знали наших солдат, а последние с уважением относились к ним и нашим детям. Интересно и трогательно было наблюдать, как они любили играть с нашими детьми, видимо вспоминая своих младших братьев и сестёр.

    К своим подчинённым я относился строго, но уважительно. Они отвечали взаимностью. Иногда помогали мне пилить дрова. Мы, в свою очередь помогали им деньгами, когда они выезжали в отпуск. Так же, когда я уехал на полигон, а Лариса уехала к родителям в Минск, то мои оставшиеся воины заботились о наших кроликах.

    В этой деревенской жизни в Лабно старались найти какие-либо радости и развлечения. Придумали в дивизионе отмечать по месяцам дни рождения офицеров и их жён. Эти мероприятия проводились в одной из пустующих квартир, которая использовалась для редких, приезжающих в дивизион, командированных. Было непринуждённо и весело, особенно когда в дивизион прибыл молодой, интересный, холостой аккордеонист Лушкин.

    Устраивались нехитрые застолья, пелись песни, организовывали танцы. Любили играть в бутылочку. Все сидят по кругу, один из сидящий раскручивает в центре круга бутылку. На кого показывало горлышко бутылки, с тем он и целовался. Игру продолжал целованный. Я удивлялся тем, что наш совершенно «старый» сорокалетний майор Сергачёв задорно и страстно целуется с нашими двадцатилетними жёнами. Думал, неужели в его возрасте человек ещё может целоваться. Через 20 и даже 30 лет понял, что может.

    Были у нас и курьёзы. Ревнивый лейтенант Полушкин после этих вечеринок порой избивал свою молодую жену. Однажды услышав её вопль, наши жёны побежали защищать её. Полушкина в квартире не оказалось, но когда он появлялся, то избитая жена бросалась к нему со слезами: «Женечка не бойся, тебе ничего не будет». А он, в свою очередь, зарычал на непрошеных гостей: «А ну, вон из моей квартиры!».

    Одним из развлечений была поездка в Гродно. Ездили туда рейсовым автобусом, либо подстраивались к расписанию  поездок машин нашего дивизиона, у которого практически ежедневно были дела в городе.

    Машины были грузовые. Женщины, естественно, ездили в кузове. Не так просто было в них забраться, но это никого не смущало и не останавливало. Разве только замполит, майор Качалов, возил свою барыню, которая не общалась с лейтенантскими жёнами, персонально на ГАЗ-69.

    В городе делались необходимые покупки, в первую очередь продукты. Делать это было не просто. Пока мы, по призыву Хрущёва, догоняли Америку по молоку и мясу, то совершенно забыли о хлебе насущном. Приходилось искать в магазинах хлеб, муку, макаронные изделия. Помню, в 1964 году военторг выделил дивизиону коробку макарон. Мне её пришлось по-братски делить на всех.

    После дежурства, которое оканчивалось в 9 часов утра, нам, офицерам, предоставлялся отгул до конца рабочего дня. В этих случаях ездили в город всей нашей небольшой семьёй. Кроме покупок гуляли по городу ходили в кино. Запомнился фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Неизгладимое впечатление осталось от фильма «Живые и мёртвые». Был очарован игрой Анатолия Папанова, на которого впервые обратил внимание. Однажды мы так загулялись, что потеряли своего пытливого двухлетнего сына. На наше счастье, он ушёл недалеко, а милиция в эти годы была на месте. Не распалась семья. Летом умудрялись загорать и купаться в Нёмане. В нём 2-3-летний Серёжа получал первые уроки плавания.

    Святым делом были еженедельные поездки в баню. Чаще ездили в кузове грузового ЗИЛа. Он, покрытый тентом, оборудовался скамейками для сидения. Если это был ГАЗ-69, то в него набивалось порой до тринадцати человек, считая детей. Серёжу мы начали возить в баню с двух лет. В ней его впервые наголо постригли. Он был крайне возмущен этим насилием, страшно кричал и брыкался, мы его с Ларисой едва сдерживали, невозмутимая парикмахерша умудрилась его постричь. Благо, что причёска была самая простая – наголо.

    Баня была с отличным паром. После бани обязательно успевали выпить пиво и закусить. В буфете всегда была вкусная жареная рыба. Маленького Серёжу сажал на прилавок, он получал своё ситро, папа угощал его рыбой. Обыкновенная жареная селёдка казалась очень вкусной. На помывку отводилось определённое время. Бедные наши жёны успевали помыться и обежать ближайшие магазины.

    В нашей просторной квартире у Ревдюков иногда были посиделки. Играли в лото или в карты. Собирались так же, чтобы отметить очередной праздник, в том числе получение звёздочки или очередной партии спирта. Он выделялся для обслуживания техники. На свою передающе-приёмную кабину я ежемесячно получал две 750-милилитровых фляжки. Мой непосредственный начальник, Александр Павлович Воробьёв, учил нас, молодых лейтенантов, пить чистый спирт. Пить я его научился. Но, слава Богу, не увлёкся этим занятием.

    Александр Павлович любил красочно рассказывать, как он служил в какой-то лаборатории, где получали на месяц целую канистру (20 литров) спирта. В день получения они обязательно поощряли стаканом спирта дядю Васю. Он приходил. Ему ставили два стакана, один со спиртом, а второй с водой, для запивания. Дядя Вася молча выпивал спирт, запивал его водой и уходил. Иногда с ним экспериментировали. Наливали два стакана спирта. Он оба их выпивал и, ни слова не говоря, уходил. Однажды ему налили два стакана воды. Возмущению и обиде за подлый розыгрыш не было предела. Экспериментаторы были названы сволочами и фашистами.

    В январе 1964 года я купил себе, по тому времени, приличные лыжи. Покупал их вместе с Альбертом Иоекелло. Он, будучи по национальности финном, был хорошим лыжником и понимал в них толк. Правда, в те годы выбор лыж был не большой: плохие, за 5-6 рублей, а получше за 10-12 рублей. Мы купили за 12 рублей. От Альберта я узнал, что их нужно смолить, дал мне понятия о такой диковинке, как лыжные мази. Научил он меня ходьбе на лыжах, привил к ним любовь. На лыжах катался не только я, но и Лариса.

     В дивизионе, расположенном в небольшом, ограниченном по пространству лесочке, росли грибы. Во время службы мы их собирали прямо на позиции. По выходным делались прогулки за грибами вокруг позиции. Очень хорошо их находил маленький Серёжа, так и слышалось от него: «Мама гип». До прибытия осенью 1963 года в дивизион лейтенанта Яценко, мы не знали, что такое шампиньоны. Они во множестве росли на лугу, где пасся скот. Мы их, с презрением, футболили ногами, как поганки.

    В нескольких километрах от Лабно была пограничная застава. Мы даже использовали её линию связи. Осуществлялись с ними совместные спортивные мероприятия. Александра Павловича Воробьёва часто приглашали на заставу для ремонта телевизора. В благодарность, он получал разрешение охотиться в пограничной зоне, где было масса зайцев. Один из зайцев, подстреленный Александром Павловичем, был подарен нам с Ларисой. Помню, как Лариса его вымачивала, и как мы выплёвывали дробь во время еды. В компании охотников так же были Николай Яценко и Ваня Зубарев. Коля однажды угощал меня мясом дикого голубя.

    Занимались мы и рыбалкой. На центральной усадьбе совхоза в Гиновичах, в 6 км от нас, было небольшое искусственное озеро, в котором разводились карпы. Нам, офицерам, разрешалось в нём рыбачить. И в нашем пруду, вырытым в 1963 году, подрос карась. Вечерами мы ходили гулять, бросали в пруд хлеб и наблюдали, как караси гоняют его по глади воды. К концу 1965 года караси подросли и мы начали его с увлечением ловить.

   Много времени с Ларисой уделяли воспитанию своего ребёнка. Учили и воспитывали его так, чтобы он стал самостоятельным, хорошим человеком. Лариса много с ним гуляла по окрестностям Лабно. Серёжа любил, когда мы ему читали. Настоящим счастьем для него был подаренный Дедом Морозом фильмоскоп. Он не мог дождаться вечера, чтобы смотреть кино. Порой Лариса спекулировала фильмоскопом, заявляя: «Если будешь плохо кушать (вести себя), то Дед Мороз заберёт свой подарок обратно». Как все дети Серёжа часто болел. Особенно его мучили ангины. Иногда ему прописывали уколы. Местная медсестра научила нас с Ларисой их делать. Причём мы их делали не одноразовыми шприцами, а многоразовыми, которые всякий раз долго кипятили.

    Не забывал я и о своём здоровье. Ведь мне хотелось получить высшее образование. Но при поступлении в военную академию или высшее училище нужно было иметь отменное здоровье. С юношеских лет мучил меня язвенный стоматит. Решил с ним разобраться. Для этого в марте 1964 года лёг в госпиталь в Гродно. Болезнь я свою не вылечил, а первые азы игры в преферанс  получил. У соседей по палате, любителей преферанса, не было кворума, они вынуждены были меня научить этой игре.

     Достаток у нас был не ахти какой, моя лейтенантская получка – 128 рублей. Из них 10 рублей платили за квартиру, рубль за свет, столько же уходило на партийные взносы. На питание нами выделялось 50-60 рублей в месяц. Позже у Ларисы появился небольшой приработок. Хозяйка, узнав, что Лариса швея, стала обращаться к ней с просьбами. Это разнеслось по Лабно. К Ларисе стали обращаться местные жители с просьбами. Она им шила платья, юбки и прочую мелочь. Порой с ней рассчитывались продуктами питания. На пасху приносили яйца.
Пару лет на земле, которую нам щедро выделил совхоз, мы пытались сажать свой огород: картофель, овощи. Но от этой затеи было мало толку. Не было удобрений и опыта работы на земле. У Коли Яценко, пришедшего от земли, с этой затеей выходило неплохо, делал он всё агрономически правильно и получал хороший урожай картофеля и овощей.

                Отпуск  в  Ялте

     В финансовой службе бригады была организована замечательная услуга – касса взаимопомощи (КВП). Ты, написав заявление, добровольно в неё вступал. При этом указывалась сумма, которую должны у тебя ежемесячно вычитать. Кажется, это было 10 рублей.

    При необходимости, ты мог взять свои накопления или несколько больше. В заявлении на кредит указывался его срок. Финансовая служба ежемесячно осуществляла соответствующие удержания. При этом дополнительно ты выплачивал небольшой процент.

    Накопив целых 185 рублей, мы в сентябре 1964 года пошли в отпуск и, оставив Серёжу в Минске у родителей, поехали отдыхать в Ялту. Поселились недалеко от моря, на улице Пионерская. Жильё стоило 1 рубль в сутки с человека.

    Погода была отличная, море тёплое. Единственное неудобство, нужно было рано вставать, чтобы занять место на пляже. Отдыхающих набивалось столько, что трудно было пройти к морю. По молодости преодолевали эти препятствия, не замечая их, с удовольствием купались, загорали, гуляли по набережной Ялты.

    Здесь мы узнали, что такое чебуреки. Перед обедом пошёл дождь. Мы заскочили в чебуречную и стали в очередь. Кушать хотелось очень, очередь была часовая. Сколько чебуреков на порцию мы постеснялись спросить и заказали на двоих три порции. Это оказалось на каждого по девять огромных чебуреков. Только молодой организм позволил с этим справиться.
    В основном питались дома. Помидоры, огурцы, лук и прочие овощи, сосиски, рыба, хлеб, майонез, разливное вино – стоили копейки. Мы даже смогли выделить деньги на ресторан, чтобы отметить Ларисин день рождения. Сослуживцы по дивизиону завидовали нам. Всё тот же Александр Павлович Воробьёв посоветовал запомнить этот год и наш счастливый отдых в Ялте. Ходить в отпуск лейтенанту в бархатный сезон не предполагалось.

                Очередное  воинское  звание

    В армии каждый офицер назначается на какую-то должность. Этой должности соответствует определённое воинское звание. Если у офицера звание меньше, чем положено по его должности, то, по прошествии определённого срока, при наличии положительных служебной и партийной характеристик, ему, по представлению непосредственного начальника, приказом вышестоящего командования присваивается очередное воинское звание.

    Первое офицерское звание лейтенанта получил по приказу министра обороны, по выпуску из училища 31 августа 1961 года. Моя должность старшего техника лейтенанта соответствовала должности старший лейтенант. Его я мог получить только спустя 3 года. В получении очередного воинского звания был не только моральный, но и материальный интерес. За звёздочку дополнительно платили 10 рублей.

    Срок получения очередного воинского звания наступал осенью 1964 года. На день артиллерии, 19 ноября, мне и Ване Зубареву зачитали выписку из приказа о присвоении очередного воинского звания – старший лейтенант. Это событие положено немедленно отмечать. Но возникла незадача – мне завтра уезжать в командировку, а офицеры, живущие в Гродно, уже разъехались по домам. Командир дивизиона, немного подумав, принял решение: «Отмечать будем сегодня!» «А как же наши гродненские офицеры?» – поинтересовались мы с Ваней. «Мы их сейчас доставим».

    Ваня пошёл давать соответствующие распоряжения нашим жёнам, а я с командиром поехал в город за спиртным и за офицерами. Подъезжая к очередному дому, где жили наши офицеры, мы объявляли:  «Готовность номер один!». В мгновение ока они выскакивали из дома и садились в машину. Бедный Володя Богатырёв что-то дожёвывал на ходу. Всю «подлянку» они осознали только тогда, когда машина подъехала к моему дому. Наши жёны оказались на высоте, нехитрые закуски в виде картошки, котлет, оливье и пр. были на столе. Весёлые и счастливые офицеры расходились и разъезжались за полночь.

                Командировка  в  Поставы

    В ноябре 1964 года меня включили в состав корпусной комиссии по проверке поставского зенитно-ракетного полка. Проверяли мы техническую и боевую подготовку двух его зрдн.

    Первый зрдн, расположенный под литовским городком Швенченеляй, запомнился гостиницей с чистым номером и мягкими деревянными кроватями. В дивизионе нас накормили жареной картошечкой с лангетами, а на третье подали сливки. Нужно сказать, что зрдн показал знания под стать завтраку. Предварительно мы поставили ему четвёрку, которую он оправдал во время проверки.

    Главным инженером полка был подполковник Зарецкий, мой преподаватель электротехники в Даугавпилском училище. Он был переведён сюда при сокращении штатов училища, после перевода его из ВВС в ПВО в 1960 году. Запомнился этот преподаватель своей еврейской деликатностью, методичностью, а также красивой, молодой женой, которая смущала нас, курсантов, когда гоняла по территории крепости на мотороллере. Зарецкий меня узнал и обрадовался встрече.

    Второй зрдн был расположен под Поставами. Нас поселили в гостинице, в которой я, лёжа на пружинах, не мог дождаться утра, чтобы, наконец, закончились мои муки. Кормили нас в дивизионе обыкновенной солдатской пищей. Сам дивизион рождал в нас уныние. Техник кабины «П», которого я проверял, был забитым 39-летним старшим лейтенантом. При мне он делал непонятные движения, обозначающие настройки. На мои вопросы ничего не отвечал. Когда же я попытался проверить его знания техники по схемам, он откровенно сказал: «Что вы надо мною издеваетесь, ничего я не знаю, можете ставить мне двойку, всё равно я скоро увольняюсь».

    Здесь же появился подполковник Зарецкий, который стал смотреть на меня грустными глазами. Я понимал его и бедного старшего лейтенанта. Это было такое время, когда в ЗРВ направляли и авиаторов, и тыловиков, и финансистов, и гэсэмщиков. Не мог подполковник Зарецкий найти этому престарелому старшему лейтенанту, потерявшему интерес к службе, замену. Не мог он и заставить его работать. Да потом, и не всякому по плечу такая техника, тем более, если у него не было радиотехнического образования. У других проверяющих впечатление о зрдн было не лучше. Но всё равно, мы решили поставить зрдн три с минусом.

    Для того, чтобы оценка была объективной, в ЗРВ действовал «Курс стрельб». Когда мы выдали нашему опытному председателю комиссии подполковнику Евсикову, одному из лучших командиров дивизионов нашей бригады, частные оценки по дивизионам, то по первому зрдн сразу же по «Курсу стрельб» вышли на четвёрку, а по второму – на двойку. Так как такую оценку мы не хотели ставить (кто знает, может быть, они через месяц приедут проверять нас), то мы начали несколько повышать частные оценки. Получилась четвёрка. Это было слишком. Стали осторожно понижать частные оценки. Получилась двойка. В конце концов, волюнтаристическим решением мы поставили оценку три и разъехались по домам.