Времена не выбирают. Глава 23

Война.Каратунов.
Газеты пестрели сообщениями об освобождении Западных областей. На шахте прошел митинг, после которого Павла вызвали в горком.
-Павел Федорович, как ты смотришь на освобождение Западной Украины?
-Вроде освободили уже?- отшутился Павел.
-Положение серьезное – нахмурился секретарь, - надо помочь товарищам построить социализм. Белополяки притаились, много шкоды  делают, люди там несознательные, не все правильно понимают, смотрят недружелюбно. Бывают теракты. Надо тебе ехать, партия посылает помочь товарищам местным коммунистам. Так что собирайся, поедешь уполномоченным с товарищем Кривущенко. Пока в Шепетовку, там дальше определят. Нас тут много, а там коммунистов не хватает, поезжай, помоги.
    Особой охоты не было, но раз надо, так надо. Пришел домой, сказал Марусе, та в плач. А что делать, надо ехать. Благо, начальник будет свой, с Кривущенко были знакомы с гражданской, поедем, а там посмотрим.
   Дорога была сложной. После Киева особенно. Особенно не болтали, зачем и куда едут. Шахтеры и точка. Долго ехали от станции до городка, считай большого села. В городке разыскали горотдел. Тут уж расслабились, встретили нормально. Сразу поселили, квартира, как квартира, с мебелью от старых хозяев. Куда те делись, Павел старался не выяснять. Сопровождающий рассказал, что народ здесь не добрый, глядят исподлобья. В ближайшем селе убили председателя  сельсовета. Рядом в селе сожгли школу. Кругом саботаж и недовольство. Известное дело, сколько под панами жили, свыклись с эксплуатацией, теперь в колхозе учиться будут. Привыкнут!
   В горотделе дали револьвер, рассказали, за что браться в первую очередь. У Павла был также наградной маузер в большой деревянной кобуре. Подумав, дал строгие инструкции семье и оставил Наган Марусе, а сам пошел на работу с Маузером, так внушительней, казалось. Наган распорядился держать под подушкой, и не на глазах, и всегда рядом.
   Мысли кружились в голове. Почему местные украинцы так враждебно настроены? Мы ж братья! От панов освободили. Новая жизнь будет. А с другой стороны, вспоминались перипетии гражданской войны, как неохотно люди расставались со своим барахлом, привычным укладом жизни. Сколько несправедливости пришлось людям испытать, а о ином и вспоминать неохота, сколько зла сделали походя друг другу. Кто-то жил в их теперешней квартире, растил детей, зарабатывал на хлеб, а теперь? Да, ладно, что с ними, западники, одно слово, злодии.
  Вот и первый допрос. По виду вроде не буржуй, а враг все таки.
-Шо дывыся, прыйихалы, виднялы все.Шо вы робыте? Я сорок год свою землю обробляв, сам йив и людей кормыв, в вы все виднялы и все вам мало, хай вас дидько забере, комуняки чортовы! Землю споганылы окопамы, скризь порылы, деж тепер хлиба брать? Житы вчить прыйихав? А що мы тут без вас робылы? Хиба не жылы? А тепер вам и життя наше подавай! Ну гаразд, буде й вам такэ самэ!
-Что ты с ним возишься? Видишь враг конкретно! Таких не перевоспитаешь! Эх, не на гражданской ты мне попался, ну, ничего, и теперь справимся!
Павел понимал, что против силы не попрешь, но горе простых людей было ему не безразлично. Не за это ли мы воевали, чтобы люди не плакали, не страдали? Когда же, наконец, будет то счастье всеобщее. И разве этот мужик виноват? Вот, волком смотрит, а ведь, задуматься, так и есть за что…
    Напрасно Павел предупреждал Марусю «Смотри! Осторожно! Кого не надо не подпускай близко!». Толпа женщин ввалилась в квартиру.
-Здрастуйте вам! Пришли посмотреть, как вы тут живете, поучиться. Ой, какие полотенца, а это у вас что, а там как красиво. Вот, что значит люди с хорошей жизни, с социализма.
Маруся растерялась, женщины щебетали, нахваливали ее и квартиру, льстили и так замулили глаза, что не заметила, как все вышли, оставив ее в покое. Присела отдохнуть, те голову вскружили. Ну, ничего, вроде не опасно, если бы со злом вошли, я бы сразу за Наган, тут он под рукой, под подушкой. Протянув руку, Маруся ощутила под подушкой пустоту. Рывком сбросила подушку на пол, револьвера не было! Что делать? Дети! Дети рядом, в норме, а револьвер пропал. Кто-то из нежданных гостей успел вытащить. Вот горе! Скорее надо Павлу сказать.
   Подхватила меньшего, взяла за руку старшего и помчалась в горотдел.
-Как же так, Маруся, я ж предупреждал тебя, ну, что такое! Ты ж меня под монастырь подвела! Что ж теперь делать? Это же не шутка, не кастрюлька какая, это же револьвер! Из него теперь убьют кого из наших. Что делать теперь? Вот горе!
На шум зашел Кривущенко, послушал Марусю, помотал головой, нахмурился и пошел к себе, поманив с собою Павла.
-Ты, вот что, с этим теперь строго, разбираться НКВД будет, ты, как бы контру вооружил. Давай, ехай домой! Напиши заявление, мол, дети поболели, жена хворает. Я сколько смогу, придержу дело, а там посмотрим, может еще найдется где.
   Павел всей душой хотел, чтобы клятый револьвер канул в прорву, исчез, испарился. Чтобы ни кому не приключилось зла из-за него. Но разве изменишь теперь что-нибудь! Наскоро собравшись, оставили ненавистную квартиру, чужая, она и есть чужая, и помчались на станцию.
   Дома побыл несколько дней и пошел в горком просить совета. Все сочувствовали, но ничем помочь не могли. Павел вернулся к привычному слесарному делу на шахте №5. Каждый день после работы томительно ждал, когда придут товарищи из НКВД. Конечно, оружия везде полно, но револьвер выдан на работе, а он его потерял. Да и обстоятельства такие, хуже не бывает. Револьвер у контры и в кого-то сейчас из него целятся. Павел почернел и осунулся, извел себя постоянным ожиданием беды и как-то с радостью даже воспринял речь Молотова об объявлении войны. Теперь все изменится! Пошел в партком, там решали, как отреагировать на события. Лучше всего отправить добровольцев из числа коммунистов, пример показать. Война, ясное дело, вот-вот кончится, надо торопиться. И Павел попросился, мол, а пошлите меня. Возраст за сорок, послать бы кого помоложе, но и так сойдет, для почина. Отобрали пятерых, проверили характеристики, чтоб комар носа не подточил. Павел с радостью узнал, что пока с его характеристикой все в порядке и поспешил домой собираться на войну.
    Между двумя нарядами, чтобы людей было как можно больше, партком выставил пятерых коммунистов на сцену и под духовой оркестр и пламенные речи торжественно проводил их на фронт. Было это на третий день войны. А после проводов началась чехарда. Военком не знал, что с этими добровольцами делать. Некогда ему было разбираться с ними. У него свое дело горит. И не найдя ничего умнее, отправил всех пятерых в область. Там разберутся! Но и в области  было не до них. И таких добровольцев было полно, от каждого, считай, коллектива. Время шло, а дело стояло. Павел больше поглядывал на не здешних военных, которые появлялись у военкомата. Формировались какие-то части, кого-то отправляли на медкомиссию. Вот, Павел заметил одного прыткого еврейчика, такие своего не упустят и везде успевают. Павел пристроился поближе и улучив момент поинтересовался, не нужны ли тому добровольцы, коммунисты. Внимательно поглядев и что-то прикинув в уме, проворный интендант велел следовать за ним, помочь грузить машину, и когда казалось, что только это ему и надо было, сказал размещаться в кузове среди разного барахла.
 Так Павел попал в 47 стрелковый полк 15 стрелковой дивизии. Минуя запасной полк, Павел получил обмундирование и стал в строй рядовым бойцом.