Запомнился на всю жизнь

Жарко. Конец августа. Деревенский двор. Дядя Ефим рубит баню. Сам себе под нос мурлычет какую-то песню. Прислушался. Какую-то «Джамайку» вспоминает. «Видать тетка какая-то красивая» - решил я. Тяжело дыша, сел на бревно. Полотенцем вытер пот со лба, а затем и со своего плотного тела – 140 кг.
- Генка, неси батвинью!
Пригубился к трехлитровке и выпил сразу половину. Сейчас вспоминаю про ботвинью, когда сильно мучает жажда. Резкая, холодит, кажется, что мозги промерзают. Никакая Пепси и Кола с Херши, вместе взятые, не заменят ее. А какая окрошка!
Поставив кринку, громко сказал: «Баста. Едем в хребет за шишками».
С криками: «Едем, едем», мы бросились искать свою одежонку. Вот – собрались за три минуты и ждем своего доброго дядю около мотоцикла. А мы – это Шурик, ему 14 лет, Вовик – 8 лет – сыновья дядины, и я любимый племянник – Генка, 10 лет.
- Что же мне с вами делать?
Нам стало ясно, что все мы на маленький мотоцикл «Минск» или по-нашему – «козлик», не сядем.
Мы с Шуриком смотрели на Вовика, ясное дело, он самый маленький, должен остаться и он это тоже понял. Большие черные глаза заблестели и вот-вот Вовка должен взорваться громкой сиреной.
- Ладно, ладно, - вовремя вступил до глубины души любивший ребятишек дядя Ефим, - едем все.
Вовика посадили на бачок, а мы с Шуриком – сзади. Ну, в общем, мотоцикла под нами не было видно. Пролетали дома. Старухи в Сарафанах качали нам в след своими кичками. Желтые поля пшеницы стебали нас по коленам своими полными колосьями. Рубашонки раздувал теплый, приятный воздух. Вскоре дорога пересекла речку и врезалась в лес – мелкий березняк. Белая стена справа и слева. Загадочный запах. Прохлада. Дорога, извиваясь, пошла в гору. Уже, каменистей, круче. Мотор ревел надрывисто, и дышал жаром. Последние – тр…, тр… и мы остановились. Перегрелся. Дальше пойдем пешком.
Дорога перешла во вьющуюся между деревьев тропинку. Через голубичник, усыпанный спелой ягодой. Ягоду срывали на ходу и пихали в рот. В конце концов наше спотыкание и хватание надоело дяде и он присел на колоду, закурил. Тут-то мы и отвели душу. Рты наши стали черными, а руки – малиновыми. Зубы ныли от оскомин.
Ну все, дальше. А вон и шишка. Да где же, где? И где-то высоко. На самой верхушке деревьев увидели темные точки, это и были шишки. Тут же недалеко, под деревом, стояла громадная колотушка. Дядя взял ее на плечо, конец ручки вставил в ямку около кедра, да как ударит по дереву. Сверху засвистело и зашлепало вокруг нас по траве. Это были шишки. Упало немного – штук пять. Еще было не время и они были в смоле. Стукая один за другим кедры, мы продвигались по тайге.
- Смотрите, смотрите, избушка медведя.
Подошли к домику: одно окошко, дверь, крыша из лубков (кора лиственницы). Внутри нары, маленький столик и печка. Огарок свечи, дрова, к потолку привязаны два мешочка – соль и лапша… Пахло прелым сеном.
Домик был маленьким, сказочным и мы правда подумали, что здесь действительно живет медведь, но куда-то ушел. Развели костер, «сварили» чай, поджарили сало на рожне, нарезали вдоль свежие огурцы. Ломти домашнего хлеба. Все было так вкусно.
Где-то загрохотало, хотя небо и было чистым. Мы шли по тропинке домой. Все потемнело. Деревья сердито шумели, раскачивая кроны. Зачем пришли сюда? – сердились они.
Стали пролетать крупные капли дождя. Мы уже не шли, а бежали. Когда добежали до мотоцикла, промокли до нитки и дорога стала скользкой. Мотоцикл не слушался руля и, если бы не дядины расставленные ноги, мы бы точно уехали с дороги в лес. Одежда на нас у всех была одинаковой расцветки – цвета грязи. В конце концов мотоцикл заглох и не заводился. Дядя что-то откручивал, закручивал, а мы стояли и зябли.
- Дядя, мы с Шуриком пойдем по дороге.
- Ну идите, - видать надеялся что догонит нас. Наступили сумерки. Дождь не переставал лить. На обочине дороги сидели медведи, волки и разные звери, но когда мы подходили ближе, то это оказывались пни, коряги и камни. Стало совсем темно. Дорогу иногда освещал яркий свет молний. Но после этого становилось еще темней. Шли на ощупь. Спотыкались, падали и снова шли.  На  ботинки  налипла  глина  и  они  стали тяжеленными.
Вдруг, на обочине дороги загорелись два зелененьких огонька. Чьи-то глаза? Наверное волк! Мы встали как вкопанные. Стой не стой, а идти надо. По телу холодок и дрожь. То ли от холода, то ли от страху. Шурик выдернул руку из моей и пошел. Я понял, что он хочет драпануть, а со мной далеко не убежишь. Страху моему не было предела. Только поравнялись с точками, он как рванет. Я за ним, нисколько не отстаю. Бежали, пока в глазах не потемнело. Остановились, но за нами никто не гнался. Позже я узнал что это были светлячки. Пошли, но теперь уже всю дорогу оглядывались. Вдали загорелись огни свинофермы и у нас появилась какая-то надежда, идти стало легче.
Вот и ферма, но чтобы до нее добраться, нужно перейти речку. Днем проехали не замочив ног, но сейчас она превратилась в грохочущую, грязную, пахнущую илом реку. Мучила мысль: стоит переходить или нет. Взявшись за руки пошли. Совсем немного осталось. Вода выше пояса. Схватились за ветку куста, когда дно ушло из-под ног, и выползли из этой вонючей жижи.
Но это было еще не все наши испытания. Когда подошли к домику пастухов, нас окружило шесть громадных собак. Они облаивали нас как загнанных зверьков, бросаясь на нас. Я кричал, что есть мочи: «цыть, цыть», а Шурик почему-то: «брысь, брысь». Вышли пастухи, отогнали собак, завели в дом. Напоили, накормили, обогрели и уложили спать в угол на телогрейку. Дядя же заночевал на соседней ферме. Спать ему не пришлось: думал о нас. Эту ночь не спали и мои родители, и их мать. А утром за нами приишел колхозный вездеход с поисковой группой. В девять часов мы уже были дома, и наши мамки вытирали слезы радости.
Много раз я ходил в тайгу за шишками, но тот – первый, запомнился мне на всю жизнь.