Аутентичный эпос о Тюште как явление творчества на

               

        Развитие ранних эпических форм эрзянского и мокшанского фольклора идет от космогонической мифологии, получающей свое продолжение в героической поэзии, которая отображает тему творения мира применительно к зарождению и становлению человеческого общества. Если в мифах героем выступает Верховный Бог (Инешкипаз, Шкабаваз, Чам-пас) и его героика заключается в творении мира и в противостоянии Идемевсю, Черту, то в эпических текстах на первый план выходит инязор, царь, представленный как  полубог(1). Героика Верховного Бога и Тюшти схожи – это их созидательная деятельность. Если Бог вносит порядок, гармонию, красоту в сотворенный им мир, то Тюштя эти же качества вносит в человеческое общество. Космогоническая мифология эрзян и мокшан создавалась одновременно с героическим эпосом и выступает не как нечто чуждое ему, а как его органическая часть. Решая в принципе одни и те же задачи, миф и эпос утверждают друг друга. Часто в одном произведении соединяются миф о сотворении мира и человека и песня об избрании царем Тюшти и его правлении.
        Внимание к песням и преданиям о Тюште со стороны этнографов, филологов, возникло не случайно. Песни представляют собой замечательный материал по истории русско-мордовских отношений. В них говорится о столкновении между русскими и мордовскими царями и их войсками, о характере вхождения мордвы в состав русских уделов. Поэтому изучающие русско-мордовские отношения в области истории, этнографии и фольклора, песни и предания о Тюштяне используют как материал, созданный и сохраненным мордовским народом (2).
        Эпические тексты имеют большую ценность при изучении истории и культуры того или иного этноса. В большей степени это касается младописьменых народов, у которых не сохранилось письменных свидетельств, фактов о своей истории. Безусловно, есть принципиальная разница между эпическим миром и реальной действительностью, реальной историей. В эпических текстах не показываются конкретные исторические факты, социальные связи, а создаются свои определенные модели и конструкции, которые вобрали в себя лишь некоторый исторический колорит, хотя они  и мыслятся как реально существующие. Эпический мир моделирует конкретную историческую эпоху в жизни общества, но не с ее событийной историей, реальными людьми, отношениями, бытом, а комплекс представлений народа об этой эпохе, в котором переплетены исторический опыт, чаяния и ожидания, традиции предшествующих эпох, - и все это подвергнуто обработке «эпическим сознанием» и «эпической эстетикой». Эпосу присуща строгая отобранность материала, из которой создается эпическая реальность(3). Эпос не отвлекается от этнической и социально-политической реальности, так как идейная жизнь общества исторически обусловлена.в эпических героях и событиях олицетворяются и персонифицируются актуальные идеи и умонастроения времени. Эпическая или поэтическая история есть история идеального развития народа, формирования и движения его сознания, содержание которого составляют представления о жизнедеятельности раннеклассового общества. При всей их фантастичности они выражают действительное миросозерцание людей. В произведениях народного эпоса имеется множество героических и романтических, трагических и комических сюжетов, относящихся к различным сторонам человеческой жизни.
        Эпос представляет собой синтез народного повествовательного искусства, он отличается тяготением к темам жизни коллектива – рода, племени, народа, и проблемам общественного масштаба. Этим главным образом и отличается народны эпос от других повествовательных жанров словесного искусства (4).
        У мордовского народа в героико-эпическую поэзию входят также сказания о Сабане-богатыре и чедесном Гурьяне, песня «Шекшата пандо» (На горах на дятловых). Мы остановим свое внимание на рассмотрение песен о Тюште. По мнению А.И. Маскаева, «не все песни о Тюштяне безоговорочно можно считать героическими: ряд вариантов представляют собой сказочно-балладные песни, а некоторые из них возможно отнести к историческим текстам».5 помимо песен бытовали многочисленные рассказы, предания и легенды.
        Эпические песни являются откликом народа на наиболее важные события в его жизни и, передаваясь из поколения в поколение, вбирали в себя события разных эпох. Поэтому эпос о Тюште охватывает огромные временные рамки и является своего рода неписанной историей мордовского народа, пусть и отдаленно связанной с реальной действительностью, но, несомненно, достойно внимания и изучения, поскольку «памятники героического эпоса составляют ценнейшую часть культурного наследия и предмет национальной гордости народов»(6).
        Несовершенство реально мира преодолевается в эпическом мире. Сюжеты, герои и события в эпических произведениях суть ничего иное, как олицетворенные идеи и понятия, чувства и переживания, ставшие наиболее актуальными в народном сознании и поэтому передающие важнейшее направление его развития. Эпос как бы игнорирует реальность, по-своему исправляет несправедливость истории. Хронологическая последовательность песенных сюжетов указывает на то, что произведения возникли как живой отклик на череду взаимосвязанных событий, следовавших друг за другом и передававших движение реальной истории.
        Героические песни складывались в эпоху формирования эрзянско-мокшанской этнической общности, когда шло образование древнемордовской государственности.
Первоначальный интерес русских этнографов, фольклористов, миссионеров к устному народному творчеству мордовского народа и к его эпической песне был связан не столько с желанием лучше узнать народ, его историю и быт, сколько с политикой царской России по отношению к инородцам, в частности к мордве в связи с его крещением. И лишь со временем это дало толчок  к целенаправленному собиранию и изучению фольклорных материалов, к возрастанию интереса к ним с точки зрения их художественной самобытности.
        В песнях встречаются разные варианты имени «Тюштя»: Тюштянь, Тюштян, Тюмтя, Тюшча и др. Это связано с тем, что дореволюционные русские и зарубежные исследователи записывали песни о Тюште на местных говорах, но все они, несомненно, восходят к форме Тюштя. По мнению А.И. Маскаева, это имя образовалось при соединении «тёкш» (вершина) и «атя» (старик), что означает верховный старик, инязор(7). Но обычно Тюштя в песнях показан молодым, красивым и сильным парнем или мужчиной. Имея ввиду это обстоятельство, А.М. Шаронов предполагает, что «имя Тюштя могло быть образовано от словосочетания «тюсонь максыця» (придающий образ, обустраивающий мир), то есть отмеченный небом, предназначенный на правление Инешкипазом(8). 
        Имя «Тюштя» используется как собственное, однако первоначально оно было нарицательным и обозначало занимаемую должность. Нарицательное имя или название должности становилось собственным именем, ибо оно должно было соответствовать новым представлением о человеке, роду его занятий и должности. Имя, выражавшее общественный статус человека, теснейшим образом было связано с сюжетом как концептуальной категорией. Основной закон «мифологического, а затем и фольклорного сюжетосложения заключается в том, что значимость, выраженная в имени персонажа и, следовательно, в его метафорической сущности, развертывается в действие, составляющее мотив; герой делает только то, что семантически сам означает(9). Тюштяном мог называться и представитель какого-нибудь рода. А.И. Маскаев пишет, что «в различных местах проводились братчинные праздники в доме старшего рода, держателя родовой свечи Тюштянь, предводитель рода также мог называться Тюштяном(10). Старейший рода, перед тем как начать исполнение песни, спрашивал разрешения и благословения у односельчан. Такие песни встречались только у той части населения, которая относилась к понятию «тюштянь» как священному. В некоторых других селах, не почитавших Тюштяна, смотрели на это насмешливо, в связи с чем о нем появились юмористические рассказы, в которых повествование шло о смешных поступках Тюшти и его сородичей. У русскиъ подобные смешные поступки приписывались пошехонцам, а смешные рассказы о них назывались рассказами о пошехонцах. Это говорит о том, что у разных родов были свои родовые праздники, свои Тюштяны. Отсюда насмешливое отношение одних деревень к другим, которые проводили обряды по-своему, или почитавших другого Тюштяна. Но в большинстве сел к нему относились как к необычному герою, заступнику за народ, способному на великие подвиги. Имя «Тюштя» или «Тюштянь» известно большей части эрзян и мокшан не только из художественных произведений, но еще из народной фразы «Тюштянб пингень» (время Тюшти, времена Тюшти) в значении русского выражения «При царе Горохе». Эта фраза иногда встречается и там, где никаких песен и преданий о Тюште не было обнаружено.
Большая часть произведений о Тюште подверглись неоднократной переработке и  переосмыслению, включая тексты о тех исторических процессах, которые оказали существенное влияние на жизнь мордвы, например, события эпохи правления Ивана Грозного. Представления людей о реальном существовании Тюшти придают песням, рассказам и легендам о нем колорит историчности.
Песни о Тюште объединяет стремление вместить в себя всю мордовскую историю. В них народ объясняет появление всего сущего, раскрывает основы своего былого величия и благополучия, дает ответы на вопрос, почему все изменилось, каковы причины их бед и кто виноват в случившемся. Последнее наглядно показано в сюжете об уходе Тюшти со своим народом за море. Народ, проголодавшись в дороге, останавливается есть кашу. А когда Тюштя решает идти дальше, часть людей остается есть кашу. «Кашеедов», предпочтивших сытый желудок свободе и национальному достоинству, Тюштя подвергает проклятию. Кашееды есть те эрзяне и мокшане, которые ведут повествование о мордовской истории.
Тюштя решает уйти со своим народом с насиженных мест в связи с нашествием русского царя.до его прихода эрзяне и мокшане жили в мире и благоденствии. Тюштя, как мудрый правитель, решает отказаться от противоборства с ним, чтобы сохранить от физического уничтожения свой народ. «Не в богатырских подвигах на поле брани, а в утверждении и сохранении своей семьи, рода, племени», «в утверждении земледелия, высоких моральных устоев народа»(11), в организации мордовского общества на началах разума, закона и порядка он видит свое назначение. Тюштя не богатырь, не воин, не кузнец-чудотворец, а царь-мироустроитель, демиург эрзя-мокшансой государственности, по воле Инешкипаза и по просьбе людей возложивший на себя миссию служения народу. В этом смысле его можно сравнить с Моисеем и с Данко (М. Горький «Старуха Изергиль), озабоченными аналогичными проблемами, хотя и речи не может быть о том, чтобы поставить в один ряд Моисея, Данко и Тюштю. Это совершенно разные персонажи. Тюштя как правитель и как художественный образ возник на мордовской почве. Способность Тюштяна рассекать моря и реки, превращаться в животных – способность кудесника, мага, шамана – присуща раннему вождю-жрецу любого народа, а не только мордовского(12). Мудрость Тюштяна не его собственная, а подаренная ему Инешкипазом как инязору. Он становится во всех отношениях замечательным лишь после избрания царем. До этого эти качества ему не присущи.
Образ Тюшти возник в период формирования древнемордовской этнической общности и складывался в течении долгого времени. Он вобрал в себя лучшие духовные и физические качества этноса. Тюштя – образ собирательный, и произведения о нем отражают, вследствие этого, не одну, а ряд эпох этнической истории народа(13).
Тюштя – один из любимых героев мордовского народа, поэтому о нем появилось большое количество песен и преданий.
В эпосе о Тюште выделяется ряд сюжетов, которые взаимодействуют между собой и имеют определенную последовательность. В каждом из них Тюштя мыслится как общенациональный герой. А.И. Маскаев полагает, что в песнях повествование идет «о главе не всей мордвы, а какой-то ее части»14. Вот одна из классификаций, которую дал А.М. Шаронов: 1. Тюштя и мордовская история; 2. Эрзяне выбирают инязора; 3. Тюштя и его дочь Кирдюня; 4. Тюштя и чудеснорожденный младенец; 5. Тюштя и сын 70-летней вдовы; 6. Тюштя и Ашо Локсей; 7. Исход Тюшти.
Хронологическая последовательность песенных сюжетов указывает на то, что произведения возникли как отклик на череду взаимосвязанных событий, следовавших друг за другом и передававших движении реальной истории(15). При рассмотрении этих сюжетов мы в первую очередь будем опираться на время их возникновения, подразделяя их на ранние и поздние сюжеты о Тюште.
Огромная ценность устной поэзии мордвы, как и фольклора любого другого народа, состоит прежде всего в том, что она представляет собой отражение художественной памяти всего народа, в том, что ее носитель веками вкладывал в свои произведения всю свою душу, свой характер, мироощущение и миропонимание, - запечатлевал в них наиболее приметные черты и особенности своей социальной и духовной жизни: трудолюбие, устремленность к гармонической красоте в восприятии природы, стремление делать все во благо.

        1.1. Эпическая история в ранних сюжетах о Тюште. В этом параграфе рассматриваются первые три сюжета: Тюштя и мордовская история; Эрзяне выбирают инязора; Тюштя и его дочь Кирдюня.

        Песни на сюжет «Тюштя и мордовская история» объединяет показать мордовскую историю от сотворения Инешкипазом мира и человека до ухода Тюшти за море. Такая особенность придает песенному повествованию схематичность, в нем ослабевает ощущение реального времени и пространства, не просматривается движение истории, которое обедняется, так как сводится к нескольким эпизодам. Возможно, первоначально существовало цельное произведение, которое отражало быт, мироощущение, жизненные ценности мордовского народа. Но к моменту более или менее целенаправленного и систематизированного собирания мордовского фольклора оно не сохранилось в памяти народа в целостном виде. Но и то, что сохранилось, представляет собой огромную ценность, ибо позволяет воспроизвести национальную концепцию истории, запечатленную в эпосе. Главное в этой концепции – трагическое начало(16). В результате экспансии более могущественного царя эрзяне и мокшане вынуждены покинуть свою родину в поисках новых свободных земель, чтобы не оказаться на своей земле рабами завоевателя. На этот сюжет известны три песни, каждая из которых оригинальна.
        Первая начинается с запева, в котором содержится обращение послушать, как появились на свет эрзяне, язык эрзянский, обычаи, кто создал их своим добрым разумом. Сотворил Инешкипаз небо и землю, океан, солнце и лунную в океан пустил три рыбы держать на себе сушу. Красивой стала земля-матушка, но не было на ней жителя. И задумал Инешкипаз создать человека. И создал он эрзянина, учредил эрзянский язык и обычай, привел к эрзянину жену и благословил их жить и размножаться. Скоро эрзян стало семь сел. Они начали ругаться и драться, волосы друг другу рвать, носы разбивать. Почему же они дерутся?

          Арась эрзянь кирдист кандыст,
          Арась эрзянь толконь содыст.
          Мезень коряс эрзят сёвныть?
          Мезень коряс эрзят тюрить?
          А явшевить эрзянь вирест,
          А явшеви леднема тикшест(17).
                (Нет у эрзян руководителя,
          Нет у эрзян разумного правителя.
          Из-за чего эрзяне ругаются?
          Из-за чего эрзяне дерутся?
          Не могут эрзяне поделить леса,
            Не могут поделить луга).

        Собрались семь сел и решили избрать инязора, великого хозяина, который бы прекратил их драки и обустроил их жизнь. Но кого поставить инязором? Где найти достойного человека? Поставили они инязором Тюштю, сына древнего эрзянина. Обустроилась их жизнь, наступил мир и порядок. Эрзяне слушались Инешкипаза, и за это он любил свой народ и во всем помогал им:

          Тюштянь народ сюро видиль.
          Видень сюрост тюштянь чачиль.
          Шкасто максыль нишке-пазось
          Сэтьме паро сон пиземе.
          А содыльть сынь вачо пеке,
          А аштильть сынь нучко седейть(18).
          (Посеет народ Тюшти хлеб.
          Уродится хлеб у них.
          Вовремя Бог давал
          Тихий хороший дождь.
          Не знали они голода,
          Не горевало у них сердце).

        Пошел однажды Тюштя в лес и увидел там березовую рощу. Придя домой, взобрался на крышу, взглянул на восток и увидел там русское войско, впереди которого стоял русский царь, задумавший отобрать у Тюшти землю, а народ его взять в рабство. Затрубил он в медную трубу, собрал вокруг себя народ и обратился к нему со словами:

          Эрзят, эрзят, паро ломанть,
          Мезе тесэ минь учутан?
          Эль сайсамизь руз инязор.
          Адядо, эрзят, оргодтяна
          Иневедь минь томбалев,
          Рузонь инязордо минь кекштяно(19).
          (Эрзяне, эрзяне, хорошие люди,
          Чего мы здесь ждем?
          Полонит нас русский царь.
          Пойдемте, эрзяне, убежим,
          За великим морем
          От русского царя спрячемся).

        Пошел Тюштя впереди, народ – за ним. Дошли до моря, проголодались, решили сварить кашу. Русские стали настигать их. Взмахнул Тюштя железным жезлом – река расступилась. Большинство людей, вместе с ним, перешло на другой берег, а некоторые остались доедать кашу. Оставшихся Тюштя проклял вечно быть русскими рабами, а остальных повел за собой:

          Зняро кадовкшность Тюштя маро,
          Се эрзятнень сон саинзе,
          Ине моря сон чирестэ,
          Раужо вирьс сон ветилинзе.
          Те шкас эрить не эрзятне.
          Арась пиле сынст марицяст,
          Арась сельме сынст неицяст(20).
          (Сколько осталось с Тюште людей,
          Тех он повел за собой,
          С берега великого моря,
          В темный лес он их завел.
          Никто о них не слышит,
          Никто их не видит).

        Такой является по песне мордовская история. Она начинается с сотворения Инешкипазом мира и появления семи сел, населенных эрзянами. Но почему же Тюштя решает уйти со своим народом от русских? Ему покровительствует Инешкипаз и Пурьгинепаз (Бог грома), он наделен сверхъестественными способностями, может взмахом руки останавливать течение рек, из глаз выпускать молнии, то ест он выступает не только как царь, но и как чародей и волшебник, способный противостоять любой иноземной силе. Причиной является воля Инешкипаза. Тюштя должен либо покориться русским, либо уйти на другую землю. Он выбирает второе, поскольку покориться было для него неприемлимо, а вступить в открытое противоборство с более сильным противником грозило полным физическим уничтожением народа. Хотя в реальной жизни были эпизоды побед эрзян над русскими. Князь Пургас на равных боролся с объединенными силами Владимиро-Суздальских и Рязано-Муромских князей в конце 12 – начале 13 века(21). Предводитель малочисленного народа, он сумел с достоинством и на равных противостоять экспансии более сильных соседей – объединенным силам князей северо-восточной Руси и Волжско-Болгарскому ханству. Пургаз не склонился даже перед мощью Батыевых орд(22).
        Тюштя силен не своими людьми, а той поддержкой, которую ему оказывают боги, Инешкипаз и Пурьгинепаз. Их помощь распространяется только в пределах власти инязора над эрзянами и мокшанами. И он поступает так, как ему предназначено, не допуская даже мысли ослушаться Инешкипаза. Все свои поступки он соизмеряет с волей неба и ведет себя не как обыкновенный человек, а как божий посланник. Оставшихся доедать кашу людей инязор проклинает не из-за того, что ослушались воли Инешкипаза, предпочтя сытый желудок и рабство свободе и национальному достоинству.
Причиной краха мордовской цивилизации является русский царь, русские – причина всех бед и зол, но это не вменяется им в вину. Тем не менее, русский в тюштянских песнях – агрессор, хотя и не враг. Не враг русский, разумеется, лишь в психологическом измерении, в котором присутствует сознание того, что его приход неминуем, так как на его пути нет должной преграды. Важной причиной отсутствия в мордовском фольклоре антирусских мотивов, может быть, является изначальная интегрированность мордовского мира с русским миром, о чем, по-видимому, свидетельствует и летописная Пургасова Русь(23). Русский летописец эрзянское княжество, возглавляемое князем Пургасом, называет Русью, «Пургасовой волостью», мысля его, скорей всего, как подобие одного из русских феодальных государств с финно-угорским населением. В этих летописях, частично освещающих события средневековой истории эрзян и мокшан, Пургас выступает как мордовский правитель. «Пургасова волость», возникший на основе союза по меньшей мере части мордовских племен, была тем потестарно-политическим образованием, которое способствовало сплочению их в территориальном отношении, закрепляло определенную общность социально-экономических, этических и других интересов, т.е. ускоряло их трансформацию в мордовскую феодальную народность.Как мы увидим в дальнейшем рассмотрении песен, почти во всех есть мотив испытания Тюштей своей предназначенности стать инязором. В рассмотренной песне он отсутствует, так же и во второй песне, как и рассказ о сотворении мира и человека. Повествование начинается сразу с рассказа о хорошей жизни эрзян:

Эрямось улдьнесь истямо паро,
Уш кельнесеяк а ёвтави,
Вай, превнесеяк сон а явови(24).
(Жизнь была такой хорошей
Словами не описать,
Ой, в мысли не уразуметь).

        Все было у них, не хватало лишь птичьего молока. Жили они так хорошо благодаря тому, что не было среди них русских,  управлял ими богоизбранный Тюштя. Инязор и одет был в такую же одежду, что Инешкипаз:

Кшнинь сумань Тюштя кантнесь перьканзо,
Кшнинь карнеть ульнесть сонзэ пильгсэнзэ,
Кшнинь щляпа ульнесь Тюштянь прясонзо,
Кшнинь карькске ульнесь сонзэ перьканзо,
Кшнинь палка сонзэ Тюштянь кецензэ,
Пижень трубазо Тюштянь мештьсэнзэ(25).
(Железный зипун Тюштя носил на себе,
Железные лапти надевал на ноги,
Железную шляпу носил на голове,
Железным поясом подпоясывался,
Железный жезл у Тюшти был в руках,
Медная труба у Тюшти был на груди).

   Сколько времени так продолжалось, неизвестно. Однажды Тюштя решил совершить моление. Одел железную одежду, поднялся на высокую гору, затрубил в свою медную трубу, собрал вокруг себя народ. На поляне, где совершали моление, увидел белую берёзу и замерло его сердце. Он сказал народу, что надвигается русская сила, им грозит смертельная опасность, и предложил уйти на ту сторону моря. Тюштя никого не принуждает идти с собой, но оставшимся предрекает быть вечно рабами у русских:

Вай, кона моли мельган молезэ,
Кона а моли кадовозо,
Сон урекс вардокс рузнэнь улезэ(26).
(Ой, кто пойдет со мной – пусть идет,
Кто не пойдет, тот пусть остается,
  Пусть он у русских вечно рабом будет).

        Три дня шли эрзяне по дремучему лесу, надеясь на помощь Инешкипаза. В момент приготовления каши их стали настигать русские. Тюштя позвал народ за собой, махнул железным жезлом и море перед ним расступилось. Но не все пошли за своим царем. Часть народа осталась доедать кашу. Этих эрзян инязор нарек  быть вечными рабами у русских, во сем угождать им и поставлять их царю солдат.
Присоединение эрзян к русскому государству означало ее обрусение и быстрое исчезновение с исторической карты, что в свое время произошло с Мерей, Мещерой и Муромой.
        Трагическое восприятие истории в песнях о Тюште – одна из отличительных особенностей эпического мироощущения Эрзи и Мокши(27). Во, например, как Ларионов С. А. и Завражнов Т.Е. в своем рассказе «Мордовская земля» описывают жизнь эрзян и мокшан. Был очень хороший царь, царь-государь Тюштень, богобоязненный, жалеющий людей, и он нищую братию кормил, поил и сам почивал; и еще лучше было его супруга царица Паштеня, богобоязненная, и она нищую братию принимала к себе в дом и кормила, поила их и хорошими словами говорила с ними, и много милостыни давала им, и одевала много грешных тел. Почему его забыл Бог? Не знаю, за наши ли грехи, за наше ли бездолье, или у него самого много грехов? Почему только Бог задел его, русскому царю отдал его, принудил нас к тяжелой работе, принудил нас к невольной работе?..(28). Они не мыслят своего будущего, для них все заканчивается с приходом на их землю русских. В мордовском эпосе Тюштя даже не помышляет вступить в борьбу с врагом. Изначальная принадлежность эрзи и мокши к русскому миру является, возможно, важной причиной отсутствия в их эпосе мотивов борьбы с нашествием русского царя.
        По жанровым признакам «Мордовская земля» занимает промежуточное положение между историзированной легендой и плачевыми формами мордовского фольклора. Передача ее содержания авторами целиком подчинена эмоционально-оценочному заданию, сближающему это произведение с фольклорными плачами и причитаниями. «Мордовская земля» - в сущности своей это оплакивание судьбы мордовского народа за утрату им своей социальной и национальной независимости, то есть перед ними своего рода плач-причитание, «Слово о родной земле»(29).
   Следующая песня начинается с избрания инязора, в ней присутствует мотив испытания Тюштей своего предназначения быть правителем. Воткнутое в землю сухое кнутовище, вопреки законам природы, становится плодоносящим деревом. Тюштя не желает этим удивить народ, поскольку люди воспринимают происшедшее как само собой разумеющееся. Мотив испытания встречается во многих песнях. Иногда чудесным признаком становится ковш в бочке со сладким пуре, который поворачивается ручкой в сторону Тюшти, когда он со стариками входит в дом. Испытанию Тюштя подвергает и чудесные знамения. Так, найдя в поле русский лапоть, что явилось свидетельством скорого прихода на его землю русских, Тюштя произносит заклинание:

                Коли сайсы рузай мастором –
                Ужо мон сялгса мон локшо недем.
                Бути сайсы рузай мастором –
                Умань кругом монь велявтомазон
                Алов нолдазо а ней отрост,
                Верев нолдазо а сон ней лопат(30).
                (Если русский захватит мою страну –
                Вот воткну я в землю кнутовище.
                Если русский захватит мою страну –
                Пока обойду загон,
                Пусть оно в землю пустит корни,
                Пусть оно на ветвях распустит листья).

        Кнутовище пустило корни, а на его ветвях появились листочки. При переходе через море Тюштя проклинает оставшихся людей. В его уста вкладываются слова, которые не свойственны ему как национальному герою:

        Вай, кона ваясь – ваязо,
    А кона кулось кулозо,
    А кона эри эрязо,
    Паро сыре илязо нее.
    Вай сукакс, каткакс левксыяст,
    Паро сыре иляст нее31.
    (Ой, потонувшему – потонуть,
    А умершему – умереть,
    А живущему – жить,
    Доброй старости не знать.
    Пусть как собаки и кошки плодятся,
    Доброй старости не знают).

        Эта песня, вероятно, подверглись изменениям в более позднее время, когда происходило разрушение эпических традиций и в обрисовке образа Тюшти вносились комические элементы. Скорей всего «деидеализация» богоподобного инязора происходила в обрусевшей части населения, там, где эрзяне и мокшане теряли связь со своей национальностью(32).
        На песни о Тюште повлияло и время, и те исторические события, при которых они бытовали. В связи с этим в них проникали элементы из реальной жизни, которые были не свойственны древней мордве.  Это прослеживается, например, в песне, записанной М.Е. Евсевьевым. В ней «инородными»являются часовые и караульные, стоящие у дворца инязора. О надвигающейся опасности Тюштю предупреждают ласточки, черный ворон, пчелиная матка. Как и в других песнях, Тюштя решает увести свой народ. Дойдя до моря, он говорит:

    Давайте, народом,
    Чувтоно-чувтонь керядо,
    Тикшень-тикшень кандодо,
    Моряно трокс сэдь тейтянок(33).
    (Давайте, мой народ,
    По дереву срубите,
    По травинке принесите –
    Над морем мост построим).

        Ослушавшихся он проклинает, как и в других песнях:

    Проклянинзе Тюштя азоро
    Пекень кис кадовозь эрзятнень:
    «Пингень-пингезэнк эрядо,
    Бояронь крестьят уледе!»(34).
    (Проклял тогда Тюштя-хозяин
    Оставшихся из-за животов эрзян:
    «Живите из века в век,
        Боярскими крестьянами будьте»).

        К этой песне близка песня, записанная Л.С. Кавтаськиным. В ней Тюштя живет между двух гор, на мордовском острове. На острове зеленый красивый луг, на лугу стоит дом с праздничным столом. Тюштя не верит ласточкам, божественным вестникам, предупреждающим его о приближении русских. Он решает проверит их:

    - Кода сайсы сон мастором,
    Кода сайсы сон народом –
    Пидезь-панезь монь атякшом
    Живиязо-оймиязо,
    «Ки-ки-ри-ки!» - сон ранкстазо,
    Рестазь-пуштазь щука калом
    Живиязо-оймиязо,
    Пуренть эзга сон уйнезэ(35).
      (- Если он отнимет свою страну,
    Если он заберет мой народ –
    Жареный, пареный мой петух
    Пусть вскрикнет, оживет,
    «Ку-ка-ре-ку!» - пуст запоет,
            Жареная, пареная моя щука-рыба
    Пусть воскреснет, оживет
    И начнет плавать в медовой браге).

        Включение щуки и петуха в песне тюштянскому эпосу не свойственно, поскольку они не относятся к числу традиционных эпических персонажей. Они – рядовые животные, не предназначенные для гаданий и предсказаний. Включение их в разряд волшебных произошло, по-видимому, случайно, в нарушение поэтического этикета. Заклинанию Тюштей петуха  и щуки есть аналог в русском фольклоре. В нем речь идет о сообщении архангелом Гавриилом Пресвятой Деве о том, что от нее родится божественный Искупитель. В ответ она сказала, что готов поверить в истину его слов, если рыба, одна сторона которой уже была съедена, снова оживет. И в ту же минуту рыба ожила и была пущена в воду(36).
        Мордовские сказания и песни, повествующие о гибели тюштянской земли и уходе Тюштяна вместе со своим народом за море, имеют близкое соответствие в болгарском фольклоре. В сказании о падении болгарского царства раскрывается буквально то же, что и в мордовских сказаниях. В мордовских и болгарских произведениях события изображаются почти одинаково: описывается хвастовство на пиру, появление вещих птиц, предостережение мудрых людей, упоминаются одинаковые чудесные знамения).
        Как уже отмечалось, характерной особенностью мордовского эпоса является отсутствие агрессивности, воинского начала. Насилие отвергается в нем даже в целях самосохранения. Но есть одна песня на мокшанском языке, записанная В.Н. Майновым в конце 19 века, где Тюштя вступает в противоборство с Владимирской царицей. Жил он на высоком берегу реки Суры в деревянном дворце в пять этажей. Однажды он собрал народ на свой день рождения, поил и кормил его. Люди хвалили инязора и молили Шкая послать ему доброго здоровья. У Тюшти в саду на высоком дубе была борть, в которой сидела пчелиная матка. Она сказала ему о намерении русского царя Ивана Грозного пойти на его землю, а его самого убить. Собрал Тюштя бояр и солдат и ушел с ними, а тех, кто находился на дальних местах, и малых детей оставил. Перешли Волгу у Белого Очага, дошли до Владимирской губернии, Тюштя обратился за помощью к Владимирской царице, но та отказала ему и ранила в руку стрелой. Взмолился он Шкаю, попросил у русских лук и стрелу весом в три пуда, выстрелил в угол дворца, дворец повалился на бок, царица, испугавшись, бросилась на острые камни и разбилась. Увидев это, владимирское войско испугалось и попросило Тюштю стать их царем. Тюштя отказался, он лишь  попросил показать ему свободную землю. Владимирские бояре провели Тюштю с народом к доброму царю по имени Китай, который поселил его на свободной земле.
        Эта песня интересна тем, что в ней Тюштя выступает как благородный богатырь, который, вступив в конфликт с Владимирской царицей, не перекладывает ее вины на подчиненных. Богатырский поступок Тюшти сочетается с подлинным гуманизмом, уважением к человеку другой народности. «Настоящие герои эпических произведений всех народов всегда гуманны, человечны, великодушны, и этим качеством они противостоят насильникам и поработителям»(37). В ряд таких героев входит и Тюштя.
        Причина ухода Тюшти за море почти во всех песнях одна – приход русских. В песне, записанной К. Евлентьевым в прозаическом пересказе, уход за море показан с комическим уклоном. В ней говорится, что русским понадобилась мордовская земля, и попросили мордовского инязора уступить небольшую часть, а именно столько, сколько может обхватить нить, обмотанная вокруг человеческой головы. Тюштя согласился. Русские выбрали самого толстого и сильного из своих людей и обмотали ему голову такой бесконечно длинной нитью, что охватила она всю мордовскую землю. И Тюште ничего не оставалось, как уйти со своим народом на другую землю. В этой песне Тюштя показан как наивный и неумелый правитель, обманутый русскими.
        Песни и предания Тюшти за море бытовали вплоть до 19 века. Народ искренне верил в существование обетованной земли, где ушедшие с Тюштей люди живут по своим обычаям и законам. О них появились многочисленные рассказы и предания, сохранившиеся как у эрзян, так и у мокшан. Так, в одном предании говорится, что в Темниковском уезде в 1886 году один крестьянин рассказывал, что их односельчанин, в то время уже умерший, был в Мордовском царстве. Он служил во флоте. В одном из плавании бурей разбило их корабль. Он уцепился за обломок мачты и четыре дня носился по морю, на пятый день волнами прибило его к берегу. В полубессознательном состоянии он услышал родную речь. Люди подобрали его, привели в чувство, накормили, напоили. Оказалось, это были те самые мордва, предки которых ушли с Тюштей за море. Живут они богато, свой царь у них, никто не обижает, податей никаких не платят38. В другом предании говорится, что «заморская мордва живет с Тюштяном в совершенном изобилии и довольстве, податей не платят и рекрутства не знает. «Эх, братцы! Пойдемте-ка за море искать нашего инязора Тюштяна! – восклицает мордва, когда на кого-нибудь из них найдет черный день, - уж то-то житье будет с ним!»(39).
        Эти предания носят утопический характер, выражают представление мордовского народа, находившегося под гнетом как собственных, так и русских помещиков, о том. Что есть где-то место, где их сородичи живут хорошо, и эта вера помогала им жить и надеяться на лучшее.
        Песни анализируемого сюжета подчинены задаче формирования образа идеального национального правителя. Тюштя рисуется как культурный герой. Он проявляет свой героизм не в борьбе с врагами, а на мирном, созидательном поприще. Героика его образа – в организации нового общества, в преодолении старого образа жизни. Именно созидательное начало в образе Тюшти является причиной отсутствия в нем богатырства. Даже в эпизоде ухода за море он проявляет себя как герой, поскольку принимает невероятно сложное решение, требующее железной воли, смелости, уверенности в себе. В мордовском эпосе нет богатырства, а герой идеализируется и поэтизируется за такие качества, как справедливость, физическая и духовная красота, мудрость, человеколюбие. В этом плане мордовский эпос близок к греческому, а также к финскому, где «все победы любимого героя Вяйнемейненена связаны с умением героя трудиться и приобретать знания»(40). Тюштя и Вяйнеменен близки тем, что оба занимаются мирной созидательной деятельностью во благо народа. Старцы, искавшие инязора, нашли Тюшти в диком поле пашущим пашню. В «Калевале» Вяйнемейнен показан засевающим свою землю ячменем:

     Старый, верный Вяйнемейнен
     Все шесть зерен вынимает,
     Семь семян берет рукою,
     Там из куньего мешочка
     И из лапки белки желтой,
     Летней шкурки горностая.
     Он идет засеять землю,
     Он идет рассыпать семя,
     Говорит слова такие:
     «Вот я сею, рассеваю,
     Горстью творческой бросаю,
     Всемогущею десницей,
     Чтоб росло на этом поле,
     Чтоб взошло на этой почве»(41).

        Вяйнемейнена мы видим то истерзанным морскими волнами, плачущим от бессилия, то твердо стоящим на корме своего челна во время страшного шторма, то увлекающимся женихом. То – наставником народа. Также многообразен и Тюштя. В песне на сюжет «Тюштя ды Ашо Локсей», когда Сарда разбивает его войско, он плачет, не знает, как ему быть. Когда его войско воскресает, он храбро бросается на врага. Он и беспомощный старик, и великий герой, который взглядом строит города («Тюштя и его дочь Кирдюня»). В одних песнях мы видим хвастливого инязора, в других – мудрого и справедливого правителя своего народа.
        Исследование песен о Тюште показывает, что между героем и богатырем прямой аналогии и тождества нет. Есть герои не-богатыри (Тюштя, Вяйнемейнен), есть богатыри не-герои (Святогор, Микула Селянинович). Из русских богатырей настоящим героем является Илья Муромец. Рожденному от простых смертных Илье Бог через посредство калик дарует судьбу героя. Он воин, благословенный небом, хранимый им, выполняющий на земле определенную миссию. И в этом отношении Илья Муромец сближается с Тюштей. Но Тюштя прежде всего царь. Греки считали героями «эпонимов местности, основоположников городов и племен. Герой – топонимический носитель, образное выражение «племени, «страны», племеначальник и в этом смысле, еще дородовом, «предок»(42).
        Мечта эрзян и мокшан создать собственное, независимое государство до конца не осуществилась. Поэтому представление о гибели эрзя-мокшанской цивилизации вследствие нашествия русских войск – не эпический вымысел. А суровая действительность.
        Есть одна песня на сюжет «Тюштя и мордовская история», в которой говорится о чудесной помощи Инешкипаза. Когда эрзяне и мокшане добрались до берега моря, не было у них ни домов, ни хлеба, ни засеянных полей:

     Нишке паз нолдась ир-пиземе,
     Верепаз нолдась проса ямкске.
     Седе каша сынь пидекшнесть.
     Истя пиряст сынь тирякшнызь,
     Истя пекест сынь андокшнызь(43).
     (Нишке паз пустил сыпучий дождь,
     Верепаз пустил просяную крупу.
     Из него они кашу варили.
     Так они жили
     Так они кормились).

        Пшеничную крупу можно сравнить с библейской манной небесной, однако она имеет истоки в эрзянской мифологии. Подобным образом Анге, мать богов, супруга Инешкипаза, разбрасывает с неба цветы для пчел, чтобы они собрали с них мед; разбрызгивает во время дождя молоко для коров, чтобы лучше доились; посылает благодать на землю в виде дождя, снега и зарницы, чтобы была она плодородной. Поэтому нельзя говорить о заимствовании, так как невозможно заимствование того, что не укладывается в представлении народа о должном, что не соответствует его миропониманию и его накопленному веками историческому и мировоззренческому опыту. Заимствование происходит лишь тогда, когда возникает то или иное тождество в культурах, сходство в житейских и исторических ситуациях. В.Г. Белинский говоря о заимствовании отмечал, что «один народ никогда бездумно и слепо не берет ничего у другого народа», «заимствование происходит сугубо национально, т.е. в соответствии с внутренними потребностями народа»(44).
        В песнях показываются изменения в сознании народа, обусловленные историческими причинами. Некоторые эрзяне как бы остаются с русским царем, не захотев пойти за Тюштей. Подобное явление случилось в то время, когда часть народа признала власть пришедших на его землю русских.
   В большинстве песен нет конфликта между Тюштей и народом. Он как бы намечается в эпизоде с кашей, но не получает развития. По А.И. Маскаеву, ритуальная каша является не только выражением определенного обрядового момента в жизни древней мордвы, но и показателем отсутствия единства среди нее(45). Тюштя мыслится как царь, избранный всем народом и служивший ему. Конфликтом, возникающих между ними, песни не знают. Тюштя любит народ, народ любит Тюштю – вот поэтическая схема их отношений.
        В песне, записанной М.Е. Евсевьевым, разделение народа происходит также в момент перехода через море:

     Конат мерить «адядо»,
     Конат мерить «кашанть сэвсынек»(46).
     (Одни кричат «пойдемте»,
     А другие говорят «кашу доедим»).

        В другой песне Тюштя так говорит кашеедам:

     Вай, и руз пиди сон просань каша,
     Вай, и руз каи ламо скалой.
     Уш кона ярсы се кашадонть,
     Вай, и се ули сон рузонь уре,
     Вай, и се ули рузонь вврдо(47).
     (Ой, и русский варит кашу,
     Ой, и русский кладет много масла.
     Кто поест той каши,
     Ой, тот будет работником русского,
     Ой, тот будет помощником русского).

        Некоторые мордовские певцы и рассказчики пытаются приподнести песни о Тюште как своеобразную неписаную историю мордовского народа, что не лишено основания. Даже переход через море, присутствующий практически во всех песнях, объясняется с исторической точки зрения. Немалое число эрзянских и мокшанских сел, родов со своими руководителями, чаще под давлением соседних племен или князей, нередко переселялись на другие земли вплоть до 18 века. Упоминаемое в песне море, которое расступилось перед Тюштей, следует воспринимать как поэтический образ. В ряде песен Тюштя переходит через реку, он предлагает народу построить мост через нее и перейти на другой берег.
        Тюштя изображается царем мордовской земли, находящейся либо:

     Моря маро сонзэ Рав ютксо,
     Вай самай моря усиясо(48).
     (Между морем и Рав рекой,
     Ой, на морском острове…),

        либо:

     Кавто пандо пандонь ютксо,
     Моря лангсо усиясо(49).
     (Между двух, двух гор,
         На море, на острове).

        По А.И. Маскаеву, ни в одной песне нет конкретных названий мордовской земли, мордовской столицы, где правил Тюштя. Речь можно вести лишь об условном эпическом образе местопребывания Тюштян(50). Однако общеизвестно, что мордва живет в бассейнах рек Суры, Оки, Млкши и Волги, и именно поэтому они постоянно фигурируют в песнях как образы страны эрзи и мокши. В героическом эпосе эрзян и мокшан пространство и время имеют исторически обусловленный характер с географическими и этническими атрибутами. Его пространственные представления говорят о том, что географический кругозор мордовского народа в древности достаточно широким. Он знает, моря, океаны, великие реки, горы, безбрежные поля и леса, что указывает на то, что его носители за свою историю немало постранствовали по свету, прежде чем осели в междуречье Оки и Волги.
        Эпос каждого народа имеет свои отличительные особенности. В мордовском эпосе трагическое начало давлеет над оптимистическим, хотя мечта о лучшем будущем в образе Мордовского царства, где в благоденствии живут потомки ушедших с Тюштей за море эрзян и мокшан.
        Вне зависимости от национальной принадлежности эпоса и уровня его развития, борьба в нем ведется «не за узкие, мелкие цели, не за личную судьбу, не за частное благополучие героя, а за самые высокие идеалы народа в данную эпоху»(51). Мордовский эпос ведет свое эпическое летоисчисление с той стадии развития, когда зарождается народность, в этническом сознании которой определяющую роль играет историческое мышление, проецированное в прошлое, настоящее и будущее. Оно сочетает в себе реалистические представления с фантастическими, достоверную информацию с вымышленной. Общество и отдельный человек видит мир таким, каковы они сами. Их миросозерцание зависит от уровня их социального и культурного развития, от господствующих интересов, умонастроений и так далее. Хотят они того или нет, но субъективизируют прошлое, приближают его к современности, актуализируют.
        Отличительной чертой песен на сюжет «Эрзяне выбирают инязора» является то, что мордовский эпический герой приобретает героические черты после того, как его избирают инязором, в то время как у других народов герои являются таковыми от рождения. Тюштя не стремится стать инязором, его избирает сам народ, хотя этим и ограничивает свою свободу. Мордовский эпос показывает эрзю и мокшу как такой народ, которому чужды властолюбие, чинопочитание, карьеризм, стремление к богатству. Истоки такой философии, не подтвержденной социальной практикой этноса, возможно, восходит к поэтической древности бесклассового общества. А ее устойчивое бытие в фольклоре объясняется переплетением в нем древнего и современного быта и, может быть, давлением древности над современностью(52). Правильность выбора народа и воли Инешкипаза Тюштя проверяет: нет ли более достойного кандидата, чем он.
        Во всех песнях о Тюште особое значение имеет эпизод избрания инязора, он является обязательным. Иногда песня им и заканчивается. Избрание инязора – обязательный эпизод в песнях потому, что этот акт означает зарождение государственности, возникновение которой составляет предмет и содержание героического эпоса. Инязором избирают разных людей, но под ним подразумевается один персонаж. В песне, записанной М.Е. Евсевьевым, инязором выбирают Иваша, к которыми приходят старцы и обращаются к нему с такими словами:

     Иваш, Иваш, Иваш-атя!
     Сокат видят – мезеяк аздат!
     Тонть пурныдизь эрзянь кирдикс,
     Тонть ладидизь эрзянь кирдикс!(53).
     (Иваш, Иваш, Иваш-старик!
     Сеешь-пашешь – ничего не знаешь!
     Тебя избрали эрзянским инязором,
     Тебя поставили эрзянским инязором!)

        Иваш неутомимый труженик, великолепный пахарь, пашущий один тридцатью сохами, боронующий сорока боронами. Старик Иваш за своими сохами настоящий богатырь, напоминающий сынов Калевы в эстонском эпосе и Микулу Селяниновича в русской былине(54).
        В песне, записанной Х. Паасоненом,  инязором выбирают единственного сына вдовы по имени Кондратий. Проверяя правильность выбора стариков, он втыкает в землю сухую яблоневую палку и требует, чтобы она превратилась в дерево и принесла плоды, пока он пройдет вокуруг загона. Когда он возвращается обратно, видит, что сухая палка пустила корни, распустила листья, завязала яблоки, и соглашается стать инязором, требуя себе в помощники старосту и полицейских, в чем, видимо, сказалось влияние образа русского царя и русского государства:

     Велес ладядо тынь старуста,
     Ищо ладядо полицейскойть.
     Сестэ улян тынк кирдицянк,
     Сестэ теян тыненк закон,
     Сестэ карман модань явшеме,
     Сестэ карман вирень явшеме(55).
     (В деревне поставьте вы старосту,
     Еще поставьте вы полицейских.
     Тогда буду вашим инязором,
     Тогда сделаю я вам законы,
     Тогда землю буду раздавать,
     Тогда буду леса раздевать).

        Упоминание в песне яблони не случайно. Яблоня в мордовском фольклоре изображается как дерево жизни и дерево мира, олицетворяющее жизнь в ее цветении и красоте, она связывает небо и землю, человека и бога, верхний и нижний миры, на нем восседает сам Инешкипаз и пирует вместе с другими богами, а также распределяет счастье. Эрзянский инязор, выращивая из сухой палки живую яблоню, дерево жизни – дерево мира, демонстрирует свою причастность к мироустройству, показывает, что он созидатель, способный привнести в народ порядок и целесообразность.
        Много общего отмечается учеными и в воззрениях финно-угорских народов на картину мира. По их представлениям, мир делится на три основные зоны: верхнюю – небесную, среднюю – земную и нижнюю – подземную. Миры изолированы не полностью, они сообщаются между собой. Связующим элементом служит так называемая ось, пронизывающее мироздание и составляющая его сердцевину. В качестве мировой оси могли выступать столп или гора, но чаще это было Мировое дерево (у марийцев, мордвы, удмуртов, венгров)(56). У разных народов подобными символами выступали яблоня, ель, ольха и т. д. В «Калевале» имеются отголоски представлений об ольхе. Упоминается великан Антеро Випунен, на челе которого растут огромные ольхи и другие большие деревья. В одной из рун Вяйнемейнен, разыскивая исчезнувших с небесного свода солнце и луну, обращается за помощью к ольхе: он гадает на ольховых лучинках.
        Эпизод избрания инязора в прозаических пересказах теряет свой колорит, что связано с изменением формы произведения. В них исчезает метафора, аллегория, образность мышления, обедняется образ самого народа, песня превращается в бытовой рассказ без художественного подтекста. Эта метаморфоза отчасти объясняется тем, что собиратели не знали эрзянского языка, мироощущения эрзян, и искажали их, в результате в текстах появились моменты, противоречащие эпической традиции. «Гадали, гадали старики и надумали выбрать себе царя. Выбор пал на мордвина по имени Тюштянь. «Так-то и так, - говорят старики, - жребий пал на тебя, Тюштянь, будь нашим царем». Тюштянь долго отказывается. «Не могу, - говорит, - править народом, не по силам». – «Сам Бог тебя избрал, а ты отказываешься. Этак он тебя накажет». – «Ну, коли сам бог избрал меня, буду царем, только сначала удостоверюсь в этом». Воткнул свое кнутовище в землю. Кнутовище было у него из дерева, сухое, обтесанное. Когда он вернулся с другого конца загона, видит: кнутовище его покрылось листьями и расцвело. Тогда Тюштя согласился стать инязором»(57). Противоречие в этом пересказе в том, что неэпической является угроза наказания Тюшти богом из-за его ослушания, в чем, видимо. Сказалось влияние христианской религии. В мифологии и религии эрзян Инешкипаз не наказывает людей, не грозит им жестокими карами за их поступки. В эрзянской концепции мироздания Инешкипаз – воплощение света, добра и красоты. В песнях о Тюште, как и во всем мордовском фольклоре, присутствие христианской религии почти не ощущается. В нем доминирует национальная религия, что означает сохранение эрзянами и мокшанами своего исконного миропонимания, собственных социальных, нравственных и эстетических идеалов(58).
        В другом пересказе Тюштянской песни старики идут искать инязора по воле бога, обратившегося к ним с небес, что не соответствует эпической поэтике, потому что в мордовской мифологии Инешкипаз общается только с героем, да и то через посредников (Ашо Локсей, Мекшава и т. д.). принципиальное отличие здесь в том. Что инициатива избрания инязора исходит не от народа, а от бога. Иногда в пересказ входят слова и выражения из русских былин.
        Песни  об избрании инязора вполне можно считать эрзянской версией возникновения государства на основе общественного договора. Правитель  мыслится как царь, избранный народом и служащий ему. Тюштя любит народ, народ любит Тюштю – вот поэтическая схема их отношений.
        Песни об избрании царя встречаются только у эрзян. Это, видимо, означает. Что на тот период развития эпоса мокшане еще не выделились в самостоятельную народность. Основа мордовского эпоса по содержанию, проблематике, сюжетно-композиционным ситуациям и поэтике одинакова для всех родственных мордовских племен. С той лишь только разницей, что некоторые тексты более полно сохранились у мокшан, а другие – у эрзи. Наблюдение показывает, что некоторые циклы эпоса больше полюбились эрзе, а другие характерны для мокши. Ряд произведений дошел до нас в поэтическом или прозаическом виде только на русском языке(59).
       Песня на сюжет «Тюштя и его дочь Кирдюня» известна на мокшанском языке. В ней нет мифологической части и мотива избрания инязора. Тюштя предстает перед нами как царь уже избранный, ни слова не говорится о предшествующей его биографии:

     Эй, шинь стямаса, панда пряса
     Эрясь Тюштянь оцязор,
     Масторонь кирди каназор(60).
     (Ой, на востоке, на возвышенности
     Жил Тюштя царь
     Держатель земли, государь).

        Песня состоит из двух частей. В первой показан противоречивый портрет правителя. В начале это могущественный царь, обладающий чудесными способностями:

     Весть варжаксты –окшя строяй,
     Омбоцяда – народ прдай(61).
     (Раз оглянется – город построит,
     Другой раз народ соберет).

        Ему противопоставляется беспомощный и одинокий в старости человек, у которого нет наследников, есть лишь стареющая дочь Кирдюня, которую никто не берет в жены. Хотя, если посмотреть другие песни, Тюштя не обижен ни женой, ни детьми:

     Удалась инязор кудочиде,
     Саень поладо, пиже эйдеде.
     Кода ашо локсей, сонзэ низэ,
     Прок локсей левкскеть, чачозь тяканзо(62).
     (Удался семьей и домом.
     Молодой женой, детьми своими.
     У него жена – что птица лебедь,
     Дети малые – что лебедята).

        Вот как описывает детей Тюшти В.К. Радаев в своей поэме «Пенза и Сура»: Три сына дал бог ему: первый Давол – словно ветер, быстр, горячей огня – второй сын Сятко, третий – Комоль – словно дуб-крепыш. Послушны все старику-отцу, мать-отец для них – счастье-долюшко. Словно яблоньки, красивые за сыновьями росли дочери, будто две звезды с неба ясного: Сура – первая, Кемаль – младшая. Не сказать, не описать, как хороши они, о красоте их можно только песни петь.
        Первая часть заканчивается причитаниями и жалобами Тюшти, он просит помощи у Шкая:

             Вачкодсь кафта сон кеднянзо,
             Урокоды, сон аварди,
             Вяре шкайти сон пеняцяй:
             - Ох, шкабаваз, ох, кормилець,
             Кода тиян, мон ков молян?
     Кода ладян вастонязень?
     Кода путан кароткязень?(63).
     (Всплестнул Тюштянь обеими руками,
     Вышнему богу пеняет:
     Ох, господи, ох, кормилец,
     Как мне быть, куда мне деться?
     Где найду я себе земли?
     Где расселить мне свой народ?).

        Во второй части о Тюште не говорится ни  слова. В ней Кирдюня сама отправляется искать себе жениха:

     Озась сиянь сон венешкас,
     Сиянь вёслат сон кядьсонза,
     Шукадезень пакарнярнзон,
     Вяри веднят сон уезь тусь.
     Моли, моли – серьгяди,
     Коза аф саты –ювади(64).
     (Села она в серебряную лодку,
     Серебряные весла она взяла.
     Расправила свои плечи,
     Против течения поплыла.
     Плывет, плывет – покличет,
     Как нет ответа – крикнет).

        Из трех претендентов – рыболова, плотника и хлебороба, она выбирает последнего, потому что именно сельскохозяйственный труд, по ее представлениям (а значит и люди того времени, создавших эту песню) способны обеспечить человека всем необходимым для жизни. В выборе Кирдюни сказались, разумеется, и эстетические представления древних мокшан: лучше и прекрасней тот жених, который превосходит других деловыми качествами, своей социальной значимостью, умением быть надежной опорой жене и семье. Преимущество земледелия перед охотой и рыбной ловлей подчеркивается и других песнях, сказаниях, легендах, пословицах. И это понятно: народная художественная идеология отражает общественную жизнь, представления и идеи людей того времени.
        Противопоставление в Тюште двух начал – его могущества, как богоизбранного правителя и героя, и слабости, как обыкновенного человека, неспособного противостоять противнику из-за его военного превосходства, присутствует во всех песнях о нем. Создается впечатление, что в песнях существует два вида сознания: эпическое и практическое. Эпическое сознание идеализирует героя, наделяя его всеми возможными достоинствами, а практическое сознание опускает с поднебесья в ту среду, в которой живут певцы и сказители, глядя на мир глазами реалистов.
        Кирдюня выбирает себе жениха подобно древнешумерской богине Инанне. Бог солнца Уту уговаривает Инанну, свою сестру, выйти замуж за бога пастухов Думузи. Инанна останавливает выбор на боге земледельцев Энкимду, который выращивает зерно в изобилии. Думузи  не соглашается с выбором Инанны и приводит аргументацию в свою пользу: убеждает ее, что он не хуже, а лучше Энкимду: если Энкимду дает хороший хлеб, то он, Думузи, дает сладкие сыры взамен, взамен бобов – маленькие сыры, сливки и т.д. Выслушав Думузи, Инанна убеждается, что он достойнейший, и за него выходит замуж(65). Кирдюня, отправляющаяся на поиски мужа, выступает как носительница матриархальной идеологии. Не дождавшись женихов, она сама проявляет инициативу в заключении брака, чем сближается с героями карельских эпических песен, в которых повествуется о том, как «невесты свободно выбирают себе женихов и приглашают их в свой род»(66).

           1.2. Концепция мордовской истории в поздних сюжетах о Тюште.
        К поздним относятся сюжеты «Тюштя и чудеснорожденный младенец», «Тюштя и сын 70-летней вдовы», «Тюштя и Ашо Локсей», «Исход Тюшти», в которых происходит деидеализация главного героя в связи с новыми историческими реалиями, вносимыми в первоначальные тексты, и разрушения эпических традиций.

        Образ Тюшти показан в песнях с разных. Порой противоречивых, сторон. В нем сочетаются все возможные достоинства, но в тоже время совершает поступки, несвойственные эпическому герою. Тюштя – общенациональный эпический герой, он такой, каким его мыслит каждый эрзянин и мокшанин. В создании песен о знаменитом царе и герое участвует народ, а именно он делает Тюштю, в зависимости от ситуации, добрым или жестоким, храбрым или осторожным, плохим или хорошим, то есть таким, каким может быть самый обыкновенный человек. В тоже время Тюштя полубог, рожденный от брака Литавы и Пурьгинепаза, а его предназначение – быть правителем народа. Его чудесные сверхъестественные способности связаны с его божественным происхождением. Сам он не может творить чудеса, а совершает их только по воле Инешкипаза.
       Из всех сохранившихся песен о Тюште выделяются две, эрзянская (Тюштя и сын 70-летней вдовы) и мокшанская (Тюштя и чудеснорожденный младенец), в которых с самого рождения ребенок говорит матери о своем предназначении стать новым Тюштяном, новым правителем народа. Если в мокшанской песне это предназначение не сбывается, то в эрзянской Инешкипаз доводит его до логического завершения. Являясь правителем народа, Тюштя до некоторых пор не имеет претендентов на свое место. В мокшанской песне показан прототип живого царя – жестокого и коварного правителя, не останавливающегося ни перед чем ради сохранения свое власти, даже перед убийством ребенка и его матери.
        Песня начинается с рассказа о девушке Федане, искусной вышивальщице и провидице. Она вышивает в горнице у семи больших окон. Солнце кружит вокруг нее, луна садится за ее спиной. Белое рукоделье в ее руках. Черным шелком она вышивает, красным шелком украшает, светлым золотом обрамляет. Солнце и луна на ее рисунке, звезды сияют над солнцем и луной, дождевые тучи висят под ними. Раз Феданя воткнет иглу – два раза по избе глазами поведет. Взглянула она на улицу и увидела там своего отца. На его вопрос, что она видит, Феданя отвечает, что видит младенца в колыбели, которого качает мать и поет о его предназначении: если будет девочка – одевать станет, если мальчик – будет кормильцем. На что ребенок отвечает:

     Мон аф стирнян, аф цёранян,
     Аф вачо пекень тряян,
     А калиш лангонь штсанян –
     Мон кшнинь кочкарян, кев касман,
     Тюштянь оцювонь савиян,
     Тюштянь прянь сезиянь,
     Тюштянь ваймень савиян(67).
     (Я не девочка, я не мальчик,
     Я не кормилец голодных,
     Я не покровитель нищих –
     Я, с железными пятками, с каменной макушкой,
     Победитель царя Тюшти,
     Убийца я Тюшти,
     Душегуб я Тюшти).

        Его слова слышит пролетавшая над Сурой Мекшава и передает их Тюште. Тюштя находит этого младенца и убивает его.
        Если в ранних песнях о Тюште не стремится к власти, то теперь всеми силами пытается ее сохранить. В этой песне Тюштя выступает как обычный земной правитель, который заботится только о своем благополучии, забыв о народе. Чудеснорожденный младенец появляется на свет. Чтобы сменить старого Тюштяна, но его миссия остается не выполненной. Однако его рождение знаменует начало исхода века Тюшти, оно означает предупреждение ему о пришествии нового времени с другими царями. Старый Тюштян, убив своего преемника, лишает себя покровительства богов. Богонепослушный Тюштян обречен на гибель, так как без поддержки Инешкипаза он не в состоянии быть сильным и достойным царем. Мотив убийства молодого претендента присутствует и в финском эпосе, где Вяйнемейнен предлагает отнести новорожденного сына Калевы в болото и там убить его. Отличие лишь в том, что Тюштя сам убивает своего соперника.
        Герои мордовского эпоса не выступают в роли убийц, потому что убийство, и вообще насилие, чуждо им. Этот эпизод носит случайный характер, по-видимому, он появился в более позднее время и связан с кризисом института старых Тюштянов, на смену которым приходят новые правители, с самого рождения считающие себя таковыми, тем самым предвещая появление нового времени со своими законами и порядками, где для старых Тюштянов не находится места.
        В песне о чудеснорожденном младенце наличествуют элементы, несвойственные для мордовской эпической традиции. Они появились, скорее всего, под влиянием христианства и являются сравнительно поздним явлением. К ним относятся мотив непорочного зачатия и девушки-провидицы. Даром провидения не обладает даже сам Тюштя, единственный герой, который общается с богами и пользуется их покровительством. Чудеснорожденный младенец, как бы заменяющий русского царя, также новое явление в песнях о Тюште. В героическом эпосе сохраняются следы архаических представлений о чудесных или таинственных источниках эпического 2знания»:  в ряде произведений более или менее существенную роль играют мотивы сновидения, предзнаменований, вещих предупреждений; события, определяющие судьбу эпических героев, государств, городов, направляются как бы волею волшебных сил и поэтому неизбежны. В иных случаях архаические мотивы чудесного вмешательства сливаются с религиозно-провиденциальными мотивами и представлениями. Среди эпических персонажей – носителей вещих предсказаний – нужно отметить девушек-прорицательниц: этот образ, очевидно, может быть возведен к архаическим истокам, так же как образ вещей матери, вещей птицы.
        Песни «Тюштя и чудеснорожденный младенец» и «Тюштя и 70-летней сын вдовы», на первый взгляд, очень близки по сюжету, но по сути это совершенно разные произведения. Общее между ними – рождение сказочного ребенка вследствие непорочного зачатия, у которого железные пятки, каменная макушка, колени, обмотанные проволокой, солнце на лбу, месяц на затылке, звезды на кончиках волос. Это говорит о том, что песни возникли на основе одного сюжета и имеют единый источник(68). Различия же между ними кардинальные. Мать чудеснорожденного младенца обыкновенная девушка, а в эрзянской песне это старуха, которой лишь в 70 лет Инешкипаз подарил сына:

     Вай, дова ава, солдатка ава,
     Да боярава, солдатка ава.
     Сизьгемень ие дова эзь чачто;
     Сон сизьгемень иеде мейле
     Сон цёра кака дованень паз макссь (69).
     (Ой, вдова, женщина-солдатка,
     Да боярышня, солдатка-вдова.
     Семьдесят лет вдова не рожала,
     А после семидесяти лет
     Ребенка-мальчика бог послал вдове).

        Этому ребенку суждено стать героем, пройдя через многие испытания. Случилось то, что было предначертано свыше. Отмеченного Инешкипазом и природой младенца, ставшего сначала правителем чужого народа, мордовский народ пожелал в будущем видеть своим правителем, наделив его всеми самыми лучшими качествами и талантами старого Тюштяна. Об этом говорит и вдова, качающая своего сына:

     - Уй, Эйдинем, эйдинем, а тон эйдинем,
     Вай, мон люкштядтян, мон и чаравттан,
     Эрзянь Тюштянен вийс-валс совавттан,
     Мон пиря ёнов а мон чаравттан –
     Эрзянь Тюштянень превнес совавттан.
     Вай, Нишке паз мерсь а сон истяня:
     Эрзянь Тюштянень чвсият ули(70).
     (- Ой, сынок, сынок, ты дитя мое!
     Ой, я качну тебя, убаюкаю,
     Эрзянского Тюштяна талант дам тебе.
     Я в сторону головы поверну тебя –
     Эрзянского Тюштяна ум вложу.
     Ой, бог Нишке да так сказал:
     Эрзянского Тюштяна у тебя счастье будет).

        Заклинания старухи услышал Ворон с железным клювом и передал их Тюште. Затем Ворон советует, как ему поступить: Тюштя должен разослать письма по стране, собрать всех детей, узнав среди них чудесного ребенка, купить его за любые деньги, посадить в бочку, бочку засмолить, закрепить железными обручами и бросить в море. Как советовал ему Ворон, так Тюштя и поступил. Но не оставил Инешкипаз младенца, пустил тихий ветер, который пригнал бочку к неизвестному городу. Вытащили люди из бочки младенца и принесли к царю, который ему очень обрадовался и взял его на воспитание, а затем отдал ему свое царство, поскольку он стал самым умным человеком на свете:

     Кода сакшнось сон ломань шка,
     Вай, ломань сэрьсэ сэринезэ,
     Мастор лангсо сон ней превей(71).
     (Когда тот стал взрослым,
     Ой, с ростом стал с мужчину,
       Он оказался умнейшим на свете).

        Эпическое сознание не мыслит своих героев худшими по сравнению с героями соседних народов, так как в противном случае потеряется смысл национального существования. Но эта оценка не этническая. А социально-политическая. В песнях русский царь, например, осуждается не потому, что он русский, а потому, что он агрессор, который пытается отнять свободу у мордовского народа.
        Как и в большинстве других песен, Тюштя с частью народа уходит за море, но уже под напором сына вдовы. В ней отсутствует мотив поедания каши. Отсутствует и мотив испытания Тюштей правдивости известия о рождении ребенка. Тюштя не пытается, как в мокшанской песне, убить соперника, понимая, что это воля Инешкипаза, и он не может этому противится. Тюштя поступает так, как советует ему Ворон с железным клювом, потому что через него Инешкипаз передает свою волю. Тюштя обречен быть образцовым правителем, так как народ, которого он представляет, не подвержен деидеализации в его самосознании. Эрзянская песня выдерживает строгие правила эпической поэтики, не деформирует идею классического образа – инязора. Ниспровержение инязора возможно параллельно схождению с исторической сцены самого народа. В героическом эпосе эрзян этого нет.
Ворон, как чудесный вестник, встречается не только в песнях о Тюште. В фольклоре коренных народностей Северо-Восточной Америки сохранились очень своеобразные сказания о Вороне – персонаже самых разнообразных фольклорных произведений(72). Упоминания о вороне встречаются в эпосе античных, древнеирландских и других народов. Ворон сопровождает Крона, Афину, Асклепия. В древнеирландских текстах ворон выступает как предвестник битв и гибели герое. Скандинавский верховный бог Один имеет двух воронов – Хугина и Мумина в качестве мудрых и вещих птиц. В русских сказках Ворон Воронович является демоническим персонажем, адекватным Змею или Вихрю. Ворон в мордовском эпосе проявляет не сходство, а тождество с воронами греческого, ирландского и скандинавского эпоса, что может свидетельствовать о его генетической связи с ними. Говорить о типологической общности здесь вряд ли возможно, , так как образ ворона имеет мифологическое, а не социально-историческое определение(73).
        Рождение чудесного ребенка свидетельствует об окончании века Тюшти. Если раньше Инешкипаз во всем помогал Тюште, то теперь он защищает чудесного ребенка, покровительствует ему на всем протяжении его жизни. И в конце концов возвращает его на родину как законного правителя, ибо на эту должность предназначил его сам Инешкипаз. То есть уже  с самого рождения он наречен быть царем, в отличие от Тюшти, которого на эту должность избирал народ. Старый Тюштян полностью тождественен своему народу, а молодой воспитывался в иной среде и захватывает родную землю при помощи другого народа.
        В этой песне, в отличие от других, в качестве противника мордовского народа выступают не русские, не русский царь, а «неверные», во главе которых стоит чудеснорожденный ребенок, хотя и не говорится, какой именно это народ. Термин «неверные» проник в песню в более позднее время из русского фольклора. В песне о Тюштяне  «неверными» называются те же самые эпические противники, которые этим именем называются и в русском фольклоре, в русской разговорной речи. В эрзянском и мокшанском языках незаимствованного слова с таким же значением нет.
Несмотря на появление в песне сказочных и книжно-христианских мотивов (необычные качества ребенка, непорочное зачатие и т.д.) она остается собственно эпическим произведением. Песня «Тюштя и сын 70-летней вдовы» по существу является продолжением мордовской истории. В мокшанской песне, в отличие от эрзянского, Тюштя совершает не свойственные эпическому герою поступки, происходит его перерождение. Из героя он превращается во властолюбивого правителя. В сюжетном плане песня о сыне вдовы близка к сказке «Марко Богатый и Василий бессчастный». В сказке христианский бог предсказывает Василию богатство Марка, в песне – Инешкипаз предрекает сыну вдовы должность тюштяна и место самого Тюшти. Оба они достигают своей цели. И сына вдовы, и Василия сажают в бочку и бросают в море. Василий попадает в монастырь и там за свои способности становится всеобщим любимцем. Тюштя получает корону царя чужой страны, завоевав любовь народа. Отличие песни от сказки в том, что сюжет о сыне вдовы продолжает развиваться дальше. Тюштя вспоминает о нанесенной ему обиде и идет войной на эрзянского Тюштяна. Он возвращается на родину как законный правитель, ибо на эту должность предназначил его сам Инешкипаз.
        Песня о сыне 70-летней вдовы, преодолев мифическое мышление, в полной мере преобразовалась в художественное повествование, в котором стало возможно достижение желаемой цели вопреки реальному положению вещей в социально-исторической сфере.
        Конфликт между старом вождем и народом свойственен и для финского эпоса: народ, не получив согласия Вяйнемейнена, передает власть чужеснорожденному младенцу, а Вяйнемейнен уходит в знак протеста, намереваясь вернуться назад, поскольку не может жить без своей родины:

     Вот исчезнет это время,
     Дни пройдут и дни настанут,
     Я опять здесь нужен муду,
     Ждать, искать меня здесь будут,
     Чтоб я вновь устроил Сампо,
     Сделал короб многострунный,
     Вновь пустил на небо месяц,
     Солнцу снова дал свободу,
     Ведь без месяца и солнца
     Радость в мире невозможна(74).

        В мордовском эпосе конфликт решается по-другому: Тюштя проклинает ослушавшихся, он не намерен мириться с положением раба у русских:

     Пингень пингень тынь эрядо,
     Масторонь колем стынь, каладомс
     Рузонь уреть тынь уледе,
     Руз тынк лангсо покш улезэ,
     Мезть мелезэ – сень тейнезэ(75).
     (Из века в век живите,
     До скончания века
     Русскими рабами будьте,
     Русский пусть вашим хозяином будет,
       Что хочет, то с вами делает).

        Предположение о том, что «Тюштя» является не собственным именем героя, а должностным названием, подтверждается анализом песни о чудесорожденном младенце и сыне 70-летней вдовы. В ней не говорится, как зовут ребенка, а Тюштяном он станет называться тогда, когда занимает место старого Тюштяна.
        Почти во всех песнях Тюштя выступает как герой-созидатель, назначение которого – исполнение на земле воли Инешкипаза и упорядочение жизни эрзянско-мокшансого общества. И лишь в одной песне он вступает в противоборство с врагом.
Песня «Тюшти и Ашо Локсей» начинает с рассказа о хорошей жизни эрзян. Инязор у них всем хорош: умом, силой, женой, детьми… Сидит Тюштя в своих палатах, справляет праздник. Пьют, едят гости, о делах говорят, житьем, добром хвалятся. Тюштя похваляется своей силой и войском, что не типично для его образа:

             Ки прянзо шнакшны сюпав сюросо,
             Ки прянзо шнакшны ламо эйдесэ –
             Паро цёрасо, мазый тейтерьсэ.
             Башка пря шнакшны эсензэ вийсэ:
             - Ки лиси, покштят, каршон тюреме.
             Сень мон тюшумбар нейке нолдаса.
     Ласте ушмосон нулакс тапаса,
     Торосо ятонть кавтов керяса.
     А цидярды сон, атят, монь каршо!»(76).
     (Кто хвастается богатым урожаем,
     Кто хвастается хорошими детьми –
     Хорошим сыном, красивой дочкой.
     Тюштя хвалится сильным войском,
     Отдельно хвастается своей силой:
     Кто выйдет против меня биться,
     В пух и прах того мигом разнесу,
     Растопчу его своей конницей,
     Саблей пополам разнесу врага.
     Не устоит он, старики, передо мной!»).

Эпизод хваставства в мордовском фольклоре встречается крайне редко, он пришел в мордовскую песню, возможно, из русской былины(77).
Перед дворцом у Тюшти стоит большой сад, в котором растут яблони. Вдруг без ветра листочками они захлопали. В листочках вспорхнула ласточка, она подлетела к Тюште и сказала человеческим голосом, что на них войной идет хан Сарда. Взял Тюштя свою трубу, поднялся на гору и увидел, что со всех сторон на эрзянскую землю подступает неприятель:

     Икеле ёндо печказ вийть.
     Удало ёндо душман вийть,
     Керш ендо моли Сардань ушмозо,
     Вить ёндо сы сонзэ ордазо.
     Варштакшнось Тюштя чиньстямо ёнов –
     Ине душманонь вийть то ёндо молить.
     Варштакшнось Тюштя чинзэ валгомов –
     Ине печказ вийть то ёндо молить(78).
     (Спереди идет татарская сила.
     Сзади идет вражеская сила.
     С левой стороны идет войско Сарды.
     С правой стороны идет его орда.
     Посмотрел Тюштя на восток –
     Великая вражеская сила идет с той стороны.
     Посмотрел Тюштя на запад –
     Великая татарская сила идет с той стороны).

Собрал на следующий день Тюштя людей и сказал, что надо идти биться с Сардой. На битву призвал тех, кто смог пройти через высокую гору. Только самые сильные и молодые смогли это сделать. Три дня и три ночи Тюшти шел со своим войском. На четвертый день встретился с Сардой. Словно темный лес стоит войско Сарды. Тюштя первым начал сражение, сам пошел вперед, чтобы самому снести голову хану. Его войско осталось без предводителя и было полностью перебито. Сарда ему говорит: «Оглянись-ка, Тюштя, назад, разбито твое войско, ни одного воина нет в живых.один ты стоишь передо мной и меня дразнишь». Опечалился Тюштя, не знает, что делать. Спустился с неба Ашо Локсей и велел ему пойти к роднику, который находился под горой, и побрызгать серебренной водой своих воинов и сказать заветное желание. Так Тюштя и сделал. Ожило его войско и опять ринулось в бой. Но намного сильнее войско Сарды. И хан предлагает Тюште прекратить бессмысленное сопротивление и покориться:

     - Кадык тон, Тюштя, тюреманть,
     Максыка монень эсеть масторот.
     А цидярдомс теть печказтнэнь каршо.
     Сисемксть седее покш ногаень ушмось(79).
     (- Брось ты, Тюштя, воевать со мной,
     Примирись с судьбой, отдай мне землю.
     Что тебе со мной напрасно биться?
     У меня семь раз сильнее войско).

Оглянулся Тюштя и увидел свое разбитое войско. Еще больше опечалился он. Но снова с неба спустился Ашо Локсей и велел еще раз окропить своих погибших воинов родниковой водой. Как густой лес поднялось войско Тюшти, как молнии засверкали их копья, Пурьгинепаз дал о себе знать – загрохотал гром на небе. Услышав это, разбежалось войско Сарды. Собрал Тюштя своих людей и велел разойтись по домам и заняться своими делами: пахать поля, выращивать хлеб, украшать эрзянскую землю…
Упоминание Пурьгинепаза в данной песне и в других не случайно. Основная функция Пурьгинепаза владычество громом и дождем, управление небесными стихиями. Конкретное понимание грома и дождя зависит от поведения людей, от отношения к ним самого громовика: любимых убивает (даруя им очищение и светлую жизнь на том свете), вызывающих его гнев побивает градом, заслуживающим сострадания посылает тихий дождь, чтобы хлебом наполнились их поля. Выполняя эти и ряд других функций, Пурьгинепаз выступает как бог-покровитель эрзянского народа, оказывая грозной своей силой воздействие на образ его жизни и поведение: они должны быть такими по содержанию и форме, чтобы способствовать совершенствованию человека и благотворному его труду.
В третий раз спустился с неба Ашо Локсей и велел Тюште попить воды из родника, поклониться Мастораве. Сделал это Тюштя и успокоилось его сердце, а сам превратился в седого старца.
Может показаться сказочным мгновенное превращение воина в седого старца. Однако данное перевоплощение – его имманентное свойство. Он может в течении месяца переживать три возраста жизни: в новолуние он юн, в полнолуние – зрелый муж, при ущербе месяца – ветхий старец(80).  Рядом с родником он воткнул ветку, из которого мгновенно вырос могучий дуб. На дуб спустился Иненармунь и заговорил человеческим голосом:

     А синдеви те чувтось даволнэнь,
     Эрямс сонензэ тёжа иень перть,
     Зярс те тумонтень, инязор, касомс,
     Знярс покшолгадомс эрзянь виентень(81).
     (Бури этот дуб сломать не смогут.
     Тысячу лет здесь стоять он будет.
     Сколько лет расти дуб этот будет,
     Столько лет народ твой крепнуть будет).

Иненармунь велел Тюште идти домой и дать людям последние наставления:

     Ней азё велявт, Тюштя, кудов-чив
     Эсеть меельце тевтнень теме,
     Эсеть меельце мельтнень явовмо…(82).
     (А теперь вернись, Тюштя, к себе домой
     Свои последние дела доделай.
     Последние мысли выскажи…).

Тюштя является воином по необходимости. Когда его войско разбивает Сарда, он унывает, плачет, не знает, как ему поступит, и лишь благодаря Инешкипазу добивается победы. Богатырство у мордвы не нашло применения. Оно в мордовском эпосе не сложилось по то причине. Что мордовский феодализм не был экспансивным. Ориентированным на завоевание чужих земель, а был самозамкнутым, развивавшимся в пределах собственной страны и собственного народа. Вобравшим в себя особенности его образа жизни и образа мышления.
Геройство Тюшти проявляется в мирной, созидательной деятельности, хотя ему не чуждо и богатырское начало, но он им пользуется редко, потому что по воле Инешкипаза богатырем ему не суждено быть. Подвиги Тюшти – подвиги духовно-нравственные, а его предназначение – в исполнении на земле воли Инешкипаза, поэтому зло и насилие ему противопоказаны. Тюштя герой, но не богатырь. Он не хочет быть богатырем, ему это не свойственно, и вовсе не потому. Что слаб. Ит в данной песне, и в сюжете песни о столкновении с Владимирской царицей мы видим обратное. Тюштя организатор и созидатель, внедряющий в жизнь людей закон и порядок, добро и справедливость, гармонию и красоту. В большинстве песен он не вступает в противоборство с врагом и уходит с насиженных земель вовсе не потому, что труслив. Хищное, звериное начало в человеке как бы оскорбляет Тюштю,и он не приемлет его ни в себе, ни во враге. Такая нравственно-психологическая установка, как трудно объяснимый мировоззренческий феномен, и стала, вероятно, причиной того, что воинское богатырство не получило сколько-нибудь заметного развития в мордовском эпосе. В этом плане мордовский эпос можно сравнить с финской «Калевалой», где непосредственные описания боевых схваток иногда настолько коротки и поверхностны, что создается впечатление, будто певцы рун намеренно старались не останавливать внимание слушателей на жестоких и кровавых боях. Калевальские герои, бесспорно, проявляют исключительное мужество и бесстрашие, но они никогда не прибегают к жестокости, и ни один из них не пытается награбить для себя драгоценностей или имущества. Наоборот, борьба калевальского народа направлена против корыстных захватнических вожделений.
В образе Тюшти соединяются человеческое и божественное начало. В песнях он предстает как полубог, хотя в народном сознании мыслится прежде всего как земной царь. Указывается место его правления – Керенск и Наровчат, называется конкретный исторический противник – русские. Именно божественное начало продлевает ему земную жизнь, но все же человеческое начало ведет к неизбежному концу. Об этом идет повествование в песне «Исход Тюшти».

     Тюштяньгак те шкась эзизе стувтне,
     Сонзэ вакскаяк эзь ютакшно.
     Сонгак стакалгадсь, лавшомсь рунгозо.
     Сыречизэ сась, куломась нежедсь(83).
     (Тюштю время тоже не минуло,
     И мимо него тоже не прошло.
     Вот к нему уж старость подступила.
     Стала в дом ломиться Смерть-Кулома).

Как полубог он не может просто умереть. Закончив свое земное пребывание, он возносится в более совершенный мир. Тюштя, «умерший» на земле, продолжает жить на небе как божество, поэтому его «смерть» понимается как перевоплощение в другое качество, из одной формы бфтия в другую, более высокую и всеобъемлящую84. Как бы то ни было, в фольклоре Тюштя конкретный человек, обладающий несокрушимой силой, мудростью, хитростью и даже волшебством.
Покровительство Тюште Инешкипаза проходит через весь эпос и составляет одну из важнейших его особенностей. Причина этого – в его божественном происхождении. Существует мнение, что первоначально он был не царем,  а каким-то мифологическим божеством. По А.Г. Эндюковскому, Тюштя «заместил собой забытое впоследствии первоначальное мифологическое божество; когда-то, в палеонтологическом прошлом, он не только не был царем, но сначала даже не был мужчиной, точнее мужским божеством, а женщиной, женским божеством»(85).
Точка зрения А.Г. Эндюковского не лишено основания. Возможно,имя Тюштя трансформировалось от имени Иштар, а первоначальное божество на стадии патриархата и раннеклассовых отношений, когда стал складываться героический эпос, перевоплотилось в героя-демиурга, став наместником бога на земле подобно Иисусу Христу и Магомету. Тюштя – классический эпический герой, прошедший в своем развитии несколько стадий. На мифологической стадии он божество, на эпической богочеловек, на исторической – правитель с признаками реального царя.
В песнях Тюштя обычно уходит за море со своим народом, «смерть» его не показывается. В преданиях дается несколько вариантов его исхода. В первом случае после победы Тюшти над «неверным» ханом к нему прилетел Белый Лебедь и сказал: «Дело сделал ты великое. За это тебя не забудут. Иди теперь попей из родника и поклонись земле-матушке». Попил Тюштя воды из родника, взглянул на небо, поклонился земле-матушке и пропал из виду(86). Это предание близко с песней «Тюштя и Ашо Локсей», отличие в том, что в песне не показан исход Тюшти, и вместо хана Сарды выступает «неверный» царь. В другом случае говорится, что «последний царь жил на горе недалеко от Наровчата. А когда татары стали завоевывать мокшу, Тюштя аокинул свою родную землю. Сел верхом на коня и поскакал на восток. Прискакал в большой лес, поднялся на дерево и вознесся(87). Еще в одном предании Тюштя спрашивает народ, умереть ли ему перед их глазами или удалиться куда-нибудь. На это народ отвечает ему: «Очевидная смерть твоя будет для нас несравненно прискорбнее неизвестной твоей отлучки. После видимой смерти твоей нам не останется никакого утешения, а если ты уйдешь куда-то и умрешь там, то мы будем ждать твоего возвпашения(88).
После своей смерти Тюштя превращается в божество, покровительствующее эрзянам. В песнях он выступает как бы в роли посредника между Инешкипазом и эрзянами, как и Инешкипаз он называется создателем эрзянского народа:

     Тонгак, Тюштя инязор,
     Инязор, пеле паз…
     Кулындеряй – кулосто,
     Эряндеряй – живойстэ,
     Неик минек сюкпрянок,
     Марить кургосо валлонок,
     Ваныть вереть-сывелеть,
     Жалить сыменень-сывельстэ
     Минь чачыне, раштынек,
     Пеле мастор пештинек(89).
     (И ты,инязор Тюштя,
     Инязор, полубог…
     Если умер, мертвый,
     Если жив, дивой,
     Увидь наше моление,
     Услышь наши слова.
     Защити свою кровь и плоть,
     Из твоей крови и плоти
     Мы родились, расплодились,
     Пол земли заселили).

В честь Тюшти в некоторых селах совершались специальные моления. Подобно тому, как христиане молятся иконам, эрзяне и мокшане молились специально изготовленной священной свече, являющейся заменителем самого божества. Ему, как божеству, способному управлять стихиями, приписывались разные природные бедствия. Народ считал, что это наказание им за грехи. В соответствии с древними представлениями «воспроизводство в природе и обществе оказывается в прямой зависимости от магической силы царя», в связи с чем «отнюдь не случайно претендент на царский престол должен был показывать свою способность управлять природой, проявлять свои магические способности»(90). Несмотря на смерть Тюшти люди верили в его возвращение. Так, среди мордовского населения саратовского уезда ходили рассказы о том, что Тюштя до сих пор жив и готовится идти войной против своих врагов. Эта война будет последней, так как в ней погибнет вест мир(91).
На сюжет песен и отношение к ним оказали влияние исторические события и сознание народа в момент из бытования. В связи с этим в песни вносились новые элементы в обрисовке Тюшти. Образ Тюшти историзовался параллельно историзации сознания народа.
Мордовский мифологический бог – культурный герой, создатель более совершенных природных, социальных и духовных ценностей для человека. Тюштя как инязор тоже выполняет функции культурного героя. Он в своем земном бытии подобен богу, но не отчуждается от человека, а служит ему. У некоторых африканских и  иных племен, создавших культ царя-мага, функции культурного героя приписываются этому царю-магу. Следовательно, обожествление культурного героя – конечный результат длительного исторического развития этого образа. Подобное перевоплощение мы видим по отношению к эпическому герою эрзян и мокшан Тюште.
При рассмотрении песен мы столкнулись с множеством вариантов, рассмотрение которых позволяет раскрыть закономерности существования сюжетов. Как в устно-поэтической традиции любого народа, так и в народной поэзии мордвы один и тот же герой, одна и та же тема, один и тот же сюжет, эпизод, мотив, образ в разных вариантах может трактоваться по-разному, одни и те же поступки мотивируются разными причинами в разных жанрах. Вся красота и глубина народного замысла, все многообразие его художественного воплощения вскрывается только при детальном сопоставлении вариантов. Лишь при сплошном сравнительном изучении текстов может быть нарисован полный образ героя, каким он представляется народу – этот способ позволяет вникнуть в побудительные мотивы поступков, совершаемых героями; сопоставление вариантов помогает понять сущность и развитие конфликта, составляющего основу повествования.
Анализ вариантов песен о Тюште говорит о том, что они создавались в течение длительного времени, неоднократно изменялись, вбирая в себя веяние времени, и в соответствии с ними изображался и главный персонаж. В большинстве произведений он показан положительным героем, наделенным всеми лучшими качествами – умом, духовной и физической силой. Народ относится к нему с большой симпатией и любовью. Все его поступки находят у него однозначное одобрение, между ними нет противоречий. Если же говорить об эпизоде с кашей, показывающий конфликт некоторой части людей с Тюштей, то в ряде ранних произведений он отсутствует. Тюштя остается в памяти народа прежде всего как царь и герой, борющийся не за личное, а всенародное, общечеловеческое благополучие и счастье, все его поступки направлены для достижения этой цели, поэтому он так близок народу и память о нем сохранилась до сих пор.


                Примечания
               

1См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 108.
2См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И. Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 173.
3См.: Путилов, Б.Н. Героический эпос и действительность / Б.Н Путилов. – Л., 1988. С. 8-12.
4См.: Петросян, А.А. История народа и его эпос / А.А. Петросян. – М., 1982. – С. 28.
5См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И. Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 172.
6См.: Мелетинский, Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники / Е.М. Мелетинский. – М.,1963. – С. 5.
7См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И маскаев. – Саранск, 1964. – С. 178.
8.См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 114.
9См.: Фрейденберг, Д.М. Поэтика и сюжет жанра / Д.М. Фрейденберг. – М., 1997.
10См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 178.
11См.:Ефимова, М.Ф. Мордовский народный эпос и поэма В.К. Радаева «Сияжар» / М.Ф. Ефимова // Горение: Лит.-худ.сб.,1986. – С. 238.
12См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И Маскаев. – Саранск, 1964. – С.220.
13См.: Дорожкин, М.В. «Сияжар» и мордовский народный эпос / М.В. Дорожкин // Аспект – 1989. – Саранск, 1989. – С. 108.
14См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И. Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 198.
15См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 108.
16См.: Там же, - С.111.
17См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd. V. – S. 18.
18См.: Там же, - С. 22.
19См.: Там же, - С. 24.
20См.: Там же, - С. 26.
21См.: Шаронов, А.М. Пургас / А.М. Шаронов // Вдохновение: Лит.-худ.сб. – Саранск, 1991.
22См.: Абрамов, В.К. По следу времени: исторические очерки / В.К. Абрамов. – Саранск, 1991. – С.41.
23См.: Полное собрание русских летописей. – М., 1965. – Т. 1. – С. 192.
24См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd. V. – S. 28.
25См.: Там же, - С. 28.
26См.: Там же, - С. 34.
27См.: Шаронов, А.М. Пургас / А.М. Шаронов // Вдохновение: Лит.-худ.сб. – Саранск, 1991.
28См.: Аспект -1991: Исследования по мордовской литературе. – Саранск, 1993, - С. 228.
29См.: Алешкина, С.А. народные летописцы / С.А. Алешкина // Аспект – 1991. – Саранск, 1991. – С. 220.
30См.:  Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd. V. – S.93.
31См.: Там же, - С. 95.
32См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 125.
33См.: Евсевьев, М.Е. Эрзянь морот / М.Е. Евсевьев. – М., 1928. – С. 4.
34.См.: Там же, - С. 5.
35См.: Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т.1.
36См.: Афанасьев, А.Н. народ-художник. Миф. Фольклор. Литература / А.Н. Афанасьев. – М., 1986. – С. 133.
37См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 188-189.
38См.:  Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т. 10. – С. 198.
39См.: Там же, - С. 200.
40См.: Петросян, А.А. История народа и его эпос / А.А. Петросян. – М., 1982. – С. 330.
41См.: Калевала. Карело-финский народный эпос. – Петрозаводск, 1956. – С. 9.
42См.: Фрейденберг, Д.М. Миф и литература древности / Д.М. фрейденберг. – М., 1978. – С. 38.
43См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd.1. – S. 99.
44См.: Белинский, В.Г. собрание сочинений в 3-х томах / В.Г. Белинский. – Т. 1. – М., 1948. – С. 103.
45См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 212.
46См.: Евсевьев, М.Е. Эрзянь морот / М.Е. Евсевьев. – М., 1928. – С. 4.
47См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd.1. – S. 69.
48См.: Там же, - С. 96.
49См.:  Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т. 1. – С. 247.
50См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 205.
51См.: Пропп, В.Я. Русский героический эпос / В.Я. Пропп. – М., 1958. – С. 5.
52См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 141.
53См.: Евсевьев, М.Е. Эрзянь морот / М.Е. Евсевьев. – М., 1928. – С. 6.
54См.: Мелетинский, Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники / Е.М. Мелетинский. – М.,1963. – С. 155.
55См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd.1. – S. 81-82.
56См.: Юрченкова, Н.Г. Мифология в культурном сознании мордовского этноса / Н.Г. Юрченкова. – Саранск, 2002. – С.61.
57См.: Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т. 10. – С. 197.
58См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 175.
59См.: Вопросы финно-угроведения. – Саранск, 1975. – Вып. VI. – С.299-300.
60См.: Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т. 1. – С. 254.
61См.:  Там же, - С. 254.
62См.: Шаронов, А.М. Масторава / А.М. Шаронов. – Саранск, 1994. – С. 190.
63См.: Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т. 1. – С. 254.
64См.: Там же, - С. 254.
65См.: Крамер, С.Н. История начинается в Шумере / С.Н. Крамер. – М., 1991.
66См.: Евсеев, В.Я. Исторические основы карелдо-финского эпоса / В.Я. Евсеев. – М., 1957. – Кн. 1. – С. 100.
67См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd. IV. – S. 43.
68См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 157.
69См.:  Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd.1. – S. 248-249.
70См.: Там же, - С. 249.
71См.: Там же, - С. 251.
72См.: Мелетинский, Е.М. Происхождение героического эпоса. Ранние формы и архаические памятники / Е.М. Мелетинский. – М.,1963. – С. 38.
73См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 162.
74См.: Кавлевала. Карело-финский эпос. – петрозаводск, 1956. – С. 326.
75См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd. V. – S. 26.
76См.: Шаронов, А.М. Масторава / А.М. Шаронов. – Саранск, 1994. – С. 303.
77См.: Маскаев, А.И. Мордовская народная эпическая песня / А.И Маскаев. – Саранск, 1964. – С. 194.
78См.: Шаронов, А.М. Масторава / А.М. Шаронов. – Саранск, 1994. – С. 305.
79См.: Там же, - С. 312.
80См.: Евлантьев, К. Этнографические известия о мордвах / К. Евлантьев // Архив географического общества СССР. Р. 53. Оп. 1. - № 33.
81См.: Шаронов, А.М. Масторава / А.М. Шаронов. – Саранск, 1994. – С. 312.
82См.: Там же, - С. 312.
83См.: Там же, - С. 314.
84См.: Шаронов, А.М. Мордовский героический эпос: Сюжеты и герои / А.М. Шаронов. – Саранск, 2001. – С. 173.
85См.: Эндюковский, А.Г. Сюжет Тристана и Исольды в мордовском фольклоре / А.Г. Эндюковский // Тристан и Исольда. – Л., 1932. – С. 248.
86См.: Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т. 10. – С. 202.
87См.: Там же, - С. 50.
88См.: Там же, - С. 202.
89См.: Paasonen, H. Mordwinische Volksdichtung / H. Paasonen. -  Helsinki, 1977. – Bd. VI. – S. 128-132.
90См.: Криничная, Н.А. Персонажи преданий: Становление и эволюция образа / Н.А. Криничная. – Л., 1988. – С. 105.
91См.: Устно-поэтическое творчество мордовского народа. – Саоанск, 1963. Т. 10. – С. 203.